***
К моменту прибытия Эллен Харвелл Кастиэль уже подготовился. Эллен входит в его комнату одна и жестом заставляет остальных ждать снаружи, закрыв за собой дверь. Она официально пожимает Кастиэлю руку, но за стол не садится. — Не при таких обстоятельствах я надеялась снова встретиться, — Эллен контролирует себя, но заметно устала, и, вероятно, ей пришлось отказаться от сна, чтобы справиться с этим маленьким кризисом. — Тут я с вами согласен, — отвечает Кастиэль. — Это для вас, — Эллен протягивает письмо, и роскошная бумага, которую использует Майкл, бросается в глаза, едва она достает конверт из кармана куртки. — Я только что прибыла из Илчестера, где говорила с Захарией, который взял на себя управление городом. Он просил передать это вам. Возможно, вы захотите немедленно прочесть его. Майкл решил не рисковать, и письмо зачаровано — только для глаз Кастиэля. Оно открывается под пальцами Кастиэля, и он читает. Приветствия кратки, Майкл сразу перешел к сути: единственное, о чем он сожалеет — невозможность быть уверенным в безопасности Кастиэля. Это письмо обеспокоенного короля, в нем говорится о его тревоге в связи с возникшей ситуацией. В конце Майкл обещает сделать все, что в его силах, чтобы все наладить, и Кастиэль должен верить и довериться ему. В целом, там очень мало того, что Кастиэль находит полезным или утешительным. — Ладно, — Кастиэль кладет письмо на стол. — Что вы хотите сказать? — Захария сообщил, что он и его люди не покинут Илчестер, пока вас с Дином не передадут ему. Его Величество желает быть уверенным в вашей безопасности. Вы хотите этого? — Дин и я — единое целое в ваших глазах, так же как и в глазах Майкла, поскольку наша ценность в нашем браке. Даже если я скажу, что хочу уехать, Дина вы не отпустите. — Я все равно должна спросить. — Мой ответ не имеет значения, поэтому не спрашивайте просто так, чтобы сказать себе, что дали мне выбор. Улыбка Эллен слабая и печальная. — Если все рухнет, вы ведь знаете, кого Его Величество обвинит, верно? — Дина, — отвечает Кастиэль. — Его обвинят в том, что он соблазнил меня и увел от предполагаемого жениха, а затем убедил своего брата бежать. — Значит, вы понимаете, почему я не могу отправить его к Захарии. — Потому что боитесь, что Захария будет обращаться с Дином так же, как вы обращаетесь со мной. Да, я понимаю. Эллен вздыхает. — Доверие — это роскошь, и меня считают дурой за то, что я его предлагаю. На мгновение она кажется старше, хотя вспышка сожаления быстро гаснет. Эллен была одной из главных движущих сил альянса между их странами, и его успех должен был стать жемчужиной ее пребывания на посту спикера и главного должностного лица Республики. Она произнесла речь на их свадьбе и танцевала с ними обоими. Дин очень много раз говорил о ней. — Пойдемте со мной, — предлагает Эллен. — Прогуляемся. Сначала Кастиэлю кажется, что это метафора, однако Эллен открывает дверь и что-то говорит людям снаружи. Когда она жестом приглашает Кастиэля следовать за ней, он идет, а за ними идут Кевин и их двухметровый телохранитель. Снаружи находится каменный коридор с чередующимися дверями и лестницей в дальнем конце. — Я не удивлена, что при дворе нашлись люди, оспаривающие законность вашего брака, — говорит Эллен. — Несогласные есть везде, и, честно говоря, я бы заподозрила неладное, если бы их не оказалось. Они просто нашли точку давления, и Майкл решил ответить в своем стиле. — Думаете, что Майкл взял город, чтобы доказать свою точку зрения? — спрашивает Кастиэль. — Чтобы утвердить свою власть? — Своему народу и нам тоже. Как далеко он готов зайти, остается загадкой, которую я предпочла бы не разгадывать. Вопрос здесь в том, каков ваш уровень вовлеченности во все это, — Эллен проводит Кастиэля в комнату чуть дальше по коридору, ее большая дверь широко распахнута, чтобы не мешать движению. Похоже, это какая-то комната для совещаний или работы, потому что, хотя в углу и есть кровать, повсюду расставлены столы, папки и коробки. Тут имеется даже небольшая кладовка в укромном уголке, откуда идет запах кофе. Кастиэль старается не выглядеть так, будто изучает комнату и ее возможные точки выхода. — Что вы имеете в виду? — Я была уверена, что кандидат Майкла выразит готовность, — многозначительно говорит Эллен. Кастиэль смотрит на нее. — Ваш кандидат сбежал. — Да, это наше упущение, — говорит Эллен, хотя ее тихий гнев звучит так, словно направлен внутрь. — А вы знали, что Дин протестовал громче Сэма? Не хотел, чтобы его брата «продали», выражаясь его же словами. Все следили за Дином, чтобы он не напортачил, поэтому Сэм и ускользнул. — Дин сделает все, чтобы спасти свою семью. — Это я знаю. Будь я лучше, не давила бы так сильно, чтобы это произошло. Но я надавила, и вот к чему мы пришли. Я сделаю все возможное, чтобы исправить это. Но не смогу ничего при отсутствии всей информации. А вот и суть. — Что вам нужно? Эллен на мгновение отворачивается, принимая чашку кофе, которую предлагает ей Кевин. Он предлагает и Кастиэлю — простой, домашний напиток почти неуместен в этом безличном каменно-деревянном здании, но от этого он кажется Кастиэлю еще более ценным. — Почему Майкл выбрал вас? — спрашивает Эллен. — Я расходный материал, — отвечает Кастиэль. — У меня нет причин, и не я раскачиваю эту лодку. — Нет, именно вы, — говорит Эллен. — Ваша... случайная неосторожность дала повод тем, кто против этого брака и, косвенно, против самого Майкла. — Я сделал это не нарочно. И не знаю, как еще объяснить вам это. Эллен