monster under my bed

— И я сказал ему, что мы поедем в кино, только при условии, что он не будет уламывать меня запить экстази колой. В целом, Юнги ниче такой, мне правда не очень нравится его музыкальный вкус… Хотя, как там говорят, противоположности притягиваются? — Чимин замолчал, а Тэхён, бездумно перекатывающий вилкой помидорку черри из стороны в сторону, даже не заметил этого, продолжая пассивно гипнотизировать взглядом пятно от горчицы на столе в школьной столовой. Чимин резко откинулся на спинку стула и сощурил глаза, зло пиная Тэхёна носком ботинка под столом. — Эй! Где ты там витаешь, я тут, возможно, рассказываю тебе историю своей первой любви, а ты игнорируешь меня, — проворчал Чимин, заставляя Тэхёна виновато почесать затылок и опустить голову в тарелку. — У тебя всё хорошо? В последнее время ты какой-то нервный, — заговорил Чимин уже ласковей. — Может, эм… хочешь пойти сегодня с нами в кино? — Что? — Тэхён засмеялся и засунул наконец несчастный помидор в рот. — Предлагаешь мне смотреть, как вы друг друга языками в гланды трахаете? Нет уж спасибо, мне и так хорошо. Было видно, как Чимин с облегчением выдохнул. Уж кому-кому, но точно не ему хотелось идти на свидание с лучшим другом под ручку. Тэхён улыбнулся. Чимин был таким очевидным, но было мило, что он предложил ему, несмотря на то, что вовсе этого не хотел. Тэхён встал, посмеиваясь, похлопал друга по плечу и бросил насмешливое, прежде чем собраться пойти в свой кабинет: — Не забудь предохраняться, когда тебя прижмут на заднем сиденье машины. — Эй! — Чимин отпихнул его руку и треснул между рёбер, пока друг заливисто хохотал. — У него байк, кретин. — Ещё лучше, — фыркнул Тэхён и, смеясь себе под нос, трусцой побежал вперёд, чтобы Чимин не успел пнуть его в бедро. Когда, вернувшись из школы, он вошёл в свою комнату, сердце его сделало кульбит, кишки связало тугим узлом, а пальцы тревожно сжались в кулаки. Тэхён медленно, тихо, тише даже, чем звук его громкого пульса, подошёл к кровати и заглянул под неё. Рисунка, что он нарисовал, не было. В горле резко пересохло, а по затылку прошёлся табун холодных мурашек. Тэхён отшатнулся от кровати и обхватил себя руками — он вдруг почувствовал необъяснимый холод, морозивший кожу. Вторую ночь подряд он не мог заснуть. Если вчера его сон был донельзя коротким, то сегодня его и вовсе не планировалось — слишком уж это всё волнительно. Синяки будут выдавать его с потрохами и нужно будет замазывать их тональником, втихую взятым у матери. Тэхён рисовал в тишине в своём блокноте. Он не знал, что это было — рука просто выводила линии. В голове было пусто и образы не шли. Получалась откровенная белиберда. Тэхён раздражённо захлопнул блокнот и откинулся на подушку, взял в руки телефон и начал бездумно листать ленту. Внутри засело волнение. Это чувство было неприятным, оно вертело внутренностями и вызывало пульсирующую боль в висках. Тэхён ненавидел быть обеспокоенным. Когда новостная лента подписок закончилась и Тэхён полез в рекомендации, в этот миг что-то тихо зашевелилось под его кроватью; смартфон выскользнул из пальцев, ударился больно о лоб, скатился с подушки и приземлился на пол. Что-то подсказывало, что это была вовсе не мышь. Но… разве чудища не выходят посреди ночи, в темноте, когда люди безмятежно спят? Дыхание перехватило. Сердце стучало так громко, так громко, что становилось больно. Тэхён скосил глаза и увидел, что кто-то протягивал ему телефон. Он не видел, кто держал его — для этого нужно было нагнуться ниже, наклонить голову и… — У тебя упало, — сказали тихо, всё ещё держа телефон Тэхёна крепко прижатым к матрасу. Тэхён сглотнул. Его рука покалывала — возможно, от внезапно начавшейся судороги — когда он схватил