За пределами обычного

В чудеса Джим никогда не верил. В физику, химию, гравитацию… в обычные фокусы, основанные на ловкости и научных достижениях, — сколько угодно. А вот в чудеса — нет. Верил он и в то, что ничего не даётся даром, что мир не крутится вокруг Джима и что город, в котором он живет, уж точно не сказочная плантация фей, а также в то, что тебе в любом случае здесь придется выгрызать для себя место под теплыми лучами солнышка… А ещё Джим прекрасно осознавал — люди, которые с доброй улыбкой предлагали исполнение всех его желаний — то ещё дерьмо. Поэтому, когда в одиннадцать лет к нему явилась женщина в чопорном темно-зеленом платье и заявила, что он — волшебник, Джим только покивал головой и захлопнул перед дамой дверь. Джиму было всего одиннадцать лет, а вскоре должна была вернуться уставшая, вечно задерганная мать, впахивающая на нескольких работах ради их пропитания. Уборка, ужин и уроки — тот минимум, который нужно было выполнить в самые короткие сроки. И совершенно точно среди всего этого списка не было времени, чтобы выслушивать бредни какой-то сумасшедшей женщины. Шарлатанки, скорее всего. Мать, пришедшая вовремя и с той самой дамой, что удивило не на шутку, благосклонно выслушивала всю дурость, которой заливалась странная незнакомка. Ах, да! Профессор Макгонагалл… И как он не запомнил с первого раза? Мама была за его обучение. Мама поверила беспрекословно. Его мама! Женщина, которая учила Джима быть осторожным, не доверять никому и что мир, который их окружает, — отнюдь не сказочная сказка, где есть место для волшебников! Довольно долгое время Джим не мог полностью принять всего одну простую истину. И лишь позднее пришло осознание. Именно образ его матери, счастливо улыбающийся совершенно незнакомой женщине и разрешающий поехать своему сыну куда-то без объяснений и вопросов на целый год - заставил тогда еще ребенка внутренне подобраться. И не соглашаться. Ни на что. Даже устно, не то что подписать какую-то бумажку, настойчиво подсовываемую ему под нос. В то, что назойливая дама не шутит, Джим поверил раза так с шестого, когда вместо ложек-кружек-салфеток сам на несколько минут поменял свой облик перед рассерженным лицом мисс. Впрочем… это ничего особо и не поменяло, ехать ни в какую школу мальчик уж точно намерен не был. Да что там, он был категорически против, не собираясь доверчиво хлопать глазами и бежать навстречу феечкам и летающим на шабаши ведьмам… ну, или чем они там занимались в свободное время? В общем, высказав свое веское «нет», он, кажется, неплохо так обескуражил не только дамочку, но и собственную маму. Но мнение не поменял. Магию ему, вроде как, заблокировали. «Вроде как» — потому что взрывающиеся от вспышки эмоций стекла в его планы на жизнь ну никак не входили. Совершенно точно не входили, будьте уверены. Хотел Джим знать, в чем именно накосячили эти крестные феи с палочками, что притащились стирать им память и запирать внутри мальчика его так называемый дар. С задачами, как вы понимаете, люди в серых балахонах справились откровенно фигово. С Джимом, по крайней мере. Но контактных данных, чтобы лично поблагодарить криворуких магов, увы, не оставили. И да — раньше всей этой свистопляски, всплесков и другой непонятной фигни никогда не происходило. Он даже может сказать больше — с ним вообще никогда не было «магических» случаев. Ни левитации, ни чтения мыслей, ни огненных шаров… в общем, ничего из того, о чем говорила дама. А теперь, пожалуйста — он чертова ходячая бомба. Превосходно, нечего сказать! И вот докажите сейчас, что его уверенность в том, что подобные «благодетели» приносят только проблемы, — обычная фикция. Что ж, приходилось учиться держать себя в руках. И не злиться. Ни в коем случае не злиться. На подначки теперь не язвить, скрывая задетое самолюбие, а по-настоящему ловить дзен с невольным безразличием на лице. На попытки ударить — не бить в ответ, а