кивает, обменявшись быстрым взглядом с Кевином. Верит она ему или нет, Кастиэль не знает, хотя спикер, кажется, из тех, кто использует более извилистые способы узнать желаемое. Она по-человечески говорила с ним и еще ни в чем не обвиняла, но должна же она его в чем-то подозревать. — Поле изменилось, и игроки вместе с ним, — говорит Эллен. — Общественность верит в вас или по крайней мере в то, что вы с Дином представляете. Независимо от того, на чьей вы стороне и каковы ваши истинные мотивы, власть имущие внешне обязаны поддерживать ваш брак. Майкл использовал это, чтобы высадить свой королевский легион на территории Республики за... сколько, двести лет? — Примерно, — говорит Кастиэль. — В качестве акта доброй воли, вот, держите, — Эллен достает из папки небольшую стопку писем. Кастиэль сразу же узнает в них свои собственные и тут же выхватывает. — Команда Бобби сумела сохранить их, прежде чем покинуть Илчестер. — Сохранить? Украсть. — Так же, как ваш король украл наш город, — парирует Эллен. — Вот к чему мы пришли. Нам нужно найти способ двинуться вперед. — Это не моя вина, — письма Кастиэля пахнут до боли знакомо, и ему приходится заставлять свои пальцы не сжимать их слишком сильно. — Единственное, что я пытался сделать, — быть достойным мужем Дину. Понятия не имею, удалось ли мне это, но знаю, что я намного лучше, чем то, что он мог бы получить. Это звучит высокопарно, но Кастиэль именно так и думает. Он знает, что это правда, ведь кто-то другой был бы менее добрым, терпимым и открытым для обсуждений. Дин мог бы жениться на ком-то, кто его подставит, воспользовался бы его недостатками, а потом взял их на карандаш, и тогда у Майкла был бы гораздо более управляемый двоюродный зять. — Думаю, я тоже в это верю, — говорит Эллен. — Моя работа — работа Совета — определить наилучший следующий шаг. А пока я хотела бы попросить вас написать письмо Майклу. — Я не буду ради вас лгать своему королю. — Я и не прошу об этом, — беззлобно отвечает Эллен. — Просто хочу, чтобы вы подумали о Дине и обо всем том хорошем, что должен принести ваш брак. Помогите нам спасти это. Желания Кастиэля просты и эгоистичны. Все, чего он хочет, — уйти отсюда, продолжать свою работу, быть полезным в более тонких отношениях. Тем не менее, Эллен звучит серьезно, и из ее осторожной формулировки Кастиэль понимает, что она недовольна последними решениями Бобби и Виктора. Она также признала инакомыслие и на стороне Республики, что требует контроля за ущербом со всех сторон. — Дайте мне бумагу, — говорит Кастиэль. — И все необходимое, чтобы запечатать письмо. — Конечно. Пока Эллен заставляет Кевина раскладывать вещи на столе, Кастиэль подходит к ближайшему окну. Стекло закалено, и вид с пятого этажа ведет во двор того, что кажется укрепленным каменным домом. В этом дворе движутся с какой-то целью около дюжины человек, и Кастиэлю кажется, будто среди них он видит Дина. Да, это определенно Дин в кожаной куртке, возможно, даже в той самой, что была на нем, когда они впервые встретились. Он стоит с группой людей вокруг стола, изучая какую-то карту. Он оживлен, но не так, как раньше, когда говорил о своих любимых фильмах. Тут его движения тверды и деловиты, решительны. Слушая, он скрещивает руки на груди. Указывает на людей, и те кивают. — Дин хороший человек, — внезапно говорит Эллен, хотя со своего места никак не может знать, что Кастиэль наблюдает за своим мужем. Может, ей удалось прочесть выражение его лица. — У него добрые намерения, хотя он имеет тенденцию быть близоруким. — Я знаю, — отвечает Кастиэль. — Вы ведь не станете обвинять его в недавних действиях? Он не был создан для этой задачи, и все это не его вина. Мальчик хорошо убирается, но скорее стреляет, чем танцует. Кастиэль хмурится, наблюдая, как крошечная фигурка Дина пересекает двор и исчезает из виду. — Дин умеет танцевать. — Ну да, но только потому, что должен, это не значит, что ему нравится... — Дин многое умеет, — Кастиэль отворачивается от окна, и Эллен смотрит на него в легком замешательстве. — Он — открытый сосуд и обрабатывает информацию так же быстро, как определяет, насколько эта информация актуальна. Он может не соответствовать типичному представлению о том, какой должна быть его роль, но если вы так плохо думаете о нем, неудивительно, что не верите в его способности позаботиться о себе. — Я знаю, что Дин умен, — говорит Эллен, начиная раздражаться, — вопрос не в этом. — Но должен быть именно в этом. Или же ваш страх передо мной — перед нами — перекрывает вашу веру в способность Дина выполнять свою работу. — Это была не его работа, — говорит Эллен. — В том-то и дело. Очередная попытка Эллен минимизировать урон. Кастиэль задается вопросом, действительно ли они могут сгладить все это, заставить Майкла и охотников отступить, чтобы потом посмеяться над этим за чаем и тортом. Они вернутся к светской беседе, пожиманию рук и идеальным улыбкам, в то время как механизм альянса, громко поскрипывая, вернется к работе. Это, конечно, возможно. Кастиэль позволяет этой мысли булькать на медленном огне и садится за стол Эллен, чтобы начать писать. Но под этой мыслью скрывается еще одна — если всем так легко шарахаться от теней и начать тыкать пальцами, то для начала фундамент, на котором построили альянс, никогда не был достаточно прочным. Кастиэль пишет и чувствует себя предателем — не перед Короной, а перед самим собой. Тон его письма официальный, но не обвиняющий — он болезненно осознает опасность гнева Майкла. Благодарит за