Начинается с вешалки

Для многих взрослых, состоятельных людей, которые считали, что нашли себя в каком-то занятии, доставлявшее им истинное удовольствие, словосочетание «смысл жизни» уже не казалось таким уж абстрактным и непонятным. Да, многие чувствуют себя потерянными в огромном океане вселенной до конца жизни, но, будем честны, в мире немало людей, которые нашли для себя свой собственный смысл. Для Маши этим смыслом было рисование. Нет, даже не так. Ее мазня, рождавшаяся из беспорядочных тыканий густой краской по холсту, расплывшихся пятен акварели на мокром листе бумаги, возня пальцами по белой стене ее комнаты — всё это составляло ее счастье, ее смысл жизни. Никакой наркотик не мог дать тот уровень удовольствия, который испытывала Маша, занимаясь любимым делом, правда, кроме нее самой и, частично, Дани, никому не нужное. Даня, хоть и не была особым ценителем изобразительного искусства, обожала наблюдать, как Маша рисует, даже если итоговый результат ей не нравился. Когда Кшиштовская расписывала стену в ее квартире, Даня сидела несколько часов напротив и залипала на беспорядочное перемешивание цветов на деревянной палитре, грубые и плавные мазки на белом гипсокартоне, движения Машиных рук, заляпанных краской, и в итоге та роспись стала лучшей работой Кшиштовской. Она даже расстроилась, что Даня будет любоваться этой картиной каждый день, а не она сама. Даня была единственным Машиным другом женского пола. Это не сразу бросалось в глаза, потому что, в целом, Кшиштовская была общительным человеком, легко идущим на контакт, но ужасно смущавшейся в присутствии красивых девушек. Даня шутила, что с ней Маша ведет себя так раскрепощенно из-за ее невыразительной внешности, но, конечно, это было не так. Даня была харизматичной и очаровательной девушкой с острым языком и умением расположить к себе. Ей пришлось разбить кучу мужских сердец, но Маша никогда не смотрела на нее, как на девушку, потому что по прошествии десяти лет их дружбы, трудно было представить их встречающихся друг с другом. К тому же Даня была убежденной гетеросексуалкой, топящей за права людей с нетрадиционной ориентацией, но при всем при этом о том, что Маша — лесбиянка, знали только Даня, Егор и еще пара друзей. На день рождения Ильи Прусикина Кшиштовская попала через Эльдара, с которым они общались теснее, чем с самим именинником. Она, конечно, в отличие от Русланы, подозревала о масштабе мероприятия, но, как оказалось, ее единственное платье, в котором она не выступала в консерватории, было недостаточно торжественным. В ее планы входило лишь уход оттуда в состоянии умеренного опьянения, чтобы присмотреть за Даней, провести время в компании друзей, и, возможно, кого-нибудь закадрить. Анализируя свои действия и параллельно наблюдая за откровенными заигрываниями Усачевой и Музыченко, Маша пришла к выводу, что, если бы эта тёлка не была гетеросексуалкой, а Даня бы не начала ее отпугивать своим поведением, у нее бы уже был ее номер телефона. Но Кшиштовская в таких вопросах никогда не была настойчивой, потому что знала то чувство неловкости, когда к тебе пристает с любовными намерениями человек, пол которого тобой не воспринимается сексуально. Характерные звуки блевоты Маша услышала ещё до того, как открыла дверь женского туалета. Одна из кабинок была приоткрыта, представляя картину сгорбившуюся над унитазом Даню и Егора, державшего ей волосы и пытающегося не выдать своё местонахождение в женском туалете. — Подсобить? — спросила Маша, придерживая дверь кабинки рукой. — Да. Пожалуйста, — Егор выпрямился и благодарным жестом дотронулся до ее предплечья. — Меня уже несколько раз выгоняли какие-то тетки. — «Тетки», — поддразнила его Маша. Ты джентельмен или кто? Егор ничего не ответил и просто вышел из туалета. Даня, положившая голову на край унитаза, на который Егор подстелил салфетку, снова выблевала содержимое желудка. — Ты не так уж и много сегодня выпила, — заметила Маша. — Дань, тебе ко врачу надо. Тебя уже каждый раз так выворачивает. — Да знаю я, — Даня вытерла рот