Я никогда ни на кого не сержусь. Ни один человек не может сделать ничего такого, что заслуживало бы такой моей реакции. На людей сердишься, когда чувствуешь, что их поступки важны. Ничего подобного я давно не чувствую.
***
Накахара никогда не злился на людей. Да, он часто обижался, говорил, что ненавидит, но по факту всегда лгал. Ему было сложно ненавидеть кого-то, но сейчас, сидя прикованным в подпольном бункере Мафии, Чуя ощущал неконтролируемую злость на Дазая. Черт бы побрал этого предателя! Его парень, как считал Накахара, просто решил поработать несколько дней без перерывов, но когда в его дом ворвались два человека с огнестрельным оружием, то рыжеволосый начал заметно нервничать. В подвале темно, сыро и пахнет кровью. На языке ощущается привкус железа, а рыжие волосы с оттенком меди запутались в грязный ком. Тело сдавила тугая веревка, которая ужасно сковывала тело и перетирала кожу даже через одежду. – Ты так и не вспомнил ничего? Чуя вздрогнул от прокуренного баса и только сильнее сжал кулаки и стиснул зубы. – Нет – звучит серьезно и непргоибаемо. На голову тот же час обрушился град холодной воды, от чего лёгкие на мгновение перестали качать воздуха. – А если хорошенечко вспомнить? Ты же наверняка знаешь, где Альберт. – Сколько раз повторять надо, что я не знаю, где этот чертов придурок? – срывается на крик журналист. Ему всё равно, что с ним случится, лишь бы с его котом ничего не произошло. Он уже как три дня без корма. – Ах ты, блядский паразит, – со всей дури ударяет по скуле дознаватель, – играться со мной вздумал?! – Тише, тише, дорогой мой друг, не трать силы, – сзади послышался бархатный баритон, и в приеме показался теперь нынешний босс американский Мафии — Фрэнк Костелло. – Сколько можно меня держать тут, если я ничего не знаю? Накахара не стесняется в выражениях, задавая прямые, иногда провокационные, вопросы. Умения вести беседы у него в крови, которые позже подкрепились знаниями из Университета. – Мне так жаль, что нашего дорогого гостя привели в столь не подобающее место. Позволь загладить свою вину. Костелло делает жест рукой, в следующую секунду голубоглазого больше не сковывает веревка. – Помоги ему встать и проводи в мой кабинет, – сурово приказал босс дознавателю, а тот не смел ослушиваться. – Как прикажете, босс. Накахару приподнимают, позволяя разработать онемевшие ноги, потом ковыляя вместе до кабинета, дознаватель опускает студента на диван, шумно выдыхая. Такой мелкий, но тяжёлый, зараза. Костелло разворачивается на стуле и приподнимает голову, укладывая ее на руки. Кабинет в красно-черных тонах заставляет разум погрузиться в депрессию и испытать липкое чувство страха. Огромное панорамное окно, через которое проникают лучи закатного солнца, находится за спиной у босса. Из-за этого буквально на мгновение мрачное помещение преображается в светлую обитель с переливающимися красными оттенками. – Итак, Накахара, начинающий журналист, бывший любовник Анастасия и нынешний пленник Мафии, хочешь поведать мне нечто интересное? Если бы в такой ситуации пленнику позволили плюнуть в лицо главе американской Мафии, то в эту же минут он валялся с простреленной черепушкой. Но Чуя умеет думать перед тем, как действовать. – О, Ками–сама, я ничего не знаю, сколько раз говорить?! Рыжеволосый умело играет своими эмоциями, чувствами, мимикой, предавая словам духовный аргумент. – Хм, так понимаю, что смысла тебя держать нет, и по законам нам следует убить тебя, чтобы языком не болтал, но думаю будучи живым, ты можешь пригодиться. Костелло также не лыком сшит, слишком умён, слишком расчётлив и холоден. – Перед тем, как отпустить тебя, хочу кое с кем познакомить, – мужчина даёт знак телохранителю, и тот открывает дверь, в которую вносят небольшой коробок. Он красиво упакован, красный бант с золотой тесьмой закрывает почти половину коробки.. – Открой, – слышится голос из массивного темного кресла. Накахаре немного некомфортно от осознания, что он не может ослушаться. Всё-таки Америка до чёртиков свободолюбивая страна. Бледные руки аккуратно тянут за край банта. Алыми потоками ленточка спадает на пол, где, наверное, пролежит максимум полчаса, пока не начнется уборка помещения. Чуя приоткрывает коробку и сразу перехватывает