Настоящее время…
Кулак перестановок. Безумная авантюра. Упражнение в вероятностях. Вот против чего они укрепились. Отель Либерти скоро сгорит. На улице полно экстраординарных людей, копы не могут оставаться позади. Они могут дать отпор. Их достаточно, этих троих, чтобы сдержать толпу. Но надолго ли? И чем все это кончится? Тэхен хотел бы, чтобы смерть прекратилась. Все началось не со Скарабея. Нет. Все началось со льда, очень давно. Во льду: холод, холод, холод врывается в легкие, замораживает кровь, останавливает сердце. Когда он умер в первый раз. Все, что выходит из этой точки, — это эффект бабочки. Кулак перестановок, с фильтром, установленным, чтобы вытягивать из него самое невероятное; самое далекое из возможного; ломающиеся границы, меняющие мир зрелища. Сейчас он думает об этом. Теперь, в самом конце событий, в самом узком из углов, куда можно было бы отступить. Он рисует в уме ее карту. Молниеносный путь сделанных выборов, сделанных диверсий, встреченных людей. Выбор, который привел его — их — сюда. — Что сейчас? — спрашивает Чимин. Они сидят в ванной комнате отеля и смотрят, как наполняется ванна. Тэхен снова сидит на губе, как и много лет назад, в маленькой, менее кричащей ванной комнате в университетском здании. На этот раз льда нет, но ничего страшного. Элементарных Экстраординарностей пруд пруди. Он может превратить эту воду в замороженную или кипящую за миллисекунды. — Тэ, ты не можешь выйти в космос. Ты здесь единственный, у кого есть план. И что теперь? Правильно — план. — План, — говорит Тэхен. — Состоит в том, чтобы забраться в самое глубокое место и вытащить оттуда Скарабея. Засунуть его сознание в реальное тело. Сделать его снова человеком. — А потом? — Чимин резко вздыхает. — А потом мы его убьем. Он говорит это бесстрастно. Не смотрит ни на Юнги, ни на Чимина, когда говорит все это. Он чувствует на себе их взгляды. Почти слышит их мысли, гадая, не произвели ли годы перемены столь тяжелые и ошеломляющие, что пути назад уже нет. Он улыбается, глядя на свои колени. — И как мы это сделаем? — резко спрашивает Юнги. — Вытащим его, засунем его сознание в другое место? — Только не ты, — дрожащим голосом говорит Тэхен. — Это буду только я. Я дольше всех копаюсь в глубоком месте. Это я вытащил его из тела. Я смогу добраться до него быстрее, — говорит Тэхен, беря шприц. — Это поможет мне проникнуть глубже. — Зачем тебе это нужно? — Юнги нажимает, пристально вглядываясь. — Ты регулярно ныряешь туда и обратно. Ты сказал мне, что тебе трудно оставаться здесь. — Хен, — говорит Тэхен и поворачивается к нему с улыбкой. — Ты не веришь тому, что я говорю? У Юнги горят глаза. Он быстро сглатывает, пытаясь сформулировать свой ответ и именно тот, который Тэхен не любит. Нет, это даже не горечь, ему сейчас не до правды в ответе Юнги. Тэхен знает, что он не дал им никаких оснований доверять ему. Он не дал им ничего, кроме боли, ужаса и смятения, идя такими запутанными путями, а затем прося их слепо следовать за ним. Он — Скворец, призрак, наблюдатель в тени. Далеко не тот мальчик, которого они знали раньше. Он говорит себе, что у него есть на то причины. Причины, которые перевешивают эмоции. Так много гребаных причин. Он надеется, что когда-нибудь их будет достаточно. Если этот день когда-нибудь наступит. — Чимин. Брови Чимина сошлись на переносице. Но он все равно протягивает руку, берет шприц у Тэхена, смотрит на жидкость в нем, как будто в ней заключена невысказанная правда. В каком-то смысле так оно и есть. — Как долго? — Пять минут, — говорит Тэхен. — А потом ты меня разбудишь. Поверь, тебе больше не нужен затвор, уже нет. — Нет, — в кончиках пальцев Чимина потрескивает электричество. — Хорошо, иди. На этот раз утешений было меньше. Меньше всего на самом деле, потому что нет времени, и Тэхен уже чувствует гул шагов на лестнице отеля Либерти. Чимин тоже это