любить по-русски.

      Борис о чем-то в очередной раз спорит с Ричи, иногда обрывая того на полуслове своим грозным рыком, как бы давая сигнал, что лучше помолчать. Павликовский вообще был человеком спокойным, в отличии от очкастого близнеца, но в гневе он был страшен, особенно это знал Уилл. Нет, он не делал младшему больно, не кричал и не бил его. Никогда. Его злость вымещалась на банках из-под пива, что он опустошал за считанные минуты, а после со всей силы отпинывал, и когда жестянка отскакивала, резкий звук ударял по ушам, заставляя поежиться и на мгновение испугаться. Но когда Уилл находился на расстоянии вытянутой руки, сразу же расслаблялся, чувствуя, как чужие руки обвивают его тело и успокаивающе гладят по спине. Уилл был бесконечно добр к Борису, был для него маленьким солнышком, которое грело всюду, заражая беззаботной улыбкой, и которого последний постоянно садил к себе на плечи, изображая пони или любящего парня. А сейчас Байерс осторожно перебирает край своего свитера, исподлобья глядя на конфликтующих родственников, и ощущая запах сигарет от рядом сидящего Павликовского. Он хочет вновь обнять, но почему-то сдерживается. Наверное, стесняется Ричи.       Борис чувствует, как вибрация отдает по телу, когда Уильям сплетает их мизинцы. Он на секунду даже отключился от мира, поворачивая голову на мальчика с малость смешной прической и забывая, что сейчас должен отвечать Балаболу своим саркастичным тоном. Но эта секунда такая долгая, что он успевает потонуть в обеспокоенных карих глазах напротив, которые, – почему он раньше не всматривался? –, казались безумно завораживающими. Сразу все понимает, без слов. Берет его под руку и поднимается с травы, вызывая непонимание у Ричи. Да и Уилл тоже не понимал. — Byuvai*, —фыркнул брюнет, сжимая маленькую ладошку Байерса в своей. И та смотрелась в ней просто идеально. — Эй, а как же.. —Ричи не успел договорить, так как ребята быстро ретировались.       Павликовский сбавляет скорость только когда они уже прошли несколько домов, и только когда Уилл интересуется, все ли в порядке и куда они идут. Все же останавливается, поворачиваясь всем корпусом к Байерсу и изучает его нежные черты лица, к которым хотелось притронуться кончиками пальцев, притронуться губами. Ладонь предательски начинает потеть, но он лишь сильнее цепляется за чужую руку. — Спасибо, —пробормотал Борис, сокращая между ними расстояние и утыкаясь носом в макушку младшего, ощутив, как тот мелко дрогнул. — За что? —Уилл все еще не понимал, о чем идет речь и какого хрена они удрали. — Ты предотвратил убийство этого очкастого придурка. Если бы не ты, он бы уже лежал мертвым с бутылкой в горле, —усмехнулся кудрявый, незаметно для мальчика вдыхая его аромат. Голова кружится. — Фу, это звучит омерзительно, Борь, —Байерс нервно посмеялся, тоже чувствуя слабое головокружение, потому что сейчас находился рядом с тем, чье имя оседало на языке и по несколько раз крутилось в голове, ударяясь эхом о стенки черепной коробки; с тем, к кому готов был прибежать во втором часу ночи, потому что тот связался по рации и объяснил, что скучает, что плохо в одиночестве докуривать последнюю пачку marlboro; с тем, кого увидел рядом со своей больничной койкой после возвращения из Изнанки с кругами под глазами и дрожащими пальцами, зареванного до красноты щек и бросящего ради Уилла курить на несколько месяцев, пока последний не разрешил снова. — Как скажешь, —Павликовский издал хриплый смешок над ухом шатена, задержав дыхание от того, как Уильям назвал его. Тепло разнеслось по телу приятное, он даже слегка закатил глаза от удовольствия, теперь уже вдыхая запах мальчика свободно да и тот был не против. — И хэй, —он слегка отстранился от младшего, и когда тот поднял голову, встретившись с ним взглядом, продолжил, — Ты там говорил что-то насчет красок. Купить новые? —и улыбнулся вместе с Байерсом, когда тот потянулся, чтобы обнять за шею.       В итоге Борис вновь изображал пони, только на этот раз катал Уилла на спине, придерживая за бедра и заставляя от этого смущаться и отмазываться, что так удобнее. Остаток вечера они провели за просмотром телевизора и вечных прикосновений друг к другу, засыпая в постели Байерса со сплетенными пальцами.