Превыше плоти

      Петрос угрюмо взирал на простиравшиеся перед ним бесконечные поля гранатов, дубов и ив, росших повсеместно в Подземном мире. С тех пор как он сюда попал после своей неожиданной смерти прошлым летом, когда на выходе из сувенирного магазина его сбила машина, он всё никак не мог примириться со своим нынешним статусом. Он сидел на краю мраморной площадки у подножия Аидова дворца, сложив руки перед собой, и печально вздыхал — больше по привычке и для драматизма, ведь дышать ему уже не нужно.       — Да-а-а, так себе денёк, — многозначительно изрёк он и вновь принялся рассматривать перед собой бесконечные горизонты мира мёртвых.       — Да что ты заладил, «так себе» да «так себе», — буркнула какая-то мимо проходящая душа. Петрос удивился — они даже не были знакомы, но душа продолжала: — И без того каждый день как один, а тут ты ещё.       Петрос нахмурился — ему не хотелось, чтобы его распинали ещё и в мире мёртвых, это уже было как-то совсем нечестно. К тому же, он имел полное право сокрушаться столько, сколько ему заблагорассудится: ему было едва за шестьдесят, и пусть его молодость прошла, но впереди всё же ещё были планы, он не собирался вот так нелепо умирать из-за странной случайности. Он ещё хотел вернуться на Крит, в свой любимый город Ираклион, к жене, дочери и её семье — они хотели все вместе поехать в следующем году в солнечную и пропахшую кофе Бразилию, ведь он так мало путешествовал за всю свою жизнь! А тут такое недоразумение.       — Иди куда шёл! — рявкнул Петрос нетерпеливой душе и вернулся к рефлексии.       Но привычное течение времени в мире мёртвых сегодня было нарушено неожиданным событием. Вдруг откуда-то сверху (Петрос не решался называть небом то, что было наверху Подземного мира) упал листок с написанной на нём одной-единственной фразой: «Хочешь вернуться на землю?»       Петрос суматошно огляделся вокруг — заметили ли другие души? А может, это и вовсе была чья-то шутка? Чего только ни придумаешь, заскучав после смерти! Но всем вокруг было как будто бы наплевать, на него никто особо не обращал внимания. Петрос осторожно перевёл взгляд на листок, размышляя, что делать с этим вопросом, как вдруг на листке появилась новая надпись: «Напиши да».       Петрос чуть не подпрыгнул. Волшебство! Вроде его внучка увлекалась книгами про Тарри Поггера, или Гарри Топора, он плохо запоминал английские имена, но там что-то было про волшебство — неужели это оно?       Но больше самого «волшебства» его поразило то, как неведомый «волшебник» даже не сомневался, что Петрос может ответить нет на предложенный вопрос. Подумав, чем бы написать заветное «да» на чудо-бумаге, Петрос решил, что можно попробовать просто пальцем (он и при жизни отличался сообразительностью), раз уж ситуация нестандартная, и о да! — это сработало. Вслед за кончиком его указательного пальца на бумаге проявлялись чернила, которые в конце сложились в короткое слово.       Не успел Петрос закончить писать, как кто-то его толкнул в спину. Он нервно дёрнулся — в кои-то веки за эти полгода у него наконец-то появилось разнообразие в ежедневной рутине, он не желал, чтобы его отвлекали. Но когда Петрос обернулся, то застыл.       Перед ним стоял один из богов. Он не совсем понимал, кто конкретно, так как при жизни не слишком сильно увлекался мифологией, но то, что это был бог, было видно невооружённым глазом.       — Здравствуй, Петрос, — величественно сказал бог. — Своим великим присутствием тебя почтил благородный Гермес.       — А, Гермес! — воскликнул Петрос и даже немного подпрыгнул. — Моё почтение или… А, ой, ваше величество, или как там…       Гермес нетерпеливо замахал руками и, не обращая внимания на бредовую болтовню изумлённой души, продолжил:       — Так ты желаешь сбежать из мира мёртвых, верно?       — А кто не желает?       — Я бы мог назвать несколько имён, но это и правда детали. А если ты хочешь вернуться к своей семье, тогда — бери меня за руку, и вместе мы покинем этот скорбный мир!       