В полдень следующего дня Брюс слышит звук реактивного двигателя в коридоре перед своей камерой.
Он с трудом поднимается с койки и направляется к двери. На самом деле в коридоре нет реактивного двигателя (хотя его наличие было бы не так уж и удивительно), но по потолку действительно ползет черный дым, отчетливо пахнущий гарью. Он не может разглядеть дверь в конце тюремного блока, но дым, кажется, идет оттуда. Звук пожара невероятно громкий — где бы он ни был, это должно быть адское пламя.
На секунду он вспоминает о вчерашнем заключенном:
«Я не думаю, что мы хотим быть здесь, когда переместимся во вселенную, где Солнце поглотило Землю». Нет, этого не может быть. Если бы это было так, они бы уже покинули Аркхем. Это всего лишь пожар.
Во всем тюремном блоке заключенные колотят в двери резкими, отчаянными ударами.
— Выпустите меня! — кричит кто-то из соседней с Брюсом камеры, и голос его уже хрипит от дыма.
Похоже, никакого ответа нет. Брюс кашляет от дыма и присаживается на корточки. Температура воздуха повышается. Дым проникает в прорезь для глаз в двери.
Может быть, они переместились во вселенную, где Аркхем сгорает дотла? Может, это просто обычный пожар? А где персонал? Брюс никогда прежде не задумывался о процедуре эвакуации при пожаре для лечебницы с максимальной безопасностью, но она ведь должна быть. Если они все смогут добраться до огороженного двора отдыха, то будут в безопасности.
Свет мигает и гаснет. В коридоре загорается красный аварийный свет, слабо просачивающийся сквозь дым. Теперь крики звучат еще громче, панически. Кто-то громко захлебывается кашлем.
Дым вьется под потолком камеры Брюса. Здесь нет окон. Дверь металлическая. Стены и пол выложены плиткой, усиленной шлакоблоками. Сама комната гореть не будет, но это мало утешает. Дым доберется до них первым, если огонь не уничтожит опорные балки лечебницы и не обрушит все на землю.
Брюс хватает простыни со своей койки, комкает их и засовывает в прорезь для глаз и под дверь, блокируя дым и свет, оставляя себя полностью в темноте. Он стучит кулаком в дверь, слыша глухое эхо.
Джокер находится в камере ближе к дыму. Брюс сильнее колотит в дверь, ощущая прилив паники. Вчера, прижимая к себе Джокера, он чувствовал его пульс, его хрупкую плоть, и теперь не хочет видеть на нем ожоги.
Запах гари внезапно усиливается. Брюс поднимает голову. Он ничего не видит, но запах, должно быть, доносится из вентиляционной решетки над койкой. Он хватает другую простыню и прыгает на свою койку. Воздух под потолком кипит, и он закрывает слезящиеся глаза, прижимая простыню к решетке. Во рту чувствуется привкус напалма. Слишком сильно. Он снова пригибается, кашляя. Шатаясь, Брюс добирается до раковины, смачивает кусок простыни и оборачивает ею лицо.
Раздается громкий, жужжащий щелчок, и дверь его камеры распахивается, впуская поток дыма и тусклый свет. Брюс спрыгивает с койки и бежит к ней. По всему коридору открываются двери. Должно быть, кто-то нажал на переключатель, чтобы выпустить их. Он, шатаясь, выходит в коридор и снова ныряет вниз. Слишком жарко стоять, и краска на потолке начинает воспламеняться. Заключенные выходят из своих камер по всему коридору. Из камеры Джокера никто не выходит.
Заключенные бегут мимо него, направляясь в конец коридора, и скрываются из виду. Брюс пробирается сквозь толпу и добирается до камеры Джокера. Он щурится, потирая глаза. В камере никого нет. «Он, вероятно, на сеансе у доктора Уильямса», — понимает Брюс.
Внезапно шум прекращается, и у Брюса начинает звенеть в ушах. Он остается сидеть на корточках рядом с дверью камеры Джокера, глядя в сторону двери, за которой пожар. Горло раздирает, сердце бешено колотится. Дым продолжает виться под потолком, но новый дым не появляется.