кончиками пальцев телефон и положил его на матрас. — Ч… — он не мог выговорить ни слога; связки будто что-то сжимало, словно на его шее затягивалась петля. Тэхён поднял руку, чтобы проверить, и потрогал себя за горло. Он откашлялся. — Чонгук? — Да? — ответили ему тут же. — Т-ты можешь… вылезти? — Тэхён не верил, что просил об этом. Он не ожидал от себя, трусишки, такого. В комнате стояло молчание. Притаившийся Чонгук не издавал ни звука. Только сердце Тэхёна продолжало сходить с ума, выдавая сто тридцать ударов в минуту и этим заполняя тишину. — Чонгук? — Я… я не знаю. — Почему? — Тэхён нахмурился. То, что пугало его всё это время, даже не мыслило выбираться наружу? От этого Тэхён чувствовал себя глупо. Как ребёнок, что с криками убегал от собаки, которая всего-то хотела лизнуть его в щёку. — Мне страшно, — тихо прошептали, и Тэхён едва смог разобрать. — Страшно? Здесь нет ничего страшного. — Н-наверное… — Чонгук издал громкий вздох. — Можешь дать мне руку? Тэхён замер. Он этого не хотел. Точно нет. Ему дорога его рука. Что если этот Чонгук сожрёт её? Вдруг это монстр, который заманивает к себе своей беззащитностью? Всякое бывает. — Не думаю, — сказал Тэхён и в добавок покачал головой, хотя этого никто и не видел. — Пожалуйста? — звучало так моляще, так беспомощно, что Тэхён заскрипел зубами. Почему сейчас он чувствовал себя в амплуа монстра? Они внезапно поменялись ролями? — Если ты подержишь меня, мне будет не так страшно, — продолжал просяще шептать тонкий голос, и душа Тэхёна заскулила. — Блять, — пробормотал парень под нос. Кто тут кого должен опасаться? Они как тот мем с человеком-пауком. Тэхён боится Чонгука, в то время как и самому Чонгуку непонятно, от чего страшно. — Блять, — повторил Тэхён. Его рука тряслась и подрагивала, когда он опустил её вниз. Он не успел подумать о своей глупости, потому что сразу же в него вцепились. Воздух вышел сквозь его крепко стиснутые зубы. Ну всё. Всё. Перед глазами встала картинка: мясорубка, возле которой написано большими буквами «осторожнее, не суйте пальцы», и он, упорно стремившийся запихнуть их туда. Точно ребёнок, нарывавшийся на неприятности. Ничего не происходило. Рука Тэхёна была схвачена, но тот, кто вцепился в неё, словно не понимал, что нужно делать дальше. Тэхён чувствовал мороз в том месте, где его касались. Холод пробирался от точки соприкосновения и поднимался дальше по предплечью, словно стремясь Тэхёна полностью заморозить. Что, если Чонгук так и делал? Может ли Тэхён сейчас превратиться в ледышку? Тэхён нервно засмеялся, а после закашлялся, влага выступила на глазах. Его руку сжали крепче, хотя, казалось, куда ещё-то. Под кроватью послышалось движение, пыхтение и неразборчивый бубнеж. Тэхён с замиранием сердца наблюдал, как простынь, свисавшая с края, начала задираться, потому что кто-то с пола поднимал её, вставая. Сначала показалась макушка — растрёпанная, с длинными отросшими чёрными волосами. Она замерла, потом заозиралась по сторонам. Тэхён даже смог увидеть кончик носа. Простого, ну, человеческого. Дальше нечто, похожее на обыкновенного мальчишку, а вовсе не на монстра, вылезло из-под кровати и обернулось. Леденящий холод от до сих пор продолжавшегося касания вдруг стал обжигать. «Он совсем не страшный», — первое, что пришло в голову, когда Тэхён увидел того, кто все это время пугал его до уссачки. В буквальном смысле. Мальчик был испуганным. Он выглядел меньше, чем Тэхён. Может, года на два. Ему с натяжкой можно было дать шестнадцать. Он был хрупким и маленьким, очень бледным, практически прозрачным. Его растянутый серый свитер болтался на худых плечах, а лицо со впалыми щеками придавало ещё более болезненный вид. Нос из-за этого смотрелся неестественно