заботу, уверяет его, что с ним все в порядке, сообщает о приезде Эллен и выражает надежду, что новые переговоры будут более плодотворными. Все остальное Кастиэль проглатывает. Для него более продуктивно сохранить это для письма, которое он однажды напишет Анне. В нем он расскажет ей, что узнал совершенно новые способы ненавидеть этот брак; что он и прежде ошибался в людях, но, по-видимому, не усвоил свой урок; что он не знает, есть ли у него мужество продолжать быть женатым на Дине. — Я закончил, — Кастиэль запечатывает письмо и передает его Эллен. Это движение напоминает наложение пластыря на зияющую рану. — Спасибо. Мне очень жаль, что так сложились обстоятельства... — Нет, — говорит Кастиэль. — Я понимаю ваши чувства, но извинения не изменят того, что вы собираетесь вернуть меня в ту комнату. Эллен медленно выдыхает. — Да.***
Позже, в уединении своей временной квартиры, Кастиэль развязывает свою личную пачку писем и тщательно сортирует их. Они в том же порядке, в каком он оставил их в своем ящике в Доме Джошуа, и ни на одном нет видимых следов чтения кем-то чужим, но Кастиэль не может с легкостью отбросить гнев их-за нарушения конфиденциальности. Это письма Анны и Бальтазара, и Бог свидетель, у Кастиэля мало вещей, которые принадлежат только ему. Он даже не может заставить себя прочесть их. Кастиэль убирает их в сумку и ложится. Вместо того, чтобы думать о них, он думает о письме Майкла. Письмо короля было настолько стандартным, что Кастиэль гадает, а нет ли у того под рукой набора шаблонов, заранее подготовленных для каждого возможного случая, тогда ему всего лишь нужно вписать имена и события и поставить в конце подпись. В тишине комнаты, лишь изредка прерываемой шумами из других частей дома, слова Эллен продолжают звучать. Он остается наедине со своими мыслями, и они гноятся. Сбиваются и бродят, превращаясь в другие. У Кастиэля в качестве компании только письма и журналы с газетами, с короткими перерывами, когда Кевин или другой мальчик — очевидно, проинструктированный не разговаривать с ним — приносит ему еду. Кастиэлю грех жаловаться на качество пищи. Он медитирует, дремлет и делает упражнения. Внимательно читает, а не просто просматривает периодику. А где-то в мире важные люди разговаривают и, вероятно, принимают ответственные решения.***
Следующий раз, когда кто-то считает нужным сообщить Кастиэлю о ситуации, наступает следующим утром, и Кевин доставляет свежую газету вместе с завтраком Кастиэля. Заголовок объявляет о прибытии Королевского флота, но сопроводительный отчет имеет крайне непонятный тон. Это почти как новинка — разве не странно, что король настолько защищает своего кузена, что отправился в такую даль, чтобы убедиться, что с влюбленными все в порядке? К статье в качестве дополнения прилагается недавняя фотография: они с Дином в театре вместе с труппой, которая тогда играла спектакль. Их лица мягкие и довольные, рука Дина обнимает Кастиэля за талию, голова Кастиэля слегка наклонена к голове Дина. Конечно, они довольны — они влюблены, и у них медовый месяц. Все в порядке. Все идеально. — Мне нужно мыло, — говорит Кастиэль. Кевин слегка вздрагивает, продолжая накрывать на стол. — Для моей одежды. — О, — отвечает Кевин, быстро моргая. — Черт, неужели та, которую мы вам дали, не подходит или... — Я бы предпочел носить свою и сам за ней ухаживать. Просто дайте мне мыло. Кевин закрывает рот и кивает. — Да. Хорошо. Я займусь этим. Кастиэль долго изучает Кевина, гадая, считает ли тот ниже своего достоинства расставлять Кастиэлю столовые приборы и еду. Отчитывается ли он непосредственно перед Эллен? Его кабинет дальше по коридору, значит, он всегда рядом? Кастиэль видел, как Дин неформально разговаривал с ним, но он не фигурировал ни в одной из рассказанных Дином историй. — Вы хорошо знаете Дина? — спрашивает Кастиэль. — Ну... так себе, наверное, — признается Кевин. — Я познакомился с Сэмом, когда проходил стажировку у Хранителей Знаний. А с Дином через него, хотя, наверное, не совсем хорошо? Будучи охотником, он приходил и уходил, и все такое. Думаю, по-настоящему я узнал его, только когда меня пригласили помогать в проекте альянса. — Вам нравится Дин? Как человек? Кевину, вероятно, вопрос кажется сложным, но он тщательно обдумывает его. — Да, он мне нравится, я считаю его хорошим парнем, — он изучает лицо Кастиэля, словно прикидывает, как много может сказать. — Было время, когда он мне не очень нравился, поскольку всем мешал из-за помолвки, когда Сэм собирался жениться. Он, конечно, никогда ничего не говорил Сэму, но я всегда... — он несколько нервно смеется. — Я всегда был начеку рядом с ним. Просто чтобы убедиться, что он не собирается, ну, знаете, что-то устроить. Кастиэль принимает этот ответ. — Однажды вы застали нас целующимися. — Мои худшие опасения прямо перед глазами. — И что вы подумали? — интересуется Кастиэль. — Какие мысли были у вас в тот момент? — В основном я паниковал. Мы вложили столько труда, что я испугался, как бы все так просто не развалилось. Поэтому решил поверить Дину, когда он сказал, что это была всего лишь разовая ошибка. Я не мог себе этого позволить, понимаете? — Кевин почти защищается. — И мне показалось, что Дин не солгал, ведь после этого он не вел себя по-другому ни с вами, ни с Сэмом. — Он умеет играть, да? — говорит Кастиэль. На мгновение лицо Кевина становится забавным. — Наверное? — Быть женатым — это огромная перемена для него. — О, да, — соглашается Кевин, почти смеясь от облегчения. — Да, Дин — дикое существо, совсем не домашнее, но я думаю, он использует это ради общей картины? Дин хороший парень, он очень старается. — Да уж, — Кастиэль не знает, что хочет этим сказать. Возможно, фотографии Дина, играющего свою роль так эффективно, теперь раздражают, а не удовлетворяют. Вероятно, до него, наконец, доходит, как много он упустил или неправильно понял за время своего пребывания с Дином, и если он так сильно ошибся, то сколько же еще всего? Он думал, что совершенно точно знает, каким человеком является Дин со всеми своими страхами, силой и легкой щедростью. Не сказать, что у Кастиэля большой опыт в таких чувствах к кому-то еще. Возможно, это затуманило его рассудок, заставив почувствовать себя более знающим, чем есть на самом деле. Может быть, он влюбился даже не в Дина, а в того, кого тот изображал. Кастиэль думал, что Дин любит танцевать и расцветает в домашней обстановке, но эти люди знали его лучше, не так ли? — С вами все в порядке? — спрашивает Кевин. — Вас можно попросить? Мне бы хотелось выпить. За ужином. — Гм. Пива? Кастиэль смеряет его взглядом. — Что-нибудь покрепче. — Ладно, — Кевин сочувственно улыбается. — Думаю, я смогу что-нибудь устроить.***
Предполагалось, что брак по договоренности должен был стать проявлением добросовестности и приверженности альянсу, но его валюта поднялась в цене благодаря участию Наоми в истории Кастиэля и Дина. Вместо того, чтобы жениться для дела, они женились на эмоциях, поэтому теперь другие люди имели право отвечать на это эмоциями. Майкл мог послать корабли, чтобы показать свою заботу и преданность защите брака. Эллен и остальные члены Совета могли оставить Кастиэля и Дина здесь под тем же предлогом. Это только начало. Они с Дином еще даже не подали на утверждение свой герб, и вот они уже здесь. Можно утверждать, будто это всего лишь послесвадебный мандраж, что брачные союзы происходят внутри страны все время, и только масштабность вызвала эти временные неудобства. Но они не уменьшатся. Только не с Майклом, который ради своих идей пойдет до конца, несмотря на последствия. Кастиэль не очень хорошо знает Совет, но Эллен почти признала, что там тоже идёт конфликт, и Дин сказал, что они держат свои истинные намерения при себе. Люди везде одни и те же. Свет уже давно погас к тому моменту, когда Кастиэль выскальзывает из постели и идет в ванную. Он садится на пол, держа свечу в подсвечнике на расстоянии вытянутой руки. Кастиэль принес с собой браслет Дина — маленькую серебряную вещицу, которую тот якобы использовал в качестве подарка. Также у Кастиэля есть ведро, носовой платок, вилка, которую он взял со своего подноса, и маленькая фляжка с виски, принесенная Кевином к ужину. У него был целый день, чтобы обдумать это. Долгие часы были потрачены на размышления о том, что он должен быть храбрее, как Анна или Сэм Винчестер. Этот брак может принести и что-то хорошее. Он позволил людям разного происхождения сплотиться вокруг общего дела. Но ценно ли что-то, если построено на лжи? Более того, есть ли предел самоотверженности Кастиэля? Кастиэль думает, да, есть. Пусть Майкл найдет другую валюту для торговли. Кастиэль осторожно продевает браслет сквозь зубцы вилки. Он сделан довольно грубо, и серебро браслета слишком низкого качества, чтобы результат был эффективным, но стоит попробовать. Раны недостаточно, чтобы разрушить брачную татуировку, иначе обычные травмы стали бы проблемой. Он принимает правильные ингредиенты при правильных условиях, для эффективности подкрепляя свои действия волей. Самый верный способ — это жрец, который полностью удаляет связь, но Кастиэль импровизирует, как и многие люди до и после него. Большинство не знает, что сила брачной татуировки в именах. Татуировка возникает, когда речь связывания на древнем енохианском языке перемежается с именами связывающихся. Кастиэль почти час внимательно изучал свою татуировку, определяя точки, где написаны его и Дина имена, и обвел эти точки ручкой. Теперь, под покровом темноты, он погружает левое предплечье в ведро с холодной водой, заставляя его максимально онеметь. Он наматывает полотенце на правую руку и держит вилку и браслет над пламенем свечи, активируя серебро. Виски наготове, когда нужно будет продезинфицировать. Это рискованно, но для Кастиэля самое важное то, что Дин это почувствует. Чем ближе партнер, тем сильнее магический откат, хотя Кастиэль не уверен в диапазоне. Он смутно помнит, что читал о людях, бежавших за двадцать три километра до прохождения этой процедуры, но является ли это расстояние произвольным или оно ради физической безопасности, или чтобы убедиться, что партнер не заметит последствий, пока все не закончится? Тут знания Кастиэля ограничены. Но, как и другие риски, оно того стоит. Кастиэль вынимает левую руку из воды и насухо вытирает ее. Заталкивает носовой платок в рот и прикусывает его, когда подносит раскаленный край вилки к своей татуировке. Его движения уверенны: твердый нажим внутрь, а затем резкий рывок вбок и наружу. Боль — это временно. Главное — цель. Кастиэль смаргивает слезы и поворачивает руку, перемещаясь к другой части. Следующие две точки более сложные, кожа внутри предплечья более нежная. Кастиэль подавляет крик платком, сжимая его зубами, а затем давится от следующей волны боли. Перед глазами плывет, но впереди еще пять точек, если первые три он нейтрализовал правильно. Внезапный удар заставляет Кастиэля подпрыгнуть от неожиданности. Ему требуется секунда, чтобы понять, что шум доносится