***
Пока идет подготовка к интервью, им предлагают подождать в одном из жилых шатров. Теоретически они могли бы использовать это время, чтобы обсудить, что они будут говорить, но Дин, похоже, не в настроении разговаривать. По крайней мере, Кастиэлю так кажется, ведь тот не сказал ни слова с тех пор, как они пришли сюда. По правде говоря, Кастиэль слишком занят размышлениями о том, что ему делать дальше. Отсутствие Наоми беспокоит больше кораблей. Несмотря на жестокость методов, она всегда была откровенна в своих убеждениях и целях. Ее наставник сыграл важную роль в разрушении Стены, и она унаследовала его страсть, открыв переговоры об альянсе и как следует прижав Кастиэля, сделав его номинальным главой. Она — правая рука Майкла, но также и его вдохновитель, и единственным, кто мог отозвать ее в такой важный момент, был сам Майкл. Раздается грохот, и Кастиэль поворачивается — это Дин опрокидывает что-то на письменном столе. Он наклоняет голову, как пойманный школьник, его рот смущенно кривится. У него было такое лицо рядом с Мэри и затем с Сэмюэлем. Кастиэлю приходит в голову мысль, когда он вспоминает тот разговор с отцом Мэри и Эллен. — Ты не рассказал им, что Захария был моим опекуном. Дин в тревоге поднимает голову. — А должен был? Для Эллен и ее людей стратегически важно знать, что человек, захвативший их город, имеет личные отношения с Кастиэлем. — Неважно. — Я нарушил протокол? — спрашивает Дин. — Я же сказал, неважно. Кастиэль отворачивается, ругая себя за то, что вообще открыл рот, ведь тишина была такой хорошей. Дин, обычно весьма разговорчивый и беспокойный, старается держаться как можно незаметнее, подальше от Кастиэля. Дин должен противодействовать. Он всегда отвечает ему, даже когда Кастиэль сердится — особенно когда он злится. Кастиэль почти хочет, чтобы Дин так и сделал. По крайней мере, тогда он будет знать, что тот не относится к нему по-другому лишь потому, что знает о его чувствах к нему. Кастиэль не нуждается в деликатном обращении, спасибо большое. Створка двери, открываясь, шуршит, впуская Рэйчел. При виде Кастиэля ее лицо озаряет улыбка, хотя она достаточно профессиональна, чтобы поклониться, а не обнять. Она хорошо выглядит в своем извечном брючном костюме и с планшетом в руках. — Они пригласили съемочную группу, — говорит Рэйчел. — Без Наоми небольшая неразбериха, но мы справляемся. Как поживаете, господа? — Хорошо, спасибо, — отвечает Кастиэль. Рэйчел неуверенно переводит взгляд с одного на другого. — Сказать им, что вы готовы? Чак будет брать интервью, так что это будет... должно быть просто. Они сообщают, что готовы. Кастиэль знает, что он такой же, каким был всегда. Сценария нет, но можно и обойтись. Как только раздается звонок, он снова берет Дина за руку и они идут за Рэйчел к большому шатру, установленному специально для них. Обстановка похожа на ту, что была на интервью перед свадьбой. Камера, свет и съемочная группа, и гербы их семей, выставленные перед гобеленовым диваном, на котором они должны сидеть. Открытый навес, через который на заднем плане виднеется город. Одному Богу известно, как им удалось так быстро все устроить, если только эта съемочная группа уже не была наготове. Кастиэль не удивился бы. — Ваши Светлости, — говорит Чак, кланяясь. Если в прошлый раз он нервничал, то сегодня близок к сердечному приступу, постоянно оглядываясь через плечо на Эллен и Мэри, объясняя технические детали того, что они собираются делать. Захарии нет, но несколько его офицеров сидят неподалеку на стульях, с интересом наблюдая за