большим, а глаза — просто огромными. Ошарашенными, потерянными, глупо пялившимися и не моргая смотревшими на такого же удивлённого Тэхёна. Чонгук был похож на только что вылупившегося из яйца птенца — несуразного, непонятливого и ужасно очаровательного в своей хрупкости и беспомощности. Пальцы Чонгука сжимали руку Тэхёна так крепко, что Тэхён перестал чувствовать её. Должно быть, на том месте в скором порядке появятся большие синюшные пятна. Но сейчас это не сильно его заботило. Точнее вообще не заботило. Его больше волновал мальчик, продолжительное время сидевший под его кроватью и очень сильно пугавший его. Смех сквозь слёзы, не иначе. — Ты написал, что станешь моим другом, если я вылезу, — напомнил Чонгук. Его большие невинные глаза в упор смотрели на Тэхёна через упавшие на лицо пряди волос, которые до невозможности сильно хотелось зачесать назад. Да, расчёска точно не помешала бы Чонгуку с его бардаком на голове. Тэхён захихикал. От нервов. Почему в этот момент он думал о такой ерунде? Чонгук выглядел обиженным. Он резко опустил руку Тэхёна и наклонил низко голову — всё его лицо скрылось за завесой угольных запутанных волос. Тэхён глупо смотрел на него, и в голове не было ни единой мысли. Что ему делать? Он не понимал. Чонгук не человек. Точно нет. Но он и не монстр. Тогда кто же? Думы Тэхёна прервал тихий всхлип. Плечи Чонгука подрагивали, пальцами он комкал ткань своего растянутого свитера и походил на провинившегося ребёнка, которому устроили нагоняй. — Эй, Чонгук, ты чего? — Тэхён быстро вскочил на ноги, но Чонгук покачал головой и отступил на шаг. Его лица всё ещё было не видно, однако Тэхён уловил взглядом, как блестящая капля скатилась с чужого подбородка и, переливаясь и сверкая в воздухе, упала на ковёр. Пока Тэхён шокировано смотрел, как слеза расползалась по ткани, Чонгук вдруг исчез. Просто растворился, будто его никогда и не было. Возможно, это было действительно так? Может, Тэхён всё это себе придумал? Стоило посмотреть симптомы шизофрении. Или нет. Из-за двух дней без сна Тэхён ходил мертвец мертвецом. Чимин щебетал о свидании с Юнги, но он не мог ничего понять: слова складывались в непонятное месиво, и даже если бы он хотел услышать — не смог бы. Все посторонние шумы казались отчего-то тихими и неважными, и Тэхён слышал их, как через вату в ушах. Клонило в сон. Он даже заснул на литературе, за что учительница отругала его. В целом, стоило вернуться домой и коснуться подушки, как он тут же отключился. И проснулся, потому что о дно его кровати стучали. Тэхён поморщился и посмотрел в окно непонятливым взглядом — была ночь. Он заснул вечером и сейчас, вероятно, было часа два. Тэхён плюхнулся лицом в подушку и потянулся. И тогда он наконец отчетливо услышал это — стук о днище кровати. Тэхён подпрыгнул, подорвался от осознания. Он обидел Чонгука до слёз, но Чонгук вернулся. Он до сих пор чувствовал себя немного виноватым за то, что засмеялся, когда Чонгук спрашивал его о дружбе. Что он мог поделать с этим? Когда он нервничал, смех неосознанно сам вырывался изо рта. — Прости меня, Чонгук, — произнёс Тэхён, покорно следуя зову совести. Последнее, что он хотел, так это обижать ранимого ребёнка. Пусть даже если тот был и не человеком вовсе. Чонгук умел плакать, и этого было достаточно для того, чтобы понять: он мог чувствовать. — Я думаю, что мы можем стать друзьями. — Возникла небольшая пауза, прежде чем Тэхён спросил: — Вылезешь? Чонгук, притаившийся под кроватью и тихо постукивавший пальцем по паркету, неуверенно посмотрел на полоску света между концом одеяла и полом. Он не знал, что его страшило, но он упорно боялся выбираться наружу. Он хотел оставаться здесь, внизу, укромно свернутым в маленький