Kiss Me (and I will Kiss You Harder)

Когда Микки попросил его подождать, Йен не понял, что на самом деле он имел в виду: «Я не собираюсь разговаривать с тобой в течение недели, и если ты посмотришь на меня или попытаешься заговорить со мной, я сделаю вид, что тебя не существует». «Кэш и Граб» никогда не был в большей безопасности, потому что Микки не рискнет приблизиться к Йену на расстояние разговора. И потому что теперь Кэш всегда в торговом зале, с тех пор как между ним и Йеном все резко оборвалось. Как Йен вообще мог подумать, что Кэш — это то, чего он хочет? Он хочет только Микки. Но Микки здесь нет. Йен не знает, что он сделал не так. После того дня, когда он оделся и вышел из дома Милковичей, и все, казалось, было прекрасно. Конечно, Микки уклонился от него, когда Йен попытался поцеловать его на прощание, но он сделал это с усмешкой. Не так, как если бы он злился на Йена. Или, что еще хуже, испытывал к нему отвращение. Йен продолжает мечтать о нем. Никто никогда не упоминал об этом как о побочном эффекте от встречи со своей второй половинкой. Так что, скорее всего, Йен просто неудачник. Обычно все начинается с того, что они сидят на диване, играют в видеоигры или смотрят какой-нибудь дурацкий боевик. Иногда вместе с ними Мэнди. Иногда они едят или курят, и Йен мог бы подумать, что это обычный день, когда они проводят время все вместе, за исключением того, что он всегда может чувствовать Микки, чувствовать, как его глаза проходятся по телу Йена, словно прикосновение. Это постоянное теплое напряжение, неспешное и мощное. Затем либо Мэнди скажет что-нибудь и уйдет, либо Микки встанет и направится в свою спальню, бросив через плечо взгляд, который заставляет Йена следовать за ним. И тогда они остаются одни. В течение нескольких секунд они просто смотрят друг на друга, их взгляды жесткие, как будто они бросают друг другу вызов. Глаза у Микки такие голубые. И в своих мечтах Йен может смотреть на них столько, сколько захочет, пока не почувствует, что должен отвернуться, иначе… он и сам не знает. Иногда он первый протягивает руку и дотрагивается, но чаще, почти всегда, это делает Микки. Руки Микки горячие на его плечах, талии, они тянут за одежду, скользят под рубашку, давят на руки, спину. — Давай, — снова и снова тихо говорит ему Микки. — Ну же, прикоснись ко мне, ну же. Йен никогда не понимал, что быть «горячим» для кого-то можно буквально. Он чувствует, как это пульсирует между ними — в том, как они дышат друг на друга, в том, как кровь стучит у него в ушах. Он проводит руками по твердой выпуклой груди Микки, по гладкой коже его живота. Микки берет его за плечи и толкает на кровать. Затем наклоняется, чтобы схватить Йена за бедра. Его язык вырывается наружу, пробегаясь по губам. — Сделай это, — шепчет Йен, глядя на рот Микки. Микки ухмыляется, опускает голову и заглатывает его. — Ах! — Йен тихо вскрикивает, и Микки успокаивающе поглаживает его тазовую кость, проводя пальцами взад и вперед. Все тело Йена с жаром пульсирует от этого нежного прикосновения. — Твою мать, — говорит он. — Блядь. Микки скользит губами вверх и вниз с ловким нажимом, его глаза трепещут, закрываясь. Йен откидывает голову назад и пытается не делать выпадов в горячий рот Микки, но это почти невозможно. Он толкается вперед совсем немного, пока головка члена едва касается мягкой задней части горла Микки. — О боже, — стонет он. Руки Микки снова прижимают его к кровати, мягко, но твердо. — Извини, — шепчет Йен, и Микки почти смеется, настолько, насколько он может с членом Йена во рту. Это потрясающее чувство, но Йен на этот раз умудряется оставаться неподвижным. — Эй, — говорит Йен после еще нескольких долгих, дрожащих секунд. Микки игнорирует его и продолжает двигаться. Йен стонет. — Боже. — Он проводит пальцами по волосам Микки, положив одну руку ему на затылок. — Эй, иди сюда. Микки наконец соскальзывает с пошлым звуком и вытирает рот, его губы красные и влажные. Йен смотрит пристально, его дыхание сбивается в судорожные вдохи. — Что такое? — спрашивает Микки, и черт, его голос хриплый после члена Йена в горле. — Я… — Йен уже не помнит, что хотел сказать. Просто тупо смотрит на рот Микки. — Я просто хотел… — Чего? — уточняет Микки, и его глаза задерживаются на губах Йена. Он знает. Он знает, так почему же он не может просто… Йен подается вперед, готовый прижаться губами к губам Микки. И это тот самый момент, когда он просыпается. Каждый раз. Моргая, глядя в потолок в темноте своей спальни, Йен