Attachment: one image

      Как и большинство плохих решений, которые время от времени принимает Сынён, всё начинается с большого количества алкоголя и поощрения его тупых друзей.       Если говорить точнее, всё происходит в тот момент, когда Сынён прижимает бутылку соджу к груди и начинает ныть о любви всей своей жизни — Хан Сыну.       Реальная проблема заключается в том, что, несмотря на все свои сильные чувства к старшему мужчине, Сынён с ним даже не встречается. Фактически, их отношения и рядом с этим не стоят, да и видятся они только в студии по работе. При этом Сынён не может назвать их даже коллегами, они лишь два автора песен, нанятые компанией для выпуска альбома для их айдол-группы. Так что как только их текущий проект подойдёт к концу, они, возможно, никогда больше не увидятся, и мысль об этом разбивает ему сердце.       — Ты просто должен сделать это, чувак, — Хангёль прерывает монолог Сынёна о том, что он никогда не будет по-настоящему счастлив и как же жестока эта чёртова жизнь. Голос Хангёля звучит по меньшей мере на два тона громче, но этого, кажется, никто не замечает. Уже поздняя ночь, и все остальные посетители бара так же пьяны, как они сами. А те, кого беспокоили их пьяные выходки, покинули помещение уже несколько часов назад.       Сынён знает, что он не должен слушать своего лучшего друга, особенно тогда, когда они оба пьяны в стельку, но что-то в его глубоком голосе заставляет Хангёля звучать мудро. Именно этот голос, когда они впервые встретились в университете, убедил Сынёна в том, что Хангёль по крайней мере на пару лет его старше.       Поэтому, невзирая на тонюсенький голосок где-то в его подсознании, кричащий ему игнорировать парня напротив, Сынён нахмуривается:       — Что если он мне откажет?       — Вы, парни, не будете работать с друг другом вечно, — в диалог встревает Ёхан, его язык уже заплетается, — так что если ты не сделаешь этого сейчас, то не сделаешь никогда.       — Первое, — Сынён поднимает указательный палец, — не напоминай мне. И Б, — второй палец выстреливает из кулака, — ты паникуешь каждый раз, когда на тебя смотрит симпатичный парень. Ты не можешь давать мне советы!       В ответ на это Ёхан дуется, скрещивая руки на груди, и пыхтит, словно расстроенный ребёнок. Если бы прямо сейчас Сынён не находился в глубокой депрессии, возможно, он бы почувствовал себя виноватым.       — Он прав, — снова вмешивается Хангёль, резко ударяя кулаком по столу, чтобы подчеркнуть ту точку зрения, которую, он думает, имеет. Но вместо этого он едва ли не до усрачки пугает Усока и почти опрокидывает стоящую рядом бутылку. — Заканчивай плакаться и сделай первый шаг!       — Я не плачусь, — говорит Сынён, шмыгая носом.       — Я не настаиваю на том, что ты должен что-то сделать, но ты можешь пожалеть, если не сделаешь ничего, — наконец-то произносит и Усок, всё это время наблюдающий за пьяной троицей. Он всё ещё нянчит второе пиво с тех пор, как они прибыли сюда, а поэтому куда более трезвый по сравнению с остальными. Сегодня именно Усок ответственен за то, чтобы все благополучно добрались домой — это решается ещё в начале вечера. Но тот, кажется, и не против, да и наблюдать за тем, как трое идиотов творят полную фигню, для него, похоже, довольно занимательно.       — Окей, — вздыхает Сынён, смиряясь с этой мыслью, — но как мне сказать ему?       На лице едва ли не подпрыгивающего на месте Хангёля тут же расцветает коварная ухмылка:       — Пошли ему дикпик!       — Не смей отправлять ему дикпик! — мгновенно встревает Усок, его и так большие глаза кажутся ещё огромнее. Его мозг не так сильно затуманен алкоголем, так что он, вероятно, в курсе, как плоха эта идея.       Словно ангел и демон на сынёновых плечах, эти двое начинают спорить.       — Дикпики, о которых тебя никто не просил, никогда не оборачиваются чем-то хорошим! Стоит ему увидеть это, и он заявит на тебя в полицию за домогательство, — Сынён должен признать, что ангел приводит достойный довод. Но дьявол тут же отбивается:       — Я видел его член раньше, и он довольно хорош. Сыну точно не будет жаловаться.       Пока Усок принимается расспрашивать, когда это Хангёль видел его член, а Ёхан скачет на стуле, пытаясь разузнать, что именно в члене Сынёна делает его «довольно хорошим», Сынён молчаливо взвешивает оба аргумента.       С одной стороны, Сыну для него словно родственная душа, а в дикпиках на самом деле не так уж и много чего-то, кричащего о романтике. Так же существует вероятность того, что Сыну будет оскорблён подобной выходкой и решит больше никогда не разговаривать с ним. Но с другой стороны, это хороший способ напрямую рассказать о своих чувствах. Сынён слишком труслив, чтобы подойти к Сыну, как нормальный человек; чёрт, да он едва ли может связать пару слов перед ним, не споткнувшись сразу после первого. Может быть, это и вовсе его единственная возможность выразить свои эмоции и дать Сыну знать, что именно он чувствует.       К тому времени, как Сынён возвращается к разговору, спор прекращается, и Усок решает, что им всем пора домой. Двое других парней скулят, словно грустные щеночки, умоляя его задержаться ещё на чуть-чуть, но всё напрасно. Самому хрупкому из них требуется всего парочка минут, чтобы вытащить их с мест и вытолкать за пределы бара.       Усок приказывает им оставаться на месте, пока он оплачивает их счёт и вызывает такси, и Хангёль использует это время, как возможность реально протолкнуть свою идею.       Прислонившись к Сынёну, чтобы сохранить равновесие, он шепчет, словно боится, что вышибала услышит их:       — Не забудь отправить фотку. Если не отправишь, он- он подумает, что ты не заинтересован. И тогда он встретит кого-нибудь ещё, влюбится, а на следующий год ты получишь приглашение на его свадьбу.       Его логика едва ли имеет смысл, но для пьяного мозга Сынёна это самая убедительная вещь, которую он слышал за сегодня. Получить приглашение на свадьбу Сыну — его худший ночной кошмар, и прямо сейчас Сынёну кажется, что единственное, что он может сделать, чтобы предотвратить подобный исход событий, — это отправить старшему парню фотку его члена. Если это необходимо, он действительно готов пойти на это.       Следующие полчаса проходят словно в тумане, но Усок каким-то образом всё же умудряется засунуть их в такси без применения насилия. Ёхана высаживают первым, следующим машину покидает Хангёль (который бросает дерзкий взгляд в сынёнову сторону, перед тем как вылезти наружу), а через некоторое время такси останавливается перед многоквартирным домом Сынёна. Прежде, чем уехать домой, его ангел убеждается в том, что Сынён стоит ровненько с заранее приготовленным ключом, зажатым в руке.       Усок диктует таксисту свой собственный адрес и пристёгивается перед тем, как повернуться и дать Сынёну последний строгий совет:       — Держи свой член в штанах.       Как только Сынён заваливается в свою квартиру, он сразу же стягивает скинни и выкидывает их куда-то в темноту гостиной. Стараясь не споткнуться, он идёт по коридору, используя фонарик на телефоне, чтобы подсвечивать свой путь. Когда Сынён наконец добирается до двери спальни, то толкает её с такой силой, что когда та ударяется о рабочий стол, от страха он едва не выпрыгивает из собственной кожи.       Сынён слишком пьян, чтобы хоть как-то подготовиться ко сну, поэтому просто валится на матрас. Тело продолжает убеждать его в том, чтобы пойти спать прямо сейчас и не наделать глупостей, когда как мозг не перестаёт проигрывать слова Хангёля снова и снова.       Это ужасная идея, и где-то глубоко внутри Сынён знает это, но страх потерять свой шанс с Сыну куда сильнее, чем сынёнов здравый смысл. Он втюривается в парня буквально сразу, стоит Сыну впервые зайти в студию и подарить ему самую очаровательную улыбку в этом мире. И Сынён на самом деле готов отдать ему своё сердце прямо в этот самый момент, будь то социально приемлемо.       После нескольких месяцев тесной совместной работы любовь, которую Сынён почувствовал с первого взгляда, только усиливается. Он понимает, что под потрясающе красивыми чертами лица Сыну кроется настоящий ангел. Он вдумчивый, забавный и талантливый, так что если бы кто-то вдруг взял все черты, которые Сынён хочет видеть в своей второй половинке, и поместил это в одного человека, в результате получился бы Хан Сыну. И именно поэтому Сынён не хочет мириться с мыслью о том, что упустит свой единственный шанс с этим человеком.       (Если бы Сынён был трезвым, он бы знал, что у него будет ещё полно шансов на отношения прежде, чем они закончат работать вместе, но он, к сожалению, не был).       Его телефон лежит рядом с ним, а скинни уже давно стянуты, и всё это выглядит словно естественное развитие событий. Так что Сынён приподнимает бёдра с кровати и стягивает боксеры вниз, откидывая их в сторону.       Не то чтобы Сынён знаток нюдсов, но он думает, что определённо сможет перенести свой художественный взгляд на фотографию. Он хочет быть уверенным в том, что основная деталь на ней будет выглядеть хорошо, настолько хорошо, как вообще может выглядеть член. И на самом деле есть только один способ достичь того вида, который Сынён хочет получить.       Одной лишь мысли о том, чтобы отправить обнажёнку своему крашу, достаточно, чтобы заставить кровь Сынёна забурлить, а смесь волнения и возбуждения — закрутиться в его животе. Честно говоря, он не считает себя тем типом парней, которые могут передёрнуть чисто на сценарии, воображаемые в голове, и обычно полагается на видео для взрослых, так что он немного удивляется, когда понимает, что его тело уже начинает возбуждаться.       Используя слюну, он на пробу несколько раз проводит по члену. Его глаза закрыты, а мысли крутятся вокруг причины, по которой он делает это в первую очередь: Сыну. Он не может не думать о том, как старший парень отреагирует на всё это.       Оценит ли он фотографию? Почувствует ли то самое тепло в животе, что чувствует сам Сынён? Придётся ли ему позаботиться о собственном возбуждении так же, как Сынёну сейчас? Боже, что если он отправит свою собственную фотку в ответ? Прерывистое дыхание срывается с его губ, а рука на члене набирает скорость.       У него не уходит много времени на то, чтобы возбудиться. Сынён далеко не новичок в этом деле — лежать одному в темноте, двигая рукой вверх и вниз по своему возбуждению. Он — мастер собственного удовольствия и знает, как правильно вывернуть запястье и в каких местах следует усилить хватку. Его дыхание набирает скорость, пытаясь нагнать быстрый ритм сердцебиения.       Проходит всего несколько минут прежде, чем он начинает ощущать, что приближается к краю. Ему не нужно смотреть, чтобы знать, что сейчас он настолько твёрдый, насколько может быть, его член слегка краснеет и стоит, требуя к себе внимания. Сынён тянется, чтобы схватить телефон свободной рукой, и открывает глаза, разблокировывая девайс и включая приложение камеры.       Он собирается сделать фото и покончить с этим, но когда он видит превью на экране, он понимает, что оно ещё не готово.       Освещение категорически неверное и бросает тень на его член, делая его похожим на размытую картинку огурца или чего-то похожего. Потянувшись, Сынён включает лампу на прикроватной тумбе и пробует снова.       