На стене вокруг двери трещина в краске. Брюс выпрямляется и осторожно идет к двери, роняя влажную простыню. Он, протянув руку, хватается за дверную ручку. Удивительно.
Брюс устанавливает связь в своей голове. Трещина в краске — это граница того места, где вселенная сдвинулась. Лечебница по другую сторону этой двери переместилась в другую вселенную, которая не совсем соответствовала этой, неправильно совпала. Вот почему после инцидента с потолком в столовой образовалась трещина, а после смерти Амоса — трещина в библиотеке.
Он толкает дверь, открывая ее. По другую сторону — обычный коридор, залитый красным светом аварийных огней. Все заключенные покинули коридор позади него, направляясь во двор отдыха. Брюс бросает последний взгляд назад и делает шаг вперед.
Он не уверен, что именно ищет, но он хочет найти Джокера. Странно думать, что все будет иметь больше смысла, если Джокер будет находиться здесь, Джокер — единственный в Аркхеме, связывающий его с реальностью.
Рваные клубы дыма змеятся вокруг аварийных огней. Линолеум холодит босые ноги Брюса. Он останавливается у запертого сестринского поста и прислушивается. Аварийные лампочки слабо гудят. Он должен был бы услышать, как заключенные эвакуируются, или, возможно, как охранники перемещаются по тюрьме, но он вообще никого не слышит.
В дальнем конце коридора слышится хруст. Брюс, отходя от сестринского поста, поворачивает голову. На полу около стены — черное, искривленное изваяние, похожее на гигантского таракана с поджатыми лапами.
Брюс подходит ближе. В воздухе витает запах горелой плоти. Еще один шаг, и он понимает, что это человеческое тело.
Человек обгорел так сильно, что Брюс не может сказать, кто это. Череп сильно обуглился, мышцы на месте губ растянулись в гримасе. Все конечности свернуты вокруг себя. На нем то, что может быть остатками униформы охранника.
Брюс протягивает руку и легонько касается черепа, который тут же отделяется от тела, оставляя на полу след из пепла. Он убирает руку, вытирая почерневшие пальцы о штанину. Он не знает, что это был за охранник, но все равно чувствует горечь. Этот человек оказался не в том месте и не в то время. Это мог быть и Брюс.
Он встает, отворачиваясь, и торопливо идет по коридору. Справа от него двери в столовую. Маленькие окошки в двери кажутся бездонно черными, и он колеблется, вспоминая окна в столовой, зная, что комната должна быть освещена. Сейчас середина утра. У него нет времени на расследование.
Двери библиотеки смутно вырисовываются перед ним, и когда Брюс толкает их, запах выходит из комнаты в потоке влажного воздуха, ударяя в лицо. В комнате снова стоят раскладушки, но на этот раз они все пусты, простыни испачканы и скомканы. Мухи поднимаются и снова садятся на кровавое пятно.
Брюс осторожно входит в комнату, позволяя дверям захлопнуться за ним. Пол под его ногами скользкий от конденсата. Где-то медленно капает вода, в мертвой тишине комнаты раздается пощелкивание. Брюс делает неглубокий вдох и проходит между рядами.
Одна из раскладушек не пуста. Тело покрыто коркой оспы, как вторая кожа. Брюс отводит глаза и продолжает идти дальше.
Подойдя к двери на другом конце комнаты, открывает ее. С другой стороны двери находится коридор, который ведет к администрации. В воздухе стоит мертвая тишина, слабо пахнет горелой свининой.
На первой лестнице темно, ее слабо освещает только аварийный свет. На лестнице возникает странный клубок тьмы, и через мгновение он понимает, что это нагроможденные друг на друга инвалидные коляски, заполнившие собой лестничный колодец. Он подходит к краю лестницы и резко тянет одну инвалидную коляску, пока она не освободится. Это занимает долю секунды, а затем остальные начинают двигаться, сбегая вниз по лестнице каскадом. Они врезаются в двойные двери внизу лестницы в какофонии визжащего металла, которая эхом отдается вверх по лестнице. Брюс ждет секунду, вслушиваясь, как затихает эхо. Никаких громких звонков или сигнализации.