издает разочарованный звук. — Черт, — шепчет он так тихо, как только может. Он не хочет разбудить еще и Липа, не сейчас. Он обреченно вздыхает и обхватывает себя рукой. Это не так хорошо, как было бы с Микки. Это должен быть Микки. Йен скрипит зубами. — Какого хуя? Он думает о Микки, где бы тот ни был, что бы он там ни делал. Микки переворачивается, наверное, уже в шестой раз. Он не может уснуть. Простыни кажутся грубыми и вызывающими зуд. Ему следовало бы постирать их после… После. Он думает, что, вероятно, все еще может чувствовать запах Йена на них, даже несмотря на то, что прошла уже неделя. Лежа на животе, Микки упирается бедрами в кровать, раздраженный своим наполовину твердым членом, раздраженный всем на свете. Ему нужно перестать думать об этом, нужно перестать воспроизводить образы тела Йена, — его член даже лучше, чем представлял себе Микки, — всего того, что Йен говорил ему, каждый взгляд, который он бросал на него. Как только Йен ушел, Микки обнаружил, что сидит на кровати, обхватив руками голову. Это было все равно, что отойти от лучшего в мире кайфа ровно за две секунды. Он чувствовал себя тяжелым, подавленным, с ощущением тошноты в животе. Его руки, сука, дрожали. Все, что он сказал, — не непристойные вещи, это как раз было замечательно, — все ебаное эмоциональное дерьмо, которое он сказал, продолжало играть по кругу в его голове. Он сказал Йену, что он идеален. Он попросил Йена подождать его. Блядь. Черт, черт, черт. (И хуже всего то, что он действительно так думал. Должно быть, так оно и было, иначе он не смог бы этого сказать. Он не может лгать Йену. Даже если хочет, даже если ему это нужно, он не может.) Так что, да. С тех пор он избегает Йена. Если он не увидит его, не заговорит с ним, то не сможет выставить себя перед ним ебанутым на всю голову. Но все это не мешало ему думать о случившемся, о теле Йена, о том, как он улыбался, когда они лежали, запутавшись вместе в постели Микки. «Столько, сколько потребуется», — сказал он, и глаза его заблестели. — Извини, — бормочет Микки, отчасти обращаясь к Йену, отчасти — к самому себе, за то, что он не был сильнее. Он наклоняется, обхватывает себя одной рукой, просовывает другую между ног, касаясь своего сухого отверстия, вспоминая член Йена, горячий и твердый, упирающийся в него. — Блядь. Прости. На следующее утро Йен угрюмо наполняет холодильник в магазине контейнерами с соусом Ранч (1). «Я забыл соус» (2), — произносит Микки нахальным тоном в его голове, и Йен ненавидит себя за улыбку при этом воспоминании. Микки все еще боится. Йен помнит выражение страха на лице Микки после того, как он выпалил свое признание на парковке. Это не было смущение. Не замешательство, которое Йен мог бы понять. Страх. И конечно же, страх был в нем, когда Йен ворвался в его спальню. Когда они рядом друг с другом, они немного не в себе. Это все уже слишком, слишком интенсивно, во всяком случае сейчас. Это похоже на то, как если бы они опьянели и выпаливали все, что приходило им в голову, делали то, что взбредало им в голову. Те слова, что говорил Микки, — конечно, он действительно так думал, — они должны были быть правдой. Но это не значит, что он не пожалел об этом позже. Йен чувствует тяжесть в животе. Так и есть. Он это знает. Микки сожалеет о нем. Сожалеет о них. В отличие от Йена, он, вероятно, действительно хотел бы, чтобы его родственная душа была девушкой. Так будет безопаснее. Черт, может быть, ему больше нравятся девушки. Не то, что бы они действительно говорили об этом. Они были слишком заняты тем, что срывали друг с друга одежду. Но мягкий взгляд на лице Микки, когда они лежали рядом... — Дело не в тебе, — сказал он тогда. — Ты… Идеальный. Йен идеально ему подходит. Йен, который никогда не был лучшим, или самым быстрым, или самым умным в чем-либо. Он идеально подходит Микки. И он собирается это доказать. Нахуй эту воображаемую девчонку, которую Микки, наверное, хотел бы видеть своей второй половинкой. Йен может заставить Микки чувствовать себя в безопасности, позволить Микки иметь то, что тот хочет. Чего они оба хотят. Но в этом деле ему потребуется некоторое планирование. Он не хочет снова идти домой к Микки. Если он хочет, чтобы Микки чувствовал себя в безопасности рядом с ним, это не произойдет в доме Милковичей, не тогда, когда его семья может в любой момент застать их. Вариант с комнатой Йена не рассматривается по тем же причинам. На секунду он обдумывает вариант с холодильной камерой на работе. Но похоже, что