чувствует. Теперь он колеблется, беспокойно рисует линии на лице, пальцы дрожат на шприце. — Сделай это сейчас, — тихо говорит Тэхен, — чтобы ты смог держать дверь как можно дольше. Хен может присмотреть за мной в течение пяти минут, которые нам нужны. — Ты… ты уверен? Это точно сработает? — У меня было достаточно времени, чтобы все обдумать, — Тэхен сжимает руку Чимина. — Разве не так? Лицо Чимина морщится. Какое-то время в одиночестве он, наверное, думает. На время хочет забыться. Чимин быстрее прощает, чем Юнги; быстрее доверяет. Может быть, потому, что он больше способен на обман. Теперь он смотрит на Тэхена мягким взглядом, и Тэхен думает, не чувствует ли он себя виноватым за прошедшие годы. Это Чимин — он, наверное, знает. — Мне это не нравится, — бормочет Юнги. — Мне не нравится, что ты это делаешь. Это не так, как в прошлый раз, мы это не обсуждали, вообще не обсуждали. — У нас нет времени, — перебивает Тэхен. — Скарабей не обсуждал этого, когда проделывал то же самое с Чимином. Не так ли? Чимин бледнеет. Юнги хмурится, но ничего не говорит. Просто продолжает наблюдать за Тэхеном, так же, как он наблюдал за ним с тех пор, как они воссоединились — тяжелая доза недоверия, с оттенком предательства. Трудно смотреть на него, когда он такой; что-то маленькое и детское внутри Тэхена хочет свернуться калачиком и молить его о прощении. И все же, когда Чимин вводит иглу в вены, Юнги подходит ближе. Он прищуривается, словно пытается разглядеть что-то сквозь маску бесстрастности на лице Тэхена, заглянуть глубже. Протягивает руку, как будто хочет сжать плечо Тэхена или прижать ладонь к его затылку, как он делал раньше. Ради собственного комфорта. Но сейчас не время для утешения. Жидкость поет в жилах Тэхена — огненный язычок, похожий на пылающий бензин. В ту же минуту, как шприц исчез, он почувствовал его: струящееся сквозь него, как жидкое пламя, сковывающее мышцы и скручивающее позвоночник. Он задыхается, чувствует, как его легкие сжимаются, отшатывается назад и почти падает в лед. А потом он падает, лед словно тысяча ножей вонзается в его кожу, и Чимин дергается вперед точно так же, как он делал это тогда, когда… когда они оба держали его под водой, чтобы он погиб в первую из многих смертей. Чимин нерешительно протягивает руку, как будто знает, что на этот раз все по-другому. Как будто он начинает сомневаться. Юнги говорит, перекрывая звон ледяной воды и рев собственной крови в ушах Тэхена: — Это неправильно. Ага, думает Тэхен сквозь быстро опускающийся туман, да, это не так. Голос Юнги высокий, напряженный от беспокойства. Его руки тянутся не для того, чтобы утопить, а, чтобы вытащить Тэхена, вытряхнуть яд из его организма, потребовать ответов. Тэхен прижимает пальцы к груди, наркотик обжигает его, лед поднимается над ним и вокруг него. Он задыхается. Когда он перестает задыхаться, он кричит. Наркотик — это агония, расплавляющая кости; смутно он задается вопросом, все ли жертвы силы призрака чувствовали это: эту ужасную, глубокую до мозга костей боль. Если так, то, может быть, даже на мгновение, он этого заслуживает. Глубокое место раскрывается в его сознании, темный цветущий цветок. Он может проскользнуть внутрь достаточно легко, как и предполагал Юнги. После стольких лет легко сделать именно это. Но именно сейчас, когда Тэхен сказал им, что ему нужна помощь, чтобы проникнуть достаточно глубоко, когда он изложил правдоподобно звучащий план, в который их паникующие умы могли поверить, — он солгал. Он солгал, и Юнги почти раскусил его, но теперь уже слишком поздно. Теперь уже слишком поздно, и наркотик в его венах, как кислота, прожигает его насквозь. Экстраординарная сила шипит сквозь его кожу, искрясь, скользя и умирая. Чимин что-то кричит и тащит Юнги прочь, защищая его, вероятно, от потрескивающей воды, от трещин, которые раскалывают ванну, от лозы чернильной