происходящим. После того, как на них надевают микрофоны, их просят присесть. Дин первым опускается на диван, рассеянно поправляет манжеты и устраивается поудобнее. Кастиэль тоже собирается присесть, когда Чак шипит: — Дин, сядь слева. — Спасибо, мне и так хорошо, — отвечает тот. — Но знамя позади тебя... — вздыхает Чак, когда Кастиэль садится. Вперед выходят ассистентки, чтобы сделать последние штрихи, и одна из них — после того, как, заикаясь, попросила разрешения — складывает их руки в непринужденной позе. Они все еще сидят прямо, все еще одетые, чтобы произвести впечатление, но рука Дина лежит поверх руки Кастиэля, едва обхватывая запястье. Кастиэль гадает, уж не сел ли Дин справа, чтобы не помешать раненой руке Кастиэля. Сегодня их снимает не Памела, но Чак достаточно знаком как ведущий и оратор. Кастиэлю не нужно репетировать в голове. Он поймет, что сказать, когда Чак подскажет ему. — С возвращением, Ваши Светлости, — приветствует их Чак. — И так скоро. Вообще-то, даже слишком. — Определенно слишком скоро, — говорит Дин. — На самом деле я бы сказал, что нас просто обманули, — он смеется, и Чак вместе с ним, Кастиэль начинает смеяться тоже, но не попадает в ритм и тут же прекращает, предлагая улыбку. — Как Илчестер вас принял? — Хорошо, — говорит Кастиэль. — Отлично. Чак все еще смотрит на него. — Это было потрясающе, — подключается Дин. — Я бывал здесь пару раз, но не задерживался, тем более в такой замечательной компании. Мы останавливались на холме, вид великолепный. И все были такими милыми и дружелюбными. Лучшего места нам не найти. — Значит, останетесь здесь еще? Дин хихикает. — Чувак, я не знаю, мне нужно обсудить это с Касом. Кастиэль понимает, что пауза предназначена ему. — Я... не возражаю. — Я показывал Касу окрестности, — продолжает Дин. — И под «показом» я подразумеваю знакомство с едой — у меня свои приоритеты. Это не должно быть трудно. Роль Кастиэля ясна: он женат, влюблен и только что вернулся из медового месяца. Во всех смыслах и целях все эти три факта верны. И все же он слышит паузы слишком поздно, и не может понять, когда ему подключаться к разговору. — Кас такой замечательный, — говорит Дин. — Всегда готов попробовать что-то новое, и мы так много узнаем друг о друге. — О, — ободряюще кивает Чак. — Например? — Например... вот Кас — ему все кажется таким интересным, даже то, чего он не понимает. То есть я не самый терпеливый парень в мире, но Кас может просто... может смотреть на что-то ради самой вещи, словно... находит красоту везде. На холме есть сады, да, они классные, но сначала я не мог понять, почему он гуляет там через день. Я имею в виду, деревья ведь не меняются, верно? Но Кас восхищается вещами — важными и не очень. Спустя какое-то время я почувствовал, что начинаю видеть мир его глазами, и, таким образом, меня ждет еще много интересного. Кастиэль краснеет. Когда Дин успел заметить его утренние прогулки? Чак открывает рот, но Дин продолжает: — Я только что сказал, что терпение — не самая сильная моя черта, верно? Но у Каса его полно. Когда я влюбился в этого парня, то просто влюбился в него и не рассчитывал на остальное, — Дин машет рукой через плечо, указывая на знамена, шатер и весь окружающий цирк. — Кас был невероятно терпелив со мной и моими... э-э-э... плебейскими замашками. — Это нетрудно, — говорит Кастиэль. Он прочищает горло, добавляя в свой голос более дружелюбные нотки, — быть с Дином совсем не тяжело. На самом деле я рад, что он настолько отличается от меня. Он может говорить, что я показываю ему другую точку зрения, но