***
Их встреча, возможно, спасла Ару жизнь. Его мир перевернулся вверх дном, когда безразличный чужестранец протянул ему руку, вытер засохшую грязь и предложил пойти домой. Куроградец буквально вытащил его из нищеты, даже не задумываясь. У Курона просто проснулась жалость, которую он не мог перебороть. Будучи человеком, не готовым испытывать светлые чувства, он был крайне удивлён тому, как этот чёртов маргинал смог так быстро заставить его сердце обливаться кровью. Курон дал ему кров, бельё, еду, вымыл и поставил на ноги. И надеялся на то, что Ару пойдёт на такие мизерные условия, как работа, чтобы отблагодарить своего спасителя. Но этого не последовало, а беглец сел ему на шею. Нырнув из одной тоталитарщины в другую, Ару просто не видел смысла в работе. Зачем? Он в том же Варулэнде. Та же ложь, та же снисходительность к остальным странам, только теперь всё серое и наполненное смогом, а по улице ходит не парадный оркестр, а перепачканные в копоти рабочие. И в чём же смысл всех этих действий? Ару предпочитает верить, что скоро всё погибнет от человеческих рук, что в условиях апокалипсиса и войны понадобится хитрость и сноровка, а заводы просто-напросто рухнут. И пока куроградцы упиваются своими успехами, Ару находит себя явно умнее, видя в них безликие копии своих собратьев***
— Я работаю до победного конца каждый день, ещё и тебя прокармливаю! Бесстыжий! — Курон упёр руки в бока, щёки Ару невольно покраснели. — Так не корми! Тебя никто меня подбирать не заставлял! — короткая пауза, — И вообще, смысла во всём этом не вижу. Зачем мне работать? Тут таким, зелёным, места нет. — сказал парень, отворачиваясь, чтобы не смотреть на недовольство своего соседа. Поэтому он и редко спорит в такие моменты — слушать не стыдно, смотреть стыдно. Почтальон нахмурился и тихонько прорычал, стараясь не войти в истерику, что уже совсем как-то неприлично. — Ару, у нас есть идеалы. Каждый должен работать, чтобы быть полноценным членом общества. — Дурные у вас идеалы! — обиженно пробубнил Ару. Парень сразу же прикрыл рот и выпрямил плечи, глядя, как выражение лица товарища менялось с гнева до страха и обратно, и ожидая крепкой пощёчины. Говорить тут так не принято, а если бы такое услышали в людном месте — скорее пришибли бы, чем попытались разобраться в полётах сознания очередного дурного невежи. Курон же мысленно сосчитал до десяти, пытаясь не наделать глупостей, хотя именно сейчас больше сего хотелось дать звонкий подзатыльник, не копаясь в морали своих действий. Однако жалкое выражение лица Ару заставило опустить руку, тяжело вздыхая и потирая переносицу. Не зря же он учил этого недотёпу не бросаться с кулаками, чуть что случится. — Выгоню, — глубокий вздох, — выгоню взашей, и не пожалею. — разочарованно выдохнул Курон. — Не выгонишь! Все усилия зря! И правда. Кто же будет выставлять за дверь того, за жизнь которого ты боролся? Бред. Вот и Курон, понимая этот факт, выдавил что-то вроде «ох-ох», и, бросив взгляд на убогую ни то злость, ни то обиду Ару, и вышел из комнаты, стягивая куртку.***
А потом они снова соберутся за ужином, снова посмотрят друг-другу в глаза и мгновенно всё простят. Ару опять будет тихо шептать извинения, а потом они начнут обсуждать их день. И когда беглец снова заведёт тему о строе государства, а Курон только язвительно подшутит над инфантильностью сожителя, они синхронно подумают: «Придурок».