в последнее время Кэш никогда не оставляет магазин, и мысль о том, что Кэш войдет, и увидит их, является самой большой убийцей стояка, какую только может представить себе Йен. Он что-нибудь придумает. Он должен. Любимым местом Лиама, чтобы спрятаться, когда тот устает, капризничает или играет в прятки, является шкаф в гостиной и сушилка. Но когда Йен был в его возрасте, он любил прятаться в подвале. Всякий раз, когда Моника и Фрэнк возвращались домой после очередной попойки, сначала громко веселясь, а потом крича и рыдая, он проскальзывал вниз по лестнице и прятался за брошенными коробками, грудами сломанной мебели и хлама. Узкие высокие окна под потолком, находящиеся на уровне земли снаружи, пропускали солнечные лучи, и Йен лежал на спине и смотрел на пылинки, плавающие в воздухе. Он действительно не думал о подвале в течение многих лет, кроме как о месте, куда можно бросить вещи, которые, возможно, пригодятся позже. Но теперь у него есть другая причина прятаться. Он направляется к кампусу в Гайд Парке (3) и подбирает пару диванных подушек и зеленое одеяло (безвкусное, со странным зигзагообразным узором, но почти новое) с обочины возле одного из студенческих общежитий, игнорируя странные взгляды, которые он получает в метро на обратном пути. Протащить их в дом незамеченными труднее, но он справляется с этим. Он бросает подушки и одеяло на пол под самым дальним окном. Затем переставляет коробки, комод с тремя сломанными ящиками и старый книжный шкаф, которые спустили в подвал, когда перенесли еще и кровать для Карла в их комнату, пока не создает своего рода стену между подушками и лестницей. Тяжело дыша и слегка вспотев, он отступает назад и изучает свою работу. Это не выглядит слишком подозрительно. Да и вообще, сюда никто не спускается, если только Фиона не пошлет их на охоту за чем-то или если что-то сломается. Как только ему удастся стащить лампу из магазина «Все по одному доллару», это будет идеально. Завершив первую фазу своего плана, Йен переходит к более сложному шагу: фактически заставить Микки прийти к нему домой. Вряд ли он мог просто пригласить его потусоваться, с тех пор как Микки уворачивается от него. Он подумывает о том, чтобы попросить Мэнди, но она сразу же поймет, что что-то не так, поскольку он и Микки не совсем лучшие друзья, и, в любом случае, Микки сказал, что не хочет, чтобы она знала о них. (Йен пытается игнорировать тихий голосок глубоко в голове, который говорит, что причина этого в том, что Микки не думает, что Йен стоит тех неприятностей, которые обрушатся на голову Микки, если кто-то узнает.) На самом деле есть только один человек в жизни Йена, у которого была бы причина поговорить с Микки Милковичем. — Лип, — спрашивает Йен следующим утром в процессе поедания хлопьев, — ты можешь сказать Микки, что хочешь встретиться и заключить с ним сделку сегодня после школы? — Ну, может быть, — говорит Лип. — А зачем мне это делать, собственно говоря? — Он ведет себя как придурок по отношению к Мэнди, — отвечает Йен, что на самом деле не ложь. Микки — говнюк по отношению к Мэнди на регулярной основе, это своего рода их фишка. — Я сказал ей, что постараюсь что-нибудь сделать, но я не собираюсь делать это у них дома, не с его братьями в непосредственной близости. Я должен как-то привести его сюда. Лип с задумчивым видом отхлебывает молоко. — Я не знаю, чувак, у меня такое чувство, что я уже однажды вроде как упал на эту гранату (4) ради тебя, понимаешь? — он потирает рот в том месте, где его разбил Микки. Все полностью зажило, перестань быть ребенком, Лип. — Следующие десять пачек сигарет, которые я умыкну из «Кэш и Граб», я отдам тебе, — предлагает Йен, а затем внутренне морщится. Десять — это слишком много. Глаза Липа сужаются. — Да ну? — недоумевает он. — И что именно ты собираешься сделать с Микки, раз это так важно? — Ты бы не хотел знать, — говорит Йен и ухмыляется. На самом деле Лип, вероятно, и не хотел бы. Лип размышляет еще с минуту, бросая свою миску в раковину и тянется, чтобы выудить ложку, которую Карл засунул ранее в сливное отверстие. — Хорошо, — наконец соглашается он. — Если я увижу его сегодня, то позову сюда. Но меня здесь не будет, чтобы взять вину на себя, ясно? На этот раз ты сам по себе. — Договорились. Спасибо, Лип. — Без проблем, — откликается Лип. — Ну, это твоя проблема. Не моя. Когда Микки видит приближающегося к нему Липа, он сразу понимает, что это не очень хорошая новость. — Какого хрена тебе нужно? — выплевывает