это работает в обе стороны. Я обогащаюсь в его присутствии. — Деморализующем присутствии, — беспечно добавляет Дин. — Прекрати, — говорит Кастиэль, искоса поглядывая на Дина. — Не продавай себя слишком дешево, это очень раздражает. — Но это правда. Я не заслуживаю тебя. — Что, я настолько лучше? Дин улыбается Чаку. — Иногда он забывает, что он принц. — И это имеет значение? — усмехается Кастиэль. — Ты бы предпочел, чтобы я не был принцем. Общественное положение — всего лишь положение, и мы с тобой совсем не чувствуем это. Оно просто есть, и мы выстраиваем наши отношения вокруг этого факта. — Эй, даже если бы ты не был принцем, я все равно не заслуживал бы тебя. — А теперь ты ведешь себя нелепо. Я был терпелив с тобой? Это ты был терпелив со мной. Я могу быть сложным, но ты уделил мне время и заботу, и с радостью, а не раздражением пытался найти между нами общий язык. — Общий язык? — удивляется Чак. — Язык обмена опытом, — поправляется Кастиэль. — Кас имеет в виду всякие совместные занятия, — говорит Дин, — каждый день, и таким образом мы лучше узнаем друг друга. Это вроде как полезно. Чак тихо смеется. — А, значит, вы, титулованные господа, такие же, как все? — Конечно, — говорит Кастиэль. — Мы едим, спим, Дин даже заставил меня смотреть научно-фантастические сериалы. — Заставил? — смеется Дин. — Да ладно, тебе понравилось. Кастиэль отводит взгляд, а затем снова смотрит на Чака. — Так же, как понравилась твоя стряпня. — О! — удивленно восклицает Чак. — Вы готовили? — Э-э, — говорит Дин. — Немного. Ну, знаешь, ничего особенного. — Дин приготовил мне блюдо моей родины, — говорит Кастиэль. Чак улыбается. — Держу пари, это было потрясающе. — Это было ужасно, — отвечает Кастиэль. — Худшее, что я когда-либо ел. — Чак ошеломленно смотрит на него, и большой палец Дина, который лениво поглаживал запястье Кастиэля большую часть интервью, замирает. Кастиэль воодушевлен той безымянной энергией, которая развязала ему язык, он охвачен магией этого представления, где не чувствует желания отделить правду от лжи. Сейчас неважно, что есть что. — И все же я съел все. До последней крошки. Лицо Чака проясняется. — Потому что это приготовил ваш муж? — Потому что это приготовил мой муж, — подтверждает Кастиэль. — Не важно, что еда была отвратительной. Важно то, что он приложил усилия, ушел от привычного и отважился на что-то новое. Я не говорю, что намерение важнее результата, поскольку это не всегда так, но в данном конкретном случае так и было. Тут ценно только то, что этот человек... он... сделал что-то рискованное и незнакомое, исключительно с целью... порадовать меня. Вот за такого человека я вышел замуж. Как я могу не быть за это благодарным? Это была тирада. Кастиэль все это время не сводил глаз с Чака — отличный предлог, чтобы не видеть реакцию Дина. — Поэтому самым важным была его попытка, — говорит Чак. — Да, — соглашается Кастиэль. — Он пытался. И, честно говоря, совсем не трудно ответить на эти усилия и попробовать плоды его трудов, даже если мне было невкусно. — Это и есть брак, не так ли?— говорит Чак. — Предпринимать попытки. — Да, — Кастиэль украдкой бросает взгляд в сторону, но Дин не смотрит на него. Он смотрит на экран — на Мэри и Эллен? — и улыбается с оттенком самодовольной злобности. Затем Дин поворачивается, и у Кастиэля перехватывает дыхание. Дин однозначно видит Кастиэля насквозь, и теперь он поймет, что Кастиэль все еще обожает его. Несмотря на все. Остальные могут думать, что хотят, но Кастиэль боится жалости Дина, поэтому отводит глаза, пока та не появилась. — Супружеская жизнь полна сюрпризов, — бормочет Кастиэль. — Да, конечно, — говорит Дин. Сердце Кастиэля стучит слишком громко, чтобы разобрать хоть что-то в его тоне. — Тем она и интересна, верно? Затем Чак уводит разговор в сторону, переходя на более легкие, нейтральные темы. Они говорят о свадебном приеме, Илчестере, спектакле, на который ходили. Дин спокоен, дружелюбен и смеется во всех нужных местах. Кастиэль, когда может, улыбается.***
