знаки препинаний

корешки книг под пальцами как шрифт брайля: одно тиснение вперёд – «божественная комедия», одно назад – «декамерон». тэхён блуждает в засушенном море зажатых в тиски переплётов страниц и мысленно считает. семь, восемь, девять и десять. в магазине темно в любое время дня и погоды, но тучи нагруженных стеллажей особенно грозно нависают над головой в средних числах октября. словно чувствуют тоску хозяина. китайская подвеска над дверью поёт голосом ветра. осенью её арии особенно печальны и надрывны, вливаются в мелодию переполненного тишиной помещения. новые лица магазин почти не тревожат, и тэхён не испытывает особой грусти в связи с этим обстоятельством. когда создаёшь что-то для одного человека, не имеет значения, сколько сторонних наблюдателей пройдёт параллельно или по касательной к твоему творению. книжная лавка – единственное и самое лучшее творение тэхёна. его способ сказать «прости», но не просить прощения на самом деле. потому что ему не за что, а вина так же относительна, как и человек в бутылке красного полусухого. жёлтый лист прочерчивает дугу крылом на оконном стекле, тугие кольца кофейного пара закручиваются в витиеватые письмена холодного воздуха, а в растянутом свитере снова выскочила петля. когда тэхён влюбился в первый раз в своей жизни, по обе стороны окна была такая же осень, как сейчас. когда тэхён впервые разбил то, что невозможно склеить, октябрь так же настойчиво притворялся ноябрём. время нелинейно и спирально, как пар над глиняной кружкой, и каждый цикл заканчивается, чтобы следующий мог начаться. возможно, тэхён просто сел не на тот поезд и уехал в обратную сторону, растеряв несколько лет по пути туда и обратно. возможно, судьба отвела ему очень короткий период лета и невыносимо длинный – осени. зима, в таком случае, должна быть и вовсе бесконечной. натягиваемые на пальцы рукава кофты никогда не приносят ожидаемого тепла, перелистываемые страницы календаря никогда не придают времени скорости. если семя было взрощено в свете луны, оно не будет тянуться к солнцу, верно? если человек был неправильно выращен в детстве, в зрелом возрасте он не даст здоровые побеги. тэхён просит совета у мудрейших мужей, каких знало человечество, но все они лишь взирают печально и монументально со своих пронумерованных строчек и качают головами. тэхён вынужден признать: ничего и никогда не вернётся. и она не вернётся. однажды тэхён напишет свой концерт для змеящихся предложений с оркестром. в нём сольбемоли и фадиезы расскажут короткую двухактную историю, где мальчик и девочка любили друг друга до луны и обратно, к солнцу. где мальчик старался быть добрым и мудрым не по годам, а девочка старалась быть. и молчать, и скрывать, и таить. и когда мальчик узнал её секрет, он выпустил её ладонь из своей – впервые – и позвал её по имени – в последний раз. девочка откликнулась с надеждой, но мальчик позвал её по другому имени в первый раз, и она должна была откликнуться и на него. она не стала. «это не я». девочка ушла, потому что мальчик так и не понял разницы, потому что мальчик ставил равно между тем, что было дано, и тем, что было необходимо. мальчик так и не понял, что сравнял их любовь с землёй. последние аккорды звучат в голове тэхёна, когда он закрывает лавку. ключ в замочной скважине поворачивается на раз-два-три и оставляет предложение незавершённым. сердце в груди тэхёна просыпается ото сна и вспархивает взволнованно к горлу. до тех пор, пока точка не поставлена, оно будет биться, биться, и биться о прутья рёбер. тэхён так и не понял, что три робких точки скрывают под собой одну – железную. цвета октябрьского неба и облаков в раскосых глазах.