* Квентин сидел за столом в таверне, и Элиот уже успел налить ему стакан вина — неужели правда из репки? — Теперь можно говорить? — нервно спросил он, теребя краешек рукава. — Или Тихая Игра ещё не закончилась?
* Элиот оторвался от книги. — Это же… — Читай дальше, — настоял Квентин.* Элиот на другом конце стола сделал вид, что раздумывает, постукивая донышком стакана по дереву стола. Игра в кокетку ему до сих пор удавалась просто блестяще, несмотря на седину на висках. — Смотря, что ты хочешь сказать. Квентин угрюмо зыркнул на него, и Элиот улыбнулся — той искренней, живой улыбкой, которая теперь часто появлялась на его губах. В их прошлой жизни Квентин её никогда не видел. — Ладно, — старательно вздохнул Элиот и усмехнулся. — Думаю, Тедди уже смылся к очередной своей как-там-её-зовут, так что ты тоже заслуживаешь шанса. Квентин закатил глаза. — Эл, прекрати советовать ему забыться от любых проблем в чужих объятиях. Элиот вскинул красивую бровь. — Ему пятнадцать, и он твой сын. Никакие советы ему не требуются. Квентин собрался было ответить ему тем же, но застыл, переваривая услышанное. “Твой сын”. Он прикрыл глаза, вспоминая минувшее утро. Элиот, нацепив образ Верховного-Короля-у-которого-не-будет-королевства-ещё-целый-век, требовал, чтобы Тедди перестал жаловаться и починил уже несчастную ось, как и обещал. Тедди огрызался в ответ, бесился, и в итоге пробурчал, когда Элиот не мог его слышать: — Да он же мне даже не отец, — и у Квентина глаза застило красным. — Кью? — тревожно позвал Элиот. Он всегда волновался за обоих своих мальчиков. Квентин посмотрел ему в глаза. — Эл, ты должен кое-что знать. Почему я так разозлился на Тедди сегодня утром. Рассказывать не хотелось. Но они с Элиотом пообещали друг другу после Ариэль, что никогда ничего не будут скрывать по поводу Тедди. Так что Квентин потихоньку пытался придумать, как объяснить Элиоту, что его милый мальчик, который носил его имя, сказал такое. Как объяснить, что это неправда, а порыв эмоций. Но прежде, чем он успел открыть рот, Элиот взглянул на него с мягким пониманием. — Я слышал, что он сказал, Кью. Своими ушами. — Но промолчал? — тихо спросил Квентин. Элиот пожал плечами. — Ему пятнадцать, и он злится на весь мир. Мы оба были на его месте. Оба говорили что-то, о чём потом приходилось жалеть. — При этих словах на лицо Элиота словно легла неясная тень. — Ты же знаешь, что он просто так это ляпнул? — спросил Квентин. — Знаешь, что он любит тебя, Эл? Элиот снова повёл плечом. — Конечно, — ответил он, и Квентин попытался было его перебить, но не успел. — Но это неважно. — А что тогда важно? Элиот посмотрел ему в глаза и мягко улыбнулся. — Неважно, хочет он быть моим сыном или нет. В любом случае, моя жизнь принадлежит ему. — Элиот дотянулся и взял Квентина за руку, сплёл их пальцы. — Вам обоим, — мягко добавил он.
* К концу сцены Элиот забыл, как дышать. Совсем забыл, что… Он взглянул на Квентина, и тот с улыбкой кивнул ему. Элиот дрожащими пальцами перевернул страницу.* — Ну, не плачь, иди к Элиоту, мой маленький… Квентин устроился на подушках у спинки кровати. Ему пришлось проглотить комок в горле: Элиот, которому даже маленькие котята не нравились, нежно ворковал над его сыном. Ариэль положила голову Квентину на плечо, а ладонь устроила на животе — по привычке, оставшейся с беременности. — Так и думала, что мальчик с твоими глазами и носиком завоюет сердечко Элиота примерно за пару секунд. Квентин тихо засмеялся и поцеловал её влажный лоб. Ариэль закрыла глаза, и Квентин прижался щекой к её волосам, наблюдая вполглаза, как Элиот держит малыша у груди, поближе к сердцу. Так они и задремали, слушая тихий шёпот: — ...и я научу тебя правильно выбирать ткани. Даже не думай ходить за советом к своему папе. Может, к маме, но лучше потом уточни у меня, хорошо? И магия, я обязательно научу тебя магии!..