Разгорается спор о том, где Кастиэль и Дин будут ночевать. Никто не повышает голоса, но это все равно спор. Они вернулись в гостевой шатер, но створка открыта, и оттуда доносятся голоса. На улице темнеет. Они уже несколько часов находятся в лагере Захарии, и Кастиэлю не терпится расстегнуть накрахмаленный воротничок. Захария настаивает, чтобы Кастиэль и Дин остались тут, но Эллен протестует со всей возможной вежливостью. Кастиэль садится, когда входит Сэмюэль. Он вежливо кивает Кастиэлю, а затем поворачивается к Дину: — Тебе пришло сообщение. Вероятно, ты захочешь получить его как можно скорее. Дин благодарно кивает и уходит, лишь мельком взглянув на Кастиэля, прежде чем исчезнуть за открытой дверью. Они почти не разговаривали после окончания интервью, ничего существеннее вопроса о ванной и о том, голоден ли другой. Кастиэль не должен чувствовать боль, оставшись наедине с дедушкой Дина. — Ваша Светлость, — говорит тот. Он не сделал ни малейшего движения, чтобы уйти. Кастиэль садится. — Да? — Я приношу свои извинения за события последних дней. — Вы не имеете к этому никакого отношения. — Я член Совета, — напоминает ему Сэмюэль. — Все решения такой важности должны приниматься через нас. Мы не одобряли бегство Дина из Дома или ваше похищение, но должны были предвидеть это и предотвратить. Стоило лучше воспитывать Дина. — Он вам не близок, — говорит Кастиэль. — Сомневаюсь, что вы бы сильно повлияли на него. Самообладание Сэмюэля безупречно, и он принимает упрек с легкой улыбкой. — Это правда. Но я вырастил Мэри, и я такой же охотник, как и они оба. Кастиэль не указывает, что среди охотников такая же иерархия, как и среди знати, и что Дина крайне мало волнует его дед-охотник. Лучше принять заявление Сэмюэля. — Я все понимаю. Когда руки связаны, люди реагируют. Иногда паранойя окупается, а иногда нет. — Это не значит, что так и должно быть, — говорит Сэмюэл. — Насколько я понимаю, вы хотели участвовать в этом деле не больше, чем мой внук — любой из моих внуков. — Сейчас это уже не важно. — Это никогда не будет важным, — с нотками гнева говорит Сэмюэль, и Кастиэль гадает, был ли он среди тех, кто выступал против соглашения. Сэмюэль встряхивает головой, словно пытаясь прояснить ее. — Куда бы вы хотели поехать? — Что вы имеете в виду? — Переговоры еще не окончены, так что вам с мужем нужно быть поблизости. Вы хотите остаться здесь или вернуться в Чемберс-Хаус? Вопрос неожиданный. Кастиэлю требуется примерно секунда, чтобы понять его. — Я пойду туда, куда потребуется. Сэмюэль оглядывается на не затихающую дискуссию. Снова повернувшись к Кастиэлю, он делает несколько шагов вперед, и на его лице проступает сознательное предупреждение. — Я слышал, что сюда прибудет Его Величество. — Майкл? — недоверчиво произносит Кастиэль. — Нет, он не стал бы. — Я слышал именно это. Сомневаюсь, что будет какое-либо официальное объявление, как и в истории с флотом. — Но... — король просто так не появляется. Он может использовать Кастиэля и Дина как предлог. Захария эффективно подготовил Илчестер к появлению королевского двора. — Это еще не