Вечера Марины

Стоит ли говорить о том, что Марина привела Фриду домой после работы? Хотя, честно говоря, это скорее выглядело так, как будто Фрида привела домой Марину, но дом всё-таки был Марины, поэтому остановлюсь на первом. Как оказалось, Фрида восхитительно готовит. Вдобавок, из её рук, в отличие от Марининых, что предпочитали не баловать понапрасну, мне доставались самые лакомые кусочки. Ох, эта курица — Марина никогда не приготовит такую курицу! Удивительное блюдо. Какая нежная птица, какой чудный пряный аромат!.. Что за вечер! И приятный сквознячок от балконной двери — Марина покуривала, видимо, не в состоянии поверить своему счастью. — Август, Август!.. — приговаривала она, поглаживая меня по голове и укоряя Фриду в лишнем мне угощении. Ужинали они так манерно, как будто та дама в золоте с настенного календарика, что над креслом (того самого, который я как-то разодрал, чему Марина была жутко расстроена). Бокальчик, бокальчик, почти что речной плеск, хрустальный звон — чего ещё могут желать люди? И эта курица, и постукивание вилок, и смешная, должно быть, история про Фридиного брата, и про фотографа Васю из газеты — они как будто первый день знакомы! Надо сказать, и я голодным не остался — но кому, кроме меня, какое до этого дело? Отужинав и позабыв про тарелки, Марина с Фридой отправились в комнату. Я поглядывал краем глаза, без особенного любопытства: за окном, на балконных перилах, ёрзал крупный воробей с сереньким пятнышком на макушке — ну как такого упустишь? Что я увидел в полутьме, когда тот упорхнул из-под моего носу, — скучные человеческие нежности. Марина, поправив кудри и придерживая лицо Фриды, осторожно поцеловала её в лоб; та улыбнулась и, прикрыв глаза, обвила руками шею Марины. Висок, щека, щека, висок — и неловкий поцелуй в губы. И ещё один. Невероятно скучно. Пуговка, пуговка, воротничок, пуговка, свитер — и всё поцелуи в шею. Удивительно белая спина Фриды и загорелые руки Марины — то после нескольких недель у бабушки. Ох, хорошо же там было — птички, стрекозы, светло и зелено… Столь очаровательное июльское воспоминание нарушил звонок. Слегка румяная, недовольная Фрида оторвалась от Марины и начала перетряхивать горку из одежды, а звук всё усиливался и усиливался и, кажется, нервировал. — Да, — наконец фыркнула она собеседнику. Полуобнажённая Марина смотрела на неё весьма смущённо, но при этом выжидающе. Фрида слушала с полминуты, блуждая взглядом по сторонам, и внезапно ответила: — Знаешь, что я тебе скажу?.. Иди-ка ты Толе позвони! Она отложила телефон и вернулась в покинутые объятия. — А знаешь, что я тебе скажу?.. Марина вопросительно и опасливо на неё посмотрела. — Тебе со мной ведь хорошо, да?.. Марина кивнула. — Вот и мне — а ты переживала! Они громко засмеялись — и снова невыносимая нежная скука.