он, как только Лип оказывается в пределах слышимости. Лучше быть в наступлении, чем в обороне, тем более что он на самом деле понятия не имеет, чего может хотеть Лип. Если только это не связано с… Нет. Ни за что. Ни хрена, Йен не сказал бы своему старшему брату-умнику о них, не тогда, когда Микки сказал, что не хочет, чтобы кто-либо знал. Микки неловко переминается с ноги на ногу и, когда Лип подходит ближе, изучает его физиономию в поисках малейшего намека на ухмылку или еще какого-нибудь хренового выражения лица, которое было бы у Липа, если бы Йен рассказал ему. — И вам хорошего дня, мистер Милкович, — вкрадчиво говорит Лип, делая последнюю затяжку сигаретой и отбрасывая ее. — Я проворачиваю аферу с некоторыми пиздатыми студентишками колледжа на Северной Стороне, но мне нужен какой-то реальный продукт, чтобы это сработало. Ты можешь меня свести? — Да, может быть, — говорит Микки. — Сколько? И в чем, блядь, тут подвох? — Всегда такой недоверчивый, — говорит Лип, улыбаясь. — Около грамма. Никакого подвоха. Просто принеси его ко мне домой после школы, хорошо? — Я ни хуя не хожу по вызовам на дом, — говорит Микки, но Лип только пожимает плечами. — Ты не ходишь по вызовам на дом, а я не расхаживаю с граммом в кармане, когда рядом живет полицейский. У всех у нас есть свои камни преткновения, верно? Микки корчится. — Да, да, хорошо, Ниагарский водопад, утри крокодиловы слезы. У тебя дома, после школы. — Он тычет пальцем в Липа. — Если это гребаная подстава, то я собираюсь так сильно вмазать тебе по лицу, что ты еще пожалеешь, что оно у тебя вообще есть. Усек? — Довольно справедливо, — говорит Лип кивая, а затем направляется вниз по улице, не выглядя хоть в какой-то степени испуганным. Неужели ни у кого из этих ебаных Галлагеров нет инстинкта самосохранения? Разве Микки не расплющил ему лицо две недели назад? Он качает головой. Это хорошо, что у них с Йеном на самом деле ничего не выйдет, думает он, игнорируя заминку и заикание в своем сердце, которые говорят об обратном. Потому что если ему когда-нибудь придется ежедневно общаться с Липом Галлагером, то кто-то обязательно найдет того мертвым в переулке. Йен сидит на стуле с двумя сломанными ножками под лестницей снаружи. Трудно не чувствовать себя жутковато, ожидая Микки таким образом, но, с другой стороны, он вроде как действительно ведет себя жутко. Он заманивает Микки сюда под ложным предлогом. Может быть, он должен чувствовать себя виноватым за то, что обманул его, но он так нервничает, что не может думать ни о чем другом. Как бы то ни было, Микки сам спровоцировал это, избегая его. Не так ли? Йен болтает ногами туда-сюда, пытаясь убить свою беспокойную энергию. Он думает об укрытии, которое он устроил для них в подвале, и вдруг становится совершенно уверен в том, что Микки едва взглянув на это, рассмеется ему в лицо. Он должен пойти и разрушить все нахуй, уйти и притвориться, что никогда ничего этого не делал. Но тогда Липу снова придется взять на себя вину с Микки за него. Но кого это волнует? Лип переживет. Это была чертовски глупая идея, и Микки ее возненавидит… И теперь уже слишком поздно. Потому что Микки выходит из-за угла дома, направляясь к задней двери с раздраженным выражением на лице. Это глупо, но, увидев его снова, Йен чувствует себя немного задыхающимся. Как будто Микки ударил его в живот. (Что он может и сделает по-настоящему через минуту, в любом случае.) Но больше всего остального Йен не может сдержать улыбку на своем лице. — Эй, Микки, — слышит он, как его рот произносит, и ничего себе, да, он звучит совершенно тупо. Неудивительно, что Микки его не хочет. Микки резко оборачивается, и его рот открывается в шоке. На пару секунд его лицо становится открытым и уязвимым, былой страх сражается с выражением недоверия, и, возможно, на секунду, надежды. А потом, так же быстро, как это появляется, оно исчезает. — Какого хрена ты здесь делаешь? — огрызается он. — Где Лип? — Я здесь живу, — огрызается в ответ Йен. Это в новинку — говорить правду, но не ту правду, о которой спрашивает Микки («я жду тебя»). — И Лип попросил о встрече с тобой только потому, что я ему так сказал. — Да? — говорит Микки. — Ну. Ладно. Какого хуя ты от меня хочешь? — Он так старательно пытается казаться похожим на старого крутого себя, но Йен видит, как его глаза нервно бегают по заднему двору, как будто он подумывает об отступлении, и как он переминается с ноги на ногу. — Ты знаешь, чего я хочу, — отвечает Йен, пытаясь сказать это