тьмы, которая ползет вверх по стенам. Все — это боль. Все вокруг — шум. Руки Чимина бесполезно царапают запястья Тэхена, выдергивая его из воды только для того, чтобы он сам обжегся, темные рубцы образуются там, где они встречаются с кожей Тэхена, пока он не вынужден отпустить. — Что ты наделал?! — кричит он высоким пронзительным голосом, приглушенным сквозь кровь, бьющуюся в голове Тэхена. — Что ты наделал? По стенам ванной комнаты расползается иней. Голова Тэхена качается под водой в течение минуты, и она устремляется в него, рот и нос, и отдаленно — смутно — он замечает, что не может дышать. Юнги замерла на краю ванны. Его глаза широко раскрыты, кругом синяки. Теперь он, наверное, знает, думает Тэхен, этот наркотик должен только убивать. В дверь стучат кулаками. Чимин крутится, крутится вокруг, и пол ванной рядом с дверью поднимается вверх. Бетон и арматура проталкиваются сквозь плитку, чтобы заблокировать дверь от открытия. Что-то вроде телепатического импульса звенит от него, как отдача от лука, натянутого до предела, и даже сквозь туман, затуманивший его разум, Тэхен слышит глухой стук падающих тел на другой стороне комнаты. Искры в воде гаснут. Он задыхается, вцепившись пальцами в горло. Чимин кричит от отчаяния и вытаскивает его, кожа горит черным там, где его ладони касаются Тэхена. — Что это такое? — кричит он. — Что ты делаешь? Если бы ты просто хотел умереть… Затылок Тэхена со стуком ударяется о кафель ванной. Все слова Чимина теряют смысл, превращаясь в разрозненные звуки, уплывающие от Тэхена, как струны воздушного шара, за которые он не может ухватиться. Его голова отвисает, и он замечает ботинки Юнги, все еще покрытые пятнами крови со склада. Господи, неужели это было всего несколько часов назад? Мир начинает икать. Все искривляется фиолетовым, электрические разряды пробегают по воде. Это последние остатки Экстаординарности — последние остатки его энергии — пульсируют из Тэхена. Время колеблется. Он делает вдох и не может выдохнуть. С остатками сознания он… Он надеется. Ради чуда. Для Шва в пространстве, разлива возможностей как набивка из разорванного дивана. Чтобы протянуть руку и перестроить реальность, чтобы сложить мир в его предпочтительную форму, как оригами. Он так устал. Его сердце ревет с последними искрами лесного пожара. Слезы Чимина падают на его кожу, шипя и испаряясь при соприкосновении. — Я не могу это исправить, — слышит он голос Чимина и хочет сказать ему, что это никогда не было его починкой. — Тэхен, что ты наделал? — Исправь это, — думает Тэхен и в последний раз встречается взглядом с Юнги. А потом темнота обрушивается на него.Один.
Пустота бушует, вспыхивает, выбрасывает его обратно. Тэхен просыпается на полу в ванной, дверь заблокирована не камнем и перекладиной, а огнем. -… мы все равно не можем его убить, — говорит Чимин. На этот раз он сидит на краю ванны с обреченным выражением лица. — Мы не выберемся отсюда со всеми этими экстраординарностями. С тем же успехом можно было бы сэкономить им время… Огонь на стенах, на воде, ярко лижет край рубашки Чимина. — Нет.Два.
Отель Либерти трясется. Чимин вытаскивает Тэхена из ванны и бьет его по щеке. — Что ты наделал? — спрашивает он. — Что у тебя есть… Потолок проваливается. В какой-то момент Тэхен приходит в себя достаточно, чтобы поднять глаза, он видит, как трещина проходит прямо через центр, видит бетон, кирпич и цемент, падающие на них дождем, чувствует вес тела Чимина, прижатого к нему. Нет.Три.
Стук кулаков в дверь. Чимин крутится, пытаясь не подпустить агрессоров, но уже слишком поздно. Дверь распахивается, и первым входит человек со злобной улыбкой и стеклом, растущим из его кожи. Долю секунды; Тэхен хватал ртом воздух, пытаясь разглядеть, но Чимин загораживал ему обзор. А потом Чимин падает навзничь, осколки стекла в груди, кровь дугой бежит по плиткам. Нет.Четыре.