клубок. Однако он хотел к Тэхёну. Чонгук хотел друга. Поэтому он неуверенно спросил: — Дашь мне руку? — Конечно, — ответил с готовностью Тэхён, опуская свою ладонь вниз. Чонгук взялся за неё, робко переплетая пальцы. Его на фоне тэхёновых смотрелись практически как белый на чёрном. А ещё кожа у Тэхёна была горячей и мягкой, и Чонгук не хотел отпускать чужую руку, ведь тепло было тем, что он так давно не чувствовал. Тэхён неторопливо дёрнул Чонгука, и мальчик встряхнул головой, заставив несколько непослушных прядей упасть на лицо. Он медленно выбрался наружу, щуря глаза от света, к которому не привык. Комната была не такой, как он её запомнил. Сейчас стены были другого цвета, висело много ярких картин, а ещё светила гирлянда, обмотанная на изголовье кровати. Чонгук считал это странным. Обычно он видел гирлянду только на Рождество, когда ей украшали ёлку. Это выглядело необычно, но ему нравилось. Выглядело… тепло. И свет был таким приятным. Он понял, что успел отвыкнуть от него. — Красивые картины, — пробормотал Чонгук, разглядывая стены комнаты. Тэхён моргнул и тоже посмотрел на них. От похвалы внутри него проснулась гордость и капелька смущения. — Думаешь? Я всегда смотрю на них и думаю, что недостаточно доработал. Глаза Чонгука увеличились. Он удивлённо посмотрел на Тэхёна, его маленький рот образовал форму «о». — Это ты нарисовал?! — спросил он взволнованно с восхищением в глазах. Тэхён кивнул, тепло улыбаясь ему. — Ух ты! Это очень красиво! Вот бы и мне так, — добавил он уже без прежнего восторга. Его пальцы в руке Тэхёна вздрогнули, а потом медленно выскользнули, неуверенно сжавшись в кулак. — Я рисую ужасно, да? — Что? Нет, вовсе нет, — солгал Тэхён. Его щёки, слава Богу, не загорелись румянцем вранья. Чонгук глядел на него косо и недоверчиво. От дискомфорта он переваливался с пятки на носок, и когда Тэхён обратил на это внимание, то заметил, что мальчишка был босым. — Я знаю, что ты врёшь. Ты сам выбросил мой рисунок, — Чонгук грустно вздохнул и обнял себя за плечи, смотря при этом в пол. — Я и сам понимаю, что у меня плохо получается. Но она всегда хвалила меня, а когда я сказал ей, что ты смял мой рисунок, она очень разозлилась. Мне жаль, что я пришёл охранять тебя не сразу. Мне было страшно приходить сюда. Но я не хотел, чтобы тебя мучили страшные сны. — Чонгук замолк на секунду и закусил губу. Он поднял робкий взгляд на Тэхёна, и Тэхён изумился, потому что заметил яркий на контрасте с бледной кожей Чонгука розовый румянец. — Ты хороший. — Ох, — выдохнул Тэхён, почесывая шею. Он мало чего понял. Почти ничего. — Кто такая она? И при чем здесь страшные сны? Чонгук потупил взгляд в стену. Его пальцы нервно теребили рукав свитера, в котором можно было заметить кое-где растянутые дыры. — Она тоже живёт здесь, — сказал Чонгук. Он знал, что у неё есть имя, но он не мог вспомнить его. — И когда она злится, людям снятся страшные сны. — Уголки губ Чонгука едва заметно приподнялись. — Но я оберегаю тебя ночью, поэтому не бойся. — Ты… защищаешь меня? — изумился Тэхён. — Ей не нравится это, — Чонгук недовольно нахмурился. — Ей никогда не нравилось, когда здесь жил кто-то ещё. Тэхён думал, очень усердно думал, пытаясь понять хоть что-то. Была она и был Чонгук. Она — злая, Чонгук — нет. И пока он думал, что-то начало завывать. Надрывно кричать и плакать. Он вздрогнул от этих звуков и посмотрел недоуменно на Чонгука. — Кто это кричит каждую ночь? — Другие, — Чонгук пожал плечами, словно этого ответа было достаточно для понимания хоть чего-либо. — Им страшно ночью, вот они и плачут. Они ещё маленькие. — Кто? Кто, Чонгук? — Тэхён будто очутился на физике. Он смотрел в учебник в надежде найти понятие неизвестного для него слова, а когда