уворачиваться. И опять ловить дзен. На несправедливые оценки — не спорить до посинения, а… хотя нет. Тут он собирал свою волю в кулак, наматывал туда же весь накопленный за долгое молчание яд с языка и шел втаптывать в грязь очередного взрослого-идиота перед директором, решившего за счет его травли сдружиться с задиравшими его придурками из класса. Да, и такое время от времени бывало. Вот только что-что, а идиотом себя Джим точно не считал и осознавал довольно прозрачно, что хоть на его высшее образование денег у маленькой семьи не было, но разница между: закончил обязательные классы кое-как и закончил их же с хорошими оценками — на жизнь повлияет серьезно. И на мнение работодателя. Так что здесь Джим не сдерживался. Поэтому, кстати, частенько только устроившиеся, не привыкшие еще к подобным выкрутасам учителя так часто и менялись, не выдерживая ни директора — поборника справедливости, ни озлобленного ребенка, эту справедливость ищущего… возможными для него путями. Мда. Возможно, буквально горящие ядовито-красным цветом зрачки и слегка шевелящиеся от злости каштановые волосы мальчика также не внушали особого желания преподавать «этому чудовищу». Хей! Это было всяко лучше, чем каждый раз менять в кабинете стекла! Да и на какие шиши, позвольте спросить? Так что Джим, между нами говоря, подобными достижениями, переведя травмоопасные волны вот в… это, даже гордился. И радовался, что директор был справедливым… да практически слепым. Если же не считать данного маленького нюанса, мир снова лег в привычную для Джима колею. Учеба на грани своих возможностей, уборка, а если хватало сил — то и небольшой ремонт вещей, которые, по-хорошему, уже давно пора было выкинуть, и новые попытки приготовить из ничего что-то съедобное. Со временем добавились и небольшие подработки. Действительно небольшие, но приносившие никогда не лишние пару фунтов своим нестабильным маленьким ручейком. Джим рано начал осознавать — траты на жизнь почему-то, как бы ты ни крутился, выпивают тебя досуха, оставляя за собой только понимание: чтобы жить, работать придется долго. Возможно, даже через силу. И да. Начинать с таких вот ранних подработок. А может данная отвратительная ситуация у них складывалась от того, что в небольшом городе платили слишком маленькие зарплаты? Или потому что заступиться за мать было некому, и на нее сваливали слишком много… Сделай или увольняйся — мальчик уже не раз сам сталкивался с жадными до бесплатной рабочей силы предпринимателями. Но на сам вопрос ответа не знал. И как поправить дело — тоже. Мир не останавливался, не давал им передышки, чтобы стало возможно хоть как-то перевести дух. А маленькие подачки, которые платили четырнадцатилетнему подростку вместо нормальной зарплаты, помогали не особо хорошо. Хотя, конечно же, лишними не оказывались никогда. Нужно было платить за частный обветшавший дом, практически полностью увитый диким виноградом, который никак не мог найти своего покупателя. Причин того, что табличка продажи уже не один год маячила на газоне, было более чем достаточно, здесь фигурировала и удаленность их поселения от мегаполисов, и, увы, нелестные слухи о самом Джиме, а также близкое расположение к горе, о которой ходило множество дурных легенд. Дом этот Джим любил. Со всеми его по сотню раз заделанными щелями, скрипучими деревянными половицами, с камином, вместо дорогущего отопления, даже с перелатанной еще его дедом крышей. Мальчик любил удаленность соседей. Огород, практический соприкасающийся с лесом. Сад из плодовых деревьев перед крыльцом, расцарапанным паразитами-хорьками. Любил немного жуткий погреб, что так пугал его в детстве. И мансарду, заполненную старыми, пыльными вещами, доставшимися еще от предыдущих поколений вместе с домом, и до которых у них с матерью никак не доходили руки. Действительно любил. Но и прекрасно понимал, что в большом городе, в маленькой квартирке, где есть нормальная работа