точно, — говорит Сэмюэль. — Мои источники могут и ошибаться. Но я подумал, вы захотите узнать. — Спасибо, — благодарит Кастиэль. — Можете передать Эллен и Захарии, что я не против вернуться в Чамберс-Хаус сегодня вечером. Сэмюэль кланяется и уходит. Кастиэль все еще потрясен, когда Дин возвращается, хмурясь так, как всегда, когда дело касается Сэма. Тот является частью анти-королевского восстания, назревающего где-то на континенте. Если приедет сам король, значит... В этот момент воображение Кастиэля подводит его. Дин сидит, прикрыв рот рукой, и смотрит куда-то вдаль. Что бы ни случилось в ближайшем будущем, пока Сэм вовлечен в это, основная тяжесть падет на плечи Дина. — Дин, — зовет Кастиэль. Тот вздрагивает, вскидывая голову. — Я устал и хочу уехать. Можешь поторопить их? — Конечно, — встает Дин. — Я посмотрю, что можно сделать.***
Мысли Кастиэля настолько заняты, он и думать забыл, что Захария был вынужден уступить, и они вернулись в Чемберс-Хаус — место его недавнего заключения. Конечно, он не возвращается в «свою» комнату, ведь это было бы глупо. Вместо этого их с Дином ведут в большую спальню на первом этаже, такую же большую, как их комнаты в Доме Джошуа, с почти таким же красивым видом. Все немногочисленные вещи Кастиэля перенесли сюда же, включая его нетронутый рюкзак. Кастиэль не собирается исследовать эту комнату и направляется прямо в ванную, пока Дин возится за его спиной. Раздеваясь, он пытается убедить себя, что в очередной раз все преувеличивает. Сэм и мятежники, о которых Кастиэль до сих пор почти ничего не знает, конечно же, не попытаются выкинуть какой-нибудь фокус, пока сам король здесь. Майкл плохо реагирует на неуважение, это известно всем. Дин, несомненно, попытается добраться до Сэма и заставить его отступить. Конечно. Как раз перед тем, как Кастиэль вошел в душ, он понял, что забыл взять с собой чистые бинты. Он надевает халат и выходит, надеясь узнать у Дина, где их можно найти. Спальня пуста, а дверь в дальнем конце слегка приоткрыта. Кастиэлю стоит вернуться в ванную, но ему приходит в голову, что пока душ включен, Дин должен думать, что он сейчас моется. Кастиэль крадется к двери, его босые ноги бесшумно ступают по ковру, и он различает слабые голоса в комнате за дверью. — Никто тебя не винит, — раздраженно говорит женский голос — Мэри — и Кастиэлю кажется, будто этот спор не нов. — Мы виноваты, что бросили тебя туда, когда должны были... — Мам, я не прошу тебя сокрушаться об этом, — говорит Дин. — А прошу доверять мне. — Дин, — мягко говорит Мэри, — я уверена, что ты веришь в его чувства к тебе... — Они не все одинаковы. Кас не похож ни на Зака, ни на Наоми. — Они бы не выбрали его, не участвуй он в их плане, это просто бессмысленно! Ты ведь понимаешь, чего они уже достигли? У них сейчас есть плацдарм в Илчестере. И они раскрыли наш блеф и знают, что мы не можем пойти против них. — В этом Кас не виноват. — А если ты ошибаешься на его счет? — А если нет? Вдруг Кас играет за нас? — Мы не можем так рисковать. Дин, — слышится шорох движения. — Дин, это его семья. Даже если он находится в таком же неведении, как и мы, его преданность принадлежит им. Это совсем не плохо! Он должен быть предан своей семье. — Теперь я тоже его семья. Мэри тихо ругается, и когда снова заговаривает, ее голос звучит хрипло. — Дин, ты забыл, что брак не настоящий? Дин не отвечает. Кастиэль пытается представить себе его лицо, но не может, потому что понятия не имеет, о чем думает Дин, говоря своей матери все это. Однажды Кастиэль сказал ему то же самое — их