В следующем коридоре, проходящем вдоль края крыла С, есть окна. Свет слабый, желтовато-серый, и нижние части облаков почти касаются верха здания. Брюс задается вопросом, возможно ли, что у погоды похожая реакция на изменения, как у стен Аркхема — смещенный и вытесненный виды воздуха не совсем соответствуют друг другу, перепады температур вызывают нестабильную погоду. Белый туман окружает лечебницу, блокируя, отрезая остальную часть мира. Оконное стекло дребезжит от отдаленного раската грома.
На другой стороне коридора матовые стеклянные панели отделяют коридор от крыла. Он видит тень капельницы на стекле. Кажется, в этом крыле никого нет. Возможно, они эвакуировались из-за пожара, или, возможно, Брюс вообще больше не находится рядом с людьми.
Он добирается до следующей лестницы и поднимается наверх. Когда он толкает дверь в коридор крыла B, щурится. Белый туман давит на окна. Посреди коридора стоит брошенная инвалидная коляска. Некоторые из стекол треснули. Одно из них полностью разрушено. Брюс просовывает пальцы в крошечные отверстия в сетке, закрывающей окно, и чувствует, как влажный ветерок обдувает его лицо.
Боковым зрением Брюс замечает, как что-то зашевелилось, и медленно оборачивается. В матовых стеклянных панелях по ту сторону коридора виднеется силуэт человека. Брюс замирает.
У фигуры крылья летучей мыши.
Есть ли вселенная, где Бэтмен реален?
Брюс медленно выдыхает, его сердце глухо стучит в груди. Тень летучей мыши движется по стеклу. Ее крылья мерцают так, что у Брюса что-то скручивается в животе, старый страх возвращается, сжимая его грудную клетку. По другую сторону фигура поднимает стул.
Брюс начинает бежать к лестнице еще до того, как стул успевает разбить стекло. Он врезается в дверь лестничной клетки и, не останавливаясь, бегом поднимается, перепрыгивая сразу через две ступеньки. Наверху лестницы он толкает вторую пару дверей и выбегает в коридор крыла А.
Этот коридор застелен ковровым покрытием из стекла от разбитых окон с обеих сторон. Ни одно окно не осталось нетронутым. Туман проник в коридор, почти скрывая дальнюю дверь, ведущую на последнюю лестничную клетку. Он слышит, как что-то рычит на лестнице позади него, и, игнорируя стекло, пробегает по нему босыми ногами. Он вспоминает об Оуэнсе, идущем на него с осколком разбитого стекла: «Б-Бэт...». И если это был тот самый злой дух, которого Оуэнс считал своим врагом, то Брюс не испытывает к нему ничего, кроме уважения.
Что-то упирается ему в левую ногу, и он спотыкается, хватаясь за нее руками. В пятку воткнулось стекло. Он вытаскивает его, чувствуя, как кровь растекается по пальцам.
Он роняет осколок и бежит к последнему лестничному пролету, оставляя за собой цепочку кровавых следов. Ступеньки липнут к его ногам. Брюс добирается до верха и с силой толкает двери, затем замирает как вкопанный, прислонившись спиной к двери, оставляя на полу красные пятна.
Джокер стоит посреди фойе, поставив ноги по обе стороны от тела на полу. В его руке обнажен нож, и он весь багровый до локтей. Он поднимает голову, когда появляется Брюс, и широко улыбается.
От доктора Уильямса почти ничего не осталось. Его живот раскурочен, и внутренности вывалились на пол. В шее зияет дыра. Его лицо срезано с черепа. Брюс чувствует запах разорванных кишок.
— Я знал, что ты придешь, — говорит Джокер.
Брюс смотрит на тело, и в этот момент он не может чувствовать ужас. Он чувствует, в некотором смысле, облегчение. Он смотрит на Джокера, который все это время наблюдает за ним, ожидая какой-нибудь реакции.