и нет людей, знающих о тебе практически все, им было бы намного… намного легче. Поэтому все попытки продать практически родовое гнездо принимал со стоическим смирением… содержать его и правда было… несколько убыточно. Кроме этой строчки, в списке трат, естественно, фигурировало и образование. Потому что обязательное — совершенно точно не подразумевало, что оно было еще и бесплатным. Джим и рад бы был послать эту дурацкую школу и заняться тем же самообучением, благо не был законченными тугодумом. Вот только, чтобы хоть как-то устроиться в этой жизни, а не сдохнуть от голода в какой-нибудь подворотне, нужна была корочка об официальном образовании. А заочное обучение мало того, что не приветствовалось, еще и стоило, почему-то, больше, чем посещение учебного заведения. Это Джим тоже осознавал. Что еще? Например, налоги, что требовало и требовало государство. Еда, одежда, вода, свет. Слишком много для них в общем, чтобы мама взяла хотя бы небольшой отпуск. Поэтому Джим совершенно не удивился, оставшись совсем один накануне своего шестнадцатилетия. Только устало вздохнул, когда полицейский пришел с повесткой на опознание и прикинул, во сколько ему обойдутся самые скромные похороны. На государство он уже и не рассчитывал. Все это время… за всю свою жизнь Джим ни разу так и не пожалел, что когда-то отказался от странного предложения не менее странной женщины в строгом темно-зеленом платье. Почему-то, стоя в черных одеждах под ехидно палящим солнцем, ему с небывалой уверенностью казалось — покинь он мать раньше и оставь справляться в одиночестве даже на совсем недолгий срок, и он не застал бы уже ее во время своего возвращения на каникулы. Бедная женщина, как любили называть ее престарелые знакомые-сплетницы, жила давно не ради себя. Что ж. Кое-как удалось отстоять право и на дом, и на совсем скромный счет в местном отделении банка. И даже найти нормальную работу, получив, наконец, чертово образование. Так что жаловаться Джим и не думал. Он жаловался лишь иногда, редкими вечерами, да и то только своему коту, как-то давно отбитому у очередных придурков, решивших, что подпалить бездомное животное — это весело. Впрочем, это бывало редко, да и упоминалось мимоходом, когда он рассказывал Торопыге, как прошёл день. Джим в таких случаях даже посмеивался над собой. В тишине старого дома, с разведенным камином и в обнимку с черным котом. Не фея с палочкой, а ведьма какая-то получалась. Колдун, в его случае. — Главное только, чтобы местные люди не решили на костре сжечь, — как бы в шутку ворчал он. — А так, я совсем и не против побыть еще одной городской страшилкой. Идиоты находились. Не то чтобы поводов не было… чёртовщина, стоило ему на секунду ослабить контроль над собой, продолжала происходить, прибавив ещё и обострившуюся в миг неудачу для тех, кто решался его задирать. И с каждым прожитым годом она становилась все сильнее и сильнее, совершенно не поддаваясь ни уговорам, ни попыткам это хоть как-то контролировать. Были и положительные стороны, что удивительно. Хотя, смотря кому как, конечно. Несколько несчастных случаев, и неприятели у Джима словно по мановению волшебной палочки, ха-ха, испарились. Не буквально, конечно же… хотя мало ли, что стоило ожидать в дальнейшем. Хм. Сам он на подобное, право, давно махнул рукой, решив, что дураки виноваты сами, а умные так дерьмово, чтобы вызвать эту вспышку энергии из него, поступать не будут. Вот поэтому среди самых мнительных слухи поползли один краше другого. Больше всего ему нравилась версия с отцом-демоном, с учетом того, что отца-то Джим никогда и не знал. Но лидировала всё же о черном колдуне, навлекающем порчу и проклятия на честных горожан. Это же Англия, право слово, на что тут еще можно рассчитывать? Джим на подозрительные взгляды и вроде как шуточные вопросы знакомых крутил пальцем у виска, призывая быть немного более реалистичными и не слушать всяких идиотских