Мир искривляется. Снова холодные руки Чимина прижаты к горящей коже Тэхена, лицо искажено болью. Снаружи завыли сирены. Дрожащий всхлип, поцелуй в лоб, голос Чимина: — Тэхен, почему, почему? Кулаками в дверь, и на этот раз Чимин даже не оборачивается. В этой реальности он сдается, сдается, опускает голову и позволяет двери распахнуться. — Юнги! — раздается голос Сокджина. — Ч-Чимин… о, слава богу… Сердце Тэхена бьется медленно, каждая секунда густая, как патока. Он видит, как Квон что-то рявкает на Хосока, и тот кивает, а затем его лицо заполняет зрение, когда он достает еще один шприц. Его руки дрожат, когда он пытается найти вену. — Ну и ночка у нас сегодня, — шепчет он, прохладной рукой откидывая волосы Тэхена со лба. — Через минуту тебе станет лучше, хорошо? Чимин хмурится, потирая глаза, словно во сне. Тэхен медленно поворачивает голову к Юнги, туда, где он стоит, упершись руками о стену, его грудь вздымается, а зрачки так расширены, что едва видны. Намджун скользит в его поле зрения, когда Хосок уходит. Его вопросительный взгляд мечется между Тэхеном и Юнги. Это требует усилий, но Тэхен кивает. «Он в безопасности», — думает он, и Намджун в знак согласия мотает головой. Он в безопасности. Он — это он. Это сработало. Юнги поворачивается к ним, все еще тяжело дыша, его плечи трясутся, когда он переводит взгляд с Намджуна на Тэхена и обратно. — Что? — спрашивает он. — Какого хрена я только что сделал? Тэхен делает глубокий вдох. Его тело протестует, содрогается и попеременно то слишком горячо, то леденяще холодно. Он открывает рот, пытаясь подобрать слова для ответа, но Намджун опережает его. — Для ответа на этот вопрос, — говорит он, кряхтя, когда он и Сокджин берут по одной руке Тэхена, чтобы оторвать его от пола. — Мы должны пройти весь путь назад. У нас нет времени. А пока давай отвезем тебя в другое место. В более безопасное место. Юнги свирепо смотрит на него. Тэхен с внезапной болью вспоминает давний разговор. Всего через несколько дней после их первой встречи. Как сильно Юнги ненавидел экстраординарность, приравнивая ее к яду, рычание в его голосе и навязчивость в его глазах, когда он говорил об этом. Его сердце сжимается от сочувствия. Сокджин вздыхает, поддерживая Тэхена одной рукой, а другой сжимая плечо Юнги. — Просто доверься нам, Юнги-а, — говорит он. — По крайней мере, на некоторое время. Юнги молчит. Но он наблюдает за Тэхеном, нить беспокойства пронизана тем же самым болезненным предательством, что и раньше. Тэхен еще не решился заговорить. Не думает, что сможет найти какие-то слова, даже если бы хотел. Чимин неуверенно прислоняется к Хосоку. — Безопасное место, — шепчет он. — Чонгук пытался отвести меня туда. Прежде. Где… ты знаешь, где он? — Он прямо здесь. Ждет нас. — Но… — Чимин хмурится. — Это безопасно, — говорит Намджун и подмигивает, одной рукой крепко обнимая Тэхена за талию, чтобы поддержать его. — Вот увидишь.***
К тому времени, как они добрались до конспиративной квартиры, солнце уже взошло, и Тэхен, моргая, прогонял остатки действия наркотика. — С ним все в порядке, — говорит он Чимину, который выглядит таким же растерянным, как и Юнги. В его сознании все движется с варп-скоростью (Варп-двигатель представляет собой вымышленную силовую установку для космических кораблей из научно-фантастических произведений. Фантасты считают, что звездолеты с ними способны перемещаться со скоростью, которая более скорости света), факты, память и судьбы спотыкаются друг о друга. В центре его головы гнездится головная боль, постоянная, пульсирующая боль, и он не может думать дальше нескольких петель запутанного предательства. — Ты это спланировал? — хочет спросить Юнги, но слова не идут. Что еще ты задумал? Как много из всего, что произошло, является тщательно спланированной хореографией? Кто знает следующую ступень? Это определенно не он. Он кладет руку на колено и наблюдает, как свет снаружи скользит по его коже. Закрывать глаза от пятнистого солнечного света. Закрывать глаза