Обрадовавшись такой удаче, доверчивый Петрос схватился за руку Гермеса Психопомпа и потащился вслед за ним. ***       — Что это такое?! — с изумлением восклицала Персефона, когда ей принесли газету с земли, где на первой полосе было написано:       «Чудесное воскрешение в Ираклионе — пожилой мужчина вернулся к своей семье через полгода после смерти»       — Это на Крите, — не подумав, сказал Эак, за что получил укоряющие взгляды двух других судей — богиня прекрасно знала географию земли.       — Я в курсе, где находится Ираклион, — не тратя силы на раздражение по ерунде, быстро ответила Персефона и вернула своё внимание газете. — Не похоже, что это какой-то таблоид, печатающий бред для рейтингов, — очевидно, что это в самом деле произошло…       Минос наклонился к коллегам и прошептал:       — Что она сказала?       — Таблоид, рейтинг… — с умным видом повторил Радамант, но потом покачал головой: — Не знаю, что это.       — Тем не менее! — воскликнула Персефона и швырнула газету в угол, за которой тут же понёсся Цербер, сотрясая всё вокруг. — У нас теперь проблема — душа сбежала из Подземного мира! Во-первых, надо срочно вернуть её назад, а во-вторых, понять, как это произошло. Такого не было уже целые тысячелетия!       Персефона тяжело опустила голову на руки. Мало того, что её жизнь омрачалась отсутствием Аида и постоянными поисками возможности, как его вернуть из Тартара, так теперь и это. Ей казалось, что ещё немного, и она не выдержит. Тогда она просто с криком разорвёт саму ткань бытия, чтобы ворваться в Тартар и вызволить оттуда своего мужа, чего бы это ни стоило.       — Танатос, — грозно позвала она бога смерти. Огромная гора мышц в массивном чёрном плаще показалась из тени и молча склонила голову, внимая словам своей царицы. — Срочно отправляйся в Ираклион и забери душу назад. Возьми с собой Гекату — пусть устранить последствия этих событий, чтобы никто в мире не помнил об этой странности.       — Действую, моя царица, — прогромыхал своим суровым голосом Танатос и тут же исчез.       Персефона хлопнула себя по лбу.       — Поверить не могу, как что-то такое произошло, и именно сейчас. Радамант, Минос, Эак, проверьте архивы, нужно выяснить порядок действий при побеге души из Подземного мира. Я смутно помню теперь, что нам нужно с ним делать, какие должны последовать наказания и всё такое прочее…       Прокашлявшись, Радамант встал и начал говорить.       — Кхем-кхем, прошу прощения, моя царица, но я как раз недавно перечитывал пару любопытных архивов, где мне попались старые дела Иксиона и Сизифа, поэтому могу ответить вам сейчас.       — Не томи.       — Если душа совершает действие против богов, а побег из Царства Аида — это действие против богов, то наказание следует вполне ясное: свержение в Тартар с последующими муками.       Тартар.       Это слово пронеслось в мыслях Персефоны как огонь, гонимый ветром. Она увидела возможность.       — То есть, — проговорила она, задумчиво двигаясь вдоль стола, за которым заседали её судьи, — Тартар откроется, если перед ним выставить душу, которая провинилась перед богами?       — Так и есть, моя царица, — кивнул Радамант.       — А когда он откроется, мы… — Персефона остановилась, не в силах поверить.       Вот же он — ответ о том, как вызволить Аида из заточения титанов. Но вместо ожидаемой радости её накрыла злость: ответ был так близко, а она его не замечала!       В приступе агрессии она ударила со всей силы кулаками по столу, так что даже Цербер застыл, оторвавшись от газеты, которую раздербанил в крохотные кусочки грязной бумаги.       Судьи все разом подскочили и переглянулись.       — Так напоминает царя… — прошептал Минос, и остальные двое согласно кивнули.       — Танатоса сразу же ко мне в тронный зал, как явится! — крикнула Персефона, стремительно покидая зал судейства.       Долго ждать не пришлось. Танатос прекрасно знал свою работу, а Геката — тем более, поэтому и часа не прошло, как всё было улажено.       Персефона в нетерпении ждала и еле могла усидеть на своём троне. Наконец, бог смерти и богиня колдовства, вся бледная в лице, явились, держа под руки сбежавшую душу. Геката явно хотела что-то сказать богине весны, но та поспешила действовать.       — На колени! — властно приказала Персефона, и несчастный Петрос с ужасом, дрожа всеми чреслами, пал перед ней ниц.       — Никто не смеет покидать мир мёртвых после своей смерти. Ты же знаешь об этом, Петрос Андреади?       — Да, царица.       — Моя царица, — прогремел Танатос, но Персефона внимания не обратила — она хотела быстрее с этим покончить.       — Тогда почему ты сбежал?       — О, моя царица, я лишь глупый человек, который следовал воле бога.       — Какого бога?       — Который явился ко мне и предложил вернуться к моей семье.       Персефона едва заметно дёрнулась. Но помимо этой неожиданно всплывшей детали что-то ещё не давало ей покоя. Что-то в голосе этой души, что сидела перед ней на дрожащих коленях, уткнувшись лицом в чёрный мраморный пол.       — Посмотри на меня, — приказала она и охнула.       Точнее, охнули они вместе.       Персефона узнала в лице души того старика, что умер у неё на руках перед сувенирным магазинчиком полгода назад. Бедняга тоже с лёгкостью узнал её теперь.       — Это вы… Вы девушка из магазина!       Танатос встрепенулся и занёс огромную ногу в тяжёлых кожаных сандалиях над головой души и пробасил:       — Как ты смеешь говорить подобным тоном…       — Танатос, стой! — закричала Персефона и выставила вперёд руку для надёжности. Бог смерти с удивлением посмотрел на свою царицу, помедлил, но всё же убрал ногу, как и было велено. Геката чуть слышно хмыкнула.       — Я хотела тебе сказать, но ты была стремительна как коршун.       Персефона подошла к Петросу и внимательно посмотрела на него. Тот перестал дрожать, но в глазах по-прежнему было столько ужаса, что если бы он мог умереть ещё раз, он бы с радостью это сделал. Печальные воспоминания о том дне растопили сердце царицы мёртвых, и она села на колени перед несчастной душой. Тот немного осмелел и выпрямил спину, но всё ещё смотрел исподлобья на богиню. Когда же он увидел, что взгляд её смягчился, то окончательно признал в ней ту девушку, на чьих руках ему пришлось распрощаться с жизнью.       — Знаете, а ту жемчужину с ракушкой передали моей дочери после моей смерти, — с теплотой в голосе сказал он, грустно улыбаясь. — Она носит её.       — Это… прекрасно, — чуть улыбнувшись, ответила Персефона и вдруг почувствовала, как по её щеке покатилась слеза. — Вы поэтому сбежали? Хотели узнать, отдали ли ей подарок, который вы не успели привезти?       — Не только, конечно… Но честное слово, я бы и не знал, как… Если бы меня не провели за руку. Я ничего не знал о том, как покинуть Царство мёртвых!       — Да, об этом, — сказала Персефона, поднимаясь с колен. — Кто был тот бог, что помог тебе подняться наверх? Ты знаешь его имя?       — Конечно, он сразу же поспешил мне назваться. Сказал, что он великий и благородный Гермес!       — Что?! — реакция Гекаты была громче и быстрее, чем у Персефоны. Они переглянулись. Но не успели они даже подумать о том, чтобы вызвать его сюда, как вестник богов был тут как тут.       — Вызывали меня? — пышущий самовлюблённостью и уверенностью, возвестил о себе крылатый Гермес. — Как тебе наш план, Персефона? Оценила гениальность?       — Что? Чью гениальность?       — Мою и Эроса, конечно же! — ответил Гермес, взмахивая руками. — Эрос, увы, не может просто так явиться в мир мёртвых, но я могу и с удовольствием приму на себя все лавры, которыми вы одарите меня за то, что мы догадались до столь грандиозного плана по спасению нашего расчудесного царя всех мертвецов — Аида!       Персефона с ужасом посмотрела на него.       — Гениальность, говоришь? А как насчёт того, что невинная душа отправилась бы из-за тебя на вечные муки в Тартар.       — Не вижу в этом никаких трудностей, — пожал плечами Гермес.       — Ты мог бы предупредить меня, — вступила в разговор Геката. — Ты же понимал, что мне придётся сделать, чтобы устранить последствия твоих действий.       — О, достославная Геката и моя темнейшая любовь, я знал, что для тебя это не будет являться даже крошкой проблемы.       — Но это проблема для меня, — возразила Персефона. Гермес тупо уставился на неё.       — Как это?       — Ты манипулировал им, — богиня весны ткнула пальцем во всё ещё испуганного Петроса. — Он бы и не сбежал, если бы не ты. Он даже не знал, как.       — Брось это, прекрасная Персефона. На кону стоит благополучие тебя, твоих подданных, твоего царства и даже целого мира. Что стоит одна душа против целого бога?       — Но это неверно!       — Технически, — задумчиво проговорила Геката, — он согрешил против Олимпа, сбежав из Подземного мира. Даже если путём уговоров, но он согласился на это, а значит…       — Это лишь значит, что вина не на нём! — возражала Персефона.       — Но он совершил это действие! — обуянный чувствами, Гермес подался вперёд. — Он мог бы и отказаться, так? Он знал правила этого мира, когда прибыл на суд к Аиду, так? Так ведь, Петрос?       Несчастная душа кивнула.       — Видишь, царица? Он знал, но согласился. Он мог мне отказать, но не сделал этого.       — Это ведь… Это… — Персефона посмотрела на Гекату и Танатоса в поисках поддержки — их лица были непроницаемы. Они разделяли точку зрения Гермеса.       «Вот оно что», — пронеслось в мыслях у Персефоны. Вот как она теперь отличалась от богов, прожив земную жизнь в облике человека.       Что-то такое всегда наблюдалось за Психеей: она родилась человеком и стала бессмертной только по воле Олимпа, разделив судьбу с Эросом. Но сколько бы веков она ни прожила среди богов, в ней всегда было что-то странное по отношению к людям — теплота, жалость, какое-то понимание… Ранее Персефона понять не могла. Но сейчас понимала прекрасно.       Сжав ладони в кулаки, царица мёртвых произнесла:       — Я не подпишу указ о низвержении обманутой души в Тартар.       Гермес громко застонал, схватившись за голову.       — Целый Аид против никчёмной души! Как ты можешь, Персефона?       — Аид не разбрасывался душами вот так просто! — вскричала она. — Он пожертвовал собой, чтобы спасти меня от Тартара после того, как я предала его. Он не будет счастлив вернуться, зная, что вызволила я его, обманув того, кто пришёл в его Царство на вечный покой.       Танатос и Геката многозначительно молчали, ожидая, что произойдёт дальше. Как боги они не понимали отказа Персефоны от плана Гермеса, хоть это и был неидеальный план. Но как те, кто постоянно сталкивался со смертными на своём пути, они понимали, почему она не хотела поступать неблагородно.       — Что же, я так и думал, что столкнусь с подобным, — ответил Гермес и развёл руками в стороны. — Поэтому у меня был припасён, как говорят смертные, козырь в рукаве. Хотя ничего с рукавами я никогда не ношу, хех.       Гром и молнии, раздавшиеся в тот момент, заставили присутствующих подскочить и искать глазами источник шума и света, но Зевс не заставил себя ждать.       — Эта душа посмела оскорбить великого царя всех богов! Меня-а-а-а! — прогремел Громовержец, сотрясая стены своим басом. Когда молнии успокоились, Персефона посмотрела на отца.       — Что случилось, отец?       Зевс указал рукой на Петроса, и тот с ужасом снова упал на колени, закрывая руками голову.       — Этот смертный изрыгнул из своего зловонного рта ужасные оскорбления в мой адрес. За это он должен караться вечными муками!       — Но отец! Его обманули!       — Раз терять мне уже нечего, и меня всё равно накажут, то по правде говоря, — вдруг решил сказать Петрос, сквозь ладони, — я в самом деле считаю, что вы засранец.       — Кентавр меня раздери, — закричала Персефона и повернулась к Гермесу: — Что ты заставил его сказать?       — Я просто спросил его, что он думает о нашем великом отце Зевсе, и он, потрясая кулаком к небу, сказал, что Зевс — засранец.       — Тонкая работа, — хмыкнула Геката.       — Отец, что бы там ни было, я не подпишу указ о его низвержении в Тартар! Это несправедливо.       — А мне и не требуется твоё разрешение, дочь моя, — разъярённый Громовержец вновь засветился со всех сторон, призывая молнии. — Если душа оскорбляет бога Олимпа, Тартар подчиняется воле царя богов и принимает грешную душу без указа бога мёртвых.       Зевс воздел руки ввысь и призвал все молнии, которые были у него на службе. Земля затряслась, послышались удары грома, отскакивающие от стен. Сосредоточив вокруг себя всю силу, Зевс обернулся к дочери и спросил:       — Разве не этого ты ждала, Персефона?       И обрушил всю мощь вниз, устремляя свою волю к Тартару.