Матриархат

Они не любят друг друга. Конечно же, нет. Ирина порой её раздражает до жуткого зуда под кожей. Бесит так, что хочется или огреть ее наградным пистолетом по затылку, чтобы она не творила очередную херню, или вытрахать из нее всю дурь. Лер, конечно же, выбирает второй вариант — в такие дни по вечерам она долго ласкает ее: кусает тонкие ключицы, сжимает в руках полную упругую грудь с острыми сосками, поглаживаниями спускается на подтянутый спортивный живот и приятно округлые бедра с тонкой сеткой шрамов на правом, но не касается мокрой жаждущей плоти, даже когда Ир требовательно стонет, впивается ногтями в ее плечи и разводит ноги шире. В итоге Лер все равно не выдерживает долго, стоит Ирине ещё раз застонать — протяжно и прерывисто, слегка задыхаясь. Она резко и часто двигает рукой, трахая ее пальцами, и едва сама не кончает, когда Ир вскрикивает, вокруг пальцев сжимаются мышцы, а по руке текут ее соки. Она вообще всегда очень громкая. Как в целом в жизни, так и в постели. Отпускает скаберзные шуточки в общем зале казармы и сама же хохочет громче всех; матерится громко, не стесняясь в выражениях, стоит чему-то пойти не так на передовой; ругается с техниками по вечерам перед наступлениями. Стонет долго и с чувствами от почти обычных ласк, стоит лишь слегка сжать в руке грудь и царапнуть ногтем сосок; кричит от удовольствия, находясь на пике; часто говорит пошлятину уже после секса, посмеиваясь довольно и улыбаясь лениво. Валерия порой недоумевает, наблюдая за ней — шумной, веселой и саркастичной, — как она вообще дослужилась до капитана? Ещё там, в такой далёкой — как сейчас кажется — довоенной жизни. Почему ее не только не турнули из валькирий, но и допускают на собрания Малого Совета? Ее, такую всю несерьёзную, с дурацкими шуточками и ухмылочками. Ирина являет собой просто вопиющее недоразумение, и Лер порой малодушно радуется, что они, конечно же, не любят друг друга. Это просто секс, дружба, товарищество — нужное подчеркнуть. Но она бы, конечно, подчеркнула «секс», потому что, чего уж скрывать, в постели Ир потрясающая. Как и «в поле» — убеждается Лер после их первой совместной миссии. Во время работы она преображается: замолкает, что бывает довольно редко, собирается и становится серьезной. Она беспрекословно выполняет приказы, не лезет на рожон и перестает шутить. В такие моменты Лер понимает, что выбрала ее не зря, но они все же не любят друг друга. Ведь если бы любили, вряд ли бы каждая флиртовала с другими валькириями и нет-нет, да и шлепала по неплохим задницам милых молоденьких медбратьев в госпитале. Во время одной медкомиссии Ирина прямо при ней ухватила за талию проходившего мимо мальчишку и притянула к себе. Внутри у Лер тогда неприятно царапнуло, и она даже испугалась этого чувства, но Ир с неизменной ухмылочкой что-то зашептала ему на ухо — мальчишка удушливо покраснел, от шеи и до корней волос, и его словно ветром сдуло, — а Ирина тут же весело расхохоталась ему вслед, и Валерию отпустило. Отпустило, но иногда вновь царапало неприятно. Она даже однажды сама при Ирине шлепнула одного мальчишку по заднице, чтобы посмотреть на ее реакцию. Тот обернулся и оказался тем самым медбратом — Лер сама едва не покраснела, когда он, кажется, узнал их и поспешил смыться, а Ир захохотала и сжала ее бедро сильными пальцами, сидя рядом — она все же неловко улыбнулась ей. Они не любят друг друга, нет. Но когда эта придурошная в очередной раз сбегает из госпиталя после ранения и оккупирует ее комнату в казарме, Лер возмущается скорее для вида и сама делает ей перевязки. Ведь она хоть и дурная на всю голову, но стала уже почти родной — во всяком случае ближе у Лер никого нет. Наверное, и не будет уже, — заключает Валерия и смотрит на спящую рядом Ирину. Она иногда задумывается — а если следующее такое ранение станет для нее последним? Что Лер будет делать без нее? А если наоборот — ее убьют: будет ли Ирина страдать? Ей хочется думать, что будет, но она слишком хорошо ее знает — страдать Ир если и будет, то недолго. Быстро забудется в объятьях другой валькирии. Эти мысли неприятны, нерадостны и совершенно не к месту, поэтому Лер повторяет себе, что они не любят друг друга, и на время успокаивается. Но однажды — в постели, после очередного оргазма — Ирина внезапно спрашивает: — А давай поженимся? — Она улыбается лукаво, повернувшись на бок, и лениво поглаживает Лер по руке. Валерия