Рысь и Горностай

Аделину Жоффруа нашел в каморке, где днем Иоли со своими помощниками готовила лекарственные составы. Причем возмущенный голос старшей служанки он услышал гораздо раньше, чем увидел ее саму. Веселье шло уже не только в зале, но и в замковом дворе, где барон угощал челядь и беженцев, и шум стоял изрядный, но даже сквозь эти крики и хохот он расслышал, как Аделина выговаривала кому-то: — Жако, куда ты смотрел? С таким сторожем впору по миру пуститься! Ты даже не видел, кто входил сюда? — Как я увижу, — отбивался Жако, — если дверь не взломана? Ее забыли закрыть, или кто-то открыл ключом! Если бы дверь взламывали, я бы увидел. — Я сама закрывала и забыть точно не могла… — В чем дело, Аделина? — грозно осведомился барон. — В замке воровство? Похоже, его настроение снова ухудшилось, и он был не прочь отыграться на ком-нибудь. Аделина, отлично изучившая характер своих господ, оттеснила перепуганного сторожа и взяла объяснения на себя. Выяснилось, что она пришла сюда за жаропонижающей настойкой для раненого, которому вдруг стало хуже, и увидела, что дверь не заперта. Следов взлома не было. Но вот чуть позже, обследуя комнату, она обнаружила, что взломан замок на большом ларе. В нем не было ничего ценного, хранились только засушенные растения и несколько склянок с готовыми настоями. Их готовили впрок очень мало, ибо действуют такие лекарства в течение нескольких часов, становясь затем совершенно бесполезными. И на каждой склянке особым значком было помечено, для чего использовать. Аделина и вторая служанка, Аригунда, были неграмотны, и делать для них надписи не имело смысла. — Так значит, ничего не пропало? — спросил барон. — Я разберусь с этим взломом, а пока вели Хловису сменить замки на двери и ларе. Да найди мне поскорее что-нибудь от ожогов. — Ох, мессир! Вы обожгли руку! — Ну да, масло из лампы, будь она неладна. Ну же, делай, хватит болтовни! Пока Аделина накладывала мазь и делала перевязку, ее одолевали самые разные мысли. Почему злоумышленник полез именно сюда? Не рассчитывал же он найти в таком месте деньги или ценности? Возможно, вино и брага крепко ударили кому-то в голову. Но открыть ключом дверь? Спокойно пройти мимо сторожа? Взломать ларь и выйти тоже незамеченным? Тот, кто это сделал, забыл только снова запереть дверь. Или просто не посчитал нужным. Что могли искать в ларе? В голове крутилось что-то навязчиво-знакомое, не давало покоя… Уже потом, когда барон вернулся к гостям, она, глядя в его широкую спину, вспомнила: такой же ларь в другом помещении, сверток с крысиным ядом, Жоффруа, Белинда… и она сама, скрючившаяся в ларе. Она искала яд. И кто-то другой мог искать его же. Тот, кто не знал, что готовой отравы, которой еще недавно пропитывали наконечники для стрел, в замке нет. Хранить ее было слишком опасно, и Аделина сама уничтожила все, что оставалось. Вспомнились и вспухшие, покрывшиеся синеватыми пятнами тела тех, кто погиб от отравленных стрел... Она долго сидела, подперев голову руками, не слыша ворчания Хловиса, которому пришлось от праздничного стола идти менять замки. В голове крутилась одна мысль: ключи от всех комнат, сараев, мастерских и иных помещений в замке хранятся у его хозяйки! Но сказать это вслух или хотя бы показать вид, что подозреваешь такое, было невозможно. Вокруг плясали и пели, визгливо бранились две захмелевшие прислужницы, грызлись собаки из-за кости, кто-то громко хохотал и требовал вина. Уже совсем стемнело. Нужно было проследить, не пора ли прибраться в Большом зале, наверно, там уже полно объедков на полу. Да заодно и глянуть, где там Иоли, она уже должна была вернуться. Аделина шагнула было в сторону башни, и тотчас увидела бегущую оттуда девушку. — Послушай, на тебе лица нет! — служанка увлекла Иоланду подальше от людей, в сторону замкового огорода. — Обидел кто-нибудь? Где ты бегаешь одна, сейчас же все пьяны! Я уж хотела идти за тобой. — Дай мне воды, Аделина, — Иоли с трудом перевела дух. Лишь выпив большую кружку, смогла рассказать о случившемся. — Остается только завтра же уехать, — так она закончила свой рассказ. — Ты теперь знаешь, как готовить бальзамы по рецептам Клэр, а отец Августин все записал. Вы сможете обойтись без меня, а с утра, пока все не проспятся, нам лучше исчезнуть. Я скажу, что у нас с Аленом закончились травы, и стражи нас выпустят, будто бы в ближайший лес. — Может, и выпустят, но далеко ли вы уедете? Сейчас кругом бродят шайки бандитов, дезертиры всякие, да и норманны еще есть. Даже воины в одиночку не решаются ездить, а ты хочешь отправиться в дорогу с