дыхание. Рыжеволосому хочется вдохнуть воздух пошире, но сердце, которое до этого момента обычно билось, отказывалось в сем действии. – Узнаешь эту небольшую игрушку? На дне коробке валялся маленький пистолетик. Ни чем не примечательный, только малюсенькая гравировка отличала его от других. – Пистолет отца... – у Чуи от нервов трясется нога, как будто ржавая пружинка, издает странные звуки. – Откуда он у вас? – Знаешь, Накахара, у нас ведь самые лучшие ищейки в мире, – блондинистые волосы убираются рукой хозяина, а дорогой костюм сгинается в области живота, когда Фрэнк наклоняется вперёд – Я удивлен, что ты помнишь данное оружие. Твой возраст на тот момент не состовлял и пяти лет, как ты неудачно поигрался. Пальцы сжимают подол штанов сильнее так, что ногти, которые немного отрасли, могли не сильно, но поранить мягкую кожу тела. – Уу-ублюдки, да как вы смеете?! – Тише, Накахара, будьте спокойнее. Рыжеволосый смог бы успокоиться, если бы сядящая напротив рожа не выражало всем своим видом ехидство. – Тебе придется рассказать свою историю самому, иначе мне придется поведать ее так приукрашено, что у маски уши завянут. – Какой вам от этого прок?! Это не поможет вернуть Альберта!! – Скука, мой дорогой друг, – сухо промолвил глава, не изменившись в лице, – лишь скука. Знаете, поговаривают, что абсолютно любой работник не знает о происходящем в мыслях начальника? Так что помимо Чуи ничего не понимали и служивые Мафии, находившиеся рядом. Но они не могли ослушаться или бесцеремонно выйти. Такова участь рабочего класса. – Я-яяя...Я-я..Я.... – Ты? – Я СЛУЧАЙНО ЗАСТРЕЛИЛ СВОЮ СЕСТРУ ВО ВРЕМЯ ИГРЫ. Как печально бы не звучало, но любой человек винит себя в течение длинной, либо короткой жизни за совершенный проступок, который можно было избежать, будь он чуточку разумнее. В ситуации Накахары проступок расценивался, как самый настоящий грех. – Это произошло в пятилетнем возрасте, моей сестре тогда только 7 исполнилось, – голубоглазый говорил медленно, растягивая слова, не давая слезам политься из голубых глаз. – Мы играли во дворе, в то время как родители смотрели телевизор в гостиной. Я-я знал, что в комнате у папы хранится ствол, а мы как раз играли в бандитов и копов. Так я в-взял пи-пистолет, не зная, что он заряжен и-и..и.. – И случайно выстрели в девочку, поразив область грудной клетки. К сожалению, ее спасти не удалось, – закончил Фрэнк, – тем временем мать-японка, любившая своего сына намного больше, чем мужа, дала показания против него, а зная уровень расследования уголовных дел в США, ей поверили. Отец Чуи просидел в тюрьме больше 10 лет, пока не был досрочно освобожден из-за примерного поведения за железными стенами. Сейчас никто не знает, где находится отец Накахары, – Костелло лишний раз пролистывает папку с информацией. Рыжеволосый вздрагивает, когда его фамилию произносят таким тоном. Даже если это случайность, никто не может смыть грех с Чуи. – Твоя фамилия раньше Стивенсон была, пока мать тебе свою не отдала, верно же? – риторический вопрос в данной ситуации Накахару немного выбесил. Сразу видно, что босс смеётся над ним. – Я вижу, что ты рыбу проглотил, поэтому я перейду ближе к сути. Вся информация в голубой папке, – Фрэнк специально повертел ее в руках, – находится только у нас. И если каким-то неожиданным образом сведения и улики всплывут на поверхность даже спустя столько лет, я думаю полиция все равно заинтересуется, чтобы упечь тебя за решётку. – Н-нет, что вы хотите? – после судимости довольно сложно построить карьеру или собственный бизнес. – Я хочу, чтобы ты работал на нас. Я помню, что во время представления в Казино, Альберт пояснил твое пришествие, как нового работника, но ты же понимаешь неофициальность такого заявления. Так что теперь... – А какую пользу принесет мне Мафия? Накахара помнит второй разговор в итальянском ресторане с предателем Дазаем. Он позвал его в Мафию, а Чуя просто не определился. Больше на эту тему они не говорили. Сейчас если подумать выгода для него от Мафии заключается в сохранности личной информации... Но возможно выбить что-нибудь ещё из преимуществ? – Хорошо, позвольте добавить ещё парочку условий. Фрэнк заинтересовано преподнимапт брови, выражая степень крайней