Тайны виртуальных дорог. Удары (в) сердца

Танцпол горел неоновыми огнями: яркими, бьющими в лицо сполохами всех цветов. В этом свете все казалось выцветшим, будто подернутым дымкой, в которую даже ступить страшно — вдруг провалишься? Первый шаг для Цзян Чэна всегда был самым трудным. Отважиться учиться не тому, чего хочет мать, а выбрать свой путь. Решиться идти за отцом через здание, полное наемников, вопреки его приказам. Обречь себя на медленное выгорание, подписав договор на служение городу в качестве Охотника. Согласиться с убийственным планом Вэй Ина и внедриться в «Цзянцзай». По сравнению со всей его жизнью шаги по неверной иллюзорной дорожке танцпола казались мелочью. За первым шагом всегда шли другие, и сил на них всегда уходило меньше. «Покатился камень с горы», шутливо говорил отец, взъерошивая волосы теплой рукой. Во время танца на Охотника всегда накатывали воспоминания, такие странные и неуместные в этом месте. Сцена призывала не только огнями, но и криками: пошлыми, радостными. Возбуждающими. Изнутри колючим потоком поднималось не желание трахаться, которого так жаждали все эти зажравшиеся извращенцы, а азарт. А ну, удастся станцевать так, чтобы у них не член поднялся, а челюсть отпала? «На это и рассчитывал Вэй Ин, загоняя меня сюда», — сокрушенно подумал Охотник Цзян, все же делая этот гребучий первый шаг. И оглох от приветственных криков и оваций. На лице сама собой расплылась довольная ухмылка сытого хищника: хороший зал, прикормленный. В «Зелени» он выступал уже не первый раз, танцор по договору — фальшивому, как улыбка сволочи Сюэ Яна — любитель легких денег и такой же славы, завсегдатай вирт-баров. Здесь к нему даже успели привязаться некоторые постоянные клиенты, которым льстило, что молодой красивый парень с возбуждающим именем Саньду танцует для них зажигательные пошлые танцы. Вэй Ин шутил, что его мотоцикл заржавеет от обиды на то, что взяли его светлое имя на псевдоним для клубного танцора, а Цзян Чэн взамен обещал его самого на пилон посадить, носом вниз — и пусть этого дурака Ван Цзи снимает. Танцы были мечтой Цзян Чэна и его самым оберегаемым секретом. Даже Лань Хуань не знал до «Цзян Цзая», что вот этот «взрывной тип» умеет танцевать, и не только на пилоне. Музыка началась внезапно, оглушив зал необычной мягкостью вступления, стерев с лица Саньду улыбку-ухмылку. Эту песню, старую, как сам вирт, он выбирал в тот, первый раз, когда удрал от бдительных родителей на курсы пилона для мужчин. Песня про любовь, гордость, молодость и красоту. Полная скрытой печали и ожидания. Медленная чувственная мелодия, много красивых переходов — и много воспоминаний, заставляющих тело дрожать в предвкушении. Пилон медленно приближался — или это сам Саньду шел к нему мягкой ритмичной походкой. Свободно — и собранно. Обойти вокруг, слегка коснуться пальцами, вызывая чей-то изумленный тихий вздох. Забыть на время и публику, и задания, и даже основы пилонного танца. Вытянуть стройную мускулистую ногу под протяжные перепевы женских голосов и эха, поднять в умопомрачительный шпагат — смотрите, не отрывайтесь — отклониться к блестящей опоре. Но не для того, чтобы взобраться или сползти по ней: просто перетечь из шпагата в другую фигуру, акробатическую ласточку, потом сменить на малоизвестный здесь балетный арабеск, замереть. Поймать разочарованный возглас, кратко рассмеяться: нет, он не будет пока трогать пилон, не время. И, оттолкнувшись от сияющего фаллического символа, уйти в классическое фуэтэ. Возгласы сменились на потрясенные, кое-где даже пару раз хлопнули, — чтоб вы сами так захлопнулись — подбадривая. Но Цзян Чэн уже не слышал их, — вот еще, они даже не понимают, что именно он танцует! — полностью отдавшись движениям, музыке и воспоминаниям. Сегодня вообще не время для разврата, сегодня