* Дальше на страницах были все те дурацкие истории, за которые Элиот цеплялся, взбираясь по ступеням, пытаясь отвлечься от жуткой, болезненной, невыносимой надежды, что Кью правда шёл следом…* — Господи, Кью, у тебя такое лицо, словно членов никогда не видел. Квентин закатил глаза, и Элиот снова зашёлся смехом. Корона едва не сползла у него с головы, а очередное экспериментальное шампанское в бокале хлестнуло через край. — Видел, конечно же, — огрызнулся Квентин, снова окидывая взглядом чрезвычайно одарённого природой кентавра, явившегося к королевскому двору без штанов. — Только не такие большие. — Обижусь, — лукаво пригрозил Элиот, перестав смеяться. — Дурак ты, — пробурчал Квентин, старательно отодвигая воспоминания о ночи после бутылочек с эмоциями. Чудесному обаянию Элиота он сопротивляться не умел — даже в самые тёмные свои дни, как сейчас. — А ты улыбаешься, — мягко заметил Элиот. — Тебе идёт, Кью. Я скучал по твоей улыбке.
* — Ты ужасен! Но Квентин продолжал танцевать, проглатывая один приготовленный Элиотом коктейль за другим посреди устроенной в домике вечеринки. Они праздновали, что Квентину удалось не вылететь из школы. — Плевать! Я остаюсь в Брейкбиллс! — Ты остаёшься в Брейкбиллс! — завопил Элиот, пожирая его глазами. Похоже, он был пьян: его рука скользнула Квентину на бедро и притянула его ближе, заставила двигаться вместе под оглушающую тягучую музыку. Сердце у Квентина пропустило удар, а руки сами обняли Элиота за шею. Тот прижмурил глаза от ласки и прижался лбом к виску Квентина. — Я так рад, что ты остаёшься, — прошептал Элиот, тихо и откровенно, и Квентин, должно быть, неправильно его понял, потому что…
* Там была та самая ночь под звёздами на мозаике, их первая (вторая) ночь вместе на годовщину, но с другого угла.* Элиот был ужасно твёрдым под ним, Квентин чувствовал его, близко, но недостаточно. Господи, он умолял так отчаянно, что должен был стыдиться своих желаний, но Квентину было так нужно, он так хотел, хотел ещё, хотел Элиота, так сильно его хотел… Пальцы Элиота сжались на его бёдрах, удерживая на месте, и это помогло. Правда, помогло. Квентин попытался сказать об этом, все чувства сейчас лились из него словами и просьбами, только чтобы Элиот… А Элиот вдруг качнулся вперёд, спрятал лицо у Квентина под подбородком, уткнулся в шею и прошептал: — В этот раз… Прошу, только не надо меня ненавидеть. И он посмотрел Квентину в глаза, как той, другой ночью, и глаза у него были такие красивые, такие испуганные, и Квентин… Поцеловал его. Не мог остановиться, и пальцы Элиота у него в волосах отчётливо подрагивали, и…
* И другие воспоминания тоже были на этих страницах, даже те, которых Элиот немного стыдился, вот только…* В Квентине не было ничего особенного, и он это прекрасно понимал. Несмотря на всю эту суету с временными линиями, Зверем и Чатвинами. Он был неплохим отцом, кажется, и нормальным мужем и партнёром. Вот только оставался при этом незакончившим обучение студентом магической школы, умудрившимся расшатать одно королевство, вырубить магию сразу в нескольких мирах, поклясться вернуть её назад — и провести следующие десять лет, не сдвинувшись с мёртвой точки. Не очень-то впечатляет. Но такими ночами… Квентин чувствовал себя всемогущим. Он ещё ничего не сделал, даже штанов не снял, только просунул ладонь Элиоту за пояс — а тот уже дрожал, как лист, и звал его по имени, словно умоляя о чём-то. Квентин вспомнил о целой очереди парней, дожидающихся возможности замутить с неофициальным принцем Брейкбиллс, который сейчас совершенно потерял голову от парочки неловких прикосновений. Логически он понимал, что дело во времени, у них так долго ничего не было, потому что Тедди всегда был рядом, а хижина была кошмарно мала. Но Квентину было не до логики, потому что Элиот выгибался и стонал под ним, и Квентин скользнул пальцами глубже. И то же отсутствие логики, кажется, заставило Квентина склониться на Элиотом — над чудесным, высоким Элиотом, который