Он делает несколько фотографий с разных углов, пытаясь выбрать правильную позу. Но когда он прокручивает сделанные фото, то замечает, что тени от лампы заставляют его выглядеть намного меньше, чем он есть на самом деле. Последняя вещь, которую Сынён хочет, — это позволить своему крашу думать, что у него маленький член.       К счастью, он брал несколько уроков фотографии в университете, и даже если большинство информации сейчас потеряно на веки вечные, Сынён всё ещё помнит урок про освещение. С несколькими источниками света он сможет манипулировать тенями, даже, может быть, заставит свой член выглядеть больше. Ему просто нужна ещё одна лампа с другой стороны.       Ни на секунду не засомневавшись, он приподнимается и встаёт с кровати, шаркающей походкой направляясь в сторону рабочего стола, чтобы захватить ещё одну лампу. Ему приходится лазить вокруг компьютера, отключая её и возвращаясь к кровати, при этом не потеряв свою эрекцию, но он справляется на отлично. Воткнув лампу в розетку, Сынён устанавливает её на матрас, двигая до тех пор, пока не остаётся довольным углом. Он мысленно благодарит своего профессора по фотографии за подсказки прежде, чем ложится в прежнюю позицию.       Несколько следующих фотографий выходят намного лучше, но Сынён всё ещё не удовлетворён. Это выглядит неловко, как будто он проводит профессиональную фотосессию для собственного члена, и в этом нет ничего сексуального. Сынёну нужно, чтобы это фотография говорила за него всё, но прямо сейчас она говорит лишь то, что он — ненормальный извращенец, у которого есть очень яркие лампы.       Сынён снова двигает их до тех пор, пока свет не выглядит так, словно падает издалека, а не как прожектор, и после этого пробует ещё раз. Он делает ещё несколько подбадривающих движений вверх-вниз по члену (словно давая ему напутствие), размазывает предэякулят, собравшийся на головке, чтобы тот не выглядел таким сухим, и проводит по нему ещё несколько раз. Но всё равно чего-то не хватает.       Сынён начинает жалеть, что вообще послушал Хангёля, но всё же пытается понять, в чём проблема. Рассеянно почёсывая живот, он слегка приподнимает футболку, обнажая чёрные чернила своей татуировки. И вот тогда его осеняет: ему нужно сделать фотографию более личной.       Сынён быстро стягивает футболку, откидывая её на пол, и снова возвращается в позицию. Когда он направляет камеру на свой член, он наконец-то чувствует себя удовлетворённым результатом. Татуировка пистолета на его животе — идеальное дополнение к картинке, она слегка сбивает фокус с его члена, но не перетягивает его полностью. Его возбуждение очевидно, член пульсирует из-за того, что Сынён почти довёл себя до оргазма. Даже задний план выглядит отлично: достаточно тёмный, чтобы можно было разобрать детали, но вместе с тем на фоне видны не только его узорчатые простыни.       В общем, это действительно хороший дикпик. По крайней мере по его мнению.       Сынён вскользь задумывается над тем, чтобы сперва отправить фото Хангёлю, чтобы узнать, что тот думает. Бро ведь могут отправлять друг другу свои нюдсы, чтобы получить фидбэк, правильно? Но затем он видит время и вспоминает, насколько пьяным был его друг. Вероятно, Хангёль уже спит, и Сынён не думает, что ради его мнения он сможет ждать до тех пор, пока тот проснётся. Нет, он должен отправить всё прямо сейчас, пока внутри него течёт алкоголь и он достаточно заведён, чтобы посчитать это фото сексуальным.       Ему требуется минута, чтобы зайти в контакты, но имя Сыну он находит очень быстро. Определённо помогает то, что он добавил к нему миленькое эмоджи с сердечком, когда сохранял его номер. Когда он нажимает на него, на экране появляются все их предыдущие диалоги (которых, честно говоря, не так уж и много, и все они полностью сосредоточены на работе). Сомнение начинает подкрадываться к нему, заставляя задуматься, правильный ли выбор он делает, но Сынён всё равно продолжает то, что начал.       Прикрепив новое фото из галереи, он не тратит ни секунды, тыкая на большую кнопку «ОТПРАВИТЬ». И вместо того, чтобы позволить своему беспокойству взять верх и ждать, получит ли он ответ, Сынён решает, что лучше всего сейчас — отбросить телефон и закончить то, что он начал.       Когда его ладонь снова оборачивается вокруг члена, тот дёргается от возбуждения. Продолжить то, на чём Сынён остановился, несложно, член уже влажный от смазки, а его тело покалывает как от возбуждения, так и от адреналина, так что ему не требуется многое, чтобы снова достичь края.       Двигая рукой по члену с максимально отчаянной скоростью, Сынён видит образ Сыну в своей голове. Потрясающего Сыну, который прямо сейчас может находиться в такой же позиции, как и сам Сынён, доведённый до похожего состояния фотографией, которую он послал ему. Его кожа слегка красная, а тело слишком горячее, чтобы чувствовать себя комфортно. Он вбивается в собственный кулак, думая о Сынёне, и выдыхает его имя, когда приближается к оргазму.       Этого мысленного образа достаточно, чтобы кончить. С губ Сынёна срывается стон, когда наслаждение берёт верх, и он изливается в собственную руку.       Сынён не двигается несколько минут, задыхаясь от шока, который пронзает его тело. Когда всё заканчивается, он опускает руки по бокам. Сейчас он действительно слишком уставший, чтобы подняться и сполоснуть их, поэтому просто вытирает ладонь о своё нижнее бельё и сбрасывает его с кровати. У него хватает ума, чтобы выключить лампы и убрать их прежде, чем он снова валится на матрас.       