снаружи, и к тому времени он уже опускает свою горящую от боли руку в ведро с водой и отбрасывает вилку в безопасное место. Понятно, что Кастиэль сейчас не в лучшей форме. Перед глазами все плывет, кто-то врывается в ванную и он поднимает ногу, когда его хватают, и бьет кулаком свободной руки в твердую грудь. Сильная рука находит его запястье, удерживая в стороне, а другая хватает за рубашку, почти поднимая его с пола. — Ты что творишь?! — кричит Дин. Сейчас не время отвечать на глупые вопросы. Зрение Кастиэля медленно проясняется, и в тусклом свете единственной свечи он видит, как Дин осматривает ванную, складывая два и два. Дин медленно ослабляет хватку на рубашке, позволяя Кастиэлю прислониться спиной к стене. У него начинает кружиться голова, но он разжимает челюсти, когда Дин вытаскивает платок из его рта. Кастиэль не сопротивляется и дает Дину вытащить свою левую руку из ведра и изучить доказательства его тяжких усилий. Пальцы Кастиэля дергаются, но рука остается твердой там, где Дин держит его, красные ручейки следуют за прерывистыми линиями на коже. — Черт возьми, Кас, — тихо говорит Дин. — Ты не можешь этого сделать. — Что, тоже решил указывать мне, что делать? — спрашивает Кастиэль. Они на мгновение задерживают взгляд друг на друге, Кастиэль не уверен, рассержен Дин или нет. Пожалуй, он просто кажется смирился, все эмоции исчезли. Однако Кастиэль больше не может доверять своему суждению о Дине. — Я сейчас вернусь, — Дин отпускает его руку и встает. Он выходит из ванной, и Кастиэль судорожно выдыхает, сжимая и разжимая кулак, пытаясь подавить яркую пылающую боль. Просто не повезло, что Дин в здании. Кастиэль встает, чтобы промыть порезы в раковине, и как только большая часть крови смыта, виден печальный и глупый результат — только первая рана сломала основные буквы. Вторая и третья — слишком неуклюжие и никчемные. Кастиэль медленно выдыхает и замирает, измученный и разочарованный. Неиспользованный виски словно насмехается над ним, и он хватается за флягу и делает большой глоток, от которого давится кашлем. Кастиэль осторожно поглаживает свою руку, когда возвращается Дин с бинтами и антисептиком. Он тянется к его руке, но отступает, когда Кастиэль дергается. — Я не уйду, пока не увижу, что ты нормально обработал и забинтовал ее, — говорит Дин. Кажется, в этот момент протестовать не стоит, особенно при виде выражения лица Дина, когда тот замечает отброшенную вилку и браслет. Кастиэль берет принесенные медикаменты и использует их, стараясь не смотреть, как Дин берет расплавленный металл, сжимая его в руках. Кастиэлю хочется сказать, что так браслет оказался намного полезнее, но у него нет сил. — Это не поможет, — говорит Дин. — И ничего не решит. — Моя единственная ценность — это мой брак, — говорит Кастиэль. — Без него я ничего не значу. — Еще как значишь, ведь ты кузен Майкла. — Это раздражающе важный момент. — И ты же знаешь, Майкл скажет, что это мы заставили тебя. Или сами сделали против твоей воли. — Почему я не могу быть эгоистом? — спрашивает Кастиэль. — Почему мы не можем? Ты не хочешь этого, и я тоже. — Потому что это важнее наших желаний! Потому что на нас рассчитывают люди! — Пусть рассчитывают на что-нибудь другое! Они могут начать все заново с нуля, и построить не на лжи. — Ничего не выйдет, мы слишком глубоко увязли, — спокойно говорит Дин. — Ты же знаешь. Сам ведь твердил мне об этом почти каждый день. — Ну конечно, среди прочего «промывания мозгов», которым я занимался, — Кастиэль швыряет банку антисептика в грудь Дина, и тот дергается, а затем принимается обкладывать себе рану кусочками ваты, чтобы перебинтовать ее. — Я и правда был очень занят. Соблазнял своего мужа, заставлял его сочувствовать моему делу и кто знает, что еще. — Моим друзьям просто нужно узнать тебя получше, ладно? Многое стало... Выглядело странно со стороны, вот и все, ну и плюс, ты же еще и алхимик? Я действительно изо всех сил пытаюсь убедить их, что я — это я, и мои мозги при мне. В данный момент Кастиэля это не волнует. Его рука горит от боли, ему не удалось нейтрализовать татуировку, чтобы сделать эту боль стоящей, и теперь Дин смотрит, как он приводит ее в порядок. Дин стоит рядом, его взгляд такой сосредоточенный, голос тихий, взволнованный и оборонительный, и Кастиэль не готов к этому. — Кас, ты же знаешь, что я пытаюсь, — твердит Дин. — Эллен говорит, что у них что-то получается с переговорами, в основном они пересматривают брачный контракт, но все разрешится, вот увидишь... — Я больше не хочу быть твоим мужем, — говорит Кастиэль. — О, — Дин громко сглатывает в тишине. — Ладно, это справедливо. — Не смей говорить мне это, — Кастиэль поворачивается к нему, гнев молнией пронзает его от явной мягкости речи Дина. — Не похоже, что ты сожалеешь. Ты сбежал от меня, так что вряд ли тебе от этого плохо. — Существует анти-монархическая группа, — внезапно говорит Дин. — Сэм присоединился к движению против вас, ребята, и собрался рассказать всю историю от моего имени, думая, что спасает меня. Мне пришлось сбежать из Дома, чтобы остановить его, это бы все испортило и погубило тебя. Кас, он мой брат, и он в таком дерьме, я должен помочь... — Я уверен, что это очень захватывающе, но прямо сейчас ты не найдешь во мне сочувствия. Пусть Сэм раскроет ложь. Это стало бы облегчением. — Их конечная цель — выгнать всех вас с континента. И вернуть Стену. Это высокая цель. Кастиэль заканчивает перевязку и вздыхает. — Почему он до сих пор этого не сделал? — Я установил с