Подстава (Высокие отношения)

Мартин открыл глаза и уставился в потолок, серый от рассветного сумрака. Под пальцами ощущался короткий ворс ковра, под головой подушка, а на обнаженной коже груди лёгкая кусачесть шерстяного пледа. – Мартин? Вы проснулись? Как вы себя чувствуете? – Хочу сдохнуть, – честно признался он, глядя в потолок. Бледное чудовище молчало, сидя рядом с ним на ковре. – Что, даже не будете отговаривать? – язвительно прошептал он. Горло саднило и говорить вслух было неприятно. – Вы воин, и не убьёте себя. Мне бы твою уверенность, подумал Мартин, разглядывая пустой потолок. – К тому же, вы не виноваты. Да и никто не виноват. Я считаю, это было несчастное стечение обстоятельств. Произошло покушение на охраняемый вами объект, но всё закончилось хорошо. Все живы и здоровы. Конец. Остальное забудется. Мартин ничего не смог с собой поделать и истерически захихикал. – Ну, если смотреть с такой точки зрения… – сказал он. – Только с этой, – сказал Ит. – Потому что это правда. А прочие сопутствующие размышления никого не касаются. И если можно, давайте сохраним события этой ночи втайне от сержанта Саева. И от господина Бартона. Когда мы его освободим. – Ладно… – прошептал Мартин, покрываясь потом от одной мысли, что об этих «событиях» узнает хоть кто-нибудь, хоть когда-нибудь. – А ты узнал… Вы узнали… В смысле, удалось ли узнать про нашего шефа? – Господин Бартон жив. Его держат на втором нижнем уровне РепроЦентра. И если бы не… В общем, я думал освободить его этой ночью. – Простите… – Вы не виноваты. Мартин зажмурился и едва удержался от того, чтобы не натянуть плед, которым он был накрыт, на залитое мучительным жаром лицо. Это было бы совсем глупо. Воины так не поступают, верно? Пережив приступ обжигающего смущения от воспоминаний о своих ночных «подвигах», он открыл глаза. Это бледное наваждение и не думало никуда деваться, оно сидело в сумеречном предутреннем свете, рядом на ковре, и задумчиво рассматривало Мартина. – Что? – тихо спросил он. И опять захотел спрятаться под одеяло, как в детстве, когда ещё думал, что под кроватью живёт монстр, но не шумит, что бы его не выгнали из тёплого дома в пустоши. И маленький Мартин его не выдавал: кому захочется бродить в морозном зимнем тумане, что сходил по ночам с холмов? Лучше жить под детской кроваткой. К тому же, монстр был приличный, ничего плохого не делал, кроме как тихо помалкивал и немножко пугал самим фактом своего тайного существования. Сидящее рядом со взрослым Мартином существо оглянулось на кровать, где спал Базиль, почесало нос, и снова уставилось на парня прозрачными светло-серыми глазами. – Я вот что хотел выяснить, – сказал Ит. – Если не хотите, можете не отвечать. Второй раз я спрашивать об этом не буду. Вы ведь… всю ночь на меня смотрели. На Базиля – только по мере необходимости. И раньше, во время всей этой поездки. Мартин… Вы ведь представляли меня на его месте? Вы давно меня любите? – Я тебя, блин, давно ненавижу… – простонал Мартин, зажмурившись. – Ага, и от большой ненависти ты меня всё время обзываешь «дохлым насекомым», корчишь презрительные рожи, закатываешь глаза, говоришь какой я уродец, а когда беседовал с Рэмом и думал, что я вас не слышу, рассказывал ему о сидах-из-под-холмов и о «погибельной красоте». – Я был… пьян тогда! Не понимал, что нёс! – горло сжалось, и Мартин почти задохнулся. – Ну, чё те от меня надо, а? Чего пристал?! Мало тебе было… всего этого? Чё ты душу из меня тянешь?! Он зажмурился и пекучие, как адская смола, слёзы покатились из глаз, щёкотно заливаясь в уши. Он ими давился и захлёбывался, голова готова была взорваться, но вдруг, прохладная рука легла ему на лоб, вытерла слёзы, да так на глазах и осталась. – Мне ничего не надо, – прошелестел голос. – Мне жаль, что я нарушил твой покой и появился в твоей