обожал всё контролировать и зажимать его самого по углам. Квентин склонился над ним и прошептал прямо в губы: — Эл, скажи мне. Скажи, что тебе это нужно. И Эл горячо отозвался: — Мне нужен ты, малыш. Всегда нужен. — И тут же открыл глаза, и приподнялся на руках. Квентин продолжал гладить его, и Элиот вздрагивал с каждым его движением, но теперь на нём словно опять возникла невидимая броня крутости. А затем в дело вступила ирония, хуже прежнего, и в ход пошли шуточки, которые были шутками только наполовину, о “неплохих результатах для гетеросексуального парня” — и им подобные. В ссоре, которая за этим последовала, Квентин бросил что-то в пылу про их соседку, что-то совершенно идиотское, потому что ей было девятнадцать лет, и она не была Элиотом. И он очень ждал ответной шпильки, но не дождался. Элиота словно насквозь пронзило этой глупостью. И Квентин прекрасно знал, что в прошлом его успело знатно помотать по сторонам. С Элис, и с Ариэль — хотя о времени с ней он никогда, никогда не жалел, — Квентин знал, что всё это выглядело как подспудный отказ. Отказ быть с Элиотом. Признание, что его недостаточно. И Элиот сам убедил его подкатить к Ариэль, и даже настаивал на этом. Элиот, у которого были почти неживые глаза и полиамурная королевская семья за плечами, которого совершенно не беспокоили традиционные заморочки. Элиот, который так сильно переживал перед свиданием с Майком, что обратился к Квентину за советом о моде. Элиот, который очень болезненным путём выяснил, что… — Он был единственным, кому я… Правда нравился, понимаешь? Я сам. И всё это было ложью. Жалкое зрелище… У Квентина остро сжалось сердце. Он позволил Элиоту сменить тему, потерялся в его словах, в его поцелуях, потому что было бы настоящей пыткой продолжать говорить об этом. Но этот след остался внутри, и несколькими неделями спустя Квентин приложил все усилия, чтобы Элиот точно знал, чего он хочет. Квентин обвил Элиота руками со спины и прижался к нему, бормоча свои признания между лопаток. И сердце Элиота под пальцами Квентина дрогнуло и забилось чаще, несмотря на его вроде бы небрежные слова: — Разумеется, детка. Кто бы в здравом уме от меня отказался?..
* И другие, даже история о татуировке, которая больше не казалась ему такой уж глупой…* — Ах, блядь, больно! — Не шевелись и перестань жаловаться, — строго велел Элиот, не разжимая бережных пальцев. Как оказалось, сырая филлорийская весна попросту убивала Квентина и его деревянное плечо, но в руках у Элиота жила какая-то своя магия. Квентин лежал под ним на животе, а Элиот с силой разминал его мышцы, и когда он закончил, Квентин застонал и зарылся лицом в лоскутный плед. В котором уже начали появляться дыры. Пальцы Элиота, ласкающие горящую кожу, скользнули вдруг Квентину на спину и обвели линию татуировки между его лопаток. — Хотел бы я, — прошептал Элиот, — чтобы ничего этого с тобой не случалось. У Квентина дыхание застряло в горле, и все слова вылетели из головы. Элиот, почуяв его тревогу — как всегда — вдруг понизил голос и дразняще произнёс: — Ты знаешь, если бы не обстоятельства…Татуировка тебе идёт. Очень даже. Может, и мне тоже обзавестись? Квентин заглянул ему в хитрые смеющиеся глаза. — Дай угадаю. Мозаичные плитки? — Нет, спасибо, — фыркнул Элиот. — Я бы выбрал парную с твоей. — Первую букву имени во всю спину? — уточнил Квентин, подперев голову подбородком. — Как ты до сих пор удерживался? — Не моего имени, — улыбнулся Элиот и ущипнул его за бок. Квентин пискнул и перекатился на спину, окинул Элиота взглядом. Внутри снова плеснулось странное, горячее чувство, растущее с каждым днём последнего года. Как красиво смотрелись предплечья Элиота, когда тот на них опирался. Какими мягкими были его глаза и голос. — “Q”. Чтобы мы совпадали. У Квентина пересохло во рту. — На спине? — слабо спросил он. Элиот улыбнулся. — Нет. Прямо у сердца, — и он похлопал ладонью по груди, пытаясь превратить свои слова в шутку, но Квентин не услышал в них и доли юмора.