десятилетним ребенком. Вы не доедете до родных мест! — Но оставаться здесь, стать любовницей барона! — Иоли даже повысила голос, и Аделина опасливо дернула ее за рукав. — И он сказал, что иначе изгонит меня из своих владений, так что мне все равно уезжать! — Ну, он сказал это, будучи не совсем трезвым. Здесь такого не бывало, чтобы человека изгоняли без вины. Надо поговорить с ним еще раз. Но не раньше вечера, утром-то он будет зол. И говорить надо не тебе. Думаю, святой отец не откажет в помощи! Он знает, как сказать, чтобы мессир прислушался, и знает законы. Пойми, вернувшись сейчас домой, если даже сможешь добраться, ты окажешься без крыши над головой, да еще рядом с этой змеей Клотильдой! Думаешь, она ограничится одним доносом? — Неужели можно так поступать из-за клочка земли? Аделина, почему люди так злы? — Из-за этого клочка земли они уже пытались похитить тебя. А теперь еще добавилось то, что Лауберт побывал в плену. Да они вас со свету сживут! — Но я не могу прятаться от них всю жизнь. Все равно придется что-то решать. — Тебе нужен покровитель, дитя мое, — вздохнула служанка. Иоли была так хрупка и нежна, что у сильной, рослой Аделины помимо воли сжалось сердце. И слова, готовые сорваться с языка, так и не прозвучали. Будь на месте Иоли другая девушка, наверно, старая, умудрённая жизнью служанка посоветовала бы ей ради своего же блага уступить Жоффруа. Но эта малышка была гордой, и Аделина не раз видела, как та, сжав зубы, прижигает и зашивает самые страшные раны. Во время осады, когда раненых было так много и работать приходилось без сна и отдыха, она вытирала льющийся со лба в глаза пот, смешивавшийся со слезами, и делала свое дело среди криков, стонов и жутких проклятий обезумевших от боли и лихорадки людей. Они начали уважать ее, эти люди, и как ей теперь у них на глазах стать шлюхой? — Я посоветуюсь со святым отцом, — пообещала Аделина. — Пока же постарайся завтра находиться только там, где есть люди, особенно если это гости барона. При них он пока сдержит себя, а там уж найдется какое-нибудь решение. Разговор капеллана с бароном состоялся на следующий день. Жоффруа, по примеру отца, принимал посетителей, сидя в кресле с подлокотниками в виде рысьих голов, вгрызающихся в древесную толщу. Священник смиренно остался стоять, хотя владелец замка и предложил ему присаживаться на скамью напротив. — Итак, святой отец, вы говорили, что хотите просить меня о чем-то. В чем же просьба? Я готов выслушать вас. — Мессир Жоффруа, — степенно заговорил отец Августин, — я, слабый и ничтожный служитель Божий, по мере своих сил забочусь о пастве своей. Воистину так устроен мир! Благородные рыцари сражаются, защищая малых сих, которых вручил им сам Господь, мы же, священники и монахи, неустанно молимся за победы вашего оружия. И по мере скромных своих сил помогаем сюзеренам творить добро и вершить правый суд. — Хорошее предисловие, — сказал Жоффруа. — Теперь — к делу. Капеллан заговорил о семьях воинов, которые погибли в этой войне. Все понятно с теми, кто успел вырастить сыновей, теперь вместо отцов станут служить они. Но как быть, если в роду не осталось никого из мужчин? Взять, к примеру, покойного Гримберта, что был вавассором при его милости бароне Роже, а затем продолжал служить его сыну. Храбро воевали и все сыновья Гримберта, да сложили головы в боях. Осталась только дочь, благонравная юная девица, которая мессиру Жоффруа хорошо известна, ибо помогала во время осады. Но вот война окончена, и сироте самой требуется помощь сюзерена… Барон передёрнул плечом. Августин умен, ни словом не упомянул о домогательствах и угрозах девчонке, но точно она прибегала к нему, не просто же так поп затеял этот разговор. Теперь начнет взывать к благородству и долгу перед памятью павшего воина. — Так ли уж она благонравна и чиста, как вы тут расписываете? — усмехнулся барон. — Кроткие и скромные девицы не знаются с ведьмами. А в имении Гримберта давали приют одной из них! — Но, мессир барон, женщина по имени Клэр прожила там много лет, и все это время только помогала людям. Насколько я знаю, местный священник, высокоученый Годеран, сначала настроенный к ней настороженно, потом признал, что никакими злыми чарами она не владеет, и вся ее сила — в знании. Сама же девица Иоланда, пребывая здесь, исправно посещала мессу, причащалась и ходила к исповеди. — Пусть даже и так, но существует закон. Женщина не наследует земли, если она не замужем. Земельные наделы — бенефиции — получают воины за службу, и любой такой надел может быть передан сеньором иному владельцу, если прежний