ним контакт, — отвечает Дин. — Он говорит, что пока сдерживается, но мне кажется они, скорее всего, выжидают лучшего момента. Знаешь, для максимально обширного воздействия. — Хорошо, — Кастиэль протискивается мимо Дина и плетется к кровати. Он садится, осторожно надавливая на бинты, чтобы облегчить боль. — Отправляйся по своим делам мировой важности. Я буду здесь, пока все не закончится. — Я вытащу тебя отсюда, — Дин неловко топчется посреди комнаты. Кастиэль только сейчас осознает, что на нем надеты лишь спортивные штаны и одна из его футболок с названием какой-то музыкальной группы. Наверное он спал, когда Кастиэль разбудил его. Он прекрасен. — Они слишком остро реагируют. Я знаю, это так глупо. — Глупо, особенно если учесть, что если кто-то и занимался промывкой мозгов, то только ты. Дин слегка вздрагивает. — Что? — У тебя больше опыта в отношениях. Ты знаешь все входы и выходы этого игрового поля, и у тебя есть способность заставлять людей любить тебя. Ты не поддашься на манипуляции какого-то незнакомца, ради бога, ты же охотник. Так что, если и были какие-то манипуляции, то лишь твои по отношению ко мне. Дин ничего не говорит. Кастиэлю кажется, что, возможно, он немного бредит, но когда он произносит, слова так логичны. — За все прожитые мной годы на этой земле я никогда... никогда не хотел... — у него все еще кружится голова. Возможно, подействовали алкоголь и эндорфины. — Всю жизнь меня устраивала моя судьба. Каковы шансы, что брат моего жениха, человек, за которого я при странных обстоятельствах выйду замуж, будет всем, чего я когда-либо хотел, и всем, чего даже не знал, что мог бы хотеть? Каковы шансы, что это произойдет? Дин ошеломленно пялится на него. — Мизерные, — продолжает Кастиэль. — До смешного мизерные. Следовательно, более вероятно, что это было сделано специально и ты до конца исполнил свою роль. Дин продолжает смотреть на него. — Что ты имеешь в виду, говоря, будто я — все, чего ты когда-либо хотел? — Только не говори, что собираешься использовать это против меня сейчас, — усмехается Кастиэль. — Но... — Дин выглядит потрясенным. — Но ты же сам сказал, что брак — это всего лишь соглашение, что... Что мы просто союзники, никакой привязанности, ты сам это сказал! — Да, да, я лицемер, не сыпь мне соль на рану. Перестань со мной разговаривать. Я ведь прямо сейчас могу промывать тебе мозги. Мне нужно поспать, — Кастиэль свирепо смотрит на него, потом демонстративно ложится на кровать и отворачивается к стене. Если бы он мог, то заснул бы прямо сейчас. Но не может, потому что его рука чертовски болит, ожог радостно вгрызается в его кожу, напоминая об очередной неудаче в списке провалов. Кастиэль напрягается, когда шаги Дина приближаются к кровати, хотя за ними следует лишь слабый звук чего-то, что кладут на прикроватный столик. — Обезболивающее, — тихо говорит Дин. — Если хочешь. Кастиэль держит глаза закрытыми и дышит. Только когда Дин уходит, закрыв за собой дверь, Кастиэль перекатывается на спину и хватает пузырек с лекарством.***
Спать трудно, и Кастиэль все время просыпается от восхитительного ожога на левой руке. Не раз у него возникало искушение сорвать бинты и окунуть руку в воду, но он умудрялся устоять. Утро наступает слишком рано, и с ним ясность того, что он сделал. Кастиэль уже в беде, но это не значит, будто возможности влипнуть в новые неприятности нет. Когда раздается стук в дверь, Кастиэль садится, проверяя, чтобы рукава его рубашки надежно скрывали повязку, и ждет. Это всего лишь Кевин, который принес с собой завтрак и еще одну газету. Он улыбается Кастиэлю и ничего не говорит о том, чтобы переместить его в другое помещение, конфисковать его вещи или забрать на допрос. — Доброе утро, — говорит Кевин. — Я на всякий случай захватил с собой средство от похмелья. Личный рецепт моей мамы. Думаю, вам пригодится. Вероятно, Кастиэль выглядит ужасно. — Спасибо. Ваша мать приготовила вам лекарство от похмелья? — Не то чтобы я это заслужил, но да, — Кевин усмехается. — Оно творит чудеса, попомните мое слово. — Спасибо, — Кастиэль встает и осторожно подходит к столу, стараясь не показывать, что пытается оставить немного пространства между рукой и телом. — Ничего нового? Переговоры все еще продолжаются? — Сегодня появится еще пара членов Совета, — говорит Кевин. — Вчера было недостаточно людей для принятия решения, но, думаю, что дела обстоят хорошо. У них есть новые условия. — Это хорошо. Наверное, бесполезно спрашивать Кевина, что просит Майкл для сохранения мира, поэтому он этого не делает. Как только завтрак подан, Кевин уходит, не сказав ни одного злого слова. Когда в течение следующих нескольких часов ничего больше не происходит, Кастиэль приходит к выводу, что Дин никому не рассказал о произошедшем. Действия Кастиэля — не то, что Дин может защитить, тем более, когда и меньшие его грехи вызвали радикальные меры. Может, Дин чувствует к нему жалость, ведь неудачи Кастиэля не ограничиваются вилкой — они включают его признание в унизительный момент. Многое говорит о том, что Кастиэль не ощущает смущения из-за этого; единственное, о чем он сожалеет — он подбросил Дину еще одну слабость, которую тот сможет использовать по своему усмотрению. Или же все слишком заняты, чтобы заниматься Кастиэлем, потому что пытаются решить проблему анти-монархистов и принадлежность к ним Сэма. Кастиэль определенно не слышал об этом раньше, и теперь, когда в голове немного прояснилось, он может обдумать эту мысль. Если Эллен сказала правду, есть