жестко и обвиняюще, но черт, невозможно скрыть боль в его голосе. Лицо Микки немного смягчается. — Йен… — начинает он. — Я же говорил тебе, — выпаливает Йен. — Я же сказал тебе, что все в порядке. Я подожду. Все, что тебе нужно. Просто… Микки качает головой, и Йен замолкает. Он чувствует тошноту, подкатывающую к горлу. Если Микки даже не слушает, даже не дает ему попробовать… — Послушай, — говорит Микки через секунду. Его лицо выглядит так, как будто слова вырывают из него. Как будто он испытывает физическую боль. — Послушай, Йен, это не значит, что я не хочу. Хорошо? Это просто… я не могу… — он не в состоянии выговорить ни слова. Вероятно, он даже больше не знает, в чем заключается правда. — Мы можем, — в отчаянии говорит Йен. А потом, потому что он просто ничего не может с этим поделать, ему нужно услышать это, нужно знать, что Микки чувствует то же самое. — Разве ты не хочешь? Микки стискивает зубы, и его взгляд становится жестким. — Йен. Не надо… не… черт… (не заставляй меня говорить это, не используй это против меня подобным образом.) — Прости, — говорит Йен, задыхаясь. — Мне очень жаль. Но только… ты можешь дать мне шанс? Шанс показать тебе? Пожалуйста? Микки в панике смотрит на него широко раскрытыми глазами. Йен смотрит в ответ с мольбой. И постепенно Микки начинает смягчаться. — Пожалуйста? — снова говорит Йен. Не сводя глаз с Йена, Микки сглатывает и наконец отрывисто кивает. Йен расслабляется. Он протягивает руку Микки, который смотрит на нее так, словно это ядовитая змея, а затем поднимает брови. Ты издеваешься надо мной? Пристыженный, Йен опускает руку и пожимает плечами, затем подходит к стене дома и открывает окно. Он присаживается на корточки, хватается за верхнюю часть оконной рамы, просовывает туда нижнюю часть своего тела, а затем легко спрыгивает на пол. Он оборачивается и смотрит вверх, видя силуэт Микки в окне. — А почему мы не можем просто войти через дверь? — спрашивает Микки. — Ну же, я тебе покажу! — подгоняет Йен. Микки снова делает недовольное лицо, затем хватается за край окна и карабкается вниз, умудряясь удариться локтем о нижнюю часть рамы. — Черт! — ругается он, падая на землю. Йен не может сдержать смех. — Да, да, смейся, болван, — говорит Микки, но при этом совсем немного улыбается. Затем он останавливается и оглядывается, изучая вещи, которые Йен притащил сюда. Йен нервно покусывает губу, ожидая, когда он что-нибудь скажет. Что угодно. — Что это все такое? — спрашивает Микки, и он не злится. Он… в замешательстве? И снова улыбается, возможно. Нахуй. Йен собирается это сделать. — Я хотел, чтобы у нас было место, — произносит он. — Где-то, где мы просто сможем… побыть. Мы. Вместе. Его сердце колотится как сумасшедшее, и он не может отвести взгляд от лица Микки, пытаясь понять, о чем тот думает. — Угу, — говорит Микки. И он бросает косой взгляд на Йена, с хитрецой. — Вместе. И что именно, по-твоему, мы будем делать вместе, здесь, внизу? Если бы две недели назад кто-то сказал Йену, что Микки Милкович умеет флиртовать, он бы ответил, что они просто спятили. — Надеюсь, мы будем много целоваться, — выпаливает Йен. Ох. Вот дерьмо. Но Микки просто издает взрыв удивленного смеха. Черт. У него красивый смех, и Йен начинает улыбаться, и не может остановиться. — Да что ты? — говорит Микки. — Да. И прежде чем Йен успевает сказать что-то еще, Микки хватает Йена за куртку, стаскивает ее, толкая его к диванным подушкам на полу, и это точно так же, как в его сне, только лучше, потому что это реальный Микки, а не просто какая-то версия его, которую создал мозг Йена. Это он, смотрящий на Йена широко раскрытыми и возбужденными глазами, тяжело дыша, стягивает рубашку Йена своими руками. Йен делает то же самое с Микки, сначала проводя руками вверх и вниз по его бокам, а затем стягивая его футболку через голову. От этого волосы Микки странно топорщатся сбоку, и Йен протягивает руку, чтобы взъерошить их, но Микки уворачивается от него, отмахнувшись. — Руки прочь, это тебе не «потри и понюхай» (5). — Отлично, — говорит Йен. — Раз уж душ, кажется, не стоит на первом месте в твоем утреннем списке дел. — Что, тебе не нравится, как я пахну? — Микки бросает ему вызов. Но на самом деле он выглядит немного обеспокоенным. Йен на секунду задумывается, а затем понимает, что это не имеет значения, пытается ли он пощадить чувства Микки. Что бы он там ни думал, это все равно выйдет наружу. — Я могу понять, почему это беспокоит других людей, — говорит он. — Я думаю, что