вскидывает бровь и молчит. В принципе от Ир можно было ожидать и такого — тем более после секса. — Ну, а что? Сколько мы с тобой уже вместе? Пять, нет, шесть лет? Уже можно и пожениться, — продолжает Ирина, и Лер хочется спросить: «вместе»? А они действительно вместе? То есть она все это время считала их парой? Неужели Лер была так слепа, или же она сейчас чего-то недопонимает. Ирина продолжает говорить — кажется, расписывает красоты их будущей женатой жизни — но Лер не слушает. Задумывается и пытается понять, где же она проебалась? Понимания нет, как впрочем и мифической свадьбы — наутро Ирина даже не вспоминает об этом. Внутри у Лер опять неприятно царапает, но Ир как и всегда прежде, чем выйти из комнаты, целует ее. Царапать внутри перестает, хотя осадок от их разговора — скорее монолога Ирины — остаётся, и Валерия думает, что здесь то она и проебалась сильнее всего. Ну конечно, они не любят друг друга. Лер убеждается в этом в очередной раз, когда узнает, что у Ирины есть дочь. Узнает даже не от нее самой, а от начальства. Впрочем это уже не так важно, ведь она погибла. Совсем недавно. Теперь она понимает, почему Ирина второй день не выходит из своей комнаты. Она ничем не может ей помочь, но все равно отпирает ее дверь своим ключом и приносит ей ужин. Ирина смотрит на нее удивлённо и неловко скидывает на пол две пустых бутылки от коньяка, освобождая место на кровати. Лер нечего ей сказать, поэтому она просто устраивается рядом и ставит ей на колени поднос с едой. Всю ночь Ирина негромко всхлипывает в ее объятьях и рассказывает, как любит свою дочь. Ирина — неунывающая, веселая и шумная — под утро замолкает и плачет, уткнувшись в ее плечо. Лер думает, что хоть они и не любят друг друга, но теперь — она надеется — будут хотя бы доверять. Она не знает, что там насчёт доверия и любви, но дурости в пустой голове Ирины добавляется изрядно. Лер даже не знает, чем ещё можно объяснить ее безрассудный — просто тупой — поступок. Вроде все идёт нормально, по крайней мере Лер не замечает ничего необычного в поведении Ирины. Миссия стандартная даже — очередной прорыв периметра, они просто должны задержать и после устранить группу разведчиков, пока техники восстановят генератор. Ничего сверхъестественного. Их группа укрывается за укреплениями, как впрочем и противники, и изредка перестреливаются. Но слышится гул генератора, на губах у Ирины сверкает шалая улыбка, начинают блестеть глаза, и эта идиотка хватает гранату, выдергивает чеку и швыряет — их накрывает дождем из земли и осколков. Лер не успевает опомниться, как Ирина вскакивает и несколькими выстрелами добивает раненых. На губах у нее все ещё дурацкая ухмылочка, она что-то бормочет себе под нос, пока все недовольно стряхивают землю с волос. Лер поднимается, недовольно убирает в кобуру пистолет и поворачивается к Ирине. Та внезапно опускается перед ней на колени — тут то бы Лер и испугаться, но она только устало закатывает глаза и уже открывает рот, чтобы наорать на нее за эту херню, но — действительно внезапно: — Женись на мне, — говорит Ирина и протягивает ту самую чеку от гранаты. На губах у нее неловкая улыбка, а на щеках румянец. Лер впервые видит, что она волнуется — действительно волнуется, по-настоящему. Наверное, поэтому она забывает, что они не любят друг друга, и молча протягивает ей руку. Отпускные им дают со скрипом и всего неделю. Женятся они просто и без всякого торжества — покупают кольца и расписываются в первом попавшемся ЗАГСе. Потом снимают номер в гостинице и всю неделю проводят в постели. Ирина улыбается довольно, в глубине карих глаз сверкают золотые смешинки, а по щекам разливается лёгких румянец. Лер и сама улыбается, смотря на нее – ленивую, даже не укрытую простыней. Такую желанную и родную. Ирина улыбается, замечая ее взгляд, проводит пальцами по груди и животу и смеётся восхищённо, когда Лер притягивает ее ближе и целует тонкую ключицу. Сейчас она даже сомневается, что они не любят друг друга, но нет, конечно же, нет. Случаев удостовериться в этом предоставляется множество, но один задевает за живое так, что Лер кажется, что внутри взорвалась та самая граната, превращая ее сердце в фарш. Просто во время очередной медкомиссии она открывает дверь процедурной, чтобы сдать кровь, и замирает. Внутри Ирина — раскрасневшаяся, тяжело дышащая и постанывающая так знакомо — глаза у нее закрыты, форменная рубашка