находил, не понимал ещё больше и путался. — Дети. Когда я ухожу от них, они начинают плакать. Но иногда даже я не могу их успокоить. Они боятся темноты. — А где эти дети? — допытывался Тэхён. Его мозг разрывался от непонимания. — Внизу. — Внизу? — Да, они прячутся внизу. — Ох, — Тэхён зарылся в волосы пальцами рук и взъерошил их. Стоило присесть и отвлечься. Обмозговать всё, когда голова не будет так трещать. — Хочешь… порисуем? — Правда? — Большие чёрные глаза-бусинки Чонгука загорелись на это предложение. Он будто засветился изнутри, чуть ли не начав подпрыгивать. В животе у Тэхёна разлилось приятное тепло. — Конечно, я помогу тебе. И тогда, поставив два стула возле мольберта и сев на них, Тэхён вручил Чонгуку карандаш. Чонгук смотрел на него заинтересованным взглядом, крутя из стороны в сторону и пристально рассматривая. — Итак, Чонгук, что ты хочешь нарисовать? — спросил Тэхён, доставая чистый лист бумаги. Чонгук призадумался. Прошли секунды, прежде чем он выдал ответ. — Маму. Тэхён завис. Холодные мурашки поползли по его рукам, он сглотнул. Тэхён начал предполагать кем, вероятно, мог быть Чонгук, и это предположение ему не нравилось. — Очень здорово. Твоя мама… живёт в этом доме? Что, если загадочная «она», о которой говорил Чонгук, была его матерью? — Нет, её здесь никогда не было, — Чонгук покачал головой. Его волосы качались в такт движениям. — Ты жил здесь без мамы? А с кем ты тогда жил? С отцом? Плечи Чонгука опустились, спина сгорбилась. Он замычал, и звук этот был мучительным. — Я не помню, — ответил Чонгук, сдавливая пальцами виски. — Я… я просто жил здесь. И… я знаю, что это плохое место. Оно мне не нравилось. И не нравится. Хочу уйти отсюда, но не получается. Мне не позволяют. Я пытаюсь, но не выходит. Я дёргаю ручку, но дверь всегда закрыта. Его плечи начали трястись. Тэхён неуверенно сжал пальцы, но после всё же протянул руку вперёд, кладя её на плечо Чонгука и начиная круговыми движениями поглаживать. Внутри что-то истошно скулило и ломалось; от слов Чонгука стало грустно. — Ладно-ладно, давай нарисуем твою маму. Помнишь, как она выглядит? Чонгук кивнул. Он стал говорить, что у его мамы красивые кудрявые волосы, добрая улыбка и большие искрящиеся глаза. Он пытался нарисовать её по памяти, а Тэхён помогал ему в этом, рассказывая о том, как правильно строить человеческое лицо, и что уши не могут находиться на уровне губ. — Я думаю, ты как Каспер. Знаешь, среди остальных он был добрым, как ты. — Кто такой Каспер? — нахмурился Чонгук; от натуги, с которой он выводил зрачки на бумаге, у него изо рта высунулся кончик языка. — Фильм про приведение. Не слышал о таком? — Неа, — Чонгук покачал головой. — Я не приведение. Я просто… мальчик. Тэхён минуту неуверенно крутит между пальцев карандаш, пока Чонгук, погружённый в рисование, не очень ровно выводит губы. Ему слабо верится в то, что Чонгук вообще понимает хоть что-либо. — А какой последний фильм ты смотрел? — Хм… — Чонгук закусывает карандаш передними зубами, несколько секунд грызёт его, пока его глаза не расширяются и он не вспоминает. — Мы с мамой ходили на премьеру «Назад в будущее»! Такой классный фильм, ты смотрел? — Эм, да, — Тэхён кивает и достает из кармана телефон. Он смотрел «Назад в будущее» примерно когда ему было пять. А Чонгук ходил на премьеру. Сколько же ему лет? — Чонгук, какая это была часть? — уточняет он, а Чонгук на вопрос выдаёт непонятные эмоции: какая-то смесь из недоумения и непонимания. — Как какая… она всего одна. — И хлопает на Тэхёна ресницами, словно не уверен и хочет услышать подтверждение своим словам. А у Тэхёна внутри всё скручивает. Первая… Хах, утекло тридцать четыре года с выхода фильма. Если Чонгуку около шестнадцати, выходит, ему