сплетен. Не замечен, не привлекался, до глубины души оскорблен. Идеальная тактика в небольшом мнительном городке, знаете ли. И все же, даже несмотря на все эти сплетни, Джим живет полноценной жизнью. Вкалывает барменом в самом популярном клубе города. Заводит друзей-знакомых. Иногда проводит уикенды с ними, на природе или участвуя в какой-нибудь вечеринке. Джим совершенно точно не может сказать, что он — изгой, фрик или что-то подобное. В глазах современных подростков — Джим рассудительный, серьезный парень с притягивающим всех любопытных ореолом, мать ее, таинственности. У него даже была девушка. Милая, красивая Пенелопа, обожавшая мистику, свой подростковый бунт и его, Джима. Да, еще она была той еще дурой. Но улыбаться всем знакомым, иметь по меньшей мере парочку «вечных» друзей и любовь всей своей жизни в шестнадцать лет в обществе, в котором он жил, было нормальным. А значит, не выделяло его еще больше. Англичане вообще не любят тех, кто выделяется. Это его мать вбила в его голову накрепко, и именно это знание в большинстве своем спасало Джима сейчас, когда он поумнел достаточно, чтобы не заводить новых врагов, а наоборот, всеми силами погасить старые искры ненависти. Шестнадцать лет, это уже не детство. В шестнадцать за подобные ошибки не прощают ни подростки, ни взрослые. Так что Джим жил совершенно обычной жизнью. Он точно не разговаривал с котом по вечерам, чувствуя, что тот с каждым годом понимает из его монологов все больше и даже подмявкивает в нужных местах. Он никогда не выбирался в лес ночью, чтобы собрать дикие лекарственные травы, которые действовали на него почему-то намного лучше, чем официальные медицинские препараты. По его дому не летают предметы, когда он выплескивает эмоции. Его огород, который он старается поддерживать всеми силами, вовсе не приносит ненормально большой урожай без всяких удобрений каждый год. И уж его-то глаза точно не светятся жидким гранатом, стоит освободившейся злости пробежать по венам горячей волной. Джим совершенно нормальный, даже немного скучный подросток, которому просто любят приписать какую-то чертовщину престарелые перечницы. Да и то из-за его семейного положения. И Джим хотел, чтобы все именно так и оставалось. Хотел настолько сильно, что однажды вечером, после долгого трудового дня и тянущегося, казалось, еще дольше свидания, когда в дверь постучали, только раздраженно выдохнул на неожиданных посетителей и, сказав, что те очень сильно ошиблись домом, захлопнул перед ними дверь. Хотя нормальный подросток наверное бы заорал, схватился за оружие или хотя бы впал в ступор? Да, думается, что-то подобное. Он как раз обдумывал эту пришедшую в голову глупую мысль, продолжая помешивать стоящий на электрической старенькой плите свой будущий ужин, как в дверь постучались еще раз. — Хэй, Торопыга? — кот заинтересованно повернул голову от экрана, приобретенного недавно с рук ноутбука. Устаревшего, конечно же, но возложенные на него функции исполняющего исправно. Сейчас, например, функцию телевизора, воспроизводящего какой-то кинофильм. — Глядь, пожалуйста, кто там за дверью? Кот послушно спрыгнул с насиженного места и поскакал в гостиную, разглядывать ночных посетителей из окна. — МР-Р-РМЯ-У-У! — по тональности это было созвучно с чем-то на вроде «охренеть не встать». Стук только усилился. — Что, группа хэллоуинских чудовищ? — Мяу! — следующий мявк был подтверждающий. Из-за чего Джим нахмурился, выключая огонь под кипящим соусом. Значит, не галлюцинации из-за усталости. Черт, а он так надеялся! Ну нет в жизни справедливости! Это что, наказание за все магические всплески, что он не смог сдержать? Чайная ложка на столе противно звякнула и, встав в горизонтальное положение, попыталась добраться до спиритической доски, подаренной ему Пенни. — Очень смешно, — процедил парень, ударом руки приколачивая столовый прибор на место. С тех пор, как знакомые подбили Джима вызвать