от полосы темноты. Между каждым мгновением и следующим мириады возможностей того, что происходит сейчас, что происходит потом. Теперь ты понимаешь, слышит он в своей голове, и ему требуется мгновение, чтобы понять, что это не его собственный голос. Намджун смотрит на него широко раскрытыми глазами, выражение лица у него сложное. Юнги приподнимает бровь. Понять что? Пойми, что каждое действие порождает бесконечное, бесконечное число будущих временных линий, ответвляющихся от него? Понимает, что он видит их все, как быстрый набор телевизионных каналов в его голове, множество мерцающих будущих, которые могут произойти? Это не так мучительно, как можно было бы себе представить. Он знает, как его блокировать, что само по себе удивительно. Он также знает, как он пришел к этой силе: брандмауэров памяти больше нет, и он помнит об этом, как вчера. Но это все равно не помогает. В животе у него неспокойно. Ему хочется выскочить из этой машины и убежать. Убежать от всего этого, от экстраординарности, пронизывающей его кровь, от колеблющихся нагромождений лжи и секретов, которые эти люди скрывают от него. Он даже не может смотреть на Тэхена. Это глупо, конечно, потому что Юнги хочет спросить. Во сколько еще игр они будут играть? Сколько еще секретов осталось? И у Чимина: он всегда был больше, чем казался, но Юнги не понимал, насколько больше, и, конечно, в его голове множится шквал вопросов… Маслянисто-желтый свет превращает мох, растущий на стенах убежища, в ослепительно-зеленый. Чимин выскакивает из машины раньше всех, подходит к крыльцу дома и заключает ошарашенного Чонгука в объятия. Юнги думает, что Чимин до сих пор не совсем понимает, что произошло. Он укусил свои вопросы и попросил только минимум, а у Юнги не было сил по-настоящему объяснять дальше голого рассказа Намджуна о параллельных реальностях. Вот что случилось, хотел он сказать, я запаниковал, моя экстраординарная способность вышла из меня как удар, мы проявили другую временную линию. В новой временной линии Шов не появляется на свободе раньше, чем это делают Намджун и другие. В новой временной линии Тэхен выживает после любого яда, который он дал себе, чтобы сломать способность Юнги. В новой временной линии, по-видимому, Чонгук каким-то чудесным образом спасается от Скарабея. У Юнги кружится голова. Это не обязательно лучше: Юнги знает, что отель Либерти все еще будет гореть из-за них. Масса контролируемых шовных экстраординарных все еще будет умирать, пустые марионетки, которыми они стали из-за влияния Скарабея. Сбитая с толку и ошеломленная этой катастрофой, большая часть Шва собирается уничтожить себя паническими беспорядками в течение нескольких часов. Полицейское радио в машине Намджуна выплевывало тревожные сообщения на протяжении всей их поездки сюда, и Юнги прижимая кулаки к бокам, знает, что это из-за него. Потому что он выбрал другой путь, где он, Чимин и Тэхен должны были жить, чтобы оставить свободу. Шов должен был заплатить свою цену. — Неправда, — говорит ему Намджун. — Это неправда. Шов все равно бы сегодня взбунтовался. Скарабею понадобилось слишком много людей, чтобы добраться до тебя. — Ты читаешь мои мысли? — А, хен. Извиняюсь. Я ничего не могу с собой поделать. Юнги шаркает ногами по земле, переводя взгляд на Намджуна. — Это ты сделал? — спрашивает он. — Все то время, что мы были вместе в участке, и я ничего не знал обо всем этом. Ты читал мои мысли? — Я должен был защитить тебя, — смущенно говорит Намджун. — Хен, это было неизбежное зло. Я не хотел этого делать. Но это было так… — Есть план, — Юнги скрипит зубами. — Я знаю. Намджун вздыхает. — Мы можем зайти внутрь? Так что, может быть, мы сможем собрать всех здесь на одной странице? Юнги переводит взгляд на Тэхена. У него манекенообразный контроль над лицом, Тэхена иногда трудно читать, когда он спокоен. Но он наблюдал за ними. Юнги его знает. Знает, что он всегда смотрит и слушает. С его воспоминаниями разрыв между Тэхеном из университета и Тэхеном-информатором из