примерно пятьдесят лет… — Ты знаешь, какой сейчас год, Чонгук? — медленно спрашивает Тэхён. Мальчик моргает часто-часто, нос его морщится, губы поджимаются. — Я… не уверен… 1988? — Чонгук, — срывается с губ Тэхёна жалобное тише шепота. — Сейчас 2019, — говорит он ласково, боясь спугнуть. Не выходит. Лицо Чонгука вытягивается. Губы, что имели хоть какой-то лёгкий оттенок розового, стали белыми-белыми. Он вскочил на ноги и попятился, а Тэхён смотрел на него жалобно, и внутри него всё обливалось кровью. — Неправда! Ты врешь! Я… прошло совсем немного! М-моя мама ищет меня… Она должна забрать меня! — Чонгук… — Она найдёт меня! Скоро! Понятно?! — кричал Чонгук, а в его стеклянных глазах стояли жирные слёзы. Они быстро скатывались по его лицу, и он дёргал головой в попытке спрятаться за волосами. — Я уйду отсюда! — всхлипнул он и растворился мерной дымкой посреди комнаты. Тэхён услышал щелчок. Было подумал, что треснуло его ребро от слишком сильного удара сердца. Однако, когда опустил взгляд вниз, обнаружил, что это лишь карандаш, который треснул в руке. Картина, вероятно, умершей матери Чонгука, которая уже точно не ищет его спустя столько лет, осталась незаконченной. Следующей ночью ему снились кошмары. Чонгук не пришёл защищать его от неё. Оставил на растерзание. Поделом. Тёмные, кровавые сны заставляли метаться по кровати, скидывать одеяло и мычать сквозь мрак закрытых ресниц. Звуки ударов, звуки криков, звуки закрытых дверей. Щелчок ключа, поворачивающегося в скважине. Болезненный всхлип, бульканье, шлепок, как от резкой пощечины. Руки по локоть в крови, сырая земля и сгнившие листья, а посреди — надгробный крест. Плюшевый мишка с перекошенным лицом и улыбкой Франкенштейна; зашитая кривая улыбка нитками. Знакомый мальчик с тёмными волосами, с надеждой смотревший в щелку заколоченного окна, которая угасала по мере наступления ночи. Тэхён чувствовал себя паршиво и выглядел так же. Он отгородился от Чимина, потому что не хотел ни с кем разговаривать и видеть никого не хотел. Чимин обижался, но это ничего. Какой толк с ним общаться? Депрессивный человек не самый лучший вариант для общения. Тэхён знал, что дети быстро начинают злиться и также быстро остывают. Он был уверен, что вскоре Чонгук появится. Он не хотел пугать его и давать понять, что утекло много времени с тех пор, как он был жив. И поэтому достал из чулана под лестницей старый телевизор. Такой большой, тяжёлый, по размерам как целый пуфик. Он припер его в комнату и начал молиться, чтобы тот работал. Молитвы были услышаны: старая бандура издала писк и загорелась синим, тошнотворно ярким экраном. Оставалось только купить диски для DVD. Тэхён надеялся, что сможет найти их в каком-нибудь магазине барахла. У него, конечно, был лэптоп, но у мамы до сих пор имелся ноутбук с разъемом для дисков. Он планировал записать фильмы и посмотреть их вместе с Чонгуком. Может, две новые части «Назад в будущее» и «Каспер». Единственное, что он мог предложить черноволосому мальчику — развлечения. Чонгук появился на третий день. Пока Тэхён ещё не спал, он постучал о кровать, давая знать о своём присутствии. Тэхён не стал протягивать ему руку. Он слез с кровати и заглянул прямо под кровать, встречаясь с виноватыми глазами Чонгука. — Извини. Я плохой друг. Я не должен был позволять ей трогать тебя, — прошептал Чонгук, прячась в тени. — Всё в порядке, — ответил Тэхён. — Хочешь посмотреть вторую часть «Назад в будущее»? Чонгук кивнул. Под пристальным взглядом Тэхёна он начал выбираться из-под кровати, и Тэхён подал ему руку, чтобы помочь встать. Качество было отвратительное, фильм иногда заедал, а экран шумел, но всё это никак не влияло на восторг Чонгука. Тот обнимал подушку и