заинтересованности. – Первое – гарантированная поддержка и безопасность при поисках информаций и в принципе в жизни; второе – я не собираюсь убивать и делать что-то подобное; третье – я не собираюсь мстить Анастасия никоим образом, так как мне все равно и соучастником поимки я быть не собираюсь. Таковы условия. Кабинет погружается в тишину через минуту прерываемв смехом и уст босса. – Всё-таки у Альберта прекрасный нюх на самородки. Только вот последнее условие мы и не собирались выполнять, – отвечает белокурый мафиози, – вчера получили телеграмму от босса Лучано с требованием отпустить Альберта. Как же хорошо, когда дружишь с начальством. – Зачем вы говорите это при мне? – до голубоглазого не до конца доперло, что происходит тут. Скорее всего все это из-за травмы головы. – Ты теперь член «Коза Ностры», а в Семье не принято хранить секреты. Осталось только за малым пройти обряд посвящения. Ты же понимаешь, что кроме согласия у тебя нет выбора, а? Накахара? Сквозь зубы послышалось гневное шипение: – Я согласен, босс.***
Лёгкая прохлада окутывала одинокие стены дома в Бруклине. Накахара спустился вдоль стены в прохожей, закрывая рот рукой, тем самым подавляя вырывающиеся всхлипы. Он чувствует непосильную дрожь, убивающую его пополам, и боль от осознания, что человек, из-за которого он пережил все трёхдневный страдания, сейчас был где-то далеко отсюда. Голубые глаза предательски слезятся. Из двери показывается кошачья голова, затем туловище и хвост. Нацумэ мягко трётся о хозяина, пытаясь успокоить или как-то облегчить муки своего хозяина. – Прости, мой хороший, мне так жаль. Накахара подбирает кота на руки, подмечает, что тот весьма похудел за три дня голодовки. Рыжеволосый приподнимается с котом и отправляется на кухню. Разоренная комната приветствует его не в лучшем свете. Все перевёрнуто, видно ищейки искали информацию о местонахождении Дазая. Чуя невольно погружается в воспоминания. – Дазай, ты в порядке? В последнее время ты до безобразия молчалив. Мужчина продолжает неотрывно смотреть в окно, держа в одной руке чашку с кофе, а в другой книга про криминальные разборки. В принципе ничего удивительного. – Что-то такое, Чуя? Его голос остаётся холоден, даже когда Накахара обнимает его со спины. Они встречаются несколько месяцев, что удивительно для рыжеволосого. Обычно он долго привыкает к людям. – Я беспокоюсь за тебя. Ты сам не свой в последнее время... – Прости, я заставляю тебя беспокоиться. Поверь, все хорошо. Большая мазолистая рука с необычно длинными пальцами сжимает бледные руки с сетью голубых еле заметных вен. – Чуя, я хотел кое-что спросить. Голубоглазый готов поклясться, что в голосе Осаму слышались нотки беспокойства и тревоги, но из-за того, что он прижимался сзади рассмотреть лицо партнёра не представлялось возможности. – Что такое, Осаму? Это мягкое "Осаму" выдаётся с надрывом. Дазаю кажется существование без Чуи бессмысленным, учитывая столько времени восхищения его личностью через прочтение рукописей. Честно, Осаму готов остаться здесь навечно: в этой кухонке, с любимым рыжим человечком и огромным ворчливым комком шерсти. Стоит признать, что отношения с обожаемым питомцем голубоглазого постепенно наладились и переросли в обоюдную тихую вражду, выражавшуюся в обсыкании дорогих сапог и фирменным пинком дружбы от Дазая. Шатен понимал – любые воспоминания ценны, терять их труднее всего. – Смог бы ты прости меня, если бы я ушел? – Ушёл? О чем ты размышляешь, Дазай? – журналист сжимает рубашку мафиози сильнее; сердце от беспокойства готово крутить сальто. – Просто ответь, – вырывается довольно резко, но Осаму уверен, что Накахара не обратил внимание на его интонацию. – Знаешь, Осаму, у меня есть два вопроса и второй скорее всего адресован мне самому.. – Какой твой первый вопрос, милый? – Ты имеешь в виду уйдешь из Мафии или от меня? – на последней ноте голос предательски дрогнул, боясь услышать последующего ответа. – От тебя... – А-ахз, этого я и боялся... Тут возникает вопрос самому себе. – Какой же, Чуя.. Ответь мне. – Вопрос не в том, смог бы я тебя простить, а в том, чтобы у меня получилось принять тебя обратно. Руки сжимаются ещё сильнее вокруг мужчины, не желая вообще отпускать. – Не уходи от меня, Осаму... В ответ доносится глухая тишина, которую как не хотел прервать мафиози, но не мог больше врать. – Пообещай мне кое-что, милый Кольцо рук исчезает, когда Осаму разворачивается, чтобы посмотреть в лазурные омуты напротив. Они стали серьезнее. – И что же, Осаму? Воспоминания обрываются, а голова начинает несщадно болеть, будто на нее накатили несколько вёдер высокотемпературной лавы. Накахара наливает в чашку коту свежей воды и через разбросанные вещи тащит ему корм из кладовки. Видимо, Нацумэ настолько ленив, что не додумался найти корм самостоятельно. Накахара наблюдает за тем, как исхудавший питомец поглащает всю еду из чашки в считанные минуты. Рыжеволосый точно уверен в блевотине на диване через несколько часов. За окном проносятся звуки сирен и пожарки. Походу на окраине опять пожар. Но Чуе до безобразия все равно. Он лишь поднимается по ступенькам на второй этаж. Мягкая кровать окутывает и заставляет окунуться в мир сновидений. На грани реальности и сна голубоглазый припоминает короткий разговор в момент, когда страстная ночь только заканчивалась, а впереди только поджидало спокойное утро. Относительно спокойное. Свет быстрыми потоками заполняет пространство спальной комнаты, где на двуспальной обители разложились два взрослых мужчины с переплетенными не только пальцами, но и ногами. Грязная одежда валялась на полу и стала отличным ночлегом для трехцветного манипулятора. Внезапное шевеление послышалось в кровати, а именно рыжеволосый юноша, что неудачно поймал в своих рыжих кудрях солнечных зайчиков. По началу глаза немного режет, но с течением времени они распахиваются все больше, даря миру необъятные широты лазурного моря. Чуя оглядывается по сторонам, не заметив ничего необычного, он уже готов вставать, как кольцо рук втягивает его обратно в обьятия. – Что ты делаешь, Дазай? В ответ доносится недовольное кряхтение, и лицо с копной каштановых волос сильнее упирается в поясницу, терясь носом, вдыхая аромат цитрусовых и совсем капельку персика. – Ээй, Осаму, ты мне важные органы передавишь. Накахара пытается отодвинуть тушку от себя. Удается ему это из рук вон плохо, поэтому он вынужден сидеть тут и ждать, когда хозяин соизволит его отпустить. Неожиданно его взор упирается в упаковку таблеток, находящихся на прикроватной тумбе – Дорогой, а что это за таблетки? Рыжеволосый заметил данные лекарства довольно давно, но спросить по поводу них молодого человека никак не решался. Через 5 минут молчания трудоголик со стажем соизвол поднять на Чую тяжёлый мутный взгляд. – Чу-Чуу, у нас была сложная ночь, дай поспать. Я потом отвечу тебе на все вопросы. Все это бурчит Дазай, переворачиваясь на другой бок. Но свойственная Накахаре манера поведения теперь не даёт ему адекватно жить. Он с радостью принимается тормошить Дазая, который спустя пару минут валяется на полу, выражая всем своим видом обиду и страдания. В это время стены дома сотрясаются от смеха Чуи. Тот просто не знал, как остановиться. – С таким отношением ко мне, я ничего не расскажу, – заявляет мужчина, завернувшись в одеяльный кокон и гордо задрав нос. Ну точно ребенок, хотя в книгах часто описывают мафиози, как неспособных к ребячеству людей. В случае Дазая Осаму – это утверждение гавно. Накахара кладет подбородок на руки и со всем вниманием сверлит бледную щеку на полу. – Хватит дуться, просто расскажи мне, да пойдем есть. При упоминании еды, у Осаму предательски забурчало в желудке. Шатен сдается. Все таки упоминание пищи – запретный прием, к которому Чуя прибегал довольно часто. – Если говорить коротко, то это препарат, без которого я не могу жить. Накахара почесывает подбородок, явно не удовлетворившись ответом. На это действо Дазай закатывает глаза, затем вдыхает и выдыхает. – Обещай, что не будешь задавать лишних вопросов и примешь все как есть, – голос чертовски серьёзен. Накахаре кажется, что он пожалел о заданном вопросе. Сможет ли он понять ответ? – Обещаю, я... Отрывки воспоминаний заканчиваются адской болью, от чего Чуе приходится лишь зашипеть и потрогать назревающую шишку. Пока что ему не стоит вспоминать прошедшую реальность. По крайней мере в его памяти остались небольшие пробелы.***
То, что творится у меня в голове, куда интереснее того, что происходит снаружи.