брак — всего лишь соглашение — и ему казалось, Дин успешно усвоил это. Он не должен так разговаривать с матерью. — Мне очень жаль, — говорит Мэри. — Извини, я не должна была... Кастиэль отстраняется, больше не в состоянии это слушать. Он и так достаточно смущен, и не может справиться еще и с этим. В глубине души он думает, что ему должно быть приятно слышать, как Дин защищает его, но этого нет. Он лишь слышит, как Дин спорит со своей матерью, которую любит так же сильно, как и всех остальных, и это неправильно. Так же, как неправильно умалчивание Дина об отношениях Захарии с Кастиэлем, хотя тот должен был рассказать им все. Кастиэль заканчивает купаться, и когда выходит из ванной полностью одетым, видит Дина, вытаскивающего свою пижаму из сумки. — Мне нужно помочь сменить повязки, — говорит Кастиэль. — О, — Дин встает. — Да, хорошо. Дин идет за ним в ванную; Кастиэль следит за ним через зеркало, пока он обкладывает рану ватой. Кастиэль привык к чувству беспомощности, даже если это выводит его из себя. Его также бесит, что он ощущает ее, исходящую от Дина — при всем его спокойствии, подавленном разочаровании и чрезмерной осторожности при общении с Кастиэлем. Он не хочет думать, какими выдались эти последние несколько дней для Дина, каково ему быть почти невидимым и неслышимым теми, кому он должен доверять. Кастиэлю кажется, Дин уже привык, когда ему говорят, что он пешка, не слишком умный, а значит, ему нельзя доверять делать собственные выводы. — Как Сэм? — спрашивает Кастиэль. — Упирается пятками, — после паузы отвечает Дин. — Я получил сообщение, что он хочет видеть меня лично. Но сейчас ничего не поделаешь, парень. — Значит он должен быть где-то поблизости, если может отправлять тебе такое сообщение. Дин хитро улыбается. — Да. Мама только что приходила сказать, что сама отправится к нему. Помнишь, я говорил, что Сэм выжидает лучший момент, чтобы выступить против брака? Кажется, сейчас как раз такой, тебе не кажется? Кастиэль вздыхает. — Дин, ты не можешь говорить мне такое. — Почему? — Потому что я могу использовать это против тебя и твоего народа. — Ты этого не сделаешь. — Ты не знаешь этого наверняка. Дин поднимает голову и хмурится, встречаясь в зеркале взглядом с Кастиэлем. — Ты прав, не знаю. Но я готов воспользоваться этим шансом. — Не стоит. Яблоко от яблони недалеко падает. — Ну и кто тут нелеп? — огрызается Дин. — Я тебя знаю. Даже когда не понимаю, все равно знаю, что ты не такой, — его грудь вздымается. — Неужели в тот вечер моя стряпня действительно была такой ужасной? Кастиэль растерянно моргает от резкой смены темы. — Да. — Почему ты мне не сказал? — Не хотел ранить твои чувства. — Но ты тогда говорил, что... — рот Дина захлопывается, когда он понимает смысл. — И ты все съел. Доел до последней крошки из-за меня, несмотря на ужасный вкус. Черт возьми, Кас, я думал, ты расстроился из-за того, что я спровоцировал у тебя воспоминания о детстве или что-то в этом роде. — И это тоже. Несмотря на горький смех, руки Дина нежны при перевязке. Он отступает, чтобы дать Кастиэлю пройти, но Кастиэль вынужден остаться. Ему приходится изучать лицо Дина, то, как он скрестил руки на груди, настороженный взгляд, который тот теперь бросает в его сторону. — Расскажи мне что-нибудь, чего я о тебе не знаю, — говорит Кастиэль. — Что угодно. Эта просьба, кажется, затронула Дина, достигая кульминации во внезапной тишине. Кастиэль видит знакомые ему сосредоточенность и решимость, взгляд Дина остер, пока он прокручивает требование Кастиэля у себя в голове. На его лице