куском туалетной бумаги и тяжело выдохнула. — После праздников схожу. — Даня, — Машин голос стал твёрдым. — Это не шутки. Ты на Новый Год опять набухаешься и только хуже все сделаешь. Ты заебала отмазываться и ничего не делать в итоге. — Это не твоё блядское дело, — но Даня даже не подняла на подругу взгляд, поэтому ее слова не звучали искренними. Маша не стала злиться. Она сама уже вымоталась, хотя с начала праздника прошло всего лишь пару часов. Даню это, правда, не остановило от того, чтобы напиться в щи. От запаха алкоголя и дорогущих духов уже начало мутить, постоянные насмешливые взгляды и замечания о внешнем виде за спиной раздражали, к тому же знакомство с новым человеком из круга друзей Джарахова они с Даней умудрились просрать. — Я думаю, нам с тобой пора идти, — сказала Маша, присев рядом с ней на корточки. Даня смотрела куда-то в пустоту и лишь тихонько кивнула, даже не возражая, как это бывало обычно. В зале играла какая-то попсовая песня с монотонными битами, гости уже выглядели пьяными, и на Машу, придерживающую за талию еле стоящую на ногах Поперечную, никто не обратил внимания. Егор разговаривал с кем-то у бассейна, но, завидев девушек, тут же вежливо прервал разговор и направился к ним. — Что, всё плохо? — спросил он, перекидывая руку Дани себе через плечо и перенося ее вес с Маши на себя. — Да, она скоро себе кишечник выблюет, — сказала та. — Ей уже домой пора. Даня протестующе замычала, хоть и не стала сопротивляться уверенным движениям Егора, потянувшего ее к выходу. — Я… не помирилась, — сказала она, пытаясь встать на ноги, но Егор, предвидев это, быстро подхватил ее на руки. — С кем ты там уже поссориться успела? — спросил он. — С… ик… Баженовым, — Даня подняла голову, пытаясь кого-то высмотреть в толпе гостей. — А, с ним. Он не пришел сегодня, успокойся, — Егор поудобнее перехватил ее под коленями и аккуратно тряхнул, но так, чтобы не спровоцировать еще один рвотный позыв. Маша, шедшая немного позади, напряглась, но, видимо, в желудке Дани и вправду совсем ничего не осталось. Она положила голову Егору на плечо и затихла. Кшиштовская пошла впереди, открывая перед Егором двери и помогая ему проносить через косяки Даню, не стукая ее ноги об стены. Она накинула на плечи Егора его пальто и накрыла молчавшую, но еще не спящую Даню ее курткой, а сама оделась и вышла на лестничную площадку. Там, как оказалось, стояла одетая Руслана. — Ого, — ее голос звучал обеспокоенно, когда она заметила, что Даню несет Егор. — Она в порядке? — Да, перебрала немного, — Маша прошла мимо Усачевой к выходу, где стояла охрана, но та быстро схватила ее за предплечье и шепнула: «Стой!». — Что такое? — спросило удивленно Маша, глянув на руку Русланы, которую та сразу же одернула. — Тут такое дело, — она приблизилась к лицу Кшиштовской, обдав ее горячим дыханием и запахом спирта. — Я ж не знала, куда иду. И как-то мимо охраны прошла, они в стороне стояли и я подумала, что не надо ничего предъявлять. И билета у меня нет, — Руслана покосилась на нетерпеливо переминающегося Егора, у которого уже начали отсыхать руки, и снова повернулась к Маше, взглядом прося о помощи. Кшиштовская раздраженно поджала губы, глянув на уже закрывшую глаза Даню, Егора и снова перевела взгляд на Усачеву. Не то чтобы она имела привычку помогать каждому малознакомому человеку, но было бы неприятно, если бы охрана потребовала с Русланы денег за отсутствие билета или вообще отправила бы в полицию. Поэтому она, взглянув на охранников, смотревших пока что в другую сторону, быстро перекинула руку Русланы себе через плечо и взяла ее за талию. Та немного ошалела, не ожидая этого от Маши, но быстро сообразила, что к чему, и постаралась расслабиться и изобразить максимально пьяный вид. Маша сделала шаг к выходу, но в этом момент Руслана решила, что выглядит недостаточно невмеяемой, и резко расслабила ноги, перенося почти весь вес на Машу. Та аж хрюкнула и чуть не упала прямо на плитку, но сумела сохранить равновесие. Она злобно зыркнула на Усачеву, чуть не пнув ее со злости, но