— Мы должны остановить то, что происходит, — произносит Брюс вместо этого.
Джокер оглядывается через плечо, осматривая фойе. Брюс переводит взгляд в ту же сторону и впервые замечает, как все меняется — стулья скользят туда-сюда, картины мерцают на стенах.
— Почему? — спрашивает Джокер.
Он опускается на колени, оседлав грудь доктора, и проталкивает свой нож между его зубами. Труп на мгновение превращается в незнакомца, а затем возвращается к доктору.
Брюс неуверенно шагает вперед, чувствуя, как под его ногами меняется пол.
— Все становится только хуже. Мы проходим через другие вселенные, и если мы пройдем через ту, которая слишком отличается от нашей собственной, все умрут. Должно быть какое-то устройство, механизм или что-то подобное.
Джокер замолкает, рукоятка его ножа постукивает по зубам трупа.
— Ну и что?
— Это
поглотит весь мир.
— А почему это должно меня волновать? Мир заслуживает этого после всего, что сделал с нами. — Джокер отпускает нож и встает. — Разве это не самая лучшая шутка на свете? Зная, что происходит, позволить миру умереть?
— Мы не можем этого допустить.
— Я думал, ты больше не герой, — Джокер улыбается, щуря глаза. Даже он, кажется, меняется — волосы светлые, потом зеленые, потом фиолетовые. На долю секунды у него исчезают шрамы.
Брюс снова делает шаг вперед, прямо к трупу, протягивая руку.
— Это не героизм. Это выживание.
Джокер смотрит на его руку.
— С чего ты взял, что я хочу выжить?
Стон измученного дерева прорезает воздух, и что-то грохается на пол справа от них, заставив треснуть половицы. Рухнула часть потолка, больше не в состоянии поддерживать себя под постоянным изменением. Брюс пригибается от падающих обломков. Появляется больше трещин в потолке.
— Нам нужно... — начинает он перекрикивать шум, но Джокер уже исчез, как будто его никогда и не было. Пол вздрагивает под ногами Брюса, и он оказывается лежащим на полу.
Ваза падает на пол и разбивается, а рядом с локтем Брюса появляется кукольный домик. Невероятный, нестерпимый запах смерти, который преследовал лечебницу в течение многих дней, внезапно проникает в легкие Брюса, и он задыхается, поднимаясь на ноги.
Труп на полу — это уже не доктор. Теперь это маленькая девочка. Рядом с ней лежит еще один труп, у женщины постарше нет головы. Брюс неохотно поворачивает голову к кукольному домику, вспоминая слова доктора Квинзель. Мертвые глаза смотрят на него в ответ.
«Амадей Аркхем потратил несколько месяцев, пытаясь найти способ вернуть жену и дочь из мертвых», — доктор Квинзел сказала ему об этом. Магия. Путешествие во времени.
Альтернативные вселенные.
«Ему это удалось», — с удивлением понимает Брюс. Он нашел выход. За исключением бесконечного числа вселенных, где его семья все же умерла.
Должно быть, это свело его с ума.
Пол снова дергается, и на этот раз он трескается вдоль линии разлома. Труп маленькой девочки падает внутрь, в темноту. Брюс отскакивает от щели, прикрывая лицо от вони ладонью.
Аркхем, должно быть, создал какое-то устройство, чтобы перенести себя в альтернативную вселенную. Было ли это устройство случайно включено, или оно неисправно, или его батарея разряжается — все это не имеет значения. Важно то, что оно
где-то в этом здании.
Брюс поворачивается к лестнице, ведущей на второй этаж. На данный момент он, кажется, находится в том Аркхеме, что раньше был фамильным домом. Осталось совсем немного времени до того, как они выйдут из этой вселенной. Он срывается на бег.
***
Слишком поздно, чтобы остановиться сейчас.
Брюс ковыляет по коридору, слепо бросаясь вперед. Ему просто нужно верить, что перед ним впереди коридор, и во всем этом есть своя шутка — нет
никаких оснований думать, что так и будет. А каковы шансы сейчас?