привидение в его доме, подобные случаи были не редкостью. То какая-нибудь надпись появлялась на запотевшем зеркале, то листы бумаги оказывались полностью исписанными, то возникали проблемы со стенами, на которых подручными средствами выводились строгие буквы… а однажды призрак и вовсе нашел позабытую где-то краску для пола. После того случая, кстати говоря, пришлось даже сделать срочный мелкий ремонт. Но это все были такие мелочи по сравнению с внезапно поплывшей картинкой ноутбука из-за использованной на ней потусторонней энергии, что они тут же забывались. Вот технику - да. Технику было жалко. Особенно такую дорогую. Впрочем, уже после нескольких случаев, когда чаша терпения Джима все же переполнялась, можно было с удивлением заметить, что пытавшийся активно общаться каспер, смиренно оставил все имеющиеся электрические приборы в покое. Впрочем, это был даже не каспер, а дух дома, которого подросток случайно пробудил. Слишком уж общительный дух, стоит заметить. — Вот, — буркнул Джим, открывая спрятанным в кармане ключом замок на крышке печатной машинки. Данный агрегат с той еще исторической ценностью был притащен с мансарды. И, на удивление, еще работал. «Открывай. Это монстры из-под горы. Ребенок с ними — пропавшая сестра твоего деда.» — Молодо выглядит для сестры деда, ты не думаешь? Да и кто в здравом уме вообще откроет дверь тому, кто зовется «монстром»? «Ты?» — Ха-ха, — парень сложил руки на груди, под непереставаемый стук. И это стучали не клавиши машинки. «Если ты не пустишь их к себе, то кто-нибудь может заметить гостей на твоем пороге. И пойдут слухи.» — Кто? Ночь на дворе! — не повелся на развод Джим. — А насчет слухов… которых обо мне выше крыши. То им и так уже никто не верит. Впрочем, если учитывать, что основная часть из них придуманный чьей-то больной фантазией бред, — сборище странных существ на крыльце — еще просто невинная шуточка на этом фоне! Под чужим кулаком звонко заплакало стекло окна. Да они издеваются, что ли? Не могут просто уйти? «Это дом и девочки!» Ну, с этим он поспорить не мог. Вот что-что, а всех своих жильцов дух знал досконально. Еще и испытывал к ним какую-то непонятную щемящую привязанность, проверено на собственном опыте, так сказать. — Ладно. Считай, что аргумент засчитан. Как ее хоть зовут-то? А то дед как-то не очень любил вспоминать исчезнувшую сестру. «Чара.» Милое имечко. Для милой девочки. Впрочем, девочка была отнюдь не милая. Скорее, как и он — совершенно измученная. Идеальное фамильное сходство. Ха. — О! — едва не зарядив ему в нос, отшатнулось в удивлении высокое, массивное создание в длинном фиолетовом балахоне с белой шерстью и рогами. А, простите, по голосу это, вроде, был мужчина. Хотя по фигуре и в темноте определить… скажем так, было затруднительно. — Вы все же открыли… Джим поднял на него голову, уставившись пофигистичным взглядом человека, познавшего самые глубины дзена… и нашедшего там свалку чужой глупости. А зачем они, интересно, стучали, если не думали, что парень откроет? Это у них хобби такое, что ли? Но яд на языке он привычно проглотил, не поморщившись. — Приве-е-етик! Человек? С тобой всё в порядке?! — из-за спины монстра тут же выскочил невысокий, едва выше его самого скелет. Если учитывать, что остальные существа возвышались над Джимом как минимум на пару голов, а сам Джим был от силы пять с половиной футов… ну да, он пошел ростом в мать, что такого? Короче, все! Забыли! Джим все равно не о том думает. Итак, у него перед глазами два пушистых монстра, два скелета и ребенок. Вопрос, что ему со всем этим делать? Парень устало вздохнул. — Ладно. Проходите, — и посторонился, пропуская недоверчиво вскинувшихся поздних гостей. Ну, он бы и не стал никого впускать, выдернув только девочку. Но, почему-то, все это сильно напомнило ситуацию с дамой в зеленом и о ее упорстве. Воспоминания не сказать, что хорошие… В общем, Джим решил не ждать, пока его