Три Яда покажет все, на что способен, чтобы приковать к себе даже требовательный и взыскательный взгляд хозяина «Цзян Цзая». Потому что этот танец будет последним, что Сюэ Ян увидит в своей затянувшейся жизни. Первые аккорды припева отдались дрожью во всем теле, рука уверенно и крепко обхватила пилон. Обычно он сразу скользил вниз, потому что чем пошлее танцуешь, тем больше тебя любят в таких клубах. А еще надо публику смешить, заводить, провоцировать на реакции… Когда-то ему это нравилось, танцы были отличным хобби — а после них была рок-группа, когда матушка разрыдалась от позора, что ее сын танцует в клубах. Тяжелый рок ей тоже не нравился, но «он хотя бы был мужским». А потом все стало не важным, все недопонимания стерлись пламенем горящего дома — и чернота вирта стала единственной отдушиной. В этих иллюзиях жила не только ненависть Цзян Чэна, здесь он сберег и свои мечты. Вторые фуэтэ закончились аплодисментами и выкриками про стройные ноги. Внутренне закатив глаза и пожалев, что отключил обмен сообщениями с техниками и братом, он подбросил себя в высокий перекидной, прокрутился на опорной ноге и резко упал вниз, ненадолго замерев. Зал орал, хотя песня только подошла ко второму куплету, и у Цзян Чэна в запасе была еще куча ебучих сюрпризов. Он оторвал взгляд от деревянного настила — ублюдок Сюэ Ян был тем еще мажором и «Зелень» свою явно любил — и посмотрел прямо в зал. «На самом деле, танцоры никогда не смотрят в зал, они только делают вид», — объяснял во время репетиций Цзян Чэн Вэй Ину. Чужие взгляды и так липли к его коже, глядеть на эти лица-морды не было никакого желания, поэтому он всегда смотрел поверх голов. Поверх всех рыдающих от возбуждения вирт-торчков, прямо туда, где у барной стойки сидел Вэй Ин и должен был — обязан — появиться Сюэ Чэн Мэй. Но его там не было, и Вэй Ина не было — Цзян Чэн вообще даже не успел перевести взгляд вверх, утонув, как в блядской черной дыре, во взгляде паренька перед самой сценой. Вирт полыхнул яркими пятнами, ощущения стали ярче, музыка поселилась прямо под кожей, подталкивая к подвигам. Неприметный мальчик, безликий работник «Зелени» с растрепанным вороньим гнездом на голове, до боли похожий на Вэй Ина времен клуба и рок-группы, смотрел завороженно, с фанатской преданностью. И от его взгляда виртуал сходил с ума, затягивая за собой Цзян Чэна. Под внезапный барабан и басы Саньду вдруг вбросил себя вверх рывком, перевернулся, выжимая из вирта все возможности, зацепился ногами за холод металла, единственный реальный во всей этой иллюзии, и повис, раскрыв объятия. Вэй Ин сидел в скучающей позе, наблюдая за необычным действом на сцене: опершись спиной о барную стойку, закинув ногу на ногу, ловя бокалом отблески с танцпола. Любой смотрящий решил бы, что парень напился «до ручки» и теперь плывет в алкогольном мареве, не в силах удержаться даже на стуле. Опьянение в вирте давало очень разные эффекты, растормаживая нервную систему в гораздо больших объемах, чем в реальности — это приходилось учитывать, изображая захмелевшего посетителя. На танцполе творил чудеса Цзян Чэн, завораживая публику. Его танцы всегда были такими, каким он боялся себя представить: великолепными, насыщенными эмоциями и при том строгими и высокохудожественными. Как он умудрялся сделать пошлый пилонный танец произведением искусства без капли низменной страсти, Вэй Ин не представлял. Но радовался, что попросил Яньли сделать запись. «Ты бы это Ланям все-таки не показывал, а?» — прозвучал в голове голос Вэнь Цин. А она-то как попала в их канал связи?! Синчэнь и Сун Лань же еще только в креслах должны сидеть? На периферии слуха тихо хихикнули, и Охотник Вэй притворно закатил глаза, не забывая покачнуться и некоординированно ударить по барной стойке рукой, призывая бармена. Вот же ж, дала