Золотая Госпожа

      Осень принесла с моря холодный ветер, влажный, пробирающий до костей. Солнце ещё по-летнему припекало, создавая мнимую иллюзию тепла и принося в гарем частые болезни из-за неосторожности девушек. Кёсем, обхватив большой круглый живот, шествовала по гарему среди множества гневно поглядывавших на неё наложниц. Она заметила на балконе Валиде-султан и с ласковой улыбкой неуклюже поклонилась. Их отношения вынужденно наладились из-за Махфируз, таки оставшейся во дворце по настоянию [почти что мольбам] Валиде-султан. Кёсем удивляла: была покорна и доброжелательна, не лезла в стычки, не сильно расщедривалась на подарки, уважительно обращалась со своей госпожой и не носила тюльпаны на потолстевшей шее. Взамен девушка получила средства на ремонт, чем была несказанно довольна. Что важнее, Ахмед тоже. Хандан без удовольствия покосилась на растущий живот гречанки: все считали, что она не хотела укрепления положения фаворитки сына. Даже Кёсем на то грешила и несказанно радовалась своей стратегически важной победе. Но это была простая женская зависть. Хандан не рассказывала никому о желании родить ребенка, но день ото дня оно крепло, превращаясь в единственную цель её бессмысленного и крайне несчастного существования. Кёсем забеременела за месяц нечастых визитов к Ахмеду, Валиде не чувствовала нужных симптомов более полугода. Вроде бы она всё понимала: и то, что была уже не так молода, и что первые роды были слишком тяжёлыми, и что изначально нельзя было рассчитывать на благоприятный результат, но завидовала до трясучки. Особенно когда на животе Кёсем сквозь тонкое шёлковое платье проявилась маленькая ножка…       Но в тот день у Хандан было дело поважнее злобы и зависти. Она спустилась к наложницам в сопровождении Хаджи-аги. — Добрый день, девушки, — плавно и притворно ласково начала Хандан. — Сегодня я хочу выслушать ваши просьбы, безделушек не просите. Только по существу. Может, у вас предложения какие-нибудь есть. — Да, Валиде-султан, — наложницы дружно склонили головы. Хандан дала знак, чтобы все сели. Девушки потихоньку начали осмеливаться и чего-нибудь просить, как поняла Валиде, больше всего они хотели чаще бывать на улице и добавить света в комнате. Хаджи-ага записывал, а Хандан вслушивалась в голоса с намерением отыскать свою заступницу, что некогда сочла её красивой. Прежде она всё откладывала поиски девушки до «лучших времён», и вот они настали. Кёсем родит ребёнка и некоторое время будет занята лишь им, Повелитель заскучает, и тогда Хандан поможет ему скрасить досуг.       Наконец она уловила нужные нотки. Девушка была, должно быть, из монгольских земель, необычная, с широкими скулами и тонкими, но выразительными губами. Хандан обрадовалась увиденному. Без капли заинтересованности она дослушала всех остальных наложниц и спросила про девушку. Её звали Эрдэнэ. Калфы отзывались о ней, как о покорной, сообразительной наложнице, умевшей со всеми находить общий язык. Кандидатура, как ни посмотри, идеальная.       Хандан с пираткой в небольшой кибитке скакали по выбитой брусчатке Стамбула. Путь на рынок становился настоящим испытанием для изнеженной спины Валиде-султан. Наконец, лошади остановились, и они смогли вырваться из добровольного плена. Змейкой Хандан прошлась по тонким улочкам, забитым людьми и торговцами. Никто здесь не обращал и капли внимания на двух просто одетых женщин, одна из которых ростом сравнивалась с мужчиной.       Хандан постучалась четырежды в одну из низких дверей, ей быстро открыл симпатичный юноша. Она миновала тёмную комнату и поднялась на общий чердак, затем, чихая от пыли, снова спустилась, прошла сквозь запустелую квартиру. Большой внутренний дворик был почти последним препятствием перед конечной целью. Хандан и Дениз юркнули в одну из арок, где им снова встретилась дверь. Её отворил искалеченный старичок, ласково улыбнувшийся гостьям. — Здравствуй, дочка, — он уже почти ничего не видел, но слышал неплохо. Он знал, зачем пришла Хандан, пусть и не ведал, кем она была. — Любимый твой давно ждёт тебя.  — Здравствуй, друг мой, — Хандан протянула ему руку, чтобы тот привычно её поцеловал.       Это был человек, что однажды украл дочь у своего господина, чтобы жениться на ней. Бежал с несчастной через полстраны, был там пойман и лишён руки. Спустя десятилетие он отыскал свою возлюбленную и украл её второй раз, теперь уже у мужа. В грехе у них родилась дочь, и сейчас ради этой дочери он помогал встречаться Хандан и Дервишу. Он не знал правды их отношений, не ведал имён, но не осуждал, особенно Хандан.       Она оставила Дениз старичку, а сама поднялась по винтовой лестнице, оставила позади две комнаты. В третьей на диване сидел Дервиш, без намёка на интерес изучая какую-то безделушку.       Когда дверь была заперта, окна плотно занавешены, Хандан подошла ближе к паше. Он по обыкновению в знак приветствия поцеловал её в шею. — Сколько у нас времени, — коварно нашептал он ей на ухо, подтащив, словно тряпичную куклу, ближе к себе. — Мало, я же опоздала, — она придвинулась к его грубоватому лицу, с ироний подметив главное проявление любви с его стороны — лицо паши было тщательно выбрито.       Дервиш прошёлся по спине Хандан, остановившись на талии, соединил большие пальцы сзади, затем переместил руки так, чтобы указательные пальцы коснулись друг друга. — Ты слишком истощала, Госпожа. Скоро я буду держать одно только платье в руках. — Да, точно будешь, я именно ради этого добровольно ехала через половину города. Не беспокойся обо мне, Дервиш, я не ребёнок, — Хандан уткнулась в широкую грудь паши, крепко обхватив его и втягивая знакомый запах. — Мне нужно с вами обговорить одну важную вещь, Госпожа.       Хандан только жадно потянулась к губам паши, будучи не настроенной вслушиваться в любую речь, тем более серьёзную. — Ничего не хочу знать, если это не касается благополучия Ахмеда.       Паша недовольно зарычал, чувствуя, что его не слышат и не видят. Хандан только глухо засмеялась. — У нас мало времени, а нужно поговорить о важной вещи и… — она не договорила, сразу же принявшись за верхнюю пуговицу камзола, — до тех пор не порти мне настроение, я очень ждала этой встречи. — Жадная моя, прекрасная Золотая Госпожа, мы сначала поговорим, — паша оставался холоден и недвижим, подобно статуе.       Хандан отстранилась, села на диван и скучающе подняла глаза к потолку. Теперь усмехался Дервиш. — Раз ты готова меня слушать, выслушай. На следующий неделе будет праздник, на этом событии мне нужно будет убить одного человека. А тебя, Госпожа, с твоим тюльпаньим ансамблем, я попрошу держаться от меня подальше. — Хорошо, что за человек? — Хандан тяжко выдохнула, ощущая безвозвратно утекающее время их коротких свиданий, то самое, что могло помочь ей завести ребёнка. — Абдула Мехмет-ага, — недовольно процедил Дервиш, очевидно, считая данные сведения лишними. — А не хочешь ты нанять кого-нибудь, потому что решил подставить кого-то, кто будет на этом празднике, не так ли?       Паша слегка кивнул, растянувшись в лисьей ухмылочке превосходства, которую так не любила Хандан. — Кто же станет невинной жертвой твоих интриг или я, по причине своей непомерной глупости, не заслуживаю знать такую ценную и опасную информацию? — Лала Ахмед-паша. Всё, Госпожа, вопросов больше нет? — Больше нет. Если потребуется моя помощь, попроси, — она откинулась на спинку дивана и поморщила нос. — Ты всё-таки испортил мне настроение.       Дервиш взял Хандан, немного противившуюся его действиям, за обе руки и, словно через силу, подтянул к себе. Он заключил её в объятия, качнув сначала в одну, затем в другую сторону. По спине Хандан пробежала дрожь предвкушения сладостной близости. Вот она уже и вернула себе утерянный настрой. В такие моменты всё её тело напрягалось, а мысли предательски сводились к одному человеку. Совесть затихала, давая развернуться постыдному желанию, но и стыд отходил на второй план в руках любовника. Она себя не обманывала. Её связь была порочной и грязной, а Хандан ей упивалась.       