Они переместились из всех нормальных мест, из всех «один электрон чуть левее» мест, из всех «рубашка моего отца была голубой, а не красной в день моего рождения» мест, и теперь они в дикой природе колеблются от «люди никогда не эволюционировали» к «бинарной звездной системе» к «гравитации чертового
двойника», и Брюс может чувствовать потерянные промежутки между ними, вселенные, в которых Брюса Уэйна никогда не существовало (и существует
бесконечное число вселенных, где Брюса Уэйна никогда не существовало).
Он мелькает, словно радиостанция, которая выходит за пределы своего радиуса вещания, и иногда есть что-то другое, чтобы занять его место, а иногда это просто воздух.
Внезапно воздух выходит из его легких, и на одну короткую секунду он несется сквозь ничто, истинную пустоту. Глаза жжет, и он хлопает по ним ладонями, вся влага сублимируется из его рта, а затем он падает на колени на холодную плитку в коридоре, но он
здесь, и осязаемый, и в его легких снова есть воздух. Первый вдох обжигает. Глаза слезятся под ладонями.
Все становится только хуже. Все плохо, настолько плохо, что он даже думать об этом не может. У них уже почти не осталось времени.
Он не собирается этого делать.
Он должен верить, что Джокер впереди него, что Джокер увидит
причину, что Джокер
спасет мир.
Брюс издает резкий лающий смешок, удивляя самого себя. Джокер. Увидит причину.
Нет никакой надежды.
Мир снова меняется.
***
Ничего. Он ничего не может найти.
Комнаты здесь размножаются, раздваиваются и перестраиваются слишком быстро, чтобы их можно было проверить. Он мчится по коридорам, которые превращаются в комнаты, а комнаты — в лестницы, а лестницы — в тупики. Иногда он оказывается в доме семьи Аркхем. Иногда в лечебнице. В одном памятном случае его на мгновение забрасывает в пустой воздух, прежде чем пол снова появляется под его ногами.
Он не может себе представить, как это устройство может выглядеть, но он должен верить, что узнает его, когда увидит. Все вокруг содрогается и исчезает, и Брюс борется с тошнотой, не зная, будет ли воздух, когда он в следующий раз сделает вдох.
Где же в Аркхеме может храниться такая вещь? Где же устройство могло оставаться все эти годы? Секретная комната? Место для хранения на чердаке? Брюс никогда не видел в музее никаких странных экспонатов того рубежа веков...
Брюс застывает на месте, его мысли возвращаются к сеансу в кабинете доктора Уильямса. Врач сидит за своим столом, со
старомодным медицинским оборудованием и другими приборами на полках позади него.
Устройство находится внизу.
Он был уже на полпути к тому, что могло бы быть коридором второго этажа, когда слышит гортанный рев. За его спиной раздаются шаги, и Брюс резко оборачивается.
Летучая мышь стоит там, оскалив зубы. В этой маске нет человека. Нет никакой маски. Это просто летучая мышь, и она бросается на него.
Брюс отпрыгивает в сторону, но летучая мышь бьет его своим тяжелым весом. Брюс вскакивает, используя ноги, чтобы сбросить с себя летучую мышь.
Все мерцает вокруг них, пол меняется от дерева к мрамору, к плитке, к цементу и грязи, так быстро, что все это кажется одним размытым пятном. Стены движутся вокруг них, а мебель появляется и исчезает. Летучая мышь снова налетает на него, и она твердая, осязаемая. Когда она снова бьет его, ее пальцы обвиваются вокруг его горла и сжимают. Брюс пытается вырваться, и его рука натыкается на осколок стекла от какого-то осветительного прибора. Он сжимает его пальцами и бьет по лежащей на нем летучей мыши. Стекло царапает по броневому покрытию.
Темнеет в глазах. Он отчаянно колотит стеклом снова и снова по броне, пытаясь найти слабое место. Он скоро умрет. Летучая мышь собирается убить его. Он никогда не спасет мир вовремя.
«Брюс, не бойся», — шепчет ему на ухо отец.
Брюс запихивает осколок в щель между двумя пластинами брони, его глаза закатываются.
«Чтобы победить страх, ты должен сам стать страхом», — говорит Ра'с аль Гул.
Брюс закрывает глаза, выдыхая сквозь зубы последние остатки воздуха.
«Хорошо», — думает он. Онемевшая рука падает на пол, пальцы разжимаются. Из них выкатывается кусок стекла. Он позволяет своим мышцам расслабиться.
Воздух устремляется в его легкие. Тяжесть спадает с его груди. Брюс открывает глаза. Летучая мышь исчезла. На его груди лежит маска. Брюс берет ее обеими руками и заглядывает в пустые глазницы.
Существует бесконечное количество вселенных, где Бэтмен существует.
Есть бесконечное число, где его нет.
Он перекатывается на колени и встает на ноги, натягивая маску на голову. У него нет времени думать об этом. Он должен спасти целый мир.
***
Джокер сидит, скрестив ноги, на столе доктора Уильяма, упершись локтями в колени. В руках он держит небольшую деревянную шкатулку с медными циферблатами, антеннами и витиеватыми завитушками.
— Мир жестко пошутил, когда создал нас двоих, — говорит Джокер, когда Брюс останавливается в дверях, как будто ждал его.
— Ты хочешь отомстить? — тихо спрашивает Брюс.
— Мир, который создал нас, не заслуживает того, чтобы существовать. — Глаза Джокера прикованы к шкатулке, рот сжат в тонкую линию. Коробка кажется единственной константой в комнате, такой твердой и реальной, что на нее почти невозможно смотреть. Руки Джокера перемещаются и снова складываются вокруг нее.
— Мир не создавал нас, — отвечает Брюс. Джокер смотрит на него без улыбки. Брюс спокойно встречает его взгляд. — Мы создаем мир с каждым выбором, который делаем.
Даже когда он говорит это, он знает, что это абсолютная правда. Ра'с аль Гул, Рейчел, Харви, Оуэнс, каждая смерть, которую он когда-либо вызывал, прямо или косвенно, была связана с его выбором. Он больше не может отрицать это или пытаться цепляться за какой-то идеал. Это уже случилось. Этого не изменить. Ему нужно повзрослеть.
— Я решил позволить миру умереть, — произносит Джокер.
Брюс делает шаг вперед, и Джокер отшатывается, прижимая коробку к груди. Теперь уже недолго осталось до того, как они переместятся в какой-то невозможный мир, который уничтожит их обоих.
— Человек, который сделал это устройство, хотел изменить прошлое, — говорит Брюс. — Он не мог смириться с тем, что с ним случилось.
— Жизнь жестока, — выплевывает Джокер, сворачиваясь вокруг коробки, как будто это причиняет ему боль.
— Жизнь
не жестока. Жизнь просто
есть. Мы не
лучше, чем все остальные. Мы же просто
люди. — Брюс останавливается и переводит дыхание. Джокер все еще смотрит на него, прищурившись.
— Я спас тебя на той крыше, — наконец говорит Брюс. — Не потому, что это было правильно.
Джокер молчит, наблюдая за ним.
— Это было не потому, что я пытался доказать свою точку зрения.
Брюс делает шаг вперед, и на этот раз Джокер не двигается.
— Это было потому, что я не мог представить себе мир, в котором тебя не было бы.
Губы Джокера слегка приоткрываются, но он не произносит ни слова. Брюс сокращает расстояние между ними, и на секунду его губы касаются тысячи Джокеров, миллиона, миллиарда, но он крепко прижимается к нему, и поцелуй становится отчаянным, теплым и настоящим.
Джокер отпускает коробку. Брюс берет ее и роняет на пол. Раздается треск, слишком громкий для маленькой вещи, упавшей на пол. Вибрация проходит сквозь тело, вызывая мурашки по коже. Джокер вздрагивает, все еще прижимаясь к нему, они не отходят друг от друга.
В коридоре за его спиной раздаются шаги, люди в панике разбегаются.
Солнечный свет падает на стол.
Брюс закрывает глаза.