Собрание Комиссии и всех семей было назначено на 9 часов вечера, то самое время, когда трудолюбивые люди заканчивали свой тяжёлый рабочий день, а остальное население, совершающие все свои непристойные дела, только заступали на свой пост. По традиции посвящение в ряды Мафии происходило в кабинете босса с главами других преступных группировок. Да и обряд по сути являлся тихим делом, заключающим в себе произношение клятвы и сжигание лика святого на ладонях. Надетая белая рубашка идеально подчеркивала подтянутое тело. Поверх нее жилетка с цепочкой, выделяющая особый вкус юноши. Классические штаны со стрелкой и чернейшая шляпа с такой же цепочкой, как на жилете, скрывающая небольшую выпуклость в виде шишки от недавних допросов. Накахару провожали двое охранников по массивным мрачным коридорам, напоминающим готический стиль Франции. Хотя никто не думал, что в Америке есть нечто подобное. Всё похождение занимало около 10 минут, но казалось, оно угнетало намного больше времени, так как освещение тут, мягко говоря, херовое. Кроме подсвечников нихрена нет. Или это образ такой мрачный составляли, или всё-таки мафиози настоящие жмоты. Перед тем, чтобы переступить порог, Чуя поправил свой жилет. Даже если и вступаешь в организацию не по своей воле, то всё-таки выглядеть превосходно для впечатления чертовски хотелось. На рыжеволосого уставились 5 пар глаз, одетых с иголочки наперевес с кобурой за пазухой. Они осматривали его внимательно, словно хищники-стервятники, которые ожидали какого-то проступка, чтобы сразу оторвать голову и выбросить её своим гончим собакам. Накахару видели не в первый, ведь первый раз произошел в подпольном ресторане-казино, куда он явился как рабочий и помощник предателя. Такое себе второе впечатление на самом деле. Телохранитель, стоящий за спиной у временного босса Костелло прошептал на ухо "Все чисто. Можете начинать" и покинул кабинет, оставляя власть пяти взрослым мужчинам. Чуя, будучи в такой напряжённой обстановке, все равно похвалил свой хороший слух. Фрэнк резко поднялся с кресла «босса всех боссов» от чего Чуя незаметно вздрогнул, погруженный в собственные мысли. – Дорогие гости, все мы тут собрались, чтобы посвятить в нашу маленькую Семью ещё одного важного человека, – он немного пробежался взглядом по четырем людям, сидевшим по два человека от голубоглазого, – как вы знаете, только заместитель босса имеет право принимать в Семью новых её членов. Правда, не без одобрения совета. Длинная речь Фрэнка Костелло заставила Чую немного вздремнуть. – Раз в совете никто не выразил протест, то мы пожалуй начнем. Накахара Чуя, подойди сюда и поклянись своей Семье в верности. Накахара делает несколько шагов прямо к боссу. Если бы Чуя не представлял из себя тонкого психолога, то сказал бы, что все в зале так же не шелохнулись, но по их спинам ясно, что они напряжены. Напрасно, перед тем, как пустить Чую внутрь, его тщательно осмотрели. Протянутый палец был проколот кинжалом с высеченной на рукоятке золотой итальянской надписью верности. Кровь медленно просочилась через эпидермис и красными каплями падала на пол. Через секунду тот самый телохранитель принес на серебряном подносе лик святой Марии, которую в ту же минуту самостоятельно подставили под кровяной поток. – Сейчас будет самое интересное... Многие зрители достали сигареты элитной марки, молча наблюдавшие за тем, как кровяной лик поджигают, и кладут этот полыхающий огонек в руки рыжеволосого. – А теперь, мой дорогой, произнеси клятву, – Костелло тоже не упустил возможности, чтобы закурить. – Пусть моя плоть горит, как этот святой, если я не в состоянии соблюдать правила Мафии, – хоть голос звучал серьезно, но внутри Накахары горели сомнения и некая доля страха от осознания, куда он выпутался. Порой внешний вид совершенно обманчив. Как ему объяснили, то он должен мужественно вытерпеть боль, перекидывая огонек из руки в руки. Он и не сказал, что это было настолько больно, но волдыри, возникшие впоследствии ещё не раз напомнят о себе. – Вот и все, Чуя Стивенсон, теперь ты в рядах «Коза Ностры».