* У Квентина, очевидно, не было воспоминания о Фен и её ритуалах скорби, но зато…* Он сжимал в пальцах серый свитер Элиота, так крепко, как позволяли скрюченные артритом пальцы. Всё было не так, ничего не помогало, ничего не могло снова помочь ему вспомнить, как с Элиотом было сладко, тепло и… Тедди погладил Квентина по спине; он вырос таким большим, словно пошёл ростом в своего любимого второго папу. — Я тоже по нему скучаю, отец.
* В глазах у Элиота стояли слёзы, пока он читал, как Квентин и их маленькая семья оплакивали его смерть. Он никогда не спрашивал, сколько это продолжалось в том маленьком мирке, которого не случилось на самом деле. Надеялся, что прошли годы. Что Квентин увидел своих пра-пра-правнуков. Верил, что у Квентина была чудесная жизнь — и, кажется, так и было. Потому что, вернувшись (не уходя), Квентин посмотрел Элиоту в глаза и предложил повторить это всё снова. А Элиот… Элиот замер, не в силах перевернуть страницу, зная, что будет дальше, сжался, понимая, что придётся снова пережить это воспоминание, не в силах ничего исправить. Квентин погладил его по запястью. — Прочти, пожалуйста, — попросил он, и Элиот не мог ему отказать, просто не мог — после всего, что произошло и не могло произойти.* В пустоте тронного зала две фигурки на ступенях казались попросту крошечными. Однажды Квентину разбили здесь сердце. Совсем чуть-чуть, потому что ничего на самом деле не было утрачено: только вероятность, память о чём-то прекрасном. Тогда ему было больно. И ещё больнее, потому что Элиот вдобавок к своему отказу отправил его “побыть партнёром кому-нибудь ещё” — словно забыв, что Квентин знает его, как облупленного. Квентин прекрасно понимал, что это было очередной попыткой сбежать, очередным вывертом идеи “если ни о ком не заботиться, то никто не сделает мне больно”. Квентин задолго до мозаики чувствовал, что лежит за поверхностной лаской и короткими объятиями. Элиот отказал ему не потому, что ему было плевать. И больнее всего было то, что после этого Элиот сразу попытался сделать вид, что ничего особенного не произошло, и они продолжали оставаться “просто друзьями”. И сердце болело от этого ещё очень долго. Но по сравнению с тем, что Квентину пришлось пережить с тех пор… Тогда глаза Элиота были его глазами, пусть он и пытался скрыть за ними собственную отчаянную боль. Он был жив, в порядке — и продолжал принимать дурацкие решения. И Квентин готов был смириться с этим, с радостью — особенно теперь, зная альтернативу. Но теперь?.. То, что творилось внутри, нельзя было даже назвать болью. Эл, глупый, смелый Эл, который всегда умудрялся перепутать, чем стоит гордиться, а чем нет, стоял сейчас босой, шатаясь, и смотрел в глаза видению с лицом Квентина (который прекрасно знал, каково это, насколько это страшно). А видение убеждало его, что Элиот никогда Квентина не любил. И кто-то уже собирался забрать Квентина назад, туда, откуда он пришёл, но это было неважно. Он прекрасно знал, на что идёт, когда творил заклинание, вырвавшее Элиота у Монстра. Знал, чем оно может закончиться, и был уверен, что оно того стоит. И даже если им не удалось добраться до поверхности, Квентину удалось снова увидеть Элиота — на это он точно не рассчитывал, даже думать об этом боялся. Но когда Элиот открыл рот со своим дурацким предложением, Квентин понял, что здесь ничего не закончится. Что придётся снова что-то сделать, чтобы спасти своего любимого идиота. Спасти Элиота, пылающего яростью, такого открытого и уязвимого. Видения могли нести любую чушь — Квентин знал, что никто, никто и никогда не любил его больше, чем Элиот, едва живой, но абсолютно уверенный в своём решении отдать свою жизнь взамен.