судьба сестру! Мысленный вопль «Яньли!» потонул в комментариях Лань Хуаня, техника брата. «А что такого, доктор Вэнь? Технику важно знать, что умеет и любит его подопечный», — кривые буковки поползли прямо перед глазами, закрывая особенно удачное движение Цзян Чэна. Он как раз повис на пилоне, раскачался. Сейчас еще довернется, подкручиваясь, и сила инерции, помноженная на влияние воображения, закрутит гибкое тело вокруг блестящего металла. Перед глазами запрыгали еще и смайлики с помпонами. Ну, сестренка… стоп, это же не сестренка, это Лань Хуань! От неожиданности Охотник поперхнулся, чуть не слетев со стула, и был остановлен чьей-то заботливой рукой. «А почему уважаемый доктор Лань печатает такими кривулями?» — главное, не спрашивать, почему он шлет смайлики, теперь вон с сердечками. «Потому что потерял дар речи от восхищения», — за Лань Хуаня ответил его брат, и в прохладных интонациях отчетливо слышалось веселье. «Определенно, А-Чэну надо знать, что он умеет веселить Ланей», — подумал Вэй Ин, выпрямляясь и ловя острый взгляд бармена. Зеленые глаза сияют искорками истинного вирт-нелегала, участливое выражение на лице и абсолютно ледяной взгляд. Вэй Ин тут же внутренне собрался, телом сыграв полную некоординацию виртуального алкоголика. Теперь он понимал, почему Цзян Чэну все уши прожужжали про важность сегодняшнего танца для его будущей карьеры в клубе. Барменом в «Зелень» в эту смену вышел сам Сюэ Ян. Эмоции перестали поддаваться контролю — Цзян Чэна затопило и унесло волной воспоминаний. Теперь он не видел зрителей, не слышал реакции, не видел восхищенного взгляда. Даже имени этого мальчика не смог бы вспомнить, хотя определенно встречался с ним в зале, в коридорах «Зелени» и даже иногда у барной стойки. Перед глазами вспыхнуло пламя Пристани, внутренности скрутило злостью и бессилием. …танцы он всегда планировал, репетировал и доводил до идеала, хотя со стороны казалось, что его идея — полная импровизация. Вот сейчас надо было перехватиться, спуститься плавно в планке — параллельно пилону, напряженно и красиво — и вновь закрутить фуэтэ, в финальном повороте использовав пилон для старта в новое движение. Вместо этого он падал, расцепил руки и полетел вниз, лишь по привычке перехватывая скользкий металл ногами. Падал так, как сотни — тысячи ебучих раз — падал в своих мыслях. Прямо на твердый пол реальности, разбиваясь вдребезги. …не видеть этой жалости, этого притворного сочувствия. Перестать выть от бессилия, от понимания, что он всего лишь простой гражданин и не может взять оружие в руки и пойти искать этого ублюдка Чэнмэя. Скрыться от поддержки Вэй Ина, просто умереть вслед за ними. Память билась в его груди барабанами, тело выгибало в судороге гитарных пассажей. Саньду упал с пилона, вызвав сладкий стон ужаса у толпы, перевернулся, мокрый от пота. Шальным взглядом обвел зрителей и бессильно осел, вжавшись лопатками, спиной, всем собой в надежную опору металлического фаллоса. Ноги жили своей жизнью, выписывая узоры, раздвигаясь в шпагат, цепляясь за пилон — и будто управляли телом отдельно от головы. Руки сами возносили его вверх, пилон раскручивался отдельно от его желания, словно им можно было управлять одной только мыслью. Крики зала напоминали экстатические, всех этих блядей словно трахнули прямо вот тут. Им. Ругательства горчили, приятно оседая в голове. В которой было восхитительно пусто, только музыка и яркий торжествующий взгляд. Точно, мальчик из «Зелени». Возможно, даже из «Цзян Цзая». Но опасности Цзян Чэн совсем не чувствовал, а в вирте его интуиция всегда работала отлично. «Ты — мое спасение. Удержись!» Внезапный сбой системы он осознал, только когда сердце разом остановилось и перед глазами стало темно. Все изменилось в один миг — и Охотник Вэй этот момент позорно проморгал. Три