смотрел в телевизор с таким неподдельным интересом, что наблюдение за его реакцией казалось перспективней просмотра кино для Тэхёна. Он давно не видел, чтобы простому фильму так дико радовались. Честно говоря, он в принципе не видел людей, восторгавшихся простым вещам. Тэхён был уверен, что покажи он Чонгуку дешёвую маленькую пластиковую машинку из супермаркета, тот бы радовался ей, как дети сейчас последней версии плэстэйшн. И это заставляло чувствовать себя дискомфортно. Заставляло понимать, что ценность есть не только в недоступных баснословно дорогих вещах. — Это так здорово, — сказал вдруг Чонгук, повернувшись в сторону Тэхёна. — Я тоже хотел кататься на скейтборде, но мама не разрешала. Говорила, что это опасно. — Чонгук нахмурился, восторг в его глазах потух. — На самом деле нам не хватало денег на него, но она никогда этого не говорила. У всех моих друзей они были. Они не звали меня гулять, потому что я не успевал бежать за ними. Тэхён крепко сцепил пальцы за спиной и стиснул зубы. В глазах у него покалывало от слов Чонгука. — У меня есть скейтборд. Хочешь, покатаю тебя по комнате? — предложил он. Велик не поместился в машину, когда они переезжали, но вот доска влезла. — У тебя правда есть? — встрепенулся Чонгук. — Классно! — Я мигом! — воскликнул Тэхён и быстрее ветра слетел с кровати, побежав к платяному шкафу в прихожей. Когда через минуту он вернулся, Чонгук, даже не сдвинувшись, всё так же смотрел в экран. — Становись на неё. Но только аккуратно. Хотя, что могло случиться с призраком? Даже как-то смешно. Чонгук же живее всех живых тут же примчал к Тэхёну. Он смотрел на скейт с подлинным обожанием, и Тэхён не мог не улыбаться, когда видел его до невозможности радостное лицо. Это намного лучше слёз. — Возьмись за мои руки, покатаю тебя, — проинструктировал он, протягивая Чонгуку ладони. Тот вцепился в них сразу же и, хихикая, смотрел вниз на то, как катится. — Хочу как Марти цепляться за машины и мчать по дорогам. — Ну нет, это слишком. Представь, что будет, если машина резко затормозит? Цепляться нужно за мопед или велосипедистов, — фыркнул Тэхён, наворачивая круги с прицепленным к себе Чонгуком. — А ты так делал? — Да, когда жил в большом городе. Хотя для этого нужно иметь хорошие нервы. Знаешь, я выслушал столько «приятных» комментариев о себе от тех, к кому цеплялся, — Тэхён покачал головой и засмеялся, а Чонгук подхватил. Когда они накатались, то продолжили просмотр телевизора. Кадр сменялся кадром, фильм сменялся фильмом, время текло незаметно и быстро. Когда Тэхён глянул на часы, он ужаснулся: было уже пять часов утра. Веки чувствовались невероятно тяжёлыми. Тэхён подозревал, что ему вновь предстоит спать на уроках и слушать ругательства учителей. Он моргал, силясь не заснуть, однако веки сами вдруг открылись, как только до ушей донёсся странный звук. Тихий, мокрый. Тэхён непонятливо посмотрел на Чонгука и обнаружил, что тот быстро утирал слёзы рукавом растянутого свитера. Его нос покраснел и, Тэхён был уверен, из него капало. В телевизоре девочка Кейтлин целовалась с призраком Каспером, на несколько часов ставшим живым мальчиком. Чонгук смотрел в экран, в его мокрых глазах отражалась прижатая друг к другу парочка. — Почему ты плачешь? — осторожно спросил Тэхён. Его эта сцена никогда не пронимала. Хотя, вероятно, он был не так чувствителен, как Чонгук. — Я никогда не п-поцелуюсь, — ответил мальчик дрожащим голосом, его губы подрагивали и блестели от слёз, которые он наверняка глотал. — Я всегда буду в этом доме и никогда не уйду отсюда. Я не могу летать куда захочу, как Каспер, — выл он на фальцете. Тэхёну, которому до этого совсем немного было смешно, вмиг стало паршиво. Вот в чём дело. Он не знал, как