Giannis Koutras - To vals tou Tasou
Небо было серое, пасмурное, с тяжёлыми грозовыми тучами. Дом, самый последний на улице, после него только лес, стоял перед Тэхёном и заставлял его чувствовать неприятный ворох эмоций внутри. Хотелось развернуться и убежать. Деревянная крыша, покоцанная и изжившая себя, скрипела на ветру и резала этим звуком слух. Тэхёну хотелось вернуться в старый дом, с большой клумбой и бассейном. Его матери хотелось забыть мужа и их прошлую жизнь и поселиться у черта на куличиках. — Ну же, Тэ, тебе здесь понравится. Помнишь, ты вечно жаловался, что в центре города шумно? Посмотри, как здесь хорошо, тихо, никто не мешает, — заговорила миссис Ким, вытаскивая из багажника очередную коробку. Тэхён даже возразить не мог. Ни сказать, что эта старая развалюха и что в такой обычно крысы больше собак, а кран протекает и крышу наверняка латали раз сто, ни закричать от досады. У его матери до сих пор были воспаленно-красные глаза, и расстраивать её ещё больше вовсе не хотелось. Тэхён заставил себя улыбнуться. — Точно, и правда тихо, — согласился он и ринулся помогать разгружать машину. Вещей-то было немного. Так, что успели унести. Кухонная утварь, подушки, постельное бельё и много, очень много пачек лапши. И питаться они ближайшее время, кажется, будут только ей. В доме был старый паркет, покрытый толстым слоем пыли. Пахло сыростью и сгнившими листьями. Казалось, что температура была на пару градусов ниже, чем на улице, и от контраста мурашки ползли по шее. — Тэхён, у тебя будет комната на втором этаже. Там такое большое окно, выходящее на лес. Сможешь поставить мольберт и рисовать, — пыталась зацепиться женщина за каждую мелочь, лишь бы хоть как-то подсластить горькую пилюлю. — Здорово же, да? — Угу, — промычал Тэхён и поплёлся вверх по лестнице, ступая аккуратно и выглядывая одним глазом из-за нагромождённых коробок. Не хотелось бы ему упасть с этой скрипучей лестницы и сломать себе шею. Дом был большой, и казалось странным, что он им обошёлся так дешево. На первом этаже стоял велюровый диван под брезентом, напротив него камин, а вокруг много-много места. Можно было даже кататься на велосипеде. Жаль только, что тэхёнов остался в их прошлом доме. Вздохнув, парень пинком открыл дверь в теперь свою комнату. От резкого движения пыль взвилась ввысь. Тэхён был вынужден смотреть, как она блестела и медленно опускалась обратно на пол в лучах закатного солнца. Выглядело это печально и угнетающе. Вся комната на первый взгляд казалась такой же: печальной и угнетающей. Старая кованая кровать стояла посреди большого пространства и выглядела до жути одиноко. Тэхён печально подумал о том, что они нашли друг друга. Одинокая кровать и одинокий человек — не идеальное ли сочетание? — Жуткая жуть, — сказал Тэхён вслух, опустил коробки на пол и провёл рукой по старым отклеившимся обоям. Он зацепился ногтями за выступавший бумажный кончик, задумчиво погладил его между пальцев, закрыл глаза и дёрнул. Сердце радостно забилось, когда большой пласт с громким звуком оторвался от стены. Старая штукатурка посыпалась на пол. Тэхёну хотелось прыгать, бить проклятые стены сжатыми кулаками и кричать. Но он не мог. Однако выбирать не приходилось. Что ж, срывать гнев на обоях тоже неплохо. К концу своей мини-истерики вся стена была чиста, только кое-где ещё оставались неотклеенные уродливые куски омерзительно полосатых обоев. На кедах и одежде Тэхёна, даже на волосах, теперь лежали белые крупицы, будто выпал первый снег. Тэхён сделал пару шагов назад, придирчиво осмотрел пустую стену, как художник свой холст, и подумал о том, что изрисует стены. Может, это будет космос, а посреди огромная чёрная дыра, на которую он будет смотреть и желать, чтобы она засосала его. — Милый? — Голос его мамы послышался со стороны дверного проёма. Тэхён, тяжело дышавший, замер и поджал губы. Он не хотел, чтобы она видела, что ему плохо. Он не хотел доставлять ей ещё больших проблем. — Прости, — прошептал Тэхён и повернулся. Его мама уже шла вперёд с широко раскрытыми для объятий руками. Всё это время он сдерживался, но сейчас не смог — предательские слёзы выступили наружу. — Ма-а-ам, — прошептал Тэхён и уткнулся женщине носом в шею, пока та поглаживала его по спине. — Тэ, я знаю, что это тяжело. Мне так жаль, — тихо говорила она, а Тэхён мотал головой. — Ты не виновата. Не твоя вина, что он предал нашу семью, — яростно зашипел парень, его руки сжались на чужой, такой хрупкой сейчас спине, крепче. — Всё будет хорошо, я обещаю тебе. Смотри, какая большая у тебя теперь комната. Поедем завтра и купим краски, а? Покрасим стены в любой цвет. Хоть в чёрный, в какой захочешь. А помнишь, ты хотел завести собаку? Теперь мы можем, да хоть две! — Мам, у тебя всё ещё аллергия на шерсть, — Тэхён отстранился и засмеялся, неловко вытирая влагу под глазами. Внутри он ругал себя за этот внезапный срыв, ведь из них двоих хоть кто-то должен был оставаться сильным. — Давай лучше закажем пиццу, — сказал он, прекрасно зная, что его матери обязательно нужно сделать что-то для него, чтобы почувствовать себя лучше и менее виноватой. — С ананасами? — уточнила миссис Ким, уже держась за ручку двери. В её и так красных от постоянных слёз глазах тоже стояла влага. — И с ветчиной, — добавил Тэхён. Дождавшись, когда она выйдет из комнаты, он взъерошил волосы рукой и тяжёлым мешком свалился на кровать, так что та заскрипела. — Чёрт.***
Спать на матрасе доисторических времён было не лучшей перспективой. Тэхён знал, что завтра они купят новый, но сейчас ему не оставалось ничего другого. При каждом движении пружины скрипели, они же настойчиво впивались Тэхёну в кожу. Спать было невозможно. Тэхён очередной раз повернулся на бок, обреченно открыл глаза и уставился в окно. Там деревья, звёзды и яркий жёлтый месяц. Красиво. И было бы прекрасно, если бы ветер, гулявший на чердаке, не завывал так громко, потому что из-за звуков красота казалась пугающей и жуткой. Ноги покрылись неприятными мурашками, и Тэхён прижал их к груди, сжавшись в клубочек. В конечном итоге было понятно, что сегодня спать он не будет. С включенным ночником Тэхён смотрел видео на ютуб. Когда наступило утро и Солнце сменило Луну, глаза Тэхёна настойчиво слипались. Веки тянулись друг к другу как магниты. Но кофе и холодная вода помогли взбодриться. Миссис Ким делала вид, что не замечает синяков под тэхёновыми глазами, а Тэхён делал вид, что не замечает под её. На покупки в магазинах ушло полдня. Тэхён выбрал краски, ковёр и новые занавески, накупил кучу гирлянд для уюта и большой пушистый зелёный цветок. Также его мама не забыла о школьных принадлежностях, потому что она-то, в отличие от некоторых, помнила, что Тэхёну совсем скоро нужно на учебу. А Тэхён тоже, на самом деле, прекрасно помнил, просто предпочитал не думать. Новая школа и последний выпускной класс — самое ужасное из возможных сочетаний. — Тебе помочь? — спросила миссис Ким, когда они затащили все покупки в дом. Тэхён отрицательно покачал головой, взяв охапку тяжёлых пакетов из строительного магазина в руки. — Я сам справлюсь. Ничего страшного, если я включу громко музыку? — Конечно нет, включай, — она махнула рукой и улыбнулась. Вокруг её рта появились морщинки, свидетельствующие о её возрасте. — Я всё равно собираюсь шуметь, пока буду собирать шкаф. Тэхён кивнул и быстро поднялся по лестнице, перепрыгивая через несколько ступенек сразу. Он привычно захлопнул дверь ногой и бросил пакеты на пол. В целом, думал Тэхён, смотря на комнату, если постелить ковёр, повесить шторы и покрасить стены, то будет очень даже ничего. С мыслью о продуктивной работе он включил колонки на полную мощность и начал стелить на пол газеты, чтобы не запачкать паркет. Однако ему пришлось остановиться возле кровати. Он подумал, что для удобства её стоит отодвинуть на середину комнаты, прежде чем начать красить. Железные ножки скрипели о паркет, и Тэхён морщился, пока толкал её. Вздохнув, поправив бандану на волосах и вытерев ладонью лоб, он выпрямился. Взгляд зацепился за теперь пустое место, и от увиденного брови тут же встретились на переносице. Тугой узел образовался в желудке, а в горле как-то быстро пересохло. Тэхён подошёл поближе к тому месту, где стояла кровать, и присел на корточки. Пальцы легли на пол и дотронулись до множества маленьких царапин на полу. Было похоже на то, будто какое-то животное скреблось о паркет, оставляя на дереве продолговатые жуткие отметины. Собака или, должно быть, кошка. Тэхён сухо сглотнул и сощурился. Если приглядеться, то в глубине царапин, там, где сошёл слой лака, можно было заметить багровые пятна. Тот, кто жил здесь раньше, явно не любил тщательно мыть полы. Тэхёна передёрнуло. Он взял мокрую тряпку и начал судорожно тереть пол, но маленькие пятнышки не исчезали. Они намертво въелись в дерево и избавиться от них никак было нельзя. Если только не снять слой или не покрасить. Тэхён плюнул на это — всё равно под кроватью ничего не видно. Забыв о царапинах, как о незначительной и неважной детали, он принялся красить стены в тёплый белый. На самом деле в комнате стояла не только кровать. В углу, у дальней стены, укромно было размещено деревянное кресло с мягким сиденьем, а возле него старый, немного облезлый голубой сундук. Большой, тяжёлый и неподъемный в случае с Тэхёном. Он планировал поставить его в изножье и хранить в нём краски и холсты. И когда стены были окрашены, он, весь заляпанный брызгами, этим и занялся, принимаясь толкать большой ящик от угла к середине. Он был странно тяжёлым, хотя Тэхён знал, что сундук пуст. Для надёжности, чтобы точно удостовериться, парень открыл его ещё раз и глубоко заглянул внутрь. Но там ожидаемо ничего не было, и Тэхён разочарованно, даже больше устало вздохнул. Только на дне лежал пожелтевший, сложенный вдвое листочек. Не ожидая ничего интересного, Тэхён взял его в руки и развернул. Это был детский рисунок. Лужайка и накаляканное мелками дерево, рядом с которым стоял, видимо, мальчик. Ну как мальчик: пару палок, круг и короткая чёрная стрижка. Тэхён цокнул, скомкал лист и бросил его к другому мусору на полу. К вечеру комната была обустроена. Ковры лежали на деревянном вымытом с чистящими средствами полу, на стенах висели самые любимые картины Тэхёна, возле зашторенного окна стоял мольберт, а на кованных прутьях чёрной кровати висели гирлянды. Тэхён был удовлетворён. Комната для него была почти всем миром. Её атмосфера многое определяла: его творчество; его настроение, когда он проснётся рано утром и откроет глаза; его мысли перед сном и многое, многое прочее. Он поел с мамой, стараясь не обращать внимание на запах спиртного. Он знал, что потребуется некоторое время, чтобы она пришла в себя после развода и переезда в другой город. Он помыл за них двоих посуду и отправил женщину спать. А когда всё было прибрано, и сам последовал своему совету. Как только голова коснулась подушки, сон неумолимо обрушился и накрыл Тэхёна мутной чёрной пеленой забвения. Тогда ему приснился кошмар. Первый из множества. Во сне он слышал крики и плач. Он видел много странного и непонятного, пугающе жуткого и омерзительного. Он видел большие ладони в крови и синяки на маленьких хрупких ручках. Он слышал, как что-то булькало и тихо капало. Он также слышал, будто кто-то бился в дверь и звал на помощь хриплым, сорванным голосом. Ему снились картинки обломанных ногтей и мокрых от слёз щёк. Ему снилось корявое, нарисованное ярким-зелёным мелком, дерево, непропорциональный мальчик с чёрными волосами, на лице которого застыла неестественная дуга улыбки. А потом ему снился он сам, державший детский рисунок в руках дрожащими пальцами. На пожелтевшую бумагу с его носа капала горячая, ярко-вишнёвая кровь. Кто-то громко кричал, до боли в перепонках, дёргал его сзади, после чего Тэхён резко садился в кровати и открывал глаза. Быстрое дыхание вырывалось из его рта, сердце больно билось о рёбра, и звук его набатом отдавал в ушах, в которых до сих пор стояли отголоски болезненных рыданий. Его ноги дрожали и были похожи на разваренные макаронины, когда он вставал с кровати. Ветер всё ещё стонал на крыше, и под его томное завывание Тэхён спускался вниз, наливал стакан воды и устремлял потерянный взгляд в стену. Тогда его пульс успокаивался, мысли прочищались, и он шёл обратно в комнату. Пробуждение наступало в шесть утра, как по системе, и Тэхён больше не мог спать. Он включал свет, брал в руки блокнот и карандаш. И рисунки его с тех пор выходили тёмными и жуткими. Чернильные руки тянулись ввысь, словно стремились к Солнцу, на пути к которому их протыкали ножами, пригвождая к месту и не подпуская к свету. Он рисовал закрытые двери и кровавые лужи, в которых плавали бумажные кораблики. А после он закрывал блокнот и оставлял все ужасы в нём, надеясь так себя успокоить. Ведь помимо придуманных кошмаров были и реальные. Наступила школьная пора. Тэхёну всегда было трудно найти общий язык с кем-то. Социум — страшная вещь, которой он остерегался, как огня, но которую не мог игнорировать, ведь без тепла человек не выживает. Возможно, ты обожжешься и тебе будет больно, но такова цена спасения. Тэхён находит своё в Чимине — тихом мальчике за последней партой. Чимин — изгой, такой же, как Тэхён, а «дефектным» принято держаться вместе, потому они сдружились быстро. Чимин просто посмотрел на Тэхёна из-под ярко-рыжей челки, и этого было достаточно, чтобы Тэхён присоединился к нему за последнюю парту. Чимин вечно носил голубую кожанку; даже если холодно, он не изменял себе и ходил только в ней. У него во рту постоянно жвачка со вкусом бабл гам, в ушах наушники, а на пальцах железа столько, что достань ты магнит, рука бы сразу к нему притянулась. Когда Чимин впервые пассивно заглянул одним глазом с дымчатой стрелкой Тэхёну в скетчбук, тот испуганно дёрнулся и поспешил захлопнуть блокнот: на листе были связанные колючей проволокой руки, по которым струйками стекала алая кровь. Лицо Чимина оставалось бесстрастным, казалось, что ничего не было способно удивить его. Он сказал тогда тягучее «клево», от которого Тэхёна передёрнуло, так давно он не слышал этого выражения. Затем Чимин дал ему свою жвачку и поделился наушником, негласно говоря этим «ты в моей теме, чувак». Спустя две недели Тэхён окончательно привык к новой обстановке. К маленькому городку, нескольким супермаркетам и ограниченному количеству развлекательных мест. Они с Чимином ходили по обочине, пили колу и разговаривали о комиксах — вот и все развлечения. Ещё они садились на карусель и крутились до тех пор, пока не захочется блевать недавно выпитой колой. — Это гиблое место, — сказал Чимин, зачёсывая назад морковную чёлку. — Свалить бы отсюда. — А мне нравится. Тут тихо и всем плевать, какой фирмы на мне трусы, — ответил Тэхён и оттолкнулся ногами от земли, начиная кататься на качели. Чимин фыркнул и поёжился. Сегодня погода была ветреной, опавшие листья гуляли по земле вместе с фантиками от шоколадных батончиков, а Чимин опять в тонкой холодной куртке, не согревавшей от слова совсем. У Тэхёна под ложечкой кололо от одного его вида. — Может, пойдём ко мне? Поиграем в приставку, накормлю тебя маминым пирогом, — предложил он, не в силах смотреть на продрогшего друга. — А ещё тебе бы чаю, того и глядишь с ангиной скоро свалишься. Рыжая макушка тут же поднялась. Чимин улыбнулся, показывая Тэхёну чуть кривоватый передний зуб. — Как только ты сказал о пироге, я понял, что не смогу отказаться, — бодро ответил Чимин и спрыгнул с качели. Было видно, что ему не терпелось оказаться в тепле. — Далеко живешь? — Отсюда — не очень. Может, минут двадцать быстрым шагом. — И чего ты расселся?! Поднимай свою задницу, — гаркнул Чимин, чуть ли не вприпрыжку идя вперёд по обочине, оставляя смеявшегося Тэхёна позади. Когда они почти дошли до дома, Чимин вдруг резко остановился. Тэхён до сих пор отставал: он мог себе это позволить, ведь в отличие от некоторых холод не кусал его за задницу. У Чимина взгляд был странный, проникновенный такой, что хотелось прикрыться. Он им будто стремился залезть под кожу и тщательно всё внутри осмотреть. — Я думал, что это просто слухи, — начал медленно Чимин. Он до сих пор не двигался, поэтому Тэхён тоже остановился. — Но ты что, реально живёшь в проклятом доме? Тэхён подавился слюной и закашлялся. От першения в горле на глазах выступили колючие слёзы. — Чего? Какой ещё проклятый? — Самый последний дом на этой улице, вот какой. Старая развалюха, в которую никто не суётся, — растолковывал Чимин. — Не такой уж он и старый, — Тэхён пожал плечами и продолжил идти. — Дом как дом. Было пыльно, конечно, но сейчас там ничего так. — Чу-у-ума, ты реально там живёшь! И как, не страшно? — Чимин, как самый настоящий любопытный пёсик, начал плестись позади Тэхёна. Только быстро мельтешившего хвоста и не хватало. — Мне же не пять лет, чтобы бояться старого дома, — Тэхён усмехнулся. Он, конечно, геройствовал. Но не врал. Дом был жутким, безусловно, тут и оспаривать ничего не надо, однако он не стоил того. То ли дело кошмары. Но разве в них виноват какой-то дом? Едва ли. Тэхён был убеждён, что они возникли на фоне стресса и внезапных пугающих кардинальных перемен в его жизни. — Но он правда стрёмный. Про него много рассказывают. Неужели ты не слышал? — не унимался рыжеволосый, идя практически шаг в шаг со своим другом. Холод, казалось, перестал остро интересовать его. — Не доводилось, — ответил Тэхён коротко, делая тон незаинтересованным. Однако любопытство сгубило фраера и его скоро погубит, раз он спросил: — А что рассказывают? И тогда стало понятно, что Чимин был тем самым мальчиком, который, пребывая в походе с палатками, включал ночью фонарик и подносил его к лицу, начиная жутким шепотом рассказывать детские страшилки. Сейчас его лицо засветилось, а весь он от воодушевления чуть ли не прыгал, заставляя Тэхёна внутренне фыркать от смеха. — О-о-о, про него много говорят, — протянул Чимин, потирая свои маленькие ручки на манер мухи. — Ходят слухи, что по ночам в этом доме не смолкают крики, мешая владельцам заснуть. Каждый, кто покупал его, спешил как можно скорее избавиться от него. — Чимин выдержал драматичную паузу, а Тэхён закатил глаза, хотя внутри его желудка что-то беспокойно закололо. — Ещё говорят, что самым первым хозяином, построившим его, был законченный псих. Что он избивал свою жену и детей, а в какой-то момент разозлился настолько, что убил её. Установили, что это было самоубийство и что женщина сама повесилась на люстре в гостиной, но никто этому не верил тогда, не верит и до сих пор. Из того дома всегда слышались её крики, все соседи знали, что муж был тираном и извергом. — А почему проклятый-то? — спросил настороженно Тэхён. Ну хорошо, умер в этом доме кто-то когда-то давно, — это делало его проклятым? — Здание не покупали на протяжении десяти лет. Каждый — каждый! — кто там жил, говорил о давящей атмосфере. О том, что в доме происходят странные вещи. Что возникает тревожность и стресс, недосыпание и галлюцинации. Мол, всем мерещилась всякая непонятная жуть. Тени двигались, занавески шевелились и всё такое. — Бред, наверное, они просто не закрыли окно как следует, — Тэхён засмеялся, и смех этот вышел натянутее обычного. Стоило ли упоминать, что он был законченным трусом? Что после хорроров спал со включённой лампой, а ещё не мог находиться в темноте дольше пары секунд: от выключателя до кровати и обратно. Со светом и сериалом-то не страшно, а вот если без них… — Мне ничего не мерещилось и ничего не слышалось, — отмахнулся Тэхён и зашагал быстрее. Как оказалось, до поры до времени. Кошмары резко прекратились. Теперь Тэхёну не снилось вообще ничего. Он смог на секунду вздохнуть с облегчением, а зря — ужасы только начались. Он продолжал просыпаться рано утром, без десяти шесть, как по часам. И тогда его охватывал сонный паралич. Он не мог закричать, хотя очень хотел. Он не мог дотянуться до настольной лампы, не мог включить свет. Во тьме ему мерещились тени с глазами; и хотя он знал, что этого не может быть, но у них были зловещие улыбки. А затем он стал слышать это: что-то или кто-то едва слышно скреблось под кроватью, на которой он лежал. И ему становилось так страшно, что он начинал задыхаться. Он чувствовал беспомощность, ведь не мог пошевелить и кончиком пальцев. Он очутился в теле парализованного немого человека и весь трясся от беззвучных рыданий. А потом в голове звучало это: крики и мольбы, всхлипы и болезненный плач. Кто-то громко стонал и просил громко о помощи, и в голосе этом слышалась отчаянная нужда. Тэхён думал, что будь у него возможность, он звучал бы точно так же. Это длилось буквально пару минут, а затем резко прекращалось, словно кто-то жал на кнопку «стоп». Тогда за окном светлело, и Тэхён видел, что зловещая отвратительная тень — это всего-то его цветок. И мозг его начинал придумывать отговорки, чтобы не сойти с ума и оставаться в здравом уме. Он внушал Тэхёну, что страшные звуки под кроватью — это мыши, коими наверняка переполнен дом; а крики — проекция его зова о помощи, ведь раз он не мог закричать — кричали его мысли. Тэхён вставал на ватных ногах и, шатаясь и спотыкаясь, словно выпил залпом бутылку Джека, доходил до ванной. Он включал воду и ждал, пока та пойдёт сначала медленно, а затем всё быстрей и быстрей. Трубы шумели; казалось, что ничего в этом доме не могло быть тихим и мирным. Тэхён смотрел на своё отражение, и лицо его было бледным, а глаза испуганными. Он брызгал на себя холодной водой и дышал глубоко через нос; его пальцы дрожали, и он стремился сжать край потрескавшейся с давних пор раковины крепче. Затем он наклонялся и пил проточную воду, сразу же жалея об этом: та была отвратительной, ржавой и невкусной. Она просилась обратно наружу, и Тэхён позволял ей, не стремясь сглотнуть. Тогда он отхаркивался водой, полоскал рот и выходил из ванной, спускаясь вниз. Там он заставал маму с кружкой в руках, смотревшую в окно с глубокой задумчивостью. Тэхён чувствовал запах бурбона, который она добавляла в кофе, и морщился, тихо подходя к кофейнику. Он ничего не говорил по этому поводу, но, когда она была на работе, он прочищал весь дом на наличие тайников и выливал найденный алкоголь на заднем дворе, а бутылки выбрасывал тишком в соседний бак. — Мам? — Тэхён остановился возле женщины и, как и она, уставил взгляд в окно, открывавшее вид на осенние деревья со стремительно опадавшими листьями. — М? — Ты хорошо спишь? — спросил парень; он не видел, но чувствовал, что миссис Ким повернулась в его сторону, оторвавшись от созерцания листопада. — С чего такие вопросы? — Тебе… не снятся странные сны? Может, кошмары? — Тэхён просто хотел убедиться, что он единственный, с кем происходит необъяснимая чертовщина. Она странно посмотрела на него, поставила дымившуюся кружку на стол и глубже завернулась в плед, накинутый на плечи. — Если ты переживаешь из-за моих синяков под глазами, — она засмеялась, заправляя прядь выбившихся волос за ухо, — то не беспокойся. Мне трудно заснуть последнее время — постоянно думаю о твоём отце и это… — Ма-а-м, — Тэхён порывисто обнял её и погладил по спине. Его сердце сжалось, каждое его биение стало болезненным. — Не думай о нём. Мы же за этим сюда и приехали, верно? Чтобы начать всё заново. — Я стараюсь, Тэ. — Я знаю. И Тэхён не упоминал о том, что у него появились явные проблемы. Он должен был справиться с ними самостоятельно, а не сваливать их на человека, которому и так тяжело. Но если его мама была погружена в собственную пучину борьбы и ничего не замечала, то Чимин, напротив, стремился в неё окунуться. — Почему ты рисуешь это? — спросил он, закидывая в рот картошку фри. В школьной столовой было шумно, но Тэхёну вдруг показалось, что Чимин проорал ему это в самое ухо, затыкая кучу галдящего народа. Его плечи осунулись, а рука, зажимавшая чёрную ручку, дрогнула и прочертила посреди рисунка кривую линию. Тэхёна передёрнуло, он неудовлетворённо покосился на Чимина из-под нависшей, криво обрезанной им самим чёлки. Как он мог объяснить это ему, если и сам не до конца понимал? Тэхён просто стремился спроецировать на бумаге то, что чувствовал — так ему становилось легче. Это, своего рода, был его личный дневник, которому он высказывался с целью отвести душу. — Этот улыбающийся мальчик действительно жуткий. Ты знаешь, что я ненавижу «Коралину»? Эти глаза-пуговицы… — Чимин поморщился. — А этот мальчик словно оттуда. Кто он? Тэхён открыл рот. И закрыл его. Что он должен был сказать? Что видел его во снах? Глупо. Чимин бы сморозил шутку про педофилию и сам бы поржал с неё. — Никто, — ответил он и захлопнул блокнот. Больше рисовать при Чимине он не собирался. Ночь, когда Тэхёна коснулись, была самой страшной в его жизни. После очередного пробуждения он как всегда едва дышал, задыхаясь от ужаса, и не мог ничего. Первые минуты его пробуждения стали характеризоваться словом «существовать». Возня под кроватью была особо громкой, а его нога свисала с края, и он не мог её отдёрнуть, хотя очень хотел. Тогда что-то холодное коснулось его большого пальца, и Тэхён зажмурился, открыв рот в беззвучном вскрике. Его грудь бешено вздымалась и опадала. Теперь всё это мало походило на его фантазию. Глаза могли придумать, но тело — нет. Однако, если он и ожидал, что его ногу сожрёт какое-то чудище, которое — Тэхён теперь точно был в этом уверен — обитало под его кроватью, то этого не произошло. Прикосновение задержалось на его коже на какую-то долю секунды, а после мгновенно прекратилось. Крики в голове Тэхёна закончились, лучи рассвета стали заглядывать в окно — кто-то вновь нажал на кнопку «стоп». Он смог двигаться. Первое, что он сделал, так это засунул ногу, обожжённую холодным касанием, под одеяло. И затем он почувствовал нечто ужасное — мокроту и тепло, что образовались в районе паха. Он заплакал. Прижал колени к груди и спрятал в них лицо, всхлипывая как маленький мальчик, наделавший к себе в штанишки. И чувствовал он себя так же: как ребёнок, проснувшийся ночью из-за кошмара и чувства стекавшего по бёдрам недержания. Он встал и злобно содрал грязное постельное бельё в кучу, бросил на пол и пнул его ногой. Всё тело тряслось, а тремор рук всё не утихал. Прилипшие к коже пижамные штаны вызывали отвращение. Он внушал себе, что этого не может быть и что монстры под кроватью — сказка, придуманная для детей. Бугимена не существует. Тэхён опустился на колени и заглянул под постель, но на паркете не было ничего, кроме пыли и царапин. — Это просто мыши, — прошептал Тэхён бледными губами. Он уверенно встал на ноги и решил, что покончит с этим. Он купил мышеловки. Много, ужасно много мышеловок. Он расставил их под своей кроватью и возле и отправился в этот день спать к Чимину, предупредив заранее свою маму. Дом друга был маленьким и уютным. С низким белым заборчиком и аккуратной лужайкой. У него по дому кошка носилась с маленькой собачкой, а ещё пахло хлебом. — Предки как раз уехали, — сказал Чимин, открывая перед Тэхёном дверь. — И почему так внезапно? Тэхён завис. Он просто поставил Чимина перед фактом, мол, сегодня выходной и я заваливаюсь к тебе. Он не объяснял причин. — Мы травим дома мышей, — ответил Тэхён. Ну, по крайней мере, это не совсем ложь. Чимин посмотрел с подозрением, но принял. В любом случае, когда дверь его комнаты закрылась и Тэхён увидел перед собой самую обыкновенную засранную комнату подростка, Чимин, облокотившись о косяк двери, растянул губы в довольной ухмылке. — Смотри, что у меня есть, — протянул он и выудил из внутреннего кармана кожанки — да, он носил её даже дома, будто она была намертво приклеена к телу — пакетик с дурью. Брови Тэхёна поползли на лоб. Он упал на незаправленную кровать друга и повернул голову в его сторону. — У кого достал? — Есть парень, — Чимин облизнул губы и присоединился к Тэхёну на кровать, прыгнув на неё с разбегу так, что тело Кима подпрыгнуло, — Юнги. Он, вроде как, меня на секс уламывает. Это, — он потряс в воздухе пакетиком, — досталось бесплатно. — Хитрожопый. — Тэхён пнул ржущего Чимина по упругой заднице. — Ты ему дашь? Смех Чимина прекратился. Он насупился, губы его выпятились. — Если пойму, что не нарик, то дам. — Он сел и достал из всё того же внутреннего кармана куртки бумагу для самокрутки. — Типа, знаешь, иногда баловаться — это норма. Но жить ради наркоты… такое себе. Тэхён согласно кивнул. Он знавал ребят, которые двадцать четыре часа на семь были под дурью. А отбери ты её у них — они были готовы в буквальном смысле шею тебе свернуть. Когда выкуриваешь марихуану, сначала не чувствуешь ничего. Она накрывает постепенно, застилает мысли пеленой. Тебя немного штормит, будто укачало, а проблемы постепенно уходят на задний план. И вот ты смотришь в потолок, который почему-то кружится, и чувствуешь себя так, словно стал желе, и посмеиваешься с чего-то своего — непонятного и дурного. — Можно ли считать пистолет, лежащий в холодильнике, холодным оружием? — спросил Чимин. Его голова свисала с края кровати, а рукой он изображал пистолет. Тэхён засмеялся и затянулся, медленно, со смаком выдыхая сизый дым изо рта. — А если нож опустить в кипяток, он станет горячим оружием? Чимин смеялся и фыркал, а ещё пинал ногами воздух, обхохатываясь так, словно вдохнул оксид азота, в простонародье именуемый веселящим газом. Тэхён подхватывал за ним, и тогда они уже смеялись дуэтом настолько громко, что, кажется, пол под ними сотрясался. А им и правда казалось, что мир ходил ходуном и наступило землетрясение. На следующий день Тэхён впервые за долгое время встал тогда, когда солнце было непростительно высоко и ярко заглядывало в окно, ослепляя. Посапывающий Чимин раскинул на нём свои конечности и пускал слюну на любимую футболку Тэхёна, заставляя парня морщиться и стонать от досады. Тэхён спихнул с себя друга — тот даже не шелохнулся — и скатился с кровати. Хотелось блевать. И воды. Но, несмотря на всё это — боль в висках и тошноту — Тэхён невменяемо счастливо улыбнулся. Он не знал, стоило ли списывать спокойное пробуждение на наркотики или на то, что он спал вне стен «проклятого» дома. Сейчас Тэхён думал, что чтобы убедиться во всём точно, стоило на следующих выходных ещё раз прийти к Чимину с ночёвкой, но заснуть уже не под воздействием марихуаны. Привстав с пола на четвереньках, Тэхён медленно встал и, сжимая пальцами виски, побрёл по коридору на выход. Он думал, что Чимин не сильно расстроится, если он уйдёт. К тому же, судя по его крепкому сну, рыжий ещё долго не захочет вставать. Даже маленькая собачка — йоркширский тойтерьер, которой они вчера заплели кучу хвостиков, — сейчас громко и злобно лающая на Тэхёна, не смогла разбудить Чимина, хотя, казалось, её писклявый лай слышала вся округа. Когда Тэхён вошёл в дом, то сразу же почувствовал в спёртом воздухе запах спиртного. Его мама лежала на диване, отвернувшись к спинке; плед неаккуратно валялся на полу, явно упавший за ночь. На журнальном столике стояла пустая бутылка с мизерными остатками на дне и стакан. Тэхён грузно вздохнул, внезапная тяжесть свалилась на плечи и чуть ли не придавила к полу. Идя немного вразвалочку, Тэхён бережно укрыл маму, поправив аккуратно одеяло, и взял стеклянную тару за горлышко, неодобрительно качая головой. Он выбросил бутылку и открыл окна на проветривание, а после, вцепившись крепко в перила, поднялся по лестнице к себе в комнату.Selfocracy - Loic Nottet (минус)
— Попались! — вскрикнул он, стоило заметить угодивших в ловушку грызунов. Маленькие тельца мышей были смяты либо пополам, либо на уровне шей подвижным механизмом. У некоторых из пастей были вывалены языки, у других зубы уже сомкнулись на желанной добыче, которую они так и не успели съесть, отойдя в мир иной. Тэхён злобно усмехнулся, однако у самого от отвращения неприятные мурашки поползли по голове, заставив волосы встать дыбом. С брезгливостью он покидал мышеловки с «уловом» в пакет и вновь вышел из дома, направившись в сторону леса. И если из окна казалось, что тот находится близко — рукой подать, то на деле всё обстояло вовсе не так: требовалось пересечь дорогу и длинное поле, что по времени занимало минут пятнадцать. Тэхён оставил мёртвых мышей под деревом, а когда повернулся к лесу спиной, казалось, что тот смеялся ему в затылок. Тэхёна передёрнуло, и возвращался обратно он уже в ускоренном темпе. Он надеялся, что какая-нибудь лисичка сегодня полакомится. А думать о волках он даже не собирался — и так жути хватало. Перед сном Тэхён выпил кружку горячего шоколада, он укутался в плед и смотрел «Спанч Боба» по ноутбуку, потому что это его успокаивало. Когда он засыпал, то оставил фонарики, висевшие на изголовье кровати, включенными. Хоть и знал, что это не сработает: каждую ночь, когда он просыпался в холодном поту, те неизменно были выключенными. На утро он проверял, не села ли батарейка, но светодиоды всегда зажигались. Казалось, что кто-то попросту выключает фонарики, пока Тэхён спит. И он очень надеялся, что это была его мама, вечно целующая его тайком в лоб и убирающая забытый ноутбук с включенным сериалом на тумбу. Страх облизывал всё тело, смыкался на горле и заставлял Тэхёна открывать глаза. Была ночь, и тени вновь издевались над его сознанием. Они танцевали и смеялись над ним, голодно тёрли лапы, говоря о том, какой Тэхён вкусный. А Тэхён задыхался и пытался двинуться, пытался встать, хотя бы закричать и позвать маму, но как? Как, если дыхания едва хватало для того, чтобы не задохнуться. В его голове не смолкали крики, эти проклятые зовы о помощи, от которых начинала болеть голова. Под его кроватью что-то двигалось, но сегодня громче. Оно бурчало и пыхтело, и Тэхён прекрасно слышал это. Он словил нескольких мышей, но обманывал себя, прекрасно зная, что это не грызуны. Что нечто, находившееся под его кроватью, явно не было маленькими вредителями. Но он очень боялся думать о том, кто мог находиться там. Он представлял длинные пальцы с когтями, чёрными, как смоль. Он представлял, как это чудище скреблось по паркету, оставляя на полу царапины. И он также представлял, что въевшаяся в дерево кровь — кровь того, кто раньше так же, как и он, спал на кровати. — Я… кха… Тэхён окаменел, он и так был парализован, но сейчас каждая мышца его тела, вплоть до тех, что на щеках, напряглась. Кто это говорил? Он? Но его рот был сомкнут. В панике из глаз полились непрошенные слёзы. Они закатились в его уши и мешали слышать — даже крики стали не такими громкими. — И-извини меня, — нечто говорило очень испуганно. Глаза Тэхёна, полные слёз, распахнулись до неведомых размеров и уставились в потолок. Этот голос, тихий и робкий, доносился из-под кровати. Ни в одном фильме ужасов чудище, желавшее сожрать, не говорило так тихо. — Я н-не хотел п-пугать тебя. Мне ж-жаль. Тэхён, вероятно, потерял сознание от шока, потому что когда его глаза открылись вновь, за окном было светло. Весь последующий день он ходил как не в себе. Чимин странно поглядывал на него, но ничего не говорил. Тэхён смотрел на доску невидящим взглядом. Учитель писал что-то, Тэхён знал буквы и умел читать, но почему-то не мог: слова смешивались в непонятную мешанину, он не мог связать их в предложения. Он не хотел есть, не хотел спать, даже больше — он не хотел существовать в данную секунду времени. Ему казалось, что он окончательно сошёл с ума. Он слышал голос у себя под кроватью. Что-то трогало его под ней же. Что-то извинялось за то, что напугало его. Ожидаемо, что он не мог заснуть. Он смотрел в одну точку и не моргал. Минуты утекали и сменялись часами, но Тэхён не чувствовал времени. Ему казалось, будто весь мир замер, остановился на одной секунде. Он думал, что песок в часах давно перестал сыпаться и тот, кто заведует временем, забыл перевернуть их. Но в один миг всё изменилось: под его кроватью послышалась возня. Хронос встрепенулся и перевернул часы; песок начал утекать вниз. Тэхён резко сел. Сердце билось в его груди так быстро и так сильно, что он сам мог отчетливо слышать его. Интересно, то, что сидело под его кроватью, тоже слышало этот бешеный стук? Происходившее было невероятным, потому что в комнате было светло, Тэхён не спал, однако оно всё равно было там. Тэхён мог посмотреть, он мог слезть на пол и заглянуть под кровать. Он мог увидеть, что там находится, мог узнать, кто пугал его всё это время. Поэтому он включил фонарик на телефоне и резко, так, чтобы нечто не успело убежать, свесил голову вниз, отдернул простыню и посветил лучом в темноту. Маленькие круглые глазки испуганно уставились на него. Усики нервно задёргались. Тэхён во всю глотку заверещал. Мышь пискнула и побежала в сторону угла, быстро прошмыгнула в маленькое отверстие и скрылась. Отголоски тэхёнова крика до сих пор гулко отражались от стен. Его мама, завёрнутая в махровый халат, встревоженно забежала в комнату. Глаза у неё были покрасневшими, свидетельствовавшие о том, что она тоже не спала, а лила слёзы о своём муже-изменщике. — Что случилось? — спросила она тут же, подбегая к успевшему успокоиться Тэхёну. Каким же трусом, однако, он был. Испугался какой-то маленькой мышки. — Это… мышь, ничего страшного. Я просто испугался, когда увидел её, — он махнул рукой, мол, ничего страшного, не беспокойся, всё обошлось. Миссис Ким понимающе кивнула. Худыми тонкими пальцами она погладила Тэхёна по лохматым русым волосам и вздохнула. — Понимаю, я тоже слышу этих гадов, бегающих по углам. Надо бы вызвать дезинсекторов. — Точно, это не помешало бы, — Тэхён усмехнулся слегка нервно. — Ну всё, уже поздно, ложись-ка спать. Миссис Ким потянулась выключить гирлянду на кровати, но Тэ остановил её, вдобавок ещё и сказав «не надо». Она пожала плечами, но не стала допытываться. Пожелала спокойной ночи и вышла из комнаты, тихо прикрыв дверь. Странно, но после этого Тэхён почувствовал тяжесть и быстро заснул, хотя ещё пару минут назад сна не было ни в одном глазу. Он вынырнул из царства Морфея с тревожным чувством, зудящим под кожей. Сердце билось в глотке, руки охватывала дрожь, а ноги практически не чувствовались. Тело было во власти сонного паралича. Вновь. Но на этот раз всё было по-другому. На часах было три часа ночи, а не привычные шесть утра, когда пора вставать, но что-то невозможно тревожное заставляет открыть глаза, разбудив мозг раньше тела. А ещё гирлянда горела. Тэхён видел свою светлую комнату, не вызывавшую страха, и никаких привычных теней не было. Крики в его голове звучали не так громко, от них даже не ныла привычно голова. Тэхён подозрительно сощурил глаза и оглядел комнату полностью — никаких кровожадных монстров. Только… что-то под ним тихо, но достаточно громко в этой гнетущей тишине, зашевелилось. У Тэхёна сердце заполошно забилось, оно подскочило ещё выше к гландам, норовя, возможно, выскочить у него изо рта. — Я не хочу причинять тебе вред, — прошептали из-под кровати, отчего у Тэхёна засосало под ложечкой. — Я хочу подружиться. Подружиться?! О, клоун из «Оно» тоже хотел подружиться. Тэхён бы истерично засмеялся, если бы не одно но: он просто-напросто не мог. Тут бы дышать и не задыхаться, смех в его случае чрезмерная роскошь. — П-почему ты молчишь? «Мне, блять, так страшно, что я сейчас себе в штаны наделаю, вот почему» — Ты не хочешь со мной разговаривать? — Что-то под кроватью опечалено вздохнуло, чуть ли не всхлипнуло. Тэхён не верил в Бога, но про себя шептал молитву. Он надеялся остаться живым сегодня. — Я нарисовал тебе открытку. У меня не очень хорошо получается… Ты выбросил мой рисунок… Она очень разозлилась на тебя, я долго уговаривал её не трогать тебя. Кто такая «она»?! Тэхёну это не нравится. Совсем-совсем не нравится. То, что сидит под ним и шепчет, не единственное в этом доме. Это очень нехорошо. — Я оставлю открытку на полу. Я… эм… приду завтра, только не пугайся меня. А затем стало совсем тихо. Ничто не издавало шума, а крики в голове вдруг резко стихли. Сердцебиение Тэхёна замедлилось, пульс пришёл в норму, а парализованные конечности смогли двигаться. Тэхён сел и с опаской опустил взгляд вниз. Кровать отбрасывала на пол тень, а от проёма между рейкой и паркетом веяло жуткой опасностью. Однако, невзирая на страх, Тэхён должен был опустить руку вниз и схватить сложенный вдвое листок, вырванный, по видимому, из книги. Даже если казалось, что из тьмы под кроватью что-то выпрыгнет и сожрёт его. Любопытство сейчас было сильнее страха. Тэхён сглотнул слюну, сердце его пропустило пару ударов, стоило наклониться и быстро схватить бумажку с пола. Вот оно — вещественное доказательство того, что он не сходит с ума. Разворачивая листок, Тэхён ожидал увидеть на нём слова, написанные кровью. Что-то вроде «ты умрёшь через семь дней» или «ты такой сладкий, хочу сожрать тебя». Его пальцы тряслись, как у не получившего дозу наркомана, когда он развернул страницу из старой жёлтой бумаги — такая обычно была в школьных учебниках, датирующихся годом эдак шестидесятым. Он зажмурился, а когда открыл глаза, то не совсем понял увиденное. Рядом, держась за руки, стояли два мальчика — один с русыми волосами, другой с черными. Внизу немного коряво было написано: Привет, меня зовут Чон Чонгук. Я хороший и не собираюсь вредить тебе. Пожалуйста, не бойся меня. Тэхён прочёл это, ахнул и выронил «открытку», на оборотной стороне которой большими буквами значилось «Будешь моим другом?». То, что сидело под его кроватью, что назвало себя Чонгуком, знало его имя. И «оно», возможно, было мальчиком с чёрными волосами. Ноги ощущались ватой, когда Тэхён встал. — Эй? Ты слышишь меня? — прошептал он, особо не думая. В комнате было тихо, только ветер выл на крыше и мыши едва слышно бегали по углам. Тэхён помотал головой, истерично хохотнул с собственных действий и опустился на колени, припав грудью к полу. Он заглянул под кровать и прищурился, для точности пощупал пол рукой, не почувствовав под подушечками ничего, кроме поцарапанного паркета. Ожидаемо там было пусто. Тэхён не знал, радоваться или грустить. Он решительно встал с сжатыми кулаками. — Это какое-то безумие. Ты ненормальный, — бормотал он, делая два широких шага к мольберту. Тэхён громко сел на стул, взял карандаш и крепко сжал его, почти ломая хрупкое дерево. В голове бесконечной бегущей строкой шло «безумие, безумие, безумие». Впрочем, Тэхён никогда не считал себя нормальным. Он с детства верил в существование нереального, считая, что оно просто прячется от людей. Истории типа Йети в заснеженных горах и фей, прятавшихся в деревьях. Но, возможно, кто-то решил показаться ему? Может, его подкроватному монстру было одиноко? Не все чудища злые, как и не все люди хорошие. Вспомнить даже «Корпорацию монстров». Чуть дрожащая от волнения рука провела по бумаге линию. Тэхён нарисовал свою кровать, себя на ней, а на полу под постелью мальчика со смольными волосами. На половину листа он написал вопросительный знак, а внизу: «Ты — этот мальчик?», указав стрелкой на нарисованную кровать. Затем Тэхён сложил лист, а на обратной стороне, немного подумав, вывел: «Мы сможем подружиться, только если ты перестанешь прятаться». Нервно усмехаясь со своих же действий, Тэхён положил рисунок под кровать. Он потоптался на месте, со вздохом лёг на постель, понимая, что заснуть ещё раз точно не сможет. Он сидел в тишине и читал комикс про человека-паука, каждый раз останавливаясь и прислушиваясь к тишине. Однако ничего под его кроватью не издавало шума, и это позволяло почувствовать спокойствие, однако незнание нервировало и чесалось зудяще под кожей. Ведь иногда нужно было взглянуть страху в лицо.