окончательно достанут и все-таки напросятся в гости. А то, что шли монстры сюда целенаправленно, было уже понятно по тому, с какой ностальгией оглядывалась вырвавшаяся вперед девочка. Она шла домой. — Чай? — ради вежливости спрашивает подросток, показывая путь в кухню-столовую и сразу доставая чайный сервиз для гостей. Потому что посетителей своего дома ты можешь ненавидеть сколько захочешь, но вот чаем напоить обязан. Этикет, мать его. Монстры рассаживаются, явно смущенные его безразличием. Это же те, которые, вроде как, заточены под горой, если он, конечно, легенду больше ни с чем не путает? Историй по округе ходило тысячи, и все как на подбор, одна краше другой. Вот что-что, а сказочники из местных скучающих старушек были знатные… Ну, как бы то ни было, он, наверное, тоже бы удивился, что при их появлении человек не устраивает истерики. Или нет. Джим, честно говоря, не уверен. Он настолько привычно сдерживает себя при посторонних, что уже и не представляет, какого это — выражать новые эмоции на глазах кого-то. Чайник и заварка готовы заранее. Он все-таки ужинать собирался, а не… вот это все. Так что чай разливается споро. И Джим, как хороший хозяин, даже расщедривается не только на стандартные сахар и молоко, но и вытаскивает гостевую заначку — вазу со сладостями. Потому что, опять-таки, мать его, этикет, и такая нычка должна быть в любом случае, если есть шанс принимать гостей. У Джима в последний год — есть, и он только надеется, что слишком молодая для своего возраста двоюродная бабушка с монстрами на хвосте не принесет ему огромное количество проблем, полностью уничтожив его образ жизни. — Какая вкусная штука! Что это?! — Мармелад, — сухо информирует Джим слишком позитивного и энергичного для окутавшей стол атмосферы скелета. Ребенок? Яркий, шумный, постоянно веселый… хотя мало ли какие критерии у монстров для их детей. По внешнему виду ему, конечно же, не понятно. Причем, пока подросток рассматривает очередного гостя, его самого мрачно сверлит взглядом… эм… Родственник низкорослого скелета? Его друг? В общем, долговязый парень в оранжевой толстовке, одного вида с потревожившим мысли скелетом. Тот все крутил в руке пачку сигарет, естественно, абсолютно незнакомой марки, с каким-то узором в виде крылатой эмблемы. — Если хотите курить, пожалуйста, делайте это на улице, — тихо бросает ему Джим и тут же обводит взглядом остальных посетителей, останавливаясь на по-странному серьезном ребенке. Такой вид, наверное, у него самого был в детстве, когда пришлось чересчур быстро взрослеть. У девочки время для этого было более чем достаточно, хотя вот тело… быть может там, у монстров, времени и вовсе нет? Или идёт по-другому? Ну или ещё целая куча предположений, которые сейчас оставались чуть меньше, чем абсолютно неважными. — А вы, — обратился к ребенку парень. — Одна из исчезнувших на горе детей, мисс Чара Стривиль, если я ни в чем не ошибаюсь? На него удивленно вскидываются все, не только дитя, заставляя Джима только нервно хмыкнуть. — Да, — быстро кивает она. И тут же, словно боясь передумать, выдает, едва не смазывая все буквы в одно непонятное слово: — Это-ведь-ты-братик? Ты-еще-злишься? Можно-я-увижу-маму?! И вот тут уже Джим по-настоящему мрачнеет, понимая, что все немного печальнее, чем казалось со стороны. Кажется, Чара вообще не осознавала, сколько времени прошло с момента ее исчезновения тогда, в летний солнечный день. — Боюсь, вы не правы, — после небольшой заминки осторожно выдает парень. — И… ваша встреча невозможна, — леди в доспехах явно хотела высказать ему что-то гневное, но Джим смотрит на нее холодно, заставляя зло сузить глаза и промолчать. — Мне жаль, но Фергус Стривиль тринадцать лет назад ушел из жизни… в возрасте девяноста трёх лет. Мне жаль, — хозяин дома повторяет это ещё раз. Он мог бы повторить и еще… и ещё… сколько угодно, лишь бы не смотреть на истерически рыдающего ребенка в огромных