утешить, не знал, что сказать. Только один вариант казался единственно верным: дать то, на что Чонгук даже не надеется. Он говорит: — Давай поцелуемся. Чонгук поворачивает к нему голову и смотрит с немым изумлением. Его щёки и нос — розовые, как от мороза. Лицо мокрое и блестит, а в глазах будто рассыпалась бриллиантовая крошка, так сильно они сверкали. — Ты шутишь? — моргнул Чонгук, вытирая слёзы с подбородка. — Ты мальчик. — И что? — Мальчики не целуются с мальчиками, — покачал Чонгук головой, словно даже не представлял, не мыслил о такой возможности. — Пф… — фыркнул Тэхён. — Уверен, мои губы не хуже девчачьих, — сказал он, и Чонгук опустил на них взгляд. И правда — губы как губы. — Или ты уже не хочешь целоваться? — Нет! Я хочу! — рьяно возразил Чонгук, яростно качая головой. — Тогда целуй меня. Чего ты ждёшь? Кулаки Чонгука решительно сжались. Он крепко зажмурился, подался вперёд, накренился и клюнул Тэхёна в губы как неокрепший, только что вылупившийся из яйца цыпленок. Его мокрые солёные губы, холодные, как мрамор, задержались на губах Тэхёна на какую-то долю секунды, а потом тут же отстранились. Можно было подумать, что этого поцелуя и не было, если бы Тэхён не чувствовал языком соль и если бы его сердце не билось, как сумасшедшее. — Ты считаешь это поцелуем? — приподнял Тэхён брови и ближе придвинулся к забившемуся в угол кровати Чонгуку. А мальчишка красный-красный, взмыленный, и глаза у него большие-большие. — Д-да? — прошептал Чонгук неуверенно. Тэхён с ума сходил и метался внутренне раненым зверем. Было ненормально, что он так сильно хотел поцеловаться… с призраком? С ужасно несчастным призраком мальчика, который боится вылезать из-под кровати. Который защищает его от кого-то страшного по ночам и который радуется и грустит по любым пустякам, которые и не пустяки вовсе. — Нет, Чонгук. Так целуются дошкольники. Но ты же уже большой мальчик. — Тэхён утёр лицо Чонгука двумя пальцами, пока тот смотрел на него, как на пришествие Иисуса. — Показать тебе? — Д-давай. Тэхён резко выдохнул. Он мало верил в происходящее. Он думал, что когда-нибудь лет через двадцать, когда не будет жить с матерью в одном доме, он будет вспоминать об этом, как об очередном затянувшемся сне. Нереальном, ненормальном. Такому место в фантазиях, но никак не в реальности. Не получится жить нормальной, прежней жизнью, если ты не отпустишь это от себя и не начнешь думать, что всего этого просто-напросто не было. И Тэхён забудет Чонгука, а Чонгук — никогда. Он будет скитаться ночами по тёмному дому и, сидя в бесконечном заточении, думать о мальчике, который учил его рисовать, кататься на скейте и целоваться. Но это через двадцать лет всё станет нереальным. А сейчас оно вот — настоящее, холодное, сумашедше дрожащее. Язык у Чонгука такой же прохладный, как и губы. Но Тэхён отметил, что если отдавать ему жар своего тела — со временем его кожа становилась тёплой. Чонгук нагревался, как холодное железо от огня. Если держать его руки долго-долго сжатыми в своих — они становились живыми. Вот в чём секрет: окутаешь его теплом и он расцветёт, как тюльпан в теплице. Потянется к тебе и овьёт руками, прижмётся крепко-крепко в попытке согреться. И будет румяным и тёплым, точно зефир, который Тэхён жарил на костре в детском лагере. Но если тот сладкий — Чонгук солёный. Солёный зефир, который вдруг исчез. Растворился внезапно, растаял на языке. Тэхён открыл мутные глаза и обнаружил, что его руки больше не грели чужие ладони. Перед ним — стена, на часах шесть утра, а от Чонгука только призрачное касание холода. Призрачное… иронично. Губы его горели, пальцы дрожали, сердце скакало. Вероятно, это был самый ледяной и одновременно самый горячий поцелуй за всю его жизнь.