Хандан с нетерпением ждала праздника, потому что это был бы дебют её ансамбля и возможность увидеть ту закрытую часть Дервиша, которую он плотно скрывал от неё. Она знала, что многие умерли для очищения его дороги, но слышать и видеть — разные вещи. Жестокость, ровно как и беспощадность, в её понимании считались для мужчины полезным качеством. Дервиш был властолюбив, хотя старался этого не показывать. Он любил видеть людей в полном, беспрекословным подчинении, порой Хандан спрашивала себя, насколько глубока его ненасыщаемая жажда власти, симпатизировавшая ей более всего, и не могла найти подходящего ответа. Поэтому до желанной беременности, о которой паша ничего не знал, она и не думала заикаться о побеге — не было уверенности, как они станут взаимодействовать вне дворца, где Дервиш не сможет утолять свою жажду, и Хандан боялась лишиться сына.       Более всего пугало его отношение собственно к ней. Валиде-султан — бесспорно, первая женщина Османской Империи, и паша обладал ей, как очередным символом своей безграничной власти. Он любил её, любил искренне и нежно, но, должно быть, некогда не видел возможности сделать предметом своей страсти кого-нибудь попроще: безродную девчонку из маленькой деревни или ту же женщину, что некогда навещал. Паша привязался к созданному образу, но любил именно Валиде-султан, её запретность, недосягаемость. Даже лёгкая симпатия с её стороны была победой, то, что происходило в действительности между ними, было величайшим в мире триумфом.       Хандан понимала, что Дервиш в тайне от всего мира давно поставил себя выше Падишаха, но по его словам: «есть горы, что нам не преодолеть». Этими горами было его происхождение. Тут Великий Визирь был честен, его высота полета не обеспечит ему уважение среди многих и многих влиятельных людей.       Тем временем Хандан пересчитала всех девушек в сотый раз, их было пятнадцать, ни больше, ни меньше. Танцовщицы были одеты в изумрудные одежды, отстроченные золотом. На шеях красовались алые платки, одним словом, они представляли утрированные тюльпаны — символ Османов. Широкие шелковые шаровары с прорезями на боках трепетали от каждого лёгкого движения. Хандан была довольна их видом. Сама она была одета довольно просто, хотя золотая материя не требовала особенной поддержки.       Обитательницы гарема повылезали из своих нор посмотреть на чудесный ансамбль. Шехзаде Осман был безвозвратно «развращен» видом статных красавиц, мальчик прятался за юбку матери и возбужденно пыхтел. Он ничего ещё не понимал, но необычность их одеяния произвела неизгладимое впечатление на детскую душу. Девушкам Осман тоже очень приглянулся. — Ну всё, идём, — скомандовала Хандан, давно уже вслушиваясь в музыку, расходящуюся по всему дворцу, но только теперь решив, что пора.       Хаджи-ага следовал за своей Госпожой, несколько смущаясь глядеть на молоденьких и раздетых танцовщиц. Они достигли нужной залы, откуда доносились звуки музыки наперебой с шумными разговорами. Хандан вошла первой, позволив сильным мира сего встать и поклониться матери Падишаха. — Валиде, — Ахмед проделал «долгий путь», чтобы поцеловать её руку. — Вы к нам пришли. — Я недолго, только посмотрю, как девушки себя проявят [Дервиш сделает своё грязное дело], — Хандан ласково улыбнулась сыну, игриво сверкнув зелёными змеиными глазами.       Она села в самый угол, оценивая обстановку. Во главе пиршества сидел Ахмед, по правую руку от него — Дервиш, выглядевший совершенно спокойным и сдержанным. Он мельком обратил на неё внимание, не дольше положенного, и бессловесно поприветствовал её. Скоро покойный Абдула Мехмед-ага располагался в шести или семи «пашах» от Повелителя, его будущий убийца — несколько дальше. Стражи и слуги, которых принялись бы допрашивать в первую очередь, было мало, видимо, поэтому Дервиш сам решил взяться за оружие.       Хандан попутно вслушивалась в разговоры «восстание на южной границе — очень дурно», «разгулялись пираты в Средиземноморье», «конфликты Англии с колониями», с каждой кружкой хмеля из слов мужчин утекал необходимый смысл. Началось неясное хождение, невозможно стало разобрать, кто и где находится. — Госпожа, — счастливый и румяный Хаджи-ага поклонился Валиде-султан, должно быть, хотел увести её, — … позвольте я останусь тут. — Конечно, — она с облегчением выдохнула, хмель — всё же чудесное средство.       Хаджи-ага слился с общим роящимся ульем, предоставив, на радость, Валиде-султан самой себе. Дервиш встал, поклонился Ахмеду, и, повстречав несколько пашей, обменялся с ними парой фраз. Ничто в нём не выдавало злых намерений, жесты были отточены до идеала, эмоции выдержаны, только в конце, прежде чем нырнуть в прилегающий коридор, он оглянулся, убедившись, что никто его не видит. Хандан попыталась отыскать в толпе Абдулу Мехмед-агу, но не смогла и тогда вся замерла в нетерпении. Приятное волнение сжало её сердце, она знала, что должна уйти, но не могла заставить себя покинуть праздник. Девушки без устали плясали, довольные вниманием мужчин и надеясь приглянуться кому-нибудь. У Хандан плясали мысли. На входе, куда ушел Дервиш, встал молодой человек. Он спокойно и сдержанно смотрел на происходящее. В один момент к нему подошёл старший стражник и о чём-то попросил его. Юноша заметно отпирался, но потом склонил голову и удалился, поглядев на проход, как сын, разлучённый с матерью. Хандан в секунду всё поняла и, привстав от напряжения, впилась ногтями в подушку: Дервиш остался без защиты.       Он всё не выходил. Хандан заметила, как двое незнакомых мужчин направились к тому же коридору. «Что они там увидят?» Она немедленно встала, с трудом преодолев сковавшее её оцепенение. Чуть не плача, Валиде-султан заставила ноги двигаться. Каждый шаг был сродни ужасной пытки. Ступая по раскаленным углям, она предстала перед мужчинами. — Как вам мои девушки, — дальше её голос предательски сорвался, но она собралась. — Стоит ли что-нибудь изменить? — Валиде-султан, — они покорно склонили головы, после один продолжил: — всё замечательно, вы скрасили торжество и не только своим присутствием. — Как вы находите, восстание на южной границе возможно легко подавить? — она проводила их мимо входа в коридор. — Вы хорошо осведомлены, Валиде-султан.       Оба они явно не понимали внимание Госпожи к себе, но перечить не смели. У Хандан крайне неровно билось сердце, в какой-то момент она вовсе перестала дышать, но затем вновь собралась с силами. — Валиде, вы не устали от нашего общества, — глухой голос Ахмеда, подошедшего сзади, прозвучал громом. — Нет, — Хандан изобразила на лице подобие улыбки, вышедшее довольно естественным. — Вам нравится праздник? Как по мне, прекрасное торжество, а главное — среди верных мне людей. — Очень весело и необычно для меня, всё не могу уйти, — Хандан, глядя на приятное узкое лицо сына, успокаивалась. — Оставайтесь, сколько пожелаете, сегодня вы — душа нашего торжества, — Ахмед вновь поцеловал её в мягкую руку.       К ним шустро направлялась одна из танцовщиц, шла она быстро и нервно, явно к Валиде. На её румяных щеках блеснули слёзы, поджатые губы обещали истерику, но увидев Повелителя рядом, отвернула голову и прошла мимо. Хандан обернулась — девушка завернула в злополучный коридор. Перед глазами Валиде пронеслась вся жизнь, но это была всего лишь танцовщица, если что Дервиш справится. — Глядя на вас, Валиде, я понял, что у меня крайне важная новость для Великого Визиря, он должен непременно знать об этом. Как удачно, что я вас встретил, иначе бы забыл. С вашего позволения я отправлюсь искать Дервиша, — Хандан бы остановила Ахмеда, но он уже откололся и ушёл в свободное плавание.       Она избавила Дервиша от двух пашей, но навела на его след девицу и Повелителя. Паша должен был немедленно найтись. Не долго думая, Хандан нырнула в коридор, представившейся бездонной пропастью. В самом его конце мелькнула зелёная материя. Хандан пошла дальше, наткнувшись на Дервиша, появившегося словно из неоткуда. Паша вышел из-за маленького закутка, куда просто так взгляд бы точно не упал. — Госпожа, иди отсюда, быстро, — он крепко схватил её выше локтя, упорно и настойчиво толкая в сторону выхода.  — Нет, — она старалась быть жесткой, — Ахмед ищет тебя, не придёшь, и всё пропало, слышишь?       Дервиш хищно обернулся в сторону, куда побежала девушка, продолжая выталкивать Хандан. — Как поищет, так и найдёт, не всегда всё идёт в точности по плану. Я бы разобрался… Ну что ты лезешь, где не понимаешь ничего. Хандан с мольбой в зелёных глазах обратилась к своему верному слуге, чтобы он немедленно нашёл выход и сказал ей, что делать. — Госпожа, — словно в отчаянии протянул паша. — Ну, что же ты. Зачем ты тут? — он шумно выдохнул, приводя сбившиеся мысли в порядок. — Ладно-ладно.       Мы непростительно много времени потеряли. Может, танцовщица ничего не видела, если видела, уговори её помолчать до поры до времени, потом разберёмся. Ей бы умереть сейчас, но как уж вышло. Ты меня услышала, Госпожа? Ты всё поняла?       Хандан неуверенно кивнула, упираясь в тёмные глаза Дервиша, такие же глубокие, как и пропасть, куда она опрометчиво провалилась. Дервиш ушёл. Валиде юркнула в закуток с телами, стараясь вернуться в спокойное расположение духа. Абдула Мехмед-ага и его помощник лежали неподвижно, но были словно живые, и только лужица крови говорила об обратном. Она чувствовала, почему-то, что если бы не осталась на празднике, если бы не жаждала увидеть кровь, то всё бы прошло хорошо. Судьба даёт нам то, что мы хотим, только не в ожидаемом виде.       У помощника на поясе красовался блестящий кинжал. Хандан, стараясь не коснуться мертвеца даже рукавом, не зная толком, зачем, вытянула его. «Ей бы лучше умереть» — бешено крутилось в голове. Дервиш говорил, что не стоит откладывать в жизни две вещи: завтрак и убийство, если решение принято. Нужно было узнать, насколько прочна человеческая плоть. Она взяла кинжал и постаралась вонзить в помощника, но не смогла прорвать и тонкую ткань. «Давай, Хандан, давай» — умоляла она себя, но вместо того покорно склонила голову, будучи слишком слабой, чтобы бороться с океаном судьбы. Как ей хотелось заорать во весь голос, пронзительно и остро! Исправить ошибку было необходимо. Отчаяние сковало её тело, казалось, никогда больше в ней не будет сил встать. «Может, это ещё не понадобится, а этот уже мертв». Она гневно покосилась на Абдулу, на глазах блестели драгоценными камнями слезы.       Кинжал сам удобно лег в руки и вонзился в мертвую плоть по самую рукоять. Хандан вытерла кровь об одежду и на удивление спокойно заправила оружие за пояс сбоку.       Она прошлась по коридору, завернула в ту же сторону, что и девушка. Каждый шаг разносился эхом по стенам. Тишина пугала, но и доказывала, что никого другого вокруг не было. За очередным поворотом показалась лестница. Сердце Хандан больно сжалось, словно открылась старая, давно забытая рана и кровоточила пуще прежнего. «Друг или враг? От этого теперь зависит её жизнь» Когда-то и она в страхе лежала под лестницей, надеясь только не быть замеченной. Валиде страдальчески закрыла лицо руками, слезы подступали к горлу и беспощадно душили. Неуверенно подойдя ближе, Хандан увидела крепко прижавшуюся к полу девушку. Её слёзы алмазами разбивались о холодный камень. — Ты чего тут, — с усилием выдавила Хандан. «Ей бы лучше умереть» — Госпожа! Госпожа, идите ко мне, быстрее. Он сейчас придёт! — Кто? — девушка испуганно привстала, а её руки нервно коснулись одежды Хандан. — Дервиш, Дервиш-паша, — она шёпотом торопливо говорила, — там были мёртвые. Он сейчас придёт! — Я никого не видела, но пока я рядом, всё будет хорошо. — Надо кому-то рассказать, — танцовщица судорожно вытерла слезы с розовых щёк. — Паша важный человек, его нельзя так просто обвинить.       Возможность договориться всё более меркла в сравнении с тяжёлой правдой — свидетелей оставлять нельзя. — Можно, нужно, иначе он доберётся до меня, — она и не знала, что разговаривает с его любовницей, но внезапно усомнилась. — А вы что тут? — Ты же в слезах была, — к своему непомерному счастью, быстро припомнила Хандан, прежде крайне дурно соображавшая. — Мне никто не поверит, Госпожа, — расплакалась девушка и бросилась в объятья к Валиде-султан, — Госпожа, потом он убьёт меня, точно убьет.       Под всхлипывания несчастной танцовщицы, Хандан произнесла про себя: «Нет, он не убьет тебя». Она легонько вытянула кинжал, перехватила его и со всей силы ударила свою невинную жертву в спину. Девушка захрипела и вопросительно посмотрела на Валиде, прижимавшую её к себе. Несчастная уже ничего не понимала и качнулась назад, с шумом повалившись на спину. «Прости, прости», — взмолилась она не то к Аллаху, не то к самой девушке. На красивых молодых губах выступила алая кровь, стекающая по румяной щеке на пол. Она почему-то плакала, зачем-то искала Валиде, но теперь это навсегда останется тайной. Может, её обидели? Или ей стало плохо? Хандан резко встала и быстрыми шагами пошла обратно на звуки музыки и спасения, останавливаясь перед каждым поворотом. Только теперь пришло понимание, что она неосторожно вытерла окровавленную руку о собственное платье. Выскользнув из чёртового коридора, она прошлась по стене с той стороны, где виднелось кровавое пятно. Хандан ничего по большому счёту не видела и не слышала, кроме стука крови в голове. Заприметив камин — направилась к нему. Нельзя было незаметно покинуть помещение с такой отметиной, а если бы и получилось, узнали бы в гареме. Она в плотную подошла к огню, немного присела, словно грея руки близ пламени, а затем подпалила платье. Шелк быстро, обугливаясь, затрещал, скрывая ненужное пятно. «Пожар» заметили и быстро потушили, но следов не осталось, как и, по большому счёту, дорогущего платья.       Хандан отмокала в ванне, словно тряпка, без чувств и эмоций, мысли только изредка посещали её дурную голову. Уходя с торжества, она смогла всем улыбнуться, она посмеялась над сожжённым платьем, она попрощалась с сыном, ласково сверкнув ему глазами. Дервиш печально проводил её тяжёлым, полным боли взгляда, он отпускал её не убивать, а выиграть время, чтобы самому покончить с девушкой. Но она вышла из коридора одна, этим всё было сказано.       Благовонья, расставленные на каждой полке, только напоминали о горьком запахе гари. После глухого стука в дверь, не тронувшего Валиде-султан, на пороге появилась тощая служанка. — Госпожа, меня Хаджи-ага прислал, просил сказать. — Говори, — жестко ответила Хандан, желая только покоя. — На празднике, — служанка помялась, — на празднике был убит Абдула Мехмет-паша, его помощник Ибрагим-ага и девушка из вашего ансамбля, Катерина, она стала случайной жертвой говорят. — Кого подозревают? — Джихангира-агу, Джерраха Мехмед-пашу и Лала Ахмед-пашу, — служанка с промедлением вспоминала каждое имя и с трудом процедила сказанное.       Хандан махнула служанке, чтобы та немедленно ушла, и заметила тонкую полосочку запекшейся крови под ногтем. Перед ней живо пронеслась вся картина произошедшего, ярче, чем всё было в действительности, словно только теперь её руки обагрились кровью невинных. Она перевесилась через край ванны. Её стошнило.       С самого раннего утра, стоило только солнцу взойти, Хандан встала. Спала она плохо, даже несмотря на ужасную усталость и слабость. Вскоре поднялись шехзаде и маленькая госпожа, дочка Кёсем, сразу после завтрака все мальки были собраны в кучку и отправлены на вынужденную прогулку с Валиде-султан. — Вальде, — всё ещё коверкал Осман, вызывая праведный гнев Махфируз. Девушка много времени тратила с сыном на обучение речи, но обращение к главной женщине гарема никак не выходило должным образом. — Да, Осман, мальчик мой, — Хандан поцеловала его в лоб и усадила к себе на колени. — Расскажешь мне что-нибудь? Мальчик, всё ещё морщившийся от нежеланного поцелуя, крепко задумался, выискивая что-нибудь стоящее. Если б он знал, как от такого лёгкого жеста млел Великий Визирь Османской Империи и насколько приятнее и волнительнее для Хандан было касаться его губами. — Мыслитель, — шутливо отозвалась Сабия, укачивавшая Айше. — Она ещё не ходит? — Хандан обратилась к улыбчивой гречанке. — Пора уже. Год как ей минул. — Нет, Госпожа, но ползает — не догонишь.       