запятнал себя нарушением вассального долга… или умер, не оставив наследников мужского пола, как в случае с Гримбертом. Вдова Клотильда покорно просит присоединить владение этого прославленного в прошлом воина к землям ее сына, благородного Лауберта, ибо девица Иоланда не имеет ни права, ни умения управлять поместьем и людьми. — Но закон также велит, мессир, чтобы у каждой женщины благородного происхождения и при этом незамужней, был опекун из числа достойных людей, - мягко напомнил капеллан. - Он заботится о ней, следит, чтобы имение не растащили, дает защиту во время войны, он же может и подыскать ей достойного мужа. Именно опекун, а не алчные соседи, которые ради своих интересов готовы сделать ее нищей! Последнюю фразу он произнес более жёстко и громко, затем сделал паузу и заговорил снова, на сей раз используя свой главный козырь. — А кроме того, ваша милость, с самым младшим из сыновей благородного Гримберта еще не все ясно! — Что не ясно, если человека нет в живых? — нахмурился Жоффруа. — Не говорите загадками, святой отец. — Но его труп так и не нашли. И никто не видел его мертвым, мессир. — Но не видели и живым после сражения! Сами знаете, сколько мертвых тел остаются на дне рек и болот, или сгорают, или не находятся по иным причинам. — Но еще люди оказываются в плену или заключении, — подхватил священник, — а потом возвращаются. А потому закон требует, чтобы человек, пропавший без вести, считался живым еще три года! Все это время его имущество не может быть отторгнуто, а вдова не имеет права вступить в повторный брак, если бы она у него была. Вот и готовый ответ на притязания дамы Клотильды! — Этот закон все знают, но нередко обходят его, считая устаревшим, — раздраженно сказал Жоффруа. - Земли нужны, чтобы жаловать ими своих верных, их всегда не хватает, и ждать того, кто никогда не вернётся, просто глупо. — Но ведь можно и не обходить закон, когда в его применении есть необходимость! Она почти дитя, и идти ей некуда. Даже монастырь не примет ее без вклада. Во имя торжества справедливости, мессир... — Довольно. Я подумаю о назначении опекуна, святой отец. Оставшись один, Жоффруа принялся мерить шагами комнату. Капеллан был прав, да барон и сам знал, что, изгоняя Иоланду, даст повод вассалам к сомнениям и непокорству. Ведь тогда и они будут иметь причины опасаться за будущее своих детей. А значит, придется пойти более длинным путем. Он снова скривил губы в хищной усмешке. Говорили, что она портила, делала некрасивым его лицо. Но не всем же быть красавцами! Он, Жоффруа, все равно возьмёт свое. Станет опекуном девчонки, чтобы этот недоумок Лауберт и впрямь не посмел коснуться ее, а там уж решит, когда и как ею завладеть. Он так и собирался поступить, просто поторопился, на пиру ударила в голову ревность. Все эти мужчины, глазевшие на нее, вывели из себя. И ещё раньше - братец Рауль, который всю жизнь только и прибирал к рукам то, что должно было принадлежать Жоффруа. Даже любовь отца украл у него, старшего сына и наследника. Жоффруа делал вид, что не слышит рассказов о победах брата, хотя каждая из этих историй была как боль. И боль эта вкупе с яростью чуть не разорвала его в клочья, когда он увидел их рядом. Тонкие пальчики Иоланды касались полуобнаженного тела Рауля. Да, она всего лишь перевязывала его, но так, будто ласкала. Ещё и заботилась, чтобы этому хлыщу не было больно. О нет, дочки Гримберта Раулю не видать! - Ваша милость, - в дверях появился его сенешаль, - кони оседланы. Вы едете сейчас? - Да, сейчас. В сопровождение возьму пятерых. Два часа спустя барон выехал на небольшую лесную поляну. Его воины остались ждать на достаточном расстоянии, чтобы не слышать, о чем пойдет речь между их господином и человеком, назначившим ему встречу в этом месте. По пути сюда Жоффруа нигде не встретил людей. Невольно вспомнил мирное время, когда ясным летним днём на этой же дороге бывало трудно разъехаться крестьянским повозкам, перевозившим сено, да и всадникам порой приходилось останавливаться у обочины, пропускать стада коров и овец. И ремесленники брели постоянным потоком на строительство храмов и монастырей, и вереницы паломников и странствующих монахов, и нищие. Теперь же все словно затаились. А может, просто на несколько лье кругом и правда никого не было. Зато не раз попадались руины каменных построек и пожарища, бывшие недавно деревнями, возле которых местами выгорел и лес. Пару раз видел повешенных, покачивавшихся на деревьях от собственной тяжести. Такова была кара за мародёрство и грабежи. При приближении всадников с таких деревