Исполняя мечты

Двое сидели на одной из самых высоких крыш Парижа и наблюдали за редкими машинами, скользящими внизу по ленте асфальта. Проходящим людям и невдомёк что два уже давно повзрослевших героя до сих пор хранят их покой, только не от могущественного злодея — Бражника, а от простых ночных воришек. Леди Баг и Кот Нуар уже как с десяток лет перестали светиться в новостной ленте, поэтому почти все и забыли о их подвигах и о них самих. — Кот, как думаешь, мы всё ещё нужны этому городу? — сегодня Леди была задумчивее обычного. Оно и понятно, проблемы взрослой жизни героев Парижа стороной никак не обойдут. Им также как и обычным людям нужно ходить на работу, воспитывать детей и оберегать семью. — Габриэль? — не дождавшись ответа, женщина позвала своего напарника настоящим именем. — Конечно нужны! Что за глупости ты говоришь? — мужчина в удивлении вскинул брови над черной маской, — Сабин, я понимаю, что тебе тяжело, поверь, мне не легче. Чувствовать, что можешь спасти весь город, но не в силах сохранить самое дорогое. Кот Нуар опустил руку на плечо подруги, стараясь поддержать. — О, мой старый добрый друг, мне кажется, что если я потеряю ещё и смысл быть Леди Баг, то моя жизнь закончится. — Эй, ты что?! — недовольно воскликнул Габриэль, — какой я тебе «старый»? Мы почти одного возраста. По крыше прокатился тихий смех. — Не думай об этом, может всё ещё наладится, и с твоей дочерью, и с моей женой, — уже тише произнес герой в темном костюме, поднимаясь с крыши, — по домам? — По домам. И, Агрест, спасибо, — улыбнулась леди в красном, раскручивая йо-йо. *** Белые коридоры, давно пропитанные запахом лекарств, снова давили на блондина, который бродил по ним каждый божий день, в надежде, что он станет последним, но, в то же время, боясь этого «последнего» дня. Как он не любил появляться в больнице мог представить только его отец, но тот всё равно каждый день брал сына с собой, чтобы тот провёл последние дни с матерью, ведь прогнозы далеко не утешительные в отношении её здоровья. Сражённая неведомой болезнью Эмили Агрест с каждым днём всё больше становилась похожа на увядающий цветок. Её руки тряслись, голос дрожал, а глаза просыхали от слёз только когда к ней заходили её мужчины, тогда же она старалась и улыбаться. Казалось, что больница дожимает из неё последние капли жизни. Адриан, приходя к матери не находил себе места, бродил по палате из угла в угол. Ему было больно смотреть как умирает самый близкий человек, но каждый день он приходит сюда и рассказывает, как прошла сегодняшняя фотосессия или, что они проходили сегодня с учителем. Рассказывал много, без остановки, не позволяя себя перебить слабым и дрожащим голосом, но, когда это происходило, ему в сердце словно кидали отравленный дротик. Ещё тяжелее становилось, когда мать о чем-нибудь просила, он был готов сделать всё что угодно для неё. Так, когда Эмили попросила зайти в её комнату дома и принести ей какую-то шкатулку, Адриан первым же делом как пришел в особняк, заглянул в комнату матери. Когда она просила принести любую книгу из дома, Адриан притаскивал по целому пакету с самым разнообразным чтивом. Она просила карандаши, фломастеры, альбомы и Адриан всё ей находил, часто с помощью Натали, но всё же. Зачем только его матери вся канцелярия, спросить он догадался не сразу, однако когда на прикроватной тумбочке появился невероятной красоты портрет, вопрос сам сорвался с языка. — Это мне девочка из соседнего отделения подарила, она одна живет в 328 палате. Такая милая! Я к ней случайно забрела, пока бродила по коридорам. Только папе не говори, что я вставала, а то он ругаться будет. Тебе обязательно нужно с ней познакомиться, зайди к ней. Она довольно одинока. К ней не часто приходят родители. — возможно, Адриану только показалось, но Эмили словно вновь расцветала, говоря о какой-то девчонке. Сначала парень приревновал мать, но уже буквально через несколько секунд загорелся желанием узнать, что же это за девочка, умеющая вдыхать жизнь в неживое. Очень вовремя вошли доктор и отец, а вместе с ними возможность удовлетворить своё любопытство. Агрест младший выскользнул в коридор и прошел по переходу в соседнее отделение. Любопытство толкало его вперёд, к той самой палате. Здесь было несколько детских комнат, но интересующей его так и не нашлось, палаты обрывались на 315, дальше шли процедурные кабинеты. Только Адриан хотел развернуться и пойти обратно к матери, как из-за самой дальней двери послышалось пение. Фальшивое, к слову сказать. Любопытство, что не потухало в парне, не получив никакого сопротивления, подтолкнуло парня к самой двери, а после и за неё, к источнику пения. — Привет, я услышал как ты поешь, — начал было разговор Адриан, но не получил в ответ никакой реакции, только ещё несколько фальшивых нот из песни, тогда он подошел ближе к большой кровати и застыл в изумлении: альбом в руках девушки был весь изрисован в дизайнах одежды, а между дизайнами тут и там выскакивали милые мордашки животных с комментариями типа «ты можешь лучше!», «а вот это ничего», апогеем стала змейка с репликой «надеюсь это будет сделано не из меня» возле какой-то сумочки. — Уау… Неожиданный гость нагло залез между художницей и альбомом, тыкая на смокинг, со словами «Вот это должно отцу понравиться», тогда-то девушка впервые и заметила своего посетителя. Взвизгнув от испуга, хозяйка комнаты ударила парня альбомом по руке из-за чего уронила несколько листов. — Что ты здесь делаешь? — сняла она наушники. — Да искал кое-кого и услышал, как ты поешь, кстати, это было не очень, но вот рисуешь ты просто невероятно, — ещё раз выразил своё восхищение к художественным способностям неудавшейся певицы, — и дизайны сногсшибательны, это я тебе как модель и сын модельера говорю. — Ух, какой разносторонний тут нашелся: и в музыке он разбирается, и в дизайнах, да еще и модель, — фыркнула девушка. — Эй, я тебя вообще-то похвалил. — Ну молодец, возьми с полки пирожок. — уперев руки в боки огрызнулась художница, после чего рассмеялась, — серьезно, возьми, они вкусные. Меня Маринетт зовут, а ты кто? — Я Адриан Агрест, — улыбнулся в ответ парень, но тут же стушевался и почесал затылок, — слушай, а ты не знаешь, где палата 328? Мне очень надо туда попасть. — Зачем? — искренне удивилась Маринетт, — ой, а ты не мог бы поднять то, что вылетело из альбома. — Да хотел отблагодарить девочку, которая там находится, — Адриан наклонился за листами и перевернув один из них понял, что попал прямо по адресу, — так это ты и есть! Твои портреты невероятны! Где ты так научилась рисовать? — Да что ты, у меня столько проблем с портретами, что просто стыдно кому-то показывать. Меня друг иногда учит рисовать, вот у него так точно талант, а я так, от скуки практикуюсь, — стараясь не залиться краской, пробубнила себе под нос девушка. — Не скромничай, — Адриан нашел еще один портрет матери и потряс им перед лицом девушки, — да тут же мама как живая! — А! — вдруг озарило Маринетт, — так ты тот самый «солнечный ребенок»? — Я просил её так меня не называть! — смутился парень, — не говори никому. — Могу я тебя попросить передать этот рисунок твоей маме? — проигнорировав просьбу нового друга, осторожно поинтересовалась она. — Пошли сейчас вместе, я тебя и с отцом познакомлю. — Я не могу пойти с тобой, но очень бы этого хотела… — прошептала Маринетт и кивнула в сторону угла, где стояла инвалидная коляска. — Прости, я… — начал было раскаиваться Агрест, но Маринетт его перебила. — Брось, это не твоя вина, не проси прощения. Можно я лучше тебя нарисую? Так началась крепкая дружба, которая могла прожить долгие годы, но… Но обо всем по порядку. Еще несколько дней подряд Маринетт рисовала своего постоянного гостя, в конце недели портрет был полностью готов, подписан и подарен новому лучшему другу. На обратной стороне рисунка витиеватым почерком было выведено послание «Пусть солнечного ребенка всегда сопровождает свет, от Маринетт Дюпэн-Чен». Адриан же тоже не сидел без дела пока его рисовали, он пытался научить великолепную художницу великолепно петь. Если уж и быть талантом, так во всём сразу. Получилось только на «хорошо», однако это не предел девушки, она могла бы научиться ещё лучше петь, ведь, по словам топ-модели, голос у неё был «не плохой». Уроки вокала часто прерывались звонким смехом или возмущением. Для ребят эти встречи стали временем, когда можно было отпустить все свои проблемы и от души пообщаться с родственной душой. Теперь Адриан гораздо охотнее подходил к больнице, не чувствуя того давления, что было раньше. Но как это часто бывает, всё изменилось в один день. День, когда уроки резко прекратились: перестал приходить и Адриан и миссис Агрест, комнату последней вообще заняла вечно ворчащая женщина. Как-то раз Маринетт попыталась с ней познакомиться, однако в ответ в неё кинули странной шкатулкой. — Это осталось от женщины, что здесь была до меня, мне сказали, что ты с ней общалась, можешь отдать родственникам, можешь оставить себе. — прохрюкала полная баба, сверля девушку в коляске неприятным взглядом, — кыш отсюда, мелочь, мне отдыхать надо. С того дня Маринетт снова осталась предоставлена сама себе и только иногда к ней приходили родители и Натаниэль. Ещё через месяц врачи выписали девушку домой. С одной стороны Дюпэн-Чен была счастлива покинуть длинные коридоры с бесконечным эхо и давящим со всех сторон одиночеством и никомуненужностью, а с другой не могла спокойно заезжать в дом, где и лишилась возможности ходить самостоятельно. Только вот выбора больше не было. Родители перенесли всю её спальню на первый этаж, а комнату с балконом стали сдавать в аренду, поскольку денег теперь в семье катастрофически не хватало. Естественно, никто не винил в этом саму Маринетт, но она прекрасно понимала, что её семья сейчас в таком положении только благодаря ей. Да, и ловить на себе сочувствующие взгляды с каждым днем становилось всё невыносимее и невыносимее, поэтому девушка брала с собой альбом, несколько карандашей и на весь день уезжала как можно дальше от дома. Любимыми местами становились парки и набережные, там Дюпэн-Чен встречала больше всего счастливых людей и заряжалась этим позитивом, после чего выражала всё на белых листах.