распахнута, чашечки лифа сдернуты, открывая грудь, узкая юбка складками собрана на животе, а между бедер мальчишка в белом костюмчике медбрата. Лер прикрывает дверь и прислоняется к ней спиной. Она даже почти не разочарована — знала, что так будет. Рано или поздно. Впрочем, возможно, это было и раньше, а она просто не замечала. На безымянном пальце горит золотое кольцо — она задумчиво прокручивает его и оставляет. В конце концов о верности клятв они друг другу не давали. С медкомиссии Лер сбегает и напивается в клубе. А наутро просыпается в незнакомой комнате — голая, рядом спит мальчишка. Симпатичный до чёртиков, обнаженный и даже чем-то похожий на Ирину — возможно, ей только кажется. Она находит ванную и приводит себя в порядок, натягивает измятую форму и кое-как разглаживает юбку. Возвращается в комнату и встречает смущённый взгляд — мальчишка кутается в одеяло и неловко краснеет. — Можешь взять расческу в тумбочке, — негромко говорит он, и Лер понимает, почему вчера ушла из клуба с ним. Мальчишка действительно похож на Ирину, даже голосом. В казарму она возвращается с зацелованными губами и всё ещё растрёпанными волосами, получает выговор и возвращается в госпиталь закончить медкомиссию. Ирина увязывается за ней и долго капает на мозги, чего не случалось раньше — Лер удивленно молчит. Лишь напоминает себе, что они не любят друг друга, и оправдываться она не должна — Ир ведь не оправдывается. Лер так и подмывает спросить, чем же ей понравился тот мальчишка, что они даже не закрыли дверь. Но она лишь устало вздыхает и целует Ирину — только бы она наконец замолчала. Та действительно замолкает и остервенело отвечает, сжимая пальцами ее волосы на затылке, — что тоже случается впервые. Лер неловко гладит ее по щеке и отстраняется. Они не говорят об этом потом, все вроде как становится по-прежнему, но Лер надеется, что изменять они друг другу больше не будут. Пусть они и не давали друг другу клятв о верности, и она до сих пор не знает, почему Ир решилась на это — хотя что уж скрывать, просто у нее такая натура — они ведь и не любят друг друга. Поэтому требовать от нее принадлежности только Валерии она не может, достаточно уже кольца на пальце Ирины. Они планируют взять несколько отпускных и провести их только вдвоем, когда Федерация начинает массированное наступление – множество прорывов по всему периметру, возросшие потери. Их отделение отправляют восточнее, и ещё на пути приходится отбивать несколько атак на колонну с техникой и продовольствием. В итоге дорога занимает на неделю больше времени, а по прибытии приходится ещё и возвращать позиции, пока их техник помогает с починкой генератора. На несколько дней все вроде успокаивается, а потом начинается вновь. Они отбивают четыре атаки и сами идут в наступление, когда приходит приказ. Перехватить управление чужим генератором оказывается довольно легко, а вот потом приходится туго. Только захватив артиллерийские орудия, они теряют треть. Пока техники возятся с установкой генератора, Лер отсылает отчёт и ждёт указаний. Ирина сидит рядом и обрабатывает ей ножевое на предплечье. Рану неприятно щиплет от спирта, Лер морщится, и Ирина ласково целует ее в щеку. Они обе чертовски устали, но приходится сидеть за заграждениями и дежурить, чтобы отдохнули другие. Наутро приходит приказ возвращаться на прежние позиции — якобы есть возможность переговоров и заключения мира. Ирина матерится, но они, конечно же, отступают. В спину раздаются выстрелы, и Лер едва сама не матерится. Как же ее это все достало — почему они просто не могут жить спокойно? Без этой войны. Пусть они не любят друг друга, но за что им эта ненужная война? Почему должны умирать их подруги, почему они сами должны страдать? Они почти добираются до периметра, когда Ир падает как подкошенная от автоматной очереди, и Валерия не может сдержаться: — Ирина! На ее глазах единственный близкий человек на этой никому не нужной войне умирает от пуль, истекая кровью. Лежит на холодной земле и медленно умирает. Она не поднимается с земли только потому, что понимает — ее смерть ничего не изменит. Стирает со щек злые слезы, сжимает в руках автомат и осторожно продвигается в сторону периметра. Только сейчас Лер понимает, что она все же любит Ирину — всегда любила. Любила ее взбалмошность, дурацкие шуточки и ухмылочки. Любила ее ласковые поцелуи, протяжные стоны и ленивые пошлые разговоры. Любила всю Ирину.