Яда плющило прямо на сцене, страдание выкручивало его тело, ярость заставляла то течь по пилону, собираясь для атаки — то яростно бросаться в зал, неведомым образом удерживаясь на самом краю, и вновь взлетать на металлический стержень в невероятном прыжке. И только плавность движений, их четкость убеждала Вэй Ина в том, что это все еще танец. Прекрасный, колючий, болезненный. «Разве люди так умеют, даже в виртуале?» — промелькнуло перед глазами чья-то запись, но Охотник даже не стал вчитываться. В голове стало тихо, похоже, техники замерли перед своими мониторами и только изредка от Лань Хуаня приходили тревожные вопросы. «Вэй Ин, он не порвется?» «Он точно танцует?» Техники волновались, Вэй Ин прямо физически ощущал их страх за Цзян Чэна. Он тоже волновался — но прерывать этот танец не стал бы, даже если вирт схлопнется и здесь все полыхнет синим пламенем к гулям. Три Яда танцевал свою боль. Словно устал держать эту отраву в себе и внезапно решил выплеснуть все на окружающих. Три Яда, Саньду: жадность, гнев и невежество. Мало кто догадывался, почему он выбрал именно эту кличку. Имя своего мотоцикла, подарка дяди Цзяна, единственное сохранившееся воспоминание. Владелец Саньду, заперший всю черноту в себе. В его глазах Пристань не переставала полыхать — страшный кошмар, из которого Вэй Ин уже отчаялся вытащить своего единственного брата. Главное, чтобы ему тормоза не сорвало совсем, а то настрой какой-то по клубу витает — странный. Зал стонал, людей накрыло вместе с Цзян Чэном, столько воплей Вэй Ин здесь еще не слышал. А он успел стать частым гостем «Зелени». — Какой у тебя напарник горячий. Если бы не ваша надоедливость, взял бы к себе. С руками бы оторвал у святош в белом. Голос у Чэнмэя был под стать взгляду: мягко стелет, да жестко спать. Сам мурлычет на ухо, а сталь у глотки недвусмысленно намекает. Вэй Ин шало улыбнулся, не сбрасывая маску пьяного. «Посмотрим, сука, у кого яйца тверже?» — тоном Цзян Чэна подумал Охотник, откинувшись на барную стойку, ложась головой на твердое дерево и смотря прямо в глаза этому маньяку. Протянул руку, коснулся губ, легонько нажал. Глаза бармена заблестели злым азартом. — А ты попробуй, детка. «Вэй Ин, что ты творишь!» — голос Лань Чжаня сочился беспокойством, но Вэй Ин не стал отвечать. Наживка поймана, клетка захлопнулась. Если они правильно поняли характер Сюэ Яна, если сумели предугадать действия главы Пионов… — А ты смелый, Охотник. Не боишься, что отвечу? Чэнмэй наклонился ближе, к самому лицу. Высокий хвост скользнул вперед, накрыв обоих темной завесой, отгородив от любопытных взглядов. Хотя — судя по ору — никто на них смотреть не будет, все пожирают взглядами А-Чэна. Рука Вэй Ина ласкающе скользнула по острой скуле, провела по шее, замерла на яремной вене. Один импульс, прерывающий контакт с виртом — и кровавый Чэнмэй станет еще одним трупом. Глаза Сюэ Яна полыхнули злостью, и клинок надавил сильнее, по шее потекла кровь. Губы Вэй Ина растянулись в улыбке. Было в этом фарсе что-то острое, будоражащее. Кто первый сорвется, у кого не хватит терпения доиграть? — А мы с тобой похожи, Охотник. Или мне уже можно называть тебя Вэй Ином? «Я б тебе сказала, сучий потрох, что тебе можно — но не при Синчэне, — голос доктора Вэнь ворвался отрезвляющей струей, не дав Вэй Ину вздрогнуть к радости Сюэ Яна. — Не слушай эту псину, ребята уже близко». «Вэй Ин, заканчивай его провоцировать, у вас проблемы», — а вот это уже серьезно, Лань Хуань редко говорит таким голосом. Хозяин «Цзян Цзая» резко убрал нож, увеличив порез, и, схватив Вэй Ина за волосы, рывком заставил выпрямится. Нож уперся в основание шеи, не давая повернуть голову и фиксируя взгляд Охотника на Цзян Чэне. Бледном, покрытом испариной, с ходившей ходуном грудью и абсолютно невменяемым взглядом. — Вы же сейчас в связке сидите, правильно? Запроси у святош состояние своего брата. Состояние А-Чэна уже маячило перед глазами, вызывая панику не только у техников. «Напряжение мышц максимально, он же все порвет!…» «Брат, у него давление подскочило, адреналин на максимуме…» «Не тяни кота за яйца, Сичэнь, врубай стабилизацию!» «Дева Вэнь, браслеты не…» «У Гуаншаня в Башне будешь ломаться, врубай обоим!» «Сердцебиение тоже растет. Вэй Ин, что там происходит?!» — Тебе-то что за забота о его состоянии? Над ухом хмыкнули, обдавая мятным духом. За волосы слегка потянули, повернув голову чуть влево. — Видишь того парнишку, прямо перед сценой? Познакомься, это ваша смерть. Вэй Ин непроизвольно вздрогнул, когда кинжал убрался и волосы отпустили. Доктор Чэнмэй выпрямился за стойкой, ничем не напоминая манерного бармена с диковатыми повадками. Собранный, жестокий, безжалостный убийца смотрел на Охотника внимательным, немного сочувствующим взглядом. — Думаешь, дядя Ян не знает, почему вы здесь и почему твой брат насилует себя на пилоне? Теперь все зависит только от везения — и от бесшабашности Вэй Ина. «С маньяками без сорванной башни контакта не установить», — подумал Охотник, отправляя эту мысль Лань Чжаню прямо на экран. Отвернулся от А-Чэна, давя панику на корню, весело улыбнулся Чэнмэю и — почти нависнув над стойкой — тихо произнес: — Так расскажи мне, что нас ждет. А то ж я ни в жизнь не поверю! «Вэй Ин, Синчэнь и Сун Лань у дверей, начинайте операцию». Как он и думал, Сюэ Ян игру перехватил, нимало не опасаясь близости Вэй Ина, придвинулся ближе, провоцируя и почти поддаваясь. «Связь пошла помехами, подключение нестабильно…» «У них?» «Нет, кажется — у нас…» — Лучше ты мне напомни, что случится с Охотником, если в твоем Гусу вдруг вырубится энергия? «Вэй Ин, не тяни… Цзян Чэн…» «Конча.… уж… …ту па…ль!…» Вирт вдруг мигнул, взорвался сполохами всех цветов — и потух. Исчезли крики и люди на танцполе, замолкла музыка, осталась только барная стойка и Вэй Ин, в последнем движении дотянувшийся до горла своего убийцы. Сюэ Ян довольно улыбнулся — и замер, неверяще смотря на Охотника. Живого, дышащего и очень мрачного. Стойка тоже исчезла, словно стертая невидимым ластиком. За спиной раздался странный треск, бывший доктор Чэнмэй попытался обернуться — но тут почувствовал, как размыкается браслет доступа в вирт, отрезая разум от тела. Удар Цзыдяня заставил мерзавца выгнуться в судороге — и Сюэ Чэнмэй рухнул мертвым мешком прямо к ногам Цзян Чэна. Бледного, злого — но определенно живого. Рядом с братом, крепко держа его за руку, стоял хитрюга Сюаньюй и виновато бормотал извинения. Отбросив все приличия, Вэй Ин завопил раненым тюленем и сгреб в объятия обоих, истерически смеясь и практически повиснув на чудом выживших — и таких родных — идиотах. Крепкая рука брата опустилась на загривок, приглаживая растрепанную ублюдком Чэн Мэем прическу. А юный Мо, наоборот, скорее цеплялся сам. И дрожал. — Сам ты идиот, Вэй Ин. Я чуть концы там не отдал! Про Сичэня молчу, он мне это переключение вообще не простит теперь! Не мог меня предупредить, что ли? — Господин Вэй, они послали людей вырубить источники энергии в Облачных глубинах. Над ухом грязно выругались, но Вэй Ин даже не дернулся. Подержал еще брата за плечо и позволил себе выдохнуть. Кто знал, что играть с Сюэ Яном на его поле будет настолько противно? — Не дрейфь, А-Чэн, сестренка не даст Глубины в обиду. А мы не дадим пропасть подмоге, правда, А-Юй? — прежним непробиваемо оптимистичным тоном спросил Вэй Ин, поднимая с колен рухнувшего от слабости Мо Сюаньюя и успокаивая Цзян Чэна своей уверенностью. Подчиняясь командам юного Мо, пространство вирта послушно расступилось, возвращая их в пустой уже клуб, прямо к удивленно и обеспокоенно озирающимся Сун Ланю и Сяо Синчэню.