* Элиот поднял глаза, и Квентин придвинулся к нему, вытащил книгу из рук и небрежно отбросил в сторону. Его ладонь легла Элиоту на грудь, другая скользнула ему на щёку. — Я не... — прошептал Элиот, не уверенный, что хочет сказать. Квентин вздохнул и легонько пихнул его в грудь, обнял ладонями лицо. Элиот склонился к нему, прижался лбом ко лбу. — Не хочу тебя расстраивать, — твёрдо сказал Квентин, и голос его подрагивал от нежности, — но прочесть тебя гораздо легче, чем ты думаешь. — Он тяжело сглотнул. — Ты меня из Подземного мира вытащил, Эл. Элиот смотрел на него, и глаза щипало от слёз, но закрыть их значило отвести от Квентина взгляд. — Но видение… Оно же читало все эти воспоминания, на моих страницах. — Похоже, что ты оказался не слишком хорошим рассказчиком. Кью держал его и не отпускал, и Элиоту хотелось бы стоять так вечно. Всё было не так, как он надеялся, как мечтал, запертый в собственной голове, но это не имело никакого значения. Самое главное… Элиот накрыл ладони Квентина своими, погладил его по лицу, коснулся волос, и… — Могу я?.. — Да. Ну же!.. И Элиот склонился, не закрывая глаз, и поцеловал Кью в первый раз за пятьдесят долгих лет. Он хотел, чтобы это бы нежный, краткий, утешающий поцелуй, но Квентин ответил ему, он хотел, по-настоящему хотел Элиота так же, как тот желал его самого. И Элиот забыл обо всём, он запрокинул Кью голову, поддерживая затылок, чтобы было удобнее целовать, глубоко, сладко, до головокружения. Кью вцепился ему в запястья, до синяков, привстал на цыпочки и тихо постанывал, и Элиот жадно глотал эти стоны, не желая отрываться от нежных губ. И пусть на цыпочках стоял Кью, самому Элиоту словно не хватало равновесия, а Кью гладил его по рукам, и отстранились они друг от друга только тогда, когда без воздуха стало совсем плохо. Напоследок Элиот мягко поцеловал Кью в уголок губ. Кью стоял, прикрыв глаза, и тяжело дышал, не останавливая ласки нежных пальцев. — Видишь, — прошептал он, задыхаясь, — очевидно же. Элиот непроизвольно улыбнулся, но остановил себя. — Кью, ты… Моя сделка с Библиотекой. Я никогда не смогу сказать тебе… — Меня не волнуют слова, — перебил его Кью, глядя прямо и серьёзно. — Пятьдесят лет без них прожили, и теперь сможем. Элиот потёрся носом о его нос. — Но ты заслуживаешь слов. Кью прижался губами к его губам, кратко и очень сладко. — Поверь мне, ладно? Вот это… То, чего я хочу, Эл. И Элиоту безумно хотелось ответить тем же, и он ответил — только без слов. Когда они снова оторвались друг от друга, широко улыбаясь, Элиот, наконец, обратил внимание на окружающий мир. — Хм, — выдохнул он, оглядывая идеальный газон, здание школы и каменный постамент. На этом месте он впервые увидел Квентина Колдуотера, и его броня дала первую трещину — как много времени прошло с тех пор. — Очень поэтично. Квентин оглянулся и пожал плечами. — Это же Библиотека. Уж в символизме они должны разбираться. — Кстати, о символизме, — подхватил Элиот, — наши друзья ждут нас в общежитии. Как в старые добрые времена. — Его пальцы мягко заправили прядку за ухо Кью, и длины волосы теперь едва на это хватало. — Думаю, они очень хотят увидеть тебя. Квентин глубоко вздохнул и протянул Элиоту руку. — Веди, — попросил он, улыбаясь. И Элиот крепко переплёл их пальцы, прежде чем шагнуть вперёд.