Уловив, что внимание переключилось на девочку, Осман мгновенно подал голос. — Я паука поймал, вот такого большого, — Осман растопырил ручки. — Он убегал, убегал, а я ловил… потом у него ножка отвалилась.       На этом мальчик расстроился. Прежде деталь про травму паучка, видимо, тщательно скрывалась ото всех, но от главной женщины гарема тайн быть не могло. — Ну, ничего, бывает, — принялась успокаивать Османа Хандан. — В следующий раз будешь осторожней. Даже паучок — живой, с ним аккуратно надо. — Ножку жалко.       Шехзаде не удержал слёз, казалось, вслед за ним взвоет и Хандан, возможно, глубоко в душе сочувствующая паучку, но сгубившая невинную девушку. К счастью, Мехмед умудрился откопать где-то огромную улитку и под оханья няни нёс показать матери. Шума и смеха было немерено. Осман немедленно выдвинулся к брату.       Хандан заполнила возникшую пустоту Айше. Девочка хотела запищать, но уснула. Валиде успокаивала душу, глядя на маленьких наследников династии и мечтая однажды ещё взять собственное дитя на руки. Вдалеке замерцал силуэт Ахмеда. Хандан сразу же просияла радостью — над ней взошло её солнце. За ним шёл Дервиш. «Вот и луна тут как тут» — с неудовольствием подумала она, затем же решив, что им следует поговорить. Паша сможет принести ей покой.       Ахмед первым поцеловал мать, не удостоив вниманием вытягивавшую шейку Кёсем. Она выглядела хорошей Валиде-султан, заботящейся о детях повелителя, не обделявшей вниманием его фавориток. Он потеребил тоненькие волосики девочки, умильно торчавшие из-под шапочки. — Лев мой, — спокойно начала Хандан. — Могу ли я узнать про вчерашнее событие.       Ахмед утвердительно покачал головой, пригласив её прогуляться с ним и пашой. Хандан тут же отдала ребенка Сабии, подхватила юбки и пошла поговорить о делах, гарема не касающихся.  — Как вы знаете, Валиде, Абдула-ага был убит, сегодня мы заключили под стражу Лала Ахмед-пашу. Они проворачивали одно малоприятное дело, одним словом, завтра он будет казнён. — Если ты считаешь, что так правильно, сын мой, — Хандан многозначительно покосилась на Дервиша-пашу, ответившем ей тем же. — Валиде, по правде, меня беспокоит другое. Я не понимаю, как он мог осмелиться на такую дерзость, насколько надо потерять страх и стыд, чтобы убить человека во время торжества, устроенным лично мной, Повелителем мира? Это либо провокация, либо проявление полнейшего неуважения ко мне и мой воле.       Со стороны сына Хандан и не подумала посмотреть на происходящее. Всё выходило крайне неприятно, более всего то, что она знала ответ. — Я думаю, Ахмед, тебе не стоит заостряться на таком ничтожном случае. Мерзавцы были и будут всегда, и тебе повезло раскрыть их лица. — Хотел бы я быть также спокоен, как вы, Валиде, но увы, мне порядком наскучили предательства со всех сторон. Кажется, рядом со мной почти не осталось верных людей, у всех вокруг какие-то тайны, постыдные секреты, — Ахмед не сводил глаз с бегающих шехзаде. — Всё моя мягкость. Больше неверность, самую ничтожную, самую малую, я не прощу. Кто бы это ни бы и что бы не сделал.       Хандан одобрительно кивнула, сама же упала в колодец и утонула, как камень. А если сын узнает про их связь? Почему-то прежде её не сильно волновал этот вопрос, в её воображении существовали некие палачи, что непременно задушат её. Теперь же они вышли из тумана и вполне отчётливо показались в образе одного человека, которого Хандан любила больше жизни. Что же будет? В ней нет османской крови: даже шёлковый шнурок — недозволительная роскошь. Ей представилась собственная окровавленная голова, упавшая на жёлтый чистый песок. Ужас на секунду заполонил все мысли. «Надо носить с собой яд. Жидкий. Всегда. Такой, чтоб не спасли, » — Хандан вспомнила про Дервиша, — «а он пусть как хочет».       