также мелькает некий голод, словно это приглашение грозит открыть что-то, что Дин таит внутри. — Что угодно? — тихо говорит Дин. — Да. Он открывает и закрывает рот. Неуверенность почти заставляет его отвести взгляд, но, кажется, Дин берет себя в руки. — Было время, когда я не знал, настоящий ли ты. — Я попросил что-то о тебе, а не обо мне. — Это обо мне. Слушай, люди лгут. Ты ведь это прекрасно знаешь, да? Так уж обстоят дела. Чем выше ставки, тем больше лжи, а этот брак — охрененная ставка, тебе не кажется? Но каждый день в том доме — хотя, даже с первого момента нашей с тобой встречи — каждый инстинкт говорил мне, что ты настоящий. Что ты именно такой, какой есть. До Кастиэля, наконец, доходит. — И все же твой разум твердил тебе, что это не может быть правдой. И у меня обязан быть какой-то план, чтобы использовать тебя. — Нет, об этом я не думал, ты совсем не умеешь лгать. Но должно было быть что-то еще, и я ждал подвоха. После всей проделанной работы, после всех замыслов Совета и Наоми, чтобы протолкнуть это... Кас, я оказался в тупике и чертовски боялся все испортить. Я чувствовал, что не могу доверять себе в понимании тебя, ведь то, что я видел, было... почти слишком хорошо для правды. — О чем ты говоришь? — спрашивает Кастиэль. — Мы ссорились, Дин. Мы смотрим на вещи по-разному, и я не раз причинял тебе боль. — Вот тогда-то я и понял, что это не может быть игрой! Ты действительно просто... — Совершенно серьезен, — решительно говорит Кастиэль. — Из лучших побуждений. — Да, мне говорили, что это недостаток. — Господи, это не недостаток, — торопливо говорит Дин. — Это одно из лучших твоих качеств. Но эта штука, эта штука с нашей женитьбой... ты сам сказал — так не бывает. Ничего хорошего не может выйти из того, с чего все началось. — Значит, ты меня понимаешь, — говорит Кастиэль. — И прекрасно знаешь, каково мне сейчас с тобой. Дин резко выдыхает и отшатывается. Кастиэль сказал это не с нарочной жестокостью, и Дин, похоже, понял и устало кивнул. — Ты не... можешь не... верить всему, что я сейчас говорю, и ладно. Ты и не обязан, — Дин делает глубокий вдох. — Тебе нужно позаботиться о себе, Кас. — Я всегда это делаю. Дин опускает голову. — Конечно. Они должны были быть союзниками, но вот к чему пришли — Дин не может смотреть Кастиэлю в глаза, а тот вообще не может отвести взгляд. Странно, но в этот момент, как никогда, Кастиэль чувствует себя ближе к пониманию Дина, — его снедали те же скептицизм, подозрение и недоверие. Дин не был бы хорошим охотником, не сумей он рассмотреть ситуацию со всех сторон и оценить все риски. В каком-то смысле Бобби и остальные были правы. Кастиэль соблазнил Дина — опять же, случайно. Довел его до того, что тот подвергает себя опасности. Кастиэля также это коснулось, и ему грозит... что-то. Он не уверен, что может быть опаснее, чем влюбиться в этого человека, но все равно ощущает эту угрозу — она скалится на него из-за угла. Кастиэль молча оставляет Дина в ванной, и через мгновение раздается звук льющейся воды. Возвращение в спальню также приводит Кастиэля к небольшой традиционной дилемме походных ночевок — тут всего одна кровать. Кастиэль представляет Дина, который раздражается и спорит, а затем упрямо устраивается на полу, поэтому быстро хватает подушку и запасное одеяло из шкафа. Когда Дин выходит из ванной, Кастиэль уже свернулся калачиком на гобеленовом диване у стены. Он натягивает одеяло до плеч, закрывает глаза и не реагирует, когда Дин бормочет: — Черт возьми, Кас. Когда Кастиэль чем-то обеспокоен, заснуть почти невозможно.