огромная разница между личной неприязнью к этому браку и открытым противодействием ему. В зависимости от того, насколько важен альянс для правящей верхушки, противодействие будет расценено как восстание. Есть ли у них в Республике законы об измене? Законы о подстрекательстве к мятежу? Наличие Сэма Винчестера в качестве подставного лица звучит как влажный сон или кошмар, в зависимости от того, с какой стороны посмотреть. И если Майкл узнает об этом, наверняка захочет, чтобы Сэма схватили или публично осудили, прежде чем подумает о сохранении альянса. Майкл последователен в этом отношении. В самых темных уголках своего разума Кастиэлю кажется захватывающим, что в этой стране также есть экстремисты. Люди действительно везде одинаковы. Он держит эту ужасную мысль в голове и принимает ванну. Если никто не собирается наказывать его за то, что он почти разрушил альянс, тогда он вполне может полежать в ванне, которая, хотелось бы верить, поможет унять мерзкую боль в руке.***
Может, это месть за то, что Кастиэль разбудил Дина прошлой ночью, однако следующей Кастиэль испуганно просыпается от громкого стука в дверь, который его сонный мозг не может объяснить, поскольку вообще-то замок не с его стороны двери. Но кто-то тарабанит в дверь, затем следуют приглушенные голоса, и она распахивается с гораздо большей силой, чем необходимо. Кастиэль отрывает голову от подушки и щурится. Есть новости? Какой-то новый кризис? Наоми пришла спасти его? В комнату вваливаются две фигуры, одна из них машет рукой в сторону Кастиэля. — Кас! — восклицает Дин. Кастиэль вздыхает. — Что? — затем переспрашивает с еще большей тревогой. — Что такое? Дин с Виктором приближаются к нему, но Дин частично опирается на Виктора, повиснув у него на плече. Кастиэль немедленно встает, разыскивая видимые повреждения, но ничего, о чем стоило бы беспокоиться, не находит. Виктор морщится, почти извиняясь, и когда Дин подходит достаточно близко, Кастиэль понимает — тот пьян. Дыхание Дина сладкое и противное, он расплывается в идиотской улыбке. Кастиэль едва успевает отреагировать, как Дин обхватывает его рукой, крепко прижимая к своему твердому и теплому телу. Спина Кастиэля напрягается под внезапным весом, и он смотрит на Виктора через плечо Дина. — Это еще что такое? — шипит он. — Он хотел вас увидеть, — отвечает тот, отступая назад, после того, как свалил свою ношу в руки Кастиэля. — Либо так, либо позволить ему выставить себя перед людьми полным идиотом. Кастиэль хмурится. — Это не... — Сегодня ночь кино, Кас, — бормочет Дин, его руки крепко держатся за спину Кастиэля. — Мы еще не закончили наш марафон. Виктор начинает пятиться назад, но Кастиэль рявкает: — Не уходите! Что бы ни случилось, я не позволю обвинить меня в этом, вы — мой свидетель. Это какой-то трюк? Новое испытание характера? Нет смысла давать Дину приходить к Кастиэлю вот так, пьяным или нет, так какова же его цель? Не помогает и то, что первая мысль Кастиэля: это искренне, Дин в таком отчаянии, что напился, ведь иногда он так делал. Тем не менее, Кастиэль видел Дина пьяным только в меру, и никогда настолько, чтобы он был таким ручным. Колени Кастиэля подгибаются под весом Дина, и он падает обратно на кровать. Дин неуклюже следует за ним, все еще цепляясь за Кастиэля, как огромная собака, и с помощью своих нетрезвых телодвижений устраивается на кровати, в ботинках и всем прочим, положив голову на колени Кастиэля. Виктор находится в другом конце комнаты, сидит за столом, лицо частично отвернуто. Дверь закрыта. Кастиэль понятия не имеет, что делать, и сидит неподвижно, пока Дин вздыхает и трется щекой о его бедро. — Что ты хочешь? — спрашивает Кастиэль. — Увидеть тебя. — Тут ты вряд ли сможешь найти сочувствие. — Я знаю, — говорит Дин с таким мягким пониманием, что Кастиэль почти сталкивает его на пол. — Знаю, ты меня ненавидишь. Кастиэль уставился на дальнюю стену. Дин звучит жалко, и его лицо наверняка выглядит еще более несчастным. Это слишком опасно. — Дин, я не могу тебя утешить. — Я должен заботиться о тебе, — раздраженно говорит Дин, слегка запинаясь. — Должен защищать тебя. И даже этого не могу сделать. Если Кастиэль до этого был слаб, вот доказательство существования новой глубины, на которую он может пасть. Он зол, но этот гнев ощущается как нечто отдельное и вытесняемое — тень, просто парящая над его плечом. Он знает о ее существовании, ее актуальности и необходимости, но в данный момент она отказывается участвовать, оставляя его беззащитным и открытым для других ненужных эмоций, вроде беспокойства — беспокойства! — за этого человека и его опровергнутые заявления. — Я не твоя ответственность, — говорит Кастиэль. — Нет, моя, — настаивает Дин. — Моя. Кастиэль не может распознать ложь ни в этом, ни в том, как ломается голос Дина или его пальцы сжимают Кастиэля с отчаянием, от которого по его шее бегут мурашки. Может потому, что он так сильно хочет верить, будто это не обман, но что послужит этой надежде? Слишком многое в Дине неизвестно. И все же Кастиэль помнит свою уверенность в нем. Их осторожное хождение вокруг друг друга в Доме Джошуа означало необходимость быть сфокусированными на настроение друг друга. Неужели все это было подделкой? Кастиэль помнил разочарование, радость, гнев, отстраненность Дина, и хотя не всегда понимал причины его настроения, все равно мог видеть их. Он был так уверен — странность Дина можно объяснить тем, что ему было трудно поддерживать эту уловку. И как ни старался Кастиэль, он не мог найти