иногда это довольно грубо. Но я думаю, что возможно, мне это даже нравится. Пахнет просто… тобой. Микки моргает, глядя на него. — Извини, — говорит Йен. Он чувствует, что краснеет. — Это должно быть странно. — Неважно, — бормочет Микки. Он выглядит так, будто пытается скрыть свое смущение, оценивающе поглядывая на живот Йена. В их первый раз они просто отчаянно касались друг до друга везде, куда могли дотянуться. Теперь, когда они действительно разговаривают и все такое, это кажется немного неловким. Йен нерешительно поднимает руку и цепляется пальцами за поясные петли джинсов Микки, притягивая его все ближе и ближе, пока не чувствует, как горячее дыхание Микки обдает его щеку, а теплая грудь Микки почти касается его собственной. С минуту он пристально смотрит на тело Микки. Голая кожа, удивительно нежная и уязвимая на вид. Грудь у него, пожалуй, шире, чем у Йена. Мышцы на животе не особо выделяются, но каким-то образом он все равно выглядит внушительно. Не раздумывая, Йен поднимает руку и прижимает пальцы к животу Микки. Микки напрягается под его прикосновением, но Йен продолжает перемещать пальцы вверх, едва касаясь плоти его груди, а затем задевая один из его сосков. Микки втягивает в себя воздух в ответ на это касание, он быстро смотрит вверх, встречаясь с испуганным взглядом Йена. Этот момент длится лишь несколько секунд, но Йен не может отвести глаз. Он чувствует себя загипнотизированным пристальным взглядом Микки, удивлением и страхом в его глазах. Микки поднимает руку, скользит ею по затылку Йена и оставляет там, тяжелую и горячую. Это ощущается… хорошо. Правильно. Их лица близко, и Йен чувствует, как Микки смотрит на его рот. — Хм, — тихо произносит Йен, ощущая каждое движение своих губ. Микки молча смотрит на него еще секунду. Он дышит так тяжело, что почти задыхается. Затем резко, как будто, если он не сделает этого сейчас, то никогда не сделает, наклоняется вперед и прижимается губами к губам Йена. На секунду они замирают, рот Микки твердый и горячий, давление безжалостное. Только Йен пробует его на вкус, как мгновенно хочет больше, и тогда Микки отрывается, его дыхание становится еще более громким и затрудненным, чем раньше. — Извини, — говорит он через секунду, но его глаза все еще прикованы ко рту Йена, который ощущается красным и ушибленным. — За что? — спрашивает Йен, не заботясь о том, что звучит при этом задыхающимся. — Я хочу этого. — Нет, я просто… я этого не делал. Ни с кем. Так что, прости. Если это плохо. Или вроде того. — Вовсе нет, — шепчет Йен, кладет руку на плечо Микки, подталкивает его, чтобы он лег на бок, а затем ложится рядом с ним, прижавшись вплотную к его телу. — Это совсем неплохо. Наоборот, хорошо. Я… — Он замолкает, потерявшись в созерцании лица Микки. Облизывает свои губы пару раз. Микки испускает выдох и прижимается еще ближе, так что его губы почти касаются губ Йена, но не совсем. — Я хочу, чтобы это было хорошо, — говорит он так тихо, что Йен едва слышит его на расстоянии дюйма. — Я хочу быть хорошим. Для тебя. — Ты… — начинает Йен, но не успевает закончить свою мысль, как наклоняется и нежно целует Микки в губы. Через секунду он прерывает поцелуй и смотрит на Микки. Его глаза остаются закрытыми, а дыхание все еще учащается. Йен снова тянется к Микки, открывает рот и проводит нижней губой вверх и вниз по губам Микки. Это даже не поцелуй, а скорее прикосновение. Микки хнычет, и это, вероятно, самая сексуальная вещь, которую Йен когда-либо слышал. Он отстраняется ровно настолько, чтобы можно было дышать, но их губы все еще почти соприкасаются. Йен чувствует дыхание Микки, слышит, когда тот тяжело сглатывает. — Давай, не останавливайся, — говорит Микки, и Йен наклоняется вперед и целует его снова, чуть сильнее. Микки, кажется, наслаждается этим, прижимается к нему всем телом, его кожа горячая и немного потная в том месте, где его грудь соприкасается с Йеном. Затем он отстраняется на секунду и просто дышит. — Ты в порядке? — спрашивает Йен, проводя ладонью по голой руке Микки и нежно потирая ее большим пальцем. Глаза Микки снова закрываются, и Йен гадает, не спугнул ли он его. — Э-э, — говорит Микки. — Я не… ага. В порядке. Это действительно… — он тянется и поправляет себя через джинсы, но не пытается скрыть, что он твердый. Йен смеется и тянется к молнии Микки. — Ну и что? Не то что мы еще не делали этого. Микки открывает глаза и наконец смотрит на Йена. Он выглядит… ошеломленным. — Да, — говорит он, почти придя в