Шва сокращается. Вот каким он всегда был, думает Юнги. Всегда наблюдает. Всегда настроенный на людей вокруг него. На то, что они говорят, а также на то, что они скрывают. Но свои секреты держит при себе. Его по-прежнему легко читать, потому что в конце концов им движет не злоба. — Никогда. Намджун тихо говорит: — Хен? — Да, — говорит ему Юнги, хотя и не сводит пристального взгляда с Тэхена. — Мы все в этом замешаны, не так ли? Внутри Сокджин и Тэхен исчезают в едва функционирующей кухне со смутными обещаниями заварить чай. Они отпустили их. Юнги не уверен, насколько о предполагаемом плане Сокджин осведомлен, но это не может быть много. Он не хочет знать, как они вдвоем собираются распутать эту путаницу. Остальные перебираются в подвал. У Юнги скрутило живот, когда он вспомнил, как всего несколько часов назад они с Тэхеном были здесь. Как Тэхен завладел его разумом, заставил последовать за ним на свободу. «Неизбежное зло», — слышится ему в голосе Намджуна, но он не знает, как от всего этого избавиться. Может быть, они все пытаются спасти друг друга, но какой ценой? Чимин садится рядом с ним. Он выглядит дрожащим, не встречаясь взглядом с Юнги. Он спрашивает: — Как ты это сделал? — Насчет вероятностного пропуска? — Юнги пожимает плечами. — Просто… Ах. Способность. — Просто… — Чимин смеется. — Это не просто способность. Это происходит не каждый день. Как много ты можешь увидеть в будущем, когда ты прыгаешь по параллельным временным линиям? — Ничего особо ясного. Просто мерцает. Слабые впечатления от большой картины. — Но как долго? — давит Чимин, его взгляд ищущий. — Пока не нарушится определенная временная линия? Юнги молчит. Чимин шипит, сжимая кулаки. — Черт, — говорит он. — Я так и думал. Блять. Итак, если это правда, и ты видел несколько версий будущего, и ты все еще не знаешь, куда мы идем… — Если я правильно догадываюсь, к чему ты клонишь, то сэкономлю тебе немного времени, — перебивает его Юнги. — Скарабея невозможно убить. В любом будущем. Чимин прижимает руки к векам и раздраженно трет их. — С каких это пор у тебя вообще есть способности? Как я мог не знать об этом? — спрашивает он. Потом его лицо вытягивается. — Ох. Я не был собой. Юнги снова пожимает плечами. Он начинает думать, что никто на самом деле не знает всей правды. Повсюду были обрывки и только обрывки. Тупики и разбитые воспоминания. Может, Тэхен знает, а может, и Намджун. Когда враг может заползти в твой разум, где ты хранишь свои секреты? Обратно Сокджин возвращается побледневшим. Полицейское радио Намджуна продолжает выплевывать статичные обновления. Жестокий бунт, он гудит. Интенсивная стрельба и необычный штурм. Мысленным взором Юнги видит все это: множество мертвых перед отелем Либерти, Скарабей все еще на свободе, Шов шатается. Он задается вопросом, не перекинется ли — в этой временной линии — насилие на обычную часть города. Если это утро прольет больше беспомощной крови, чем он может себе представить. Отвлекшись на радио, он даже не замечает Тэхена, входящего в комнату, пока тот не прочищает горло. — Хорошо, — говорит он и пытается вымученно улыбнуться. — Теперь, когда все живы и находятся в одной комнате… — Объясни, — говорит Юнги, что-то холодное, как огонь, и кровоподтеки запутались в его груди. — Все, что угодно. Больше никаких секретов. Больше никакой полуинформации. Объясни. Тэхен смотрит на него так, словно не знает, с чего начать. Один раз он заламывает руки. Выглядит очень маленьким, спрятавшись в толстовке. А потом его взгляд падает на Чимина. — Почему бы тебе не начать? — спрашивает он почти шепотом. — Из прошлого. До… до меня и Юнги-хена, до эксперимента и Института, до всего остального. Чимин напрягается. Его лодыжка обвивается вокруг ножки металлического стула, на котором он сидит. Его дыхание застревает в груди с ошеломляющим свистом. — Хорошо, — говорит он и искоса смотрит на Тэхена. Как будто он не уверен, хочет ли сказать что-то ужасное или нежное. Затем он всасывает дыхание утопающего и начинает.