Когда предначертанное исполнилось

Шипы исчезли, как будто это был пепел его сигареты. Что-то в его словах поразило её. Как стрела в сердце, правда, девушка не хотела так говорить — уж больно избито это выражение, — но она не могла перестать смотреть на него. Её глаза были широко раскрыты, смесь страхов все ещё бежала по венам когда он помог ей подняться на ноги. Она взглянула на его руку. Прикосновение длилось всего мгновение. Но все равно девушка не хотела, чтобы он отпускал её, и от этого чувства у нее кровь застывала в жилах. Но как только она твердо встала на ноги, все было кончено. Молодой человек отпустил её руку, как ни в чем не бывало вложил меч которым резал лозы, опутавшие до самого сердца, в ножны. — Ну, дело сделано. Увидимся. И он ушел… Его внимание было больше не приковано к ней. Он сосредоточился на мокром пятне пролитого супа на рубашке. Она слышала, как он бормочет что-то себе под нос. Она должна была что-то сделать, но не могла сдвинуться с места. Она должна была хотя бы предложить ему пообедать с ней, но не могла пошевелиться. Поэтому она стояла и смотрела ему вслед, а его плащ развевался на ветру. Она еще долго стояла там после того, как он исчез, и смотрела на то место, где он был, не шевелясь. Ей стало интересно, действительно ли он разрушил проклятие, потому что она все еще чувствовала себя пойманной в ловушку. Постепенно жители города начали выходить и заниматься своими делами, своей жизнью. Но она всё ещё стояла неподвижно. Проклятие действительно было разрушено; клетка времени не смогла поймать их в ловушку. Однако она чувствовала, что её сердце захвачено чем-то совершенно другим. Девушка положила руки на грудь: оно билось о ребра с такой силой, что казалось ещё миг, и оно выскочит наружу. Глубоко вздохнув, молодая леди продолжала диву даваться почему её сердце пустилось вскачь. Она сделала шаг колеблясь, затем еще один и еще, пока не побежала к дому своих родителей так быстро, как только могла. Она надеялась убежать от стеснения в груди, надеялась, что жжение в легких преодолеет чувство в сердце. Она не могла назвать его, но оно пугало ее. Это чувство пугало ее больше, чем проклятие, больше, чем разочарование родителей, больше, чем ее неудача. — Ах, Шарлотта! — голос матери прервал ее размышления. — Ты сделала это! Ты победила проклятие, моя дорогая! — она была прижата к груди матери в редком порыве чувств. Мать плакала от радости, целуя её в голову. — Ты сделала это! Отец тоже подбежал и обнял её. — Мы так гордимся тобой. Мы скептически отнеслись к твоему желанию присоединиться к волшебным рыцарям, но видя какой сильной ты выросла, мы оба знали, что ты сможешь преодолеть проклятие. У неё не хватило духу сказать им, но она должна была. Шарлотта посмотрела на их улыбающиеся лица и ответила слабой улыбкой. — Я… я этого не делала, — она почувствовала слезы на щеках, горячие, постыдные слезы. Но их глаза не обвиняли её в слабости, как она боялась. Родители снова обняли её. — Неважно. Оно разрушено. А как это произошло, не имеет значения, — сказал отец, гладя её длинные светлые волосы. — Кто это был, Шарлотта? — мать вытерла слезы с щек. Девушка покачала головой. Она не хотела говорить, не могла. — Просто какой-то парень, — пробормотала Шарлотта сквозь новую волну слез. Они никогда не поймут. Она не была уверена, что сама это понимает, но что-то в том, как он смотрел на неё с восхищением и предложением дружбы, растопило ее холодную оболочку и обнажило. — Какой-то случайный парень украл твое сердце? Что-то мне в это вериться с трудом, — отец снова вошел в роль лорда Роузлей — твердый, требовательный и непреклонный. — Нет, не какой-то случайный парень. — Ну, рассказывай, — мать взяла её за руки и подвела к креслу в гостиной, — кто это был? Какой-нибудь лихой молодой дворянин? Ничего страшного, если он не такого благородного происхождения, как мы, — родительница улыбнулась ей. За холодными голубыми глазами матери она видела планы и приготовления. Она не могла им сказать. — Я не знаю его имени. Он один из волшебных рыцарей. — Минуту назад ты говорила так, будто знаешь его, — отец давил. Она посмотрела на него, и в ней снова поднялся ужас. Она не могла сказать им; они не поймут и никогда не примут этого. Она не могла поверить, что сама отдала свое сердце такому, как он. Кого она обманывала, Шарлотта все ещё была расстроена, что не смогла разрушить проклятие самостоятельно. Гнев кипел в ней из-за того, что она сошла с ума из-за какого-то парня, в принципе из-за любого парня. Тот факт, что парень, которому она отдала свое сердце, был никто иной, как Ями Сукэхиро, только подливало масла в огонь. — Я, мы вместе сражались в нескольких сражениях. Я встречалась с ним пару раз, но там было так много людей, что я не помню точно. — Ну, до тех пор, пока он не какой-нибудь обычный мусор, — мать улыбнулась ей. — О, я надеялась, что ты сама сможешь снять проклятие. Я знаю, как ты старалась, Шарлотта. Но я бы солгала, если бы сказала, что никогда не думала о другом варианте, о том, что ты найдешь хорошего мужчину, влюбишься и выйдешь замуж. Младшая Роузлей вздохнула, когда мать похлопала её по плечу и радостно посмотрела на нее. Она знала, что ее матери будет больно узнать, что тот, кто разрушил проклятие, кто украл ее сердце, был не только простолюдином, но ещё и иностранцем. — Я, наверное, пойду в свою комнату, — девушка высвободилась из объятий родителей и попыталась спокойно подняться по лестнице. Ей хотелось бежать. Она хотела выкорчевать его, избавиться от этого чувства в груди, от этих воспоминаний и мыслей. — Не забудь о вечеринке, дорогая Шарлотта! — крикнула мать, когда девушка резво поднималась по парадной лестнице. — На всякий случай мы должны пригласить всех рыцарей в округе, — она слышала, как мать говорила это отцу. Она снова вздохнула. Именинница не хотела идти на вечеринку, но мать, можно сказать, вынудила дать обещание прийти. Когда она открыла дверь в свою комнату, все просто пестрило выбранными матерью платьями. Ничего ей не приглянулось. И особенно ей не хотелось развлекать каких-то напыщенных волшебных рыцарей, оказавшихся поблизости. Дева взяла платья, сбросила их в кучу на диване в другом конце комнаты. Она скинула ботинки, которые были на ней, и рухнула на кровать. Было уютно и тепло, разительно отличалось от довольно-таки суровых апартаментов, которые она занимала в штаб-квартире. Сейчас ей осталось насладиться минутами одиночества перед неизбежным безумием, которое планировала её мать.