себя. — Да. Э-э… Дотянувшись, Йен обхватывает Микки рукой, а Микки глубоко вдыхает и хватается за руку Йена для поддержки, как будто его никогда так не трогали. — Ох, черт, — выдыхает он, и Йен снова ухмыляется. Он может это сделать. В этом он хорош. И он может сделать это приятным для Микки, настолько приятным, что Микки не сможет забыть. И будет не в состоянии сбежать от него снова. — Что? — спрашивает он Микки. — Никто никогда не делал этого для тебя? Микки гримасничает. — Не будь гребаным идиотом, — отвечает тот и снова сглатывает. — Конечно, я и раньше получал чертову дрочку. — Неужели? — поддразнивает Йен. — Потому что твое поведение говорит об обратном. — Блядь, — шипит Микки, когда рука Йена сжимается вокруг него. — Это… лучше с тобой, — выдает он в спешке. — Да? — довольно говорит Йен. — Боже, да, — бормочет Микки с закрытыми глазами и выглядя потерявшимся в этих ощущениях. Он все еще сжимает предплечье Йена одной рукой, но теперь скользит другой вниз между своих ног. — У тебя есть какая-нибудь смазка в этом тайном убежище, Галлагер? Йен моргает. — Э… — Подожди. Серьезно? Ты что, блядь, издеваешься надо мной прямо сейчас? — недоумевает Микки. — Извини! — оправдывается Йен. — Я вроде как пытался не сглазить или что-то в этом роде. У тебя вообще ничего нет? Микки смотрит на него без восторга. — Ага, я приношу смазку на все свои сделки с наркотиками. — Он недовольно хмурится. — Послушай, приятель. Ты не будешь трахать меня без смазки, ясно? Этому не бывать. Но есть кое-что еще, чем мы могли бы заняться. — Вот как? — говорит Йен, задыхаясь. — Да, — говорит Микки, прижимая два пальца ко рту Йена. — Вот, пососи их, чтобы намочить. Йен открывает рот и позволяет Микки засунуть туда пальцы, затем закрывает его и начинает сосать. Он пытается продолжать работать с членом Микки, но теплый, соленый вкус его кожи отвлекает. Йен закрывает глаза, сосредотачиваясь на ощущении, на всех местах, где их тела соприкасаются прямо сейчас. Когда он снова открывает глаза, Микки смотрит на него, слегка разинув рот. Он снова уставился на его губы. Йен начинает посасывать очень сильно и царапает зубами по пальцам Микки. Микки стонет. Его член дергается в руке Йена, и это так заводит, что Йен вынужден открыть рот и позволить влажным пальцам Микки выскользнуть, чтобы простонать в ответ. — Блядь, блядь, — бормочет Микки и тянется назад, проводя пальцами по своему отверстию. Он едва растягивается, раскрываясь, но должно быть, этого достаточно, потому что другая его рука сжимается, затем скользит вверх к шее Йена и тянет его вниз во влажный, дрожащий поцелуй, когда его член снова дергается между ними, и он интенсивно кончает в руку Йена, задыхаясь при этом. Йен чувствует, как его собственный член наливается кровью и твердеет, пульсируя при виде этого зрелища. Он вытирает руку об одеяло, а затем забирается в свои собственные джинсы, дергая молнию, вздыхая с облегчением. Глаза Микки резко открываются, и он смотрит на член Йена с выражением неприкрытого голода. — Можно мне? — говорит он тихо, но уже движется, соскользнув вниз, положив руки на живот Йена, задирая его футболку. — А ты хочешь? — спрашивает Йен. Он так сильно хочет услышать это от него, почти так же сильно, как хочет, чтобы он это сделал. — Да, — говорит Микки на выдохе, который Йен чувствует своей кожей. — Хочу тебе отсосать. Йен вздрагивает от этих слов, чувствуя их в животе, в паху, и ощущая, как они делают его более твердым. — Тогда сделай это, черт возьми. Оказывается, в реальности Микки еще горячее, чем в его мечтах. Голый Микки потягивается на колючей ткани одеяла, которое Галлагер украл или выпросил, или раздобыл иным способом, а затем тянется в поисках своих джинсов, чтобы достать сигареты. — Думаешь, кто-нибудь заметит? — спрашивает он Йена, закуривая. — Не-а, — отвечает Йен и протягивает руку чтобы затянуться. — Лип постоянно курит в доме. — Хорошо, — говорит Микки и, развалившись на подушках, выпускает дым, чтобы посмотреть, как он завивается и исчезает в солнечном свете, проникающем через окна. — Знаешь, это была чертовски хорошая идея, Галлагер. Я имею в виду, я почти уверен, что здесь больше тараканов, чем в блядушном мотеле, но хуй с ним, зато чертовски дешевле. — Он морщится. — В следующий раз просто принеси гребаную смазку, ладно? Потому что эта штука, — он указывает на член Йена, — не приблизится к моей заднице без нее. — Иди ты, купи себе сам, если тебя это так волнует, — огрызается Йен, но Микки видит, как его глаза загораются