Осознание

Сначала Штирлиц не поверил себе: в саду пел соловей. -Юлиан Семёнов, «Семнадцать мгновений весны»

Помотав головой, прогоняя оцепенение, Стэнли ощутил некую перемену в воздухе: рабочая атмосфера как-то сама собой сошла на нет. Стук каблуков о покрытие, имитирующее древесину, приглушённые голоса сотрудников фирмы, которые всё же долетали до него сквозь плотно закрытую дверь – всё это оживление в раз стихло, словно выключили звук. Никаких дополнительных оповещений не было, совещаний не собирали, он даже не знал, что и думать. Вполне возможно, что собрание было внеплановое и про него банально забыли второпях. Нет, такое маловероятно, чтобы про него забыли! Он, конечно, не такая важная персона, но обязанности выполнял качественно и без задержек. Руководство, как правило, дорожит такими сотрудниками. В глубине души Работник-427 понимал, что это самообман, но ничего не мог с собой поделать. Может, кто-то из коллег заходил к нему ещё до того, как он явился на рабочее место, и оставил оповещение, приглашение или что-то в этом роде. Стэнли окинул взглядом стол в поисках листа, способного дать ответы на все насущные вопросы. Ничего, конечно же, не оказалось: никакой бумажки или клочка. В место этого взгляд остановился на фотографии в рамке с подставкой. Вполне счастливая молодая семья была отображена на снимке. На Стэнли взирало несколько лиц, включая его собственное: скупая улыбка играла на губах. Но выдавали его глаза: карие, искрящиеся неподдельной радостью. На плечах у отца, придерживаемый заботливыми руками, сидел малыш, окружённый лаской, заботой, и, как следствие, впоне довольный жизнью. А рядом, приобнимая мужа, стояла женщина, его супруга. Только с лицами его родных, с последнего раза, когда он смотрел на фотокарточку, произошли некоторые метаморфозы: они были бесформенны, размыты, словно на свеженаписанный портрет пролили воду. Стэн попытался вспомнить эти дорогие для сердца лица, но у него ничего не вышло. Скорополительно переворошить архивы собственной памяти, в попытках вытащить из глубин сознания имена – безрезультатно. В отчаянии Работник-427 хватает рамку, вынимает снимок и протирает его ладонью. Если до этого момента у него и оставались какие-то надежды, то они разом рассеялись, стоило убрать руку от фотографии. Вернув всё на свои места, Стэнли хватается за голову, предаваясь горестным думам. Тик-так-тик-так… Размеренный стук часов врывался в его не слишком весёлые мысли, задавая ритм. Он был морально раздавлен, выжат, как губка. Причём, по воле безразличной ко всему судьбы, самим же собой… или уже другим, новым Стэнли? Эта неопределённость, неясность приводили его в ещё большее отчаяние. Будь на его месте кто-нибудь другой, Стэн непременно бы подметил, насколько ситуация иронична. Сейчас же ему просто хотелось забыть обо всём, не существовать хотя бы пару минут, кануть в небытие без остатка. Такие раздумья навещали Работника-427 и раньше, но никогда не являлись настолько навязчивыми и желанными. Голова была тяжёлой, словно чугунной, хотелось положить её на стол и просто закрыть глаза… Тик-так-тик-так-тик… Взвесив все «за» и «против», и решив, что больше ему ничего не остаётся, Стэнли, пошатываясь, встал с кресла и направился к двери. Провернув ручку, он выглянул, осмотрелся: открывшееся пространство было выполнено в ярко-жёлтой гамме, как и большая часть здания. По бокам вмонтированы двери офисов других работников, под потолком ярко горели лампы. И над всем этим повисло безмолвие. Прикрыв дверь, Стэн подошёл к соседней, под номером 426. Хоть он и был довольно замкнут, но с парой человек поддерживал отношения, выходящие за рамки рабочих. С ними он мог разговаривать более-менее открыто, спросить: «как дела?» и получить в ответ больше, чем односложное «хорошо». Стэнли постучал, ожидая ответа, но никто так и не открыл. Ни скрипа отодвигаемого стула, ни шума приближающихся шагов – ничего не нарушало тишины за дверью, словно уши были забиты ватой. -Эй, Дэн, – голос Работника-427 прозвучал хрипло от долгого молчания, словно ворон каркнул - у тебя всё ОКей? Никакой реакции. Простояв так еще полминуты и убедившись, что дверь ему так и не откроют, он направился дальше по коридору, где находились рабочие места, не упрятанные в пронумированные загоны, параллельно заглядывая в окошко какого-нибудь офиса, если оно присутствовало. Но как Стэн не вглядывался, всюду было пусто. Вышеупомянутый участок оказался незанятым. Бумаги, не убранные в стол и кое-где включённые компьютеры наталкивали на мысль, что ничего экстраординарного не случилось, что из-за двери, ведущей дальше по коридору, сейчас выйдет смеющаяся и галдящая толпа сотрудников, займёт свои места и работа закипит вновь. «Что же случилось?» - подумал Стэнли. Он взглянул на часы, мерно идущие под потолком. 13 часов. Может быть, все просто разошлись по домам на время обеда… Как и на всякой нормальной работе у сотрудников фирмы был обеденный перерыв, но многие из них предпочитали перекусывать тут же, дабы не тратить драгоценного времени на дорогу туда и обратно. Можно сказать, что сдешние люди трудились на оптимизм, стараясь выполнить как можно больше. Стэн был полностью с ними солидарен, а потому был не прочь поработать сверхурочно. Но было совершенно непонятно: как такие идейные и преданные своему делу работники поголовно отказали своим принципам? В задумчивости Стэнли приблизился к окну и обомлел: мегаполис исчез, оставив после себя яркую белизну. Ни синего бескрайнего неба над головой, ни высоток, ни дорог, лентами тянущимися внизу. Он вдруг представил себе, будто небесный свод обрушился на землю, как в «Откровении Иоанна Богослова», стремясь похоронить под собой этот грешный город, а сам Стэн оказался в лучшем Мире. Стоило признаться, данная мысль льстила его самолюбию, ведь ему удалось получить путёвку в один конец, и этот конец – не адские круги. Видимо, существует некий придел человеческому удивлению, и Стэнли, похоже, его перешагнул. Это было какое-то другое состояние, у которого нет названия, нежели разевание рта и хлопанье себя по бёдрам. Окончательный план действий вырисовывался у него в голове. Повернувшись к странному пейзажу за окном спиной, Стэнли направился к двери в дальней стороне коридора.