вовремя остановилась, увидев, что охранники повернулись к ним. — Быстро они, — сказал негромко один второму. — Билетики при вас, граждане? — Да, вот, — Маша сначала не узнала свой голос — так она хрипела, пытаясь удержать на себе Руслану. Она протянула билет и быстро прошла к двери, пока не согнулась пополам, как раскладушка. К счастью, охранник перевел свое внимание на Егора, билет которого торчал из кармана его пальто. Оказавшись на улице, Маша-таки уронила тушу Русланы на асфальт, и сама упала коленями на пол. Она прокряхтела что-то типа «ебанные алкашки, почему я должна разгребать это дерьмо» и с трудом встала на подкашивающиеся ноги. Руслана из лежачего положения приняла сидячее и задумчиво смотрела куда-то на дорогу. Маша наблюдала за ней, тяжело дыша и опираясь руками на колени, но потом все-таки выпрямилась. — Вставай, вагину застудишь, родить не сможешь, — сказала она, хватая Усачеву за предплечье и поднимая ее. Та поддалась и оказалась на ногах. — Ты норм? — Да, а ты? — спросила та. — Почти, — ответила Маша, оглядываясь на вышедшего Егора, который не стал в этот раз ждать их и сразу пошел к машине, держа Даню на руках из последних сил. — Ты мне чуть позвоночник не сломала. — Прости, — но голос Русланы не звучал искренним. Маша покосилась на нее приподняв бровь, и увидела, что та даже не смотрела на нее, а уже направилась куда-то в сторону дороги. Она фыркнула злобно. — Заебись, — Маша поплелась к машине Егора, проклиная всех и вся. — Даже спасибо не сказала, сука тупая. Дань был окончательно испорчен. Стараясь не произносить в мыслях проклятую фразу, «хуже денек стать не может», Маша подошла к машине и села на заднее сиденье, положив голову лежачей Дани себе на колени. — А ее не надо подвести? — спросил Егор, кивнув головой в сторону отдалявшейся Русланы. — Нет, — сказала Маша резко. — Она сама съебалась, поехали уже. Булаткин завел машину, пристегнул ремень и выехал с парковки, оплатив талон. Маша откинула голову назад, поглаживая спящую Даню по волосам, и подумала о том, как в жизни трудно найти идеальную вечеринку, которую не испортит какая-то хрень. Хотя, стоило признать, что день рождения самого Прусикина — это уровень Дани и Егора, а не ее. С Даней Илья очень тесно общался, я Егор просто чувствовал себя на такого рода мероприятиях как рыба в воде. В следующий раз надо будет отказаться. Ну или решить пятьдесят процентов проблемы — пойти и купить себе второе вечернее платье, в котором можно будет выйти на люди. Мысли ее прервал скрип тормозов где-то спереди, звонкий удар и то, что Егор резко нажал на тормоз. Даня чуть не свалилась в проем между сидениями, но Маша удержала ее, упершись рукой в переднее кресло. — Блять, — у нее аж хрустнула шея, но посмотрев вперед, Маша увидела, что врезался во что-то не Егор, а впереди едущий мотоциклист. Его байк лежал на земле, а сам он вскочил и подбежал к лежащей на асфальте девушке, в которой Маша конечно же узнала Руслану. Егор быстро вышел из машины, и подбежал к ней, и Кшиштовская вслед за ним. Крови на асфальте не было, да и выглядела Руслана не травмированной, ноги и руки не были сломаны, но при этом она была без сознания. — Вы, — Егор ткнул пальцем в перепуганного мотоциклиста, — на байк и за мной, в больницу. Вас как зовут? — А-Алексей, — замялся тот, — Ерохин. — Молись, чтоб она инвалидом не осталась, Алексей Ерохин, — сказал Егор. Он аккуратно ощупал кости Русланы, и убедившись, что они не сломаны, поднял ее на руки, поморщившись от боли в спине. Та явно весила больше, чем угловатая и худая Даня, и Егор прохрипел Маше: — Помоги, мать твою, — чуть не падая вместе с Русланой на асфальт. Кшиштовская, все еще отходя от шока и удивления, спохватилась и взяла ее за ноги, перенимая часть веса на себя, и они с Егором как могли аккуратно посадили ее на переднее сидение и пристегнули. — Заебись денек, — выдохнула Кшиштовская, когда они, наконец, выехали на главную дорогу и направились в больницу. Даня в полудреме натянула на голову капюшон от куртки и прижалась ближе к Маше.