утешающих объятиях рогатого мужчины. Джим, право слово, не очень любит плачущих детей. Зато оживает притихшая было пишущая машинка, строча что-то утешительное строчка за строчкой. О. А он и забыл. — Прошу прощения, — подскакивает со стола парень и с силой, которую приходится приложить чуть больше обычного, захлопывает крышку, запирая ее на замок. Хватит с него и монстров за столом. — Вауви! А это как факс, да? Я видел что-то подобное у Андайн! Помнишь, Папи? Папи, видимо, помнит. А ещё, похоже, знает, что это уж точно никакой не факс, и с подозрением смотрит то на внезапно ожившую машинку, то на сидевшего с абсолютно невинным видом Джима. — Мы, кстати, так и не представились, — чуть тише, посмотрев на то, как утешают ребенка, произносит скелет с ярко-голубым платком на шее. — Чару ты знаешь. Это наша королева, леди Ториэль, — представляет он мрачно сжимающую руки в кулаки мисс. — Мистер Азгор, — монстр, что утешает ребенка, бледно ему улыбнулся в ответ на приветственный кивок. — Папайрус, мой брат, — рукой лениво машет парень в толстовке. — А меня зовут Санс! Хотя лучше Блуберри или просто Блу! Так привычнее, — улыбается всеми зубами монстр, заставляя Джима удивленно моргнуть при виде того, как кость проявляет чудеса, вроде бы ей не свойственные. Ну да. То есть. Моргающим глазницам он не удивляется, голове, больше напоминающей по форме спереди маску, чем настоящий черепа человека, — тоже. А вот то, что кость на лице ведёт себя словно кожа, то скрывая, то показывая зубы полностью, — его в ступор вводит. Замечательно. — А как твое имя, человек?! Парень только хочет огрызнуться, что «человек» им более чем достаточно, но, невольно оглянувшись на всхлипывающую, но уже прислушивающуюся Чару, все же отвечает… скорее ей, чем заинтересованному существу. — Джим. Джим Стривиль. Чара еще раз громко хлюпает носом и всматривается. Долго, сосредоточенно оглядывает парня, останавливается на глазах, волосах, бледной коже. Уделяет внимание тонким губам, профилю… задерживает взгляд на высоких скулах. Да, Джим прекрасно знает, что выглядит, будто молодая копия деда, его фотографий в доме было более чем достаточно, чтобы не оставаться в неведении. Впрочем, и с девочкой у него достаточно много общего, не считая горящих румянцем щек и еще по-детски округлого лица. Родство во всех его проявления, так сказать. Мысленно он уже довольно потирает руки, осознавая, что может сказать, будто брат его матери, переехавший куда-то, еще когда Джима не было и в планах, подкинул ему свою дочь и исчез, растворившись в ночи. Бред бредом, конечно, но лучше, чем вернувшаяся с того света бабушка. Да и органы опеки немного отпугнет. Двоюродная сестра — это тебе не подброшенный ребенок с улицы, за него так сильно цепляться не будут. Джим, честно говоря, откровенно недоумевал от законов своей страны. В шестнадцать лет он уже мог полноценно работать, жить один, жениться, брать на себя ответственность за младших… но не мог, например, купить крепкий алкоголь, хотя выпить пива в баре — пожалуйста. Он мог даже пойти в армию. И хотя на большую часть всего из этого списка нужно было разрешение родителей… мда. Как хорошо, что любимая страна смачно плюнула на все эти мелочи, не решив отдать его реальному опекуну. Хм? Он не говорил раньше? Имелось в виду, что кто-то сейчас из министерства получает на него пособие, как за сироту, а парень может жить собственной жизнью, не оглядываясь на чужого дядю или тетю. Это он и назвал: «Договорился с государством». Любимая коррупция, она такая. Парень устало вздохнул. Представлял ли он когда-нибудь, что будет на самом деле рассуждать о том, чтобы принять под свою ответственность ребенка? Очень смешно. Впрочем, это действительно могло бы быть неплохой шуткой, если бы не грозило свершиться на самом деле. С другой стороны, все еще оставался шанс, что этого не понадобится. И Джим, честно говоря, буквально молился на него, не