Ахмед пошёл играть с детьми, предоставив мать и пашу самим себе. Хандан много думала о всех нюансах происшествия и ждала той минуты, когда сможет отчитать Дервиша за неуважение и приуменьшение её заслуг. — Госпожа, дабы мы уж остались одни, — Дервиш, видимо, тоже много думал и потому опередил её, — я должен спросить тебя, из каких, чёрт возьми, соображений ты вчера прикончила девицу, я уже не спрашиваю о том, зачем ты вообще оказалась в этом коридоре, тут я осмелюсь предположить, сыграла роль твоя непомерная самоуверенность.       Он говорил быстро, чётко и тихо, идеально выговаривая каждый слог и ни разу не перебив речь дыханием. — Ты даже не хочешь выслушать меня, в тебе не возникает желание попытаться меня понять, — огрызнулась Хандан. — Не надо, Госпожа. Я, помнится, просил тебя держаться от меня подальше и только, ты умудрилась нарушить приказ! — Приказ? С каких пор ты можешь мне приказывать? — с кривоватой улыбкой произнесла Хандан, а затем добавила: — Кто ты такой?       Дервиш выдохнул, словно ему на плечи свалили непосильный груз, от которого не дали шанса избавиться. — Так, хватит! — она вознамерилась возразить, но Дервиш её перебил. — Замолчи, Хандан! Я ничего не хочу слышать. Если я о чём-то прошу, значит надо сделать так, как я прошу. И всё! Это понятно? — Более чем.       Хандан показательно отвернулась от Дервиша, направив усталый взгляд в сторону сына. Паша довольно быстро смягчился. — Говори, что заготовила, Госпожа. — Я много чего хотела сказать, но скажу тебе лишь то, что было. Не перебивай меня. Выводы делай, какие хочешь, — она вкратце описала всё произошедшее со своей позиции. Дервиш всё время морщился.       Паша немного подумал, потом подумал ещё, но с осмысленным, холодным взглядом. — Ладно, Госпожа. Я могу тебя понять, ты оказала помощь… но не надо, мои дела остаются моими делами, чтобы ни было — не лезь. Это не умоляет того, что я тебе уже успел сказать. Слишком много в жизни нашей случайностей. Наши действия рождают последствия. Возможно, мне пришлось бы заставить пашей замолчать, Ахмед сбился бы с ног и меня начали подозревать, но ты не лезь, слышишь? — Как же ты не понимаешь? Подозрения хватит, чтобы мой Лев утратил к тебе доверие. Маленькая ошибка, и всё посыпется! Не говори мне, что это «твоё дело»! У тебя больше нет такой привилегии одинокого человека, ты теперь не один. Есть я, есть мы [и, надеюсь, скоро ребёнок, о котором тебе рано знать]. Косвенно из-за меня девушка забежала в коридор [и Ахмед начал тебя искать], но я решила проблему. Согласись, свидетелем она была опасна. Ты бы выкрутился, не сомневаюсь. Только вот для меня важно, чтобы на тебя не ложились тени, потому что…       Хандан не договорила. Ей казалось, что сказав «люблю», она обесценит свою любовь к сыну, а потому жестоко промолчала. Она могла про себя называть его «любимым», но это было не то. Это было всё равно, что имя. Оно могло быть любым.       Валиде-султан молча вернулась к Айше. Отобрав её у Сабии, она принялась укачивать её, чувствуя, как успокаивается израненное сердце. — Не видел я прежде, чтобы вы так скалились на Дервиша, Валиде, — ради шутки подметил Ахмед. — Прежде Дервиш не так от меня отнекивался, — бессовестно солгала Хандан, однако же из-за страха и стыда не поднимая глаз на сына.       Она не злилась на пашу, может, немного сердилась. К тому же, скоро настанет время извинений с его высокомерной стороны, которая если желает наслаждаться благосклонностью Хандан, то непременно будет просить прощение.       На следующее утро казнили Лала Ахмед-пашу, мысленный траур Хандан по танцовщице закончился и того раньше.