жизни. Ты был прав на счёт фейри. Но, всё это пройдёт. Ты забудешь. Ты ещё встретишь хорошую девушку и полюбишь её. Всё будет хорошо. – Хорошо? – спросил Мартин. – После… него? После… тебя?! – Базиля ты нисколько не любишь: это был несчастный случай, отравление высокоактивными биологическими веществами, беда на работе. Ты это пережил. Всё. А я… Я девушкам не конкурент, Мартин. Рука с его глаз исчезла, и Мартин посмотрел на бледное лицо с прозрачными серыми глазами, обрамлённое растрёпанными прядями белых волос. – Я не мужчина. Не женщина. Я вообще, даже не человек. – Но… кто ты? Если не человек? – Для тебя – я только миф. Мечта. Сон, на пороге тумана… – бледная фигура наклонилась и на губах Мартина запечатлели нежный, невесомый поцелуй. Долгий-долгий, но прохладный, невинный до одури, прочищающий мозги, как ветер с моря, снимающий тяжесть с сердца, как первый снег. – Всё будет хорошо, – повторил Ит. Он легко поднялся, словно и не было напряжения этой безумной ночи и шпионских игр предыдущего дня, и подошёл к кровати. Услышал изменение дыхания Базиля, понял Мартин. И тут же меня покинул, сукин сын. Он выпростал руку из-под пледа и потрогал свои губы. – Итон? – донеслось со стороны кровати. – Я здесь. Ну-ну, подумал Мартин с мстительным и нездоровым любопытством, что-то он ему скажет? – Как Мартин? – внезапно услышал он. – Он в порядке? – Он просыпался, – голос Итона был безмятежен, как ветерок над травой. – Похоже, он ничего не помнит и убеждён, что вы с ним вчера напились, в кафе. Такое ведь уже бывало, вы пили с ним и Рэмом, тогда, в Комплексе, верно? – Да, а… – И ещё он нёс какую-то чушь о сидах из-под холмов. Возможно, ему привиделась оргия, как в сказках про фэйри, из детства. Замещение травмирующих воспоминаний, я думаю. – Хорошо. Ну, то есть, не хорошо, что у него мозги набекрень, но хорошо, что он так думает. Это лучше, чем правда. Он слишком консервативный мудак, как и вся военная каста. Он не смог бы жить с этим опытом. И эта ложь для него лучше, чем правда. А жаль… – Хм, думаю, ты не совсем прав. Так ты никому не расскажешь? – Да, Боже упаси, Ит! Чтобы Рэм приставил ко мне ещё более зверских охранников? Кстати… Как там Рэм, ты не знаешь? – Жив. Но в каком состоянии – трудно сказать. – Чёрт… Кой дьявол меня понесло пить этот кофе… Скрипнула кровать. То ли секретарь сел на неё, то ли Базиль устроился повыше, Мартин не стал крутить головой, рискуя себя выдать и не дослушать беседы. Сегодня не только Итон, но Базиль открывался для него с другой стороны. – Баз, ты не виноват, – Итон помолчал и добавил немного другим тоном: – Это не ты виноват. – Ага, как будто от этого кому-то легче. З-з-заговорщики, блин… Пауки с паутиной… – Не переживай, стресс тебе вреден, и так всю мою работу по отладке гормонального фона порушили, гады. Снова скрипнула кровать и Мартину послышалась улыбка в тихом голосе Ита и звук поцелуя в затянувшейся паузе: – Если тебя это утешит, – прошелестел голос секретаря, – могу пообещать… восстановить справедливость. Хоть мне и не нравится брать на себя роль судьи в человеческих разбирательствах, такая функция предусмотрена для меня и встроена изначально. И если ты настаиваешь… – Я настаиваю. За меня. За Рэма. За Мартина. За тех ребят из нашей охраны, которые куда-то пропали, кстати, не знаешь, где они, нет? Я настаиваю. Хоть ты и чудовище, потому что не любишь меня, но ты справедливое чудовище. – И, что ещё более важно, я – твоё чудовище. Снова пауза, в которой скрипнула кровать, и раздался едва слышный шелест ткани по ткани. – Так ты разрешаешь, Баз? На счёт справедливости? – И даже настаиваю. Суди и воздавай. Разделяй и властвуй. – Принято. Тогда, в этой банке останется только один паук. – И я даже знаю, кто это будет! – засмеялся Базиль, а потом Мартин точно услышал звук поцелуя.