при этих словах. — Я украду немного у твоего ебучего бойфрэнда, — ворчит Микки, и Йен хватает его за руку. — Господи, что такое, Галлагер? — Ты шутишь? — говорит Йен. — Он мне не бойфренд, я его не трахаю, я его не хочу. — Микки поднимает бровь и ждет. — Уже нет, — машинально поправляет себя Йен. — Нет, с тех пор… — Да, да, хорошо, угомонись, святоша, — говорит Микки. — Никто не просил этой гребаной исповеди. Но он не может отрицать чувства удовлетворения и самодовольства в груди от осознания этого и от того, что он слышит это из уст Йена и знает, что это правда. — Я хочу тебя, Микки, — признается Йен, и серьезность в его голосе почти болезненна. Микки закрывает глаза, секунду ничего не говорит. Он чувствует, как Йен тяжело дышит. — Разве ты не хочешь меня? Микки пытается не отвечать, но это бесполезно. — Ты же знаешь, что хочу, — произносит он так тихо, как только может. Черт. Черт. Больно говорить это, слышать это произносимым вслух его собственным предательским гребаным голосом. — Мы можем это сделать, Мик, — утверждает Йен так уверенно, так чертовски уверенно. Но только то, что он верит, будто это правда, только то, что он не лжет, не означает, что он прав. — Мы можем, хорошо? — Я хочу тебе верить, — говорит Микки. Но он еще не верит, пока не может. — Мне очень жаль. — Эй. Эй, — зовёт Йен, и Микки ничего не может с собой поделать. Он открывает глаза, поворачивается, чтобы посмотреть. — Мы здесь, прямо сейчас, — говорит Йен и касается щеки Микки. — Хорошо? Это мы. — Его глаза блестят. — Хорошо, — соглашается Микки, и черт возьми, чувствует комок в горле. Йен смотрит на него еще секунду, затем наклоняется и целует его, мягко, но немного развратно. Обещание. И может быть, просто чтобы показать, что он может. Микки дышит сквозь поцелуй, обхватывает рукой плечо Йена и крепко сжимает. — Спасибо, — произносит он после того, как они отрываются, их рты все еще находятся лишь в нескольких дюймах друг от друга. — Без проблем, — отзывается Йен с глупой улыбкой. — Хотя, достать смазку — все еще твоя задача, — говорит Микки через секунду, а затем пригибается, когда Йен пытается ударить его по голове. — Пошел ты! — Ой! Нет, не шути со мной! Без смазки никакого члена (6), Галлагер! — Хотел бы я сказать, что не могу поверить, что ты только что сказал такую глупость, — говорит Йен, качая головой. — Но? — спрашивает Микки с усмешкой. — Но я бы, блядь, соврал, неудачник. Смех Йена, вероятно, одна из самых приятных вещей, которые Микки когда-либо слышал. Никакой лжи. ***** (1) соус Ранч — это самая популярная салатная заправка в Америке (на основе сметаны, майонеза, или пахты с добавлением приправ). В холодильнике каждого американца найдется баночка такого домашнего соуса, там эту приправу используют повсеместно, добавляют в салаты, намазывают на бутерброды, макают в нее овощи, крылышки, картофель фри, картофель по-деревенски и т.д. (2) «Я забыл соус». Имеется в виду момент из сериала, когда Микки украл соус, а потом кинул его в Йена и Кэша, пока Йен говорил о том, чтобы Микки хотя бы крал не в своем районе. В этой истории не описано, что он кидает соус, так как диалог построен немного иначе. Но, по всей видимости, стащить-то он его стащил. (3) Кампус в Гайд Парке. Речь о Чикагском университете, который как раз расположен в историческом жилом районе Гайд Парк. https://www.instagram.com/p/BkAccguAoTq/ Это практически Хогвартс, ребята. Я влюбилась! https://www.instagram.com/p/Btv-wdWBX7M/ (4) упал на эту гранату — это дословный перевод (fell on that grenade), но можно интерпретировать, как «взял эту участь на себя», или, если совсем просто и применительно к данному случаю «получил за тебя по морде». Я действительно люблю оставлять в тексте вот такие «оригинальные» вещи, хотя они не звучат привычно на русском, и меня за это ругают. Но мне так хочется показать эти кусочки оригинального текста… (5) «потри и понюхай» (scratch and sniff) — имеются в виду детские книжки с принципом «потереть страничку» и ощутить различные ароматы (например, фруктов, цветов и пр.). Технология Scratch and sniff обычно относится к наклейкам или картонным изделиям, которые были обработаны ароматным покрытием. При потирании покрытие издает запах, который обычно связан с изображением, находящимся под покрытием. Технология была использована на различных поверхностях от стикеров до компакт-дисков. (6) Без смазки никакого члена. В оригинале это звучит более забавно: «No slick, no dick» — т.е. миленько так, в рифму.