ничего грязного в своих воспоминаниях о том, как Дин занимался с ним любовью. Эта доброта должна была быть искренней. Однако это может быть и частью отрицания Кастиэля. Он больше ни в чем не уверен. — Наш брак — часть соглашения, — говорит Кастиэль. — И условия соглашения могут измениться. Дин обнимает Кастиэля за спину и крепко прижимается, на мгновение утыкаясь лицом в его живот. — Я хочу остаться с тобой, — очень тихо говорит он. Кастиэль едва не отталкивает его от себя. Как он смеет так говорить, как смеет! Кастиэль нарушает свое решение и смотрит на Дина — тот глядит на него с его колен мягким, печальным и полным тоски взглядом. Это все, что Кастиэль хотел и не хотел от него, и это бесит. Дин не заслуживает грусти, не имеет права говорить, что Кастиэля стоит удержать, когда почти никто в мире не думал так же. Кастиэль ненавидит быть слабым. — Ну, не всегда можно получить желаемое. Дин фыркает. — История моей жизни. Вот и все, вот черта, которую Дин только что пересек. Кастиэль вскидывает голову и безмолвно кричит Виктору: «Забери Дина, забери его отсюда!» Хуже вероятности того, что Дин воспользовался им, — вероятность, что боль и вина Дина реальны, потому что если это так, то Кастиэль снова будет потерян. Он захочет утешить его, заботиться и нуждаться в нем, но Кастиэлю также придется признать, что ничего из этого он сделать не сможет. Дин протестует, но Кастиэль отталкивает его, снова и снова апеллируя к Виктору, голова Дина болтается и бьется о его плечо. Виктор открывает рот, возможно, чтобы извиниться, но Кастиэль обрывает его. — Вы должны быть его другом. Говорите, что присматриваете за ним? Тогда присматривайте. Не позволяйте ему ставить себя под угрозу. У Виктора хватает совести выглядеть смущенным. — Он довольно напористый, когда... — Вы и раньше игнорировали его просьбы, это не так уж и трудно, — огрызается Кастиэль. — Если я замыслил что-то плохое, то вы только что дали мне огромное преимущество. Больше такого быть не должно. Виктор на мгновение задерживает взгляд на Кастиэле, а затем кивает. Дин все еще слабо протестует, но Виктор тащит его из комнаты. Кастиэль даже помогает им закрыть дверь и надолго прислоняется к ней, пытаясь отдышаться.***
На следующее утро завтрак запаздывает, и когда Кевин приходит, он не один. С ним молодая женщина: они принесли завтрак, газету и чехол для костюма. Последнее вызывает беспокойство, но, узнав женщину, Кастиэль тут же набрасывается на нее. — Вы одна из моих похитителей! — Да, Ваша Светлость, — быстро отвечает Джо, низко кланяясь. — Я искренне сожалею об этом. Она встает, сложив руки перед собой, и больше ничего не говорит. Больше никаких оправданий, никаких вопросов. — Почему это вы извиняетесь? — спрашивает Кастиэль. — А где Виктор? Бобби? — Им объявили выговор за их действия и отослали на время, — речь Джо вежливая, сухая, хорошо отрепетированная. Кастиэль задается вопросом, уж не мать ли лично дала ей это задание. — Конечно, последуют формальные извинения, но сейчас приоритет — завершение новых переговоров. Кевин делает шаг вперед, протягивая письмо. — Это для вас. Кастиэль берет конверт и открывает его, смятение оседает свинцовой тяжестью в животе при виде письменного приглашения на чай. По инициативе лорда Захарии, Эллен Харвелл и других, которое состоится по неизвестному для Кастиэля адресу. Имя Дина стоит рядом с его собственным — приглашение для них обоих. — Меня должны увидеть на людях с моим мужем, — тихо говорит Кастиэль. — Это условие переговоров. — Да, — просто отвечает Джо. Итак, большинство похитителей Кастиэля отосланы с глаз долой, чтобы сохранить лицо, ведь именно так поступают с теми, кто в настоящее время неудобен, и представители Майкла должны получить доказательства благополучия Кастиэля. Все улажено. Ничего не решено. Кастиэль встречается взглядом с Джо, но ее трудно прочитать, она нейтральна. — Вы уверены, что я подчинюсь вам? Джо колеблется. — Можете потребовать компенсацию. Кастиэль почти уверен, что Захария уже сделал это от его имени, независимо от того, знает ли он о том, как обращались с Кастиэлем последние несколько дней. Те глаза, которые смотрели на Кастиэля с подозрением, скорее всего, все еще делают это, потому что ему дали нарядную одежду и разрешили уйти без допроса или хоть слова объяснения. С их точки зрения, Кастиэль эмоционально помог Майклу отменить свое преимущество, и чего сейчас пытается добиться Корона? Больше собственности на континенте? Военно-морскую базу на побережье? И что Майкл будет пытаться получить дальше? Прикройте мины ковром и сделайте вид, что их там нет. По крайней мере, до тех пор, пока кому-то не оторвет ногу. — Да, компенсацию, — говорит Кастиэль. — Очень жаль, что ваших коллег отослали. Дину нужны верные сторонники, особенно учитывая то, что его брат еще не найден. — О, да, — говорит Джо. — Мы все еще пытаемся разыскать Сэма. — Пока никаких следов? — К сожалению, нет. — Жаль, — Кастиэль складывает письмо Захарии, действие маскирует прилив триумфа от того, что он по-прежнему замечает, когда кто-то лжет. Он пока не знает, что будет с этим делать, хотя внутренне проклинает Дина за то, что тот оказался настолько неосторожным, что рассказал ему, что задумал Сэм. Дин не должен был давать Кастиэлю то, что он может использовать. О чем он думал? Но сейчас Кастиэль должен вернуться и снова играть роль мужа. — Вы, — указывает он, и Кевин практически встает по стойке «смирно». — Поможете мне одеться. — Да, Ваша Светлость, — отвечает Кевин.