особо горя желанием вновь переворачивать с ног на голову свой только недавно налаженный быт. — Итак, — не выдержал возникшей тишины подросток. — Чем я все-таки могу вам помочь? — Я! Я… — Чара неуверенно затихла, а то и вовсе отвернулась в сторону Азгора, закусив предательски задрожавшую губу. — Бедное дитя просто хотела вернуться домой, — мягко улыбнулся тот, отчего девочка, казалось, стыдливо вспыхнула еще большим румянцем. — Мы совершенно не хотели потревожить незнакомого человека, милый, и вскоре уйдем. — Отчего же? — Джим и бровью не повел на непривычное обращение, только сильнее нахмурился. — Чара хотела вернуться домой. И вы ее вернули, — спокойно проинформировал он, замечая, как сидевший за спиной монстров Торопыга согласно кивнул. Господи, мысленно пробормотал парень, даже его кот не может вести себя более сдержанно при гостях. Хорошо хоть догадался не маячить перед ними. — В конце концов, — наконец Джим глянул прямо в лицо удивленного монстра. — Это и ее дом тоже. И дом этот совершенно точно не против еще одной постоялицы, — со всей уверенностью заявил он. Гребанная ложка, что привык использовать дух вместо спиритического указателя, плавно легла на место. Намеки понимает, и на том спасибо. — Где твои родители, мальчик?! — грозно рявкнула королева. — Ториэль, зачем же так грубо! — в ответ тут же встрепенулся Азгор, отчего женщина смущенно хмыкнула, но смотреть выжидающе на Джима не прекратила. Иногда он восхищался людьми… монстрами, которые задают бестактные вопросы. А нет, погодите-ка, это просто сарказм проснулся. Так что все, отбой панике. Очень хотелось нагрубить. Очень-очень хотелось нагрубить. Но вместо этого Джим только сухо улыбнулся: — В этой семье я вполне способен говорить на подобные вопросы и принимать решения. Поэтому не буду отвечать на ваш вопрос. — Что ж, — не давая женщине нагрубить еще больше, Азгор быстро поднялся на ноги, подхватывая Чару. — Думаю, сейчас действительно слишком поздно для подобных разговоров, так что остановимся пока на этом. Прости, что так ворвались, милый, — улыбнулся он Джиму еще раз. — Если это будет уместно, можно будет встретиться позднее? Если ты не против, конечно? Чуть помедлив, Джим заверил, что не против, надеясь, что они не станут заваливаться посреди дня или пока у него будет кто-то в гостях. Да и вообще забудут в его дом дорогу. Провожать странных гостей парень не стал, только тихо пробормотал девочке вслед, что ей всегда рады в этом доме, и остался сидеть за столом, сжимая в руках давно остывшую кружку чая. — Только ты не начинай, — когда замок на печатной машинке намекающее задрожал, буркнул Джим. — Не удерживать же мне ее здесь силой ради твоих желаний. Ложка со всей возможной скоростью поползла к доске, гуляя по ней, словно умалишенная. Впрочем, оценив, что парень даже не смотрит в ту сторону, витая в своих мыслях, бессильно упала на пол. Вот только мыслей в голове, несмотря на всю ситуацию, просто не было. Не хотелось ни раздумывать, ни проявлять привычный скептицизм, разве что завалиться спать, и чтобы его больше никто не трогал. — М-мря-у! — на вопль кота Джим тут же вскинулся, безошибочно утыкаясь взглядом в кухонное окно. За пределами его дома стоял тот самый низкорослый скелет с голубым платком и внимательно разглядывал… черт. Он видел, как дух опять занимался фигней, да? Впрочем, почти сразу заметив, что внимание хозяина дома теперь обращено на него, монстр расплылся в счастливой улыбке и помахал рукой, призывая выйти наружу. — Мьех, Великий Санс просто хотел поблагодарить человека еще раз за те замечательные вкусности! И попросить не злиться на королеву! Она совершенно точно не хотела тебя обидеть! Он не спросил ничего, проболтав без остановки минут пять о всякой белиберде и умчавшись вслед за своими товарищами. Джим облегченно вздохнул. Оставалось только надеяться на продемонстрированный инфантилизм и не накручивать себя еще больше.