Прямо сейчас он чувствует себя вымотанным, и всё, что ему хочется, это поспать. Что он и делает, переворачиваясь на бок и опускаясь головой на прохладу подушки, и без лишних раздумий погружается в мир грёз.       Первое, что замечает Сынён, когда просыпается, это долбящая в виски головная боль. Второе заключается в том, что он полностью обнажён, а его нижнее бельё валяется в другой стороне комнаты. И третье — лампы на полу возле его кровати, на которые он едва не наступает, когда решает встать.       Он чувствует себя абсолютно жалким и уже сожалеет о том, что выпил так много. Но раз вчерашней ночью он так уверенно проигнорировал тот факт, что ему нужно работать сегодня, у него нет времени валяться в кровати. Факта того, что он проведёт очередной день в компании Сыну, достаточно, чтобы мотивировать его. Это звучит куда более привлекательно, чем проваляться весь день, борясь с похмельем.       Добравшись до кухни, Сынён находит несколько таблеток обезболивающего и запивает их целым стаканом воды. Это должно помочь ему приглушить головную боль, по крайней мере достаточно для того, чтобы отработать весь день. Часы на микроволновке сигнализируют о том, что у него есть чуть меньше часа, так что Сынён не тратит времени и сразу идёт в душ, чтобы проснуться окончательно.       И только после того, как он приводит себя в порядок и одевается, он наконец-то впервые за утро проверяет телефон, находя кучу ожидающих проверки уведомлений. Большая часть сообщений из их с друзьями группового чата, в которых Усок спрашивает, всё ли с ними в порядке, а двое других парней благодарят его за то, что помог им добраться до дома. Сынён отправляет своё собственное «спасибо», дополняя его улыбающимся эмоджи, прежде чем проверить ещё одно сообщение из другого диалога.       Оно от Хангёля и послано около часа назад, а в его содержании один простой вопрос: «Ты сделал это?»       Следующие пару секунд Сынён пытается понять, что он должен был сделать, и когда на него наконец обрушивается воспоминание, его накрывает волной тошноты.       Нет никакого шанса на то, что он действительно отправил своему крашу нюдс. Абсолютно никакого. Он же не дебил. Правильно же?       И ему настолько страшно проверить их диалог с Сыну, что вместо этого он решает просмотреть фотографии на своём телефоне. Те пара секунд, что требуются для того, чтобы прогрузить ленту его фотографий, являются одними из самых стрессовых в его жизни, и когда в конце концов те начинают отображаться, Сынён едва ли не вскрикивает от ужаса.       Целых три ряда фотографий его члена смотрят на него в ответ, одним своим видом унижая его за то, что он такой тупой.       Его сердце пытается выпрыгнуть из грудной клетки, начиная биться с невероятной скоростью, когда ситуация наконец начинает проясняться. Паника захватывает его, и Сынён тут же возвращается к мессенджеру. Третий диалог сразу после их с друзьями чата и личной переписки с Хангёлем — с Сыну. И превью на нём гласит: «Прикреплено: одна фотография».       Может, если он не откроет его, он сможет притвориться, что это неправда. Он сможет убедить себя, что этого никогда не случалось, бросит их проект и уедет, чтобы начать новую жизнь. Конечно, он будет скучать по Сыну, но если это того требует, он готов на всё. Всё, что угодно, лишь бы проигнорировать, вероятно, наитупейшее решение за всю его жизнь.       Но где-то в глубине его подсознания мелькает капля любопытства. Что если сообщение не доставлено? Или, может, всё ещё не было прочитано, и он сможет как-нибудь убедить Сыну удалить его прежде, чем он его просмотрит. Он не знает, как именно он сделает это, но он уже достаточно отчаялся и сможет придумать план. Он просто должен нажать на диалог и проверить. На всякий случай.       Именно так его наихудший страх становится реальностью.       Он действительно отправил Сыну фотку его члена. Художественно снятый, конечно, но всё ещё дикпик. И наихудшее во всём этом — небольшая пометка внизу, которая гласит, что сообщение было прочитано.       Хан Сыну видел его член. Любовь всей его жизни видел эту фотографию и даже не ответил. Жизнь Сынёна официально закончена.       Сейчас одна часть его хочет отправить новое сообщение, чтобы сказать Сыну, что это была ошибка, или что это не его член, или что это какой-нибудь странный арт-проект про человеческое тело и ему просто интересно мнение Сыну на этот счёт. Но другая часть его мозга слишком занята паникой на тему того, что стоит ему появиться на работе, как он тут же будет уволен на месте.       Он видит только два возможных развития событий, по которым может пойти Сыну: либо тот сообщит о домогательстве, либо будет милым и притворится, что этого никогда не случалось.       И из-за того, что Сынён не может взять больничный на сегодня, ему только и остаётся, что молиться, что это будет второй вариант.       Когда Сынён появляется в студии, он облегчённо вздыхает, обнаруживая, что трое из продюсеров уже на месте. В начале этого проекта он и Сыну проводили довольно много времени, работая только вдвоём, но с приближением дедлайна компания начала отправлять к ним других людей, чтобы помочь им. И если изначально он чувствовал разочарование из-за того, что их с крашем время тет-а-тет сократилось, то сегодня это настоящее благословение.       Также Сынён замечает, что Сыну всё ещё нет на месте. Это даёт ему возможность расслабиться, успокоить нервишки и притвориться, что на самом деле он не хочет убежать, крича и размахивая руками. Так что, быть может, удача сегодня на его стороне, и он на самом деле сможет пережить всё это.       То крохотное количество надежды, начинающее образовываться в нём, рушится уже через минуту, когда Сыну заходит в помещение. Их взгляды встречаются, и Сыну давится собственной слюной. Одного лишь взгляда на Сынёна ему достаточно, чтобы закашляться, и это нельзя назвать хорошим знаком.       Все остальные в студии тут же бросаются к нему, предлагая сделать глоток воды и похлопывая по спине, но всё, что может Сынён сейчас, это пялиться.       Его уши уже горят, становясь ярко-красными в тон румянцу, расцветающему на щеках. Тошнота, проявившаяся утром, возвращается, а нервозность заставляет его желудок сжиматься. Его глаза широко распахнуты, как у оленя в свете фар, так что Сынён почти благодарен, что кашель Сыну отводит всё внимание от него в этот момент.       Когда Сыну наконец-то приходит в себя, то смотрит на него с почти таким же выражением на лице. Никто не обращает на них внимания, немедленно возвращаясь к работе, но странное напряжение в воздухе почти очевидно. Даже когда старший пересекает комнату и садится на своё место рядом с ним, его движения неловкие, как у робота, который пытается подражать человеческой походке.       Между ними повисает секундная тишина, после чего Сыну открывает рот, чтобы что-то сказать. Но Сынён не готов потерять работу или, того хуже, умереть от позора, так что он вскакивает со стула прежде, чем Сыну успевает произнести хотя бы слово. Он едва ли не бежит в другой конец комнаты, присоединяясь к одному из продюсеров за компьютером и притворяясь заинтересованным работой, которую тот делает.       Остаток дня проходит точно так же: Сыну пытается поговорить с ним, а Сынён находит уловку, чтобы избежать этого.       Он видит, что Сыну смотрит на него. Поначалу только на его лицо, словно ожидая, когда Сынён посмотрит на него в ответ, но потом его взгляд спускается ниже.       Сынён не хочет думать о том, что происходит в голове мужчины в эти моменты. Одной лишь мысли о том, о чём тот может думать, достаточно для того, чтобы заставить Сынёна неловко ёрзать на собственном стуле, неожиданно чувствуя, что стало слишком жарко, чтобы сидеть спокойно.       В какой-то момент Сыну приближается к нему, фактически загоняя в угол в их обеденный перерыв. Он блокирует дверь, не угрожающе, но всё ещё требуя к себе внимания.       — Сынён, нам нужно по-       — Хэй, парни! Подождите меня! — Сынён перебивает, обходя смущённого Сыну, чтобы крикнуть это остальным продюсерам. Не желая выглядеть полным ублюдком, он всё же оборачивается, кидая на старшего парня извиняющийся взгляд. — Прости, хён. Они пригласили меня пообедать с ними. Увидимся через час!       Разочарование, написанное на лице Сыну, разбивает ему сердце, и Сынён чувствует себя ужасно из-за того, что является его причиной. Вина в том, что они ведут себя так странно с друг другом сейчас, полностью на его плечах, но тем не менее Сыну всё ещё хочет поговорить с ним. Он просто слишком милый. Зная его, он, вероятно, просто пытается подбодрить Сынёна и заранее предупредить его, что собирается написать заявление, чтобы тот не был пойман врасплох, когда его уволят. Просто Сыну вот такой вот человек (и это одна из причин, почему Сынён так помешан на нём).       К тому времени, как они возвращаются с обеда, поведение Сыну меняется. Когда они уходили, тот выглядел расстроенно и неуютно, сейчас же он выглядит раздражённо. Его брови нахмурены, уголки губ опущены вниз, а мускулистые руки скрещены на груди.       Сынён не видел его таким никогда раньше, и он ненавидит себя за то, что думает, как же привлекательно Сыну выглядит, когда зол.       Несколько следующих часов Сыну отказывается даже смотреть в его сторону, что заставляет Сынёна чувствовать себя ещё хуже. Они знают друг друга уже несколько месяцев, и никогда раньше старший мужчина не игнорировал его. Это вызывает боль в сынёновой груди, кажется, он действительно облажался достаточно, чтобы вывести из себя того, кого едва ли можно увидеть без улыбки.       И это наконец-то заставляет его оценить происходящее более зрело.       Во всей этой ситуации он — единственный, кто не прав. Это его решение — отправить ту фотографию. Это его выбор — избегать разговора на эту тему. И это именно он питает такие сильные чувства к другому парню. Это всё его вина.       Сыну не сделал ничего неправильного, но он — единственный, кто остался виноватым.       И самое меньшее, что Сынён может сделать — выслушать его.       Когда рабочий день подходит к концу, Сынён успевает подготовить себя к разговору.       Худшее, что может случиться, — Сыну, испытывая отвращение к тому, что Сынён сделал, потребует, чтобы они никогда больше не общались друг с другом. Чуть более хороший вариант — быть уволенным, но всё ещё иметь возможность сохранить какие-то более-менее дружелюбные отношения. И лучший сценарий, который Сынён может представить, — они притворятся, что ничего не было, и продолжат работать, как раньше.       Сейчас, обдумав это, он понимает, что его устроят два варианта из трёх. Пока Сыну не ненавидит его, он сможет жить с этим.       Прежде чем он понимает это, наступает конец рабочего дня, и все начинают собирать вещи, прощаясь с друг другом до завтрашнего дня. Сынён едва ли замечает их, всё его внимание приковано к Сыну, который направляется к выходу, не говоря ни слова.       Если бы Сынён был трусом, он бы позволил ему уйти, убеждая себя в том, что этот день никогда не случался, и продолжая жить, словно всё в порядке. Но он понимает, что это неправильно по отношению к старшему мужчине, так что он тоже торопится на выход, следуя за ним в надежде нагнать до того, как Сыну выйдет из здания.       — Хён!       Фигура Сыну застывает на месте посреди коридора, но тот не утруждает себя, чтобы развернуться и взглянуть на него. Сынён чувствует, как колет в груди, но думает, что заслуживает холодного обращения.       Его рука тянется к Сыну, и пальцы едва касаются чужого предплечья прежде, чем тот быстро отдёргивает его. Его быстрая реакция напоминает Сынёну ту, когда ребёнок трогает горячую плиту, и его тело автоматически реагирует, пытаясь избежать прикосновения. И когда Сыну говорит, он звучит по-настоящему устало:       — Что случилось, Сынён?       Тон его голоса, совершенно лишённого каких-либо эмоций, заставляет Сынёна остановиться. В этот момент он хочет сдаться и убежать, но это его проблема. И он должен её исправить.       — Прости, — он вздыхает, его голос звучит тихо. — Я не должен был избегать тебя. Я просто… Я не знаю, что сказать.       Кажется, это выдёргивает Сыну из транса, в который он впал до этого. Его голова поворачивается в сторону, и он смотрит на Сынёна сверху вниз с яростным блеском в глазах. Этот взгляд действительно пугает и посылает мурашки по сынёновым конечностям.       Одна, две, три секунды проходят прежде, чем мужчина хватает Сынёна за руку, и его хватка достаточно сильная для того, чтобы испугать его, но не для того, чтобы сделать больно. Он оглядывает коридор в поисках других сотрудников, и когда понимает, что они одни, ведёт Сынёна вниз по соседнему коридору, рывком распахивая дверь кладовки и буквально закидывая его внутрь.       Сынён едва ли успевает понять, что происходит, когда Сыну захлопывает дверь и включает свет. Внутри кладовки не так уж и много места, но они всё равно умудряются сохранить комфортное расстояние между ними.       — Почему ты отправил мне это?       Этот вопрос, очевидно, требует ответа. Он звучит зло, и это нервирует, заставляя Сынёна мучиться с поиском верного ответа.       — Я был пьян прошлой ночью! Я не-       Сыну перебивает его.       — Давай попробуем снова. Почему ты отправил это мне?       С совершенно другой интонацией вопрос становится абсолютно новым, тем, на который, Сынён думает, он не готов ответить. Если бы он был готов признаться в своих чувствах к Сыну, он бы сделал это с самого начала. Но он понимает, что Сыну заслуживает правду, даже если это полностью разрушит их дружбу.       Его ответ тихий, едва слышный:       — Потому что ты мне нравишься.       — Потому что что?       Сынён вздыхает, стараясь выдохнуть всё беспокойство, и повторяет:       — Потому что ты мне нравишься, ясно? Я знаю, что у меня нет шансов, и я извиняюсь, но я ничего не могу поделать! Мой друг сказал мне, что если я пошлю тебе это, то- Я не знаю. Наверное, он думал, что это отличный способ признаться. И я реально был очень пьян, думал, что это хорошая идея, и я просто… сделал это. Прости.       Ему приходится перевести дыхание, когда он заканчивает объяснять, свалив весь поток своих эмоций в один быстрый словесный беспорядок. Его пульс опасно увеличивается, и Сынён чувствует жжение в глазах и горле. Это больно, но он старается побороть это, отказываясь разрыдаться перед другим мужчиной. Ему нужно сохранить хоть какое-то достоинство.       Сыну же просто пялится на него, и интенсивность его взгляда отправляет мурашки вниз по позвоночнику. Сынён не может сказать, что тот чувствует, Сыну выглядит и злым, и грустным, и запутавшимся, его тело напряжено, пока он обдумывает сынёнов ответ. Этот человек никогда ранее не выглядел более устрашающим, и живот Сынёна скручивает от страха.       Он готовится извиниться снова, а потом, наконец, убраться отсюда, но старший мужчина неожиданно движется, поднимая правую руку. Сынён не тупой, он знает, что сейчас получит кулаком в лицо, так что он напрягается, зажмуривая глаза от страха.       Разве что… Он так и не получает по лицу.       Вместо этого Сыну поднимает руку, хватает Сынёна за затылок и притягивает его в горячий поцелуй.       Поначалу Сынён не знает, как ответить, поэтому не делает ничего. Его лицо горит, а голова начинает кружиться. Он стоит, не двигаясь, замерший, словно статуя, в ожидании объяснений. И когда Сыну отстраняется, он готов к ним.       Его глаза открываются медленно, фокусируясь на мужчине, и Сынён делает несколько глубоких вздохов. Ему хочется прыгать от счастья (Сыну только что поцеловал его!), но он всё ещё не понимает, почему тот вообще сделал это. Почему Сыну не зол на него? Почему не назвал Сынёна ублюдком и не ушёл? С какого хрена он поцеловал его?       И именно тогда он получает удар, которого ждал, вот только он направлен на его плечо и едва ли имеет какую-либо силу. Сынён уже хочет пожаловаться, с его губ срывается небольшой стон, но смех Сыну останавливает его.       — Ты такой тупица.       Звук его смеха звучит словно музыка для сынёновых ушей, так что он решает пропустить оскорбление. Вместо этого, потирая плечо, дуется:       — За что это?       — За твои нюдсы, — просто отвечает Сыну, его плечи всё ещё подрагивают от смеха.       Гордость Сынёна слегка уязвлена — краш смеётся над его дикпиком, чёрт возьми — но по большей части он чувствует облегчение, ведь мужчина снова улыбается.       — Я сказал, что извиняюсь, — бормочет он, слегка расслабляясь от улыбки, которую Сыну дарит ему.       Старший игриво закатывает глаза:       — Просто предупреди меня, если соберёшься сделать это снова. Потому что сегодня это заставило меня запаниковать, и я пропустил свой автобус.       Теперь очередь Сынёна смеяться, вот только его смех едва ли звучит натурально:       — Снова?       Он встречает взгляд, в котором написано, что он невероятно глуп, но Сыну всё ещё улыбается ему, так что, наверное, это не так уж и плохо.       — Я не сказал, что расстроился из-за этого, так ведь?       — Оу.       — Ага, — Сыну хихикает, снова приближаясь к нему, — оу.       На этот раз Сынён более подготовлен, а поэтому встречает его на полпути для ещё одного поцелуя. Он всё ещё не понимает, почему это происходит, но он не собирается жаловаться. Его руки двигаются, располагаясь на бёдрах мужчины, и он тянет его вперёд, сокращая расстояние между ними.       Сейчас, когда он более активно участвует в поцелуе, он наконец может оценить мягкость пухлых губ Сыну. Смущающе долгое время он проводит, думая об этих губах, но он никогда по-настоящему не мог представить, насколько восхитительны они на самом деле. Их поцелуи голодные, почти отчаянные, и Сынён буквально плавится в чужих прикосновениях.       Страсть, с которой Сыну прижимает Сынёна к стене, заставляет его думать о том, что, возможно, Сыну ждал этого так же долго, как он сам. Колено, неожиданно раздвинувшее его ноги, трётся о его промежность, и с губ Сынёна слетает слабый стон, который старший тут же проглатывает. Как и предыдущей ночью, Сынёну не требуется много времени, чтобы возбудиться, пока он мягко потирается о чужое бедро в поисках фрикций.       Когда Сыну отстраняется, он тут же опускается поцелуями вниз на сынёнову шею. Время от времени он покусывает кожу, недостаточно сильно для того, чтобы оставить след, но всё ещё заставляя Сынёна извиваться. Его голова откидывается назад, обнажая шею, и он закрывает глаза.       Он никогда даже не задумывался, что окажется в подобной ситуации: прижатый к стене Хан Сыну, который отвечает на его чувства самым лучшим из существующих образом. Ему слишком горячо, и он не способен ни на что большее, кроме как вцепиться пальцами в бёдра мужчины в попытке удержать себя на месте.       Он чувствует себя невероятно подавленным и таким уязвимым, но не хочет, чтобы это когда-либо прекращалось.       Словно слыша его мысли, Сыну отстраняется, полностью отпуская его. Переживания Сынёна неожиданно возвращаются, его глаза распахиваются, чтобы понять, что происходит. Он действительно напуган тем, что всё может закончиться. Но то, что Сынён видит, шокирует его сильнее, заставляя глупо наблюдать за вторым парнем и тем, что тот делает.       Он видит Сыну на полу пыльной кладовки. Тот неожиданно опускается на колени и смотрит на него снизу вверх с решимостью, написанной на его лице. Сынён только и может, что смотреть в ответ, задержав дыхание. Смотреть на то, как мужчина расстёгивает его джинсы, наблюдая за ним в поисках малейшего сигнала к тому, чтобы остановиться. И, должно быть, он не обнаруживает того, чего искал, потому что в следующую секунду Сыну стягивает штаны Сынёна вниз до середины его бёдер одним быстрым движением.       Пальцы Сыну проскальзывают под резинку его боксеров, и сердце Сынёна едва ли не останавливается. Он тянется к старшему, кладя на его плечо руку, чтобы остановить его.       — Подожди, — он и сам понимает, как отчаянно звучит сейчас, — это же- это же не просто секс, да?       Выражение на лице Сыну меняется, а его голова слегка склоняется в невинном вопросе. Контраст между этим и его положением между ногами Сынёна почти заставляет его засмеяться.       — Что ты имеешь в виду?       — Я… Ты мне действительно очень нравишься, хён, — выдыхает Сынён, стараясь игнорировать крошечное расстояние между своим членом и лицом Сыну, — если для тебя это просто секс, я не могу этого сделать. Мне нужно больше, чем это.       Улыбка, которая появляется на лице Сыну, такая красивая, что Сынён думает, что может расплакаться. Несмотря на провокационную позу, Сыну выглядит словно ангел, его глаза образуют счастливые полумесяцы, а на щеке появляется небольшая ямочка. Возможно, это самая милая вещь, которую Сынён когда-либо видел.       — Ты мне нравишься, Сынён, — Сыну говорит это так буднично, что у Сынёна нет выбора, кроме как поверить ему. — И я буду рад дать тебе больше, чем просто секс. Но я думал о твоём члене с того момента, как проснулся сегодня, и если я не возьму его в рот прямо сейчас, то могу взорваться.       В конце концов разум Сынёна просто сдаётся, едва ли не поджариваясь от слов мужчины. Он не знает, что ему ответить, так что воздерживается от каких-либо слов и просто кивает головой, давая своё согласие и отпуская чужое плечо.       Этого вполне достаточно для Сыну, который, выпустив короткий смешок, стягивает нижнее бельё Сынёна вниз по его бёдрам и двигается ближе, ни на секунду не засомневавшись. И прямо в этот момент, окутанный жаром чужого рта, наблюдая за тем, как пухлые губы оборачиваются вокруг его члена, Сынён думает, что возносится на небеса.       И потом всё становится ещё лучше. Сыну начинает медленно двигаться, принимая его так глубоко, как только может. Когда член достигает его горла, он удовлетворённо мычит, посылая вибрации по члену Сынёна и заставляя его видеть звёзды перед глазами. Стон срывается с его губ, и он тянется, чтобы удержать старшего на месте, пальцы путаются в чужих волосах.       — Хён, — выдыхает он, неохотно расслабляя хватку, чтобы позволить мужчине продолжить. Прежде, чем тот начинает двигаться снова, уголки его губ изгибаются в ухмылке, и Сынён чувствует, что потерпел поражение.       Короткие ногти старшего впиваются в его бёдра, когда он начинает заглатывать член ещё глубже. Оказывается, этот рот может гораздо больше, чем просто красиво улыбаться, и Сыну использует эту возможность, чтобы продемонстрировать это. Он стонет, работает языком и даже сглатывает вокруг него, и это невероятно прекрасно.       В какой-то момент мужчина отстраняется от него, и Сынён предполагает, что это для того, чтобы перевести дыхание. Но потом он чувствует, как его рубашку тянут выше, обнажая пупок. И он уже хочет спросить, что не так, как Сыну наклоняется и оставляет несколько небрежных поцелуев на его татуировке. То, как он голодно целует его, заставляет Сынёна подумать о том, что Сыну хотел этого слишком долго.       Нежные прикосновения его пальцев медленно прослеживают эскиз, и этот жест приливает кровь к щекам Сынёна, странно польщённого подобным вниманием.       — Боже, ты просто произведение искусства, — выдыхает мужчина рядом с его кожей. Он говорит это так тихо, словно это секрет, которым он не уверен, что должен делиться.       Сынён уже горит, его тело охвачено тревожным количеством тепла, но эти слова каким-то образом поднимают его температуру ещё на несколько градусов. Он хочет поставить всё это на повтор до конца своей жизни.       Этот момент кажется слишком интимным для кладовки, и Сынён почти сожалеет об этом. Сыну заслуживает гораздо большего, чем это, и он не должен опускаться на колени в пыльной кладовке. Это заставляет Сынёна пожалеть, что он не сделал этот шаг несколько месяцев назад.       Не в силах вынести то, как нежно пальцы Сыну обводят его покрытую чернилами кожу, он аккуратно оттягивает мужчину за волосы. Когда он смотрит на него с таким пылом в глазах, Сынён колеблется в поисках правильных слов.       — Пожалуйста, я- ты нужен мне. Я не могу-, — он замолкает и жалобно скулит.       Его отчаяние срабатывает, Сыну оставляет последний поцелуй на его животе прежде, чем возвращается к его члену. Но до того, как снова взять его в рот, он выдыхает:       — Я знаю, детка, — и это почти вызывает слёзы на глазах Сынёна.       Существует много факторов, которые заставляют его сорваться слишком быстро. Начиная решимостью и опытом Сыну и заканчивая его нежными прикосновениями и взглядом глаза в глаза, пока он наблюдает, как Сынён буквально распадается на части. Этого более, чем достаточно, чтобы довести Сынёна до края. Знакомое тепло начинает распространяться внизу его живота к дополнению к тому огню, который и так горит под его кожей. Он ударяется головой о стену, дёргая мужчину за пряди волос так, словно цепляется за свою жизнь.       — Хён, пожалуйста… блять, — он задыхается, пытаясь связать слова в предупреждение.       И либо сообщение не оказывается доставленным, либо Сыну попросту не заморачивается, потому как его темп начинает увеличиваться. Непристойные звуки, наполняющие комнату, слишком горячи, и Сынёну требуется всего лишь несколько секунд, чтобы достичь оргазма. Его тело замирает, а живот напрягается почти болезненно прежде, чем через его тело проходит ток, когда он наконец кончает в рот Сыну.       Он слишком погружен в собственные ощущения, чтобы заметить, как Сыну проглатывает всё и даже ловит несколько капель, стекающих с его губ. Этот оргазм сильнее, чем обычно, причиной чего, вероятно, является любовь всей его жизни. Неоспоримо, что Сыну знает, что делает, но что-то подсказывает Сынёну, что он получил бы удовольствие несмотря ни на что.       Когда дымка оргазма рассеивается, Сынён преисполнен желанием сделать всё, чтобы Сыну почувствовал себя так же потрясающе, как и он сейчас. Так что он тут же предлагает свою помощь.       — Могу я? — он кивает на очевидный бугорок в штанах старшего, слабо улыбаясь.       Сыну опускает взгляд на свою эрекцию и отмахивается от него.       — Хм, нет, я в порядке.       Ответ удивляет Сынёна, и его беспокойство начинает проявляться снова.       — Ты уверен?       Как самый настоящий джентльмен, Сыну помогает ему натянуть штаны, застёгивая молнию прежде, чем встать. Он наклоняется, чтобы клюкнуть его в губы и легко смеётся.       — Ты сказал, что хочешь большего, чем просто секс. Так что пригласи меня на ужин, а потом, так и быть, я позволю тебе отплатить должок.       Сердце Сынёна пропускает удар из-за этого обещания, и глупая улыбка сменяет взволнованную. Сыну хочет пойти на свидание. И он хочет сделать это после того, как член Сынёна побывал в его рту. Его мечты буквально становятся реальностью.       — Хорошо, — он глупо кивает, — не против сходить со мной на ужин?       Сыну смеётся и при этом выглядит так красиво, что кажется нереальным.       — Давай оставим это на завтра, м? Мне нужно позаботиться кое о чём прежде, чем пойти домой, — Сыну дёргает бровью, кидая быстрый взгляд на свою ширинку.       Не желая спугнуть собственную удачу, Сынён охотно соглашается. Он не может рисковать, опасаясь, что Сыну придёт в себя и передумает, и если это означает, что ему нужно подождать ещё один день, то он подождёт.       Он сдвигается с места, чтобы открыть дверь, но прежде крадёт ещё один поцелуй.       — Идёт!       Когда он выскальзывает из кладовки, позволяя Сыну остаться в одиночестве, в котором тот сейчас нуждается, старший бросает ещё один комментарий ему вслед:       — Ещё раз спасибо за ту фотку. Это будет очень кстати!       Сынён думает, что этого вполне достаточно, чтобы свести его с ума, но ровно до того момента, как десять минут спустя в автобусе по дороге домой его телефон вибрирует новым уведомлением. Он открывает его без задней мысли только для того, чтобы едва не отбросить телефон на сиденье впереди него. Потому что там, под печально известным сообщением, с которого всё началось, он обнаруживает поспешно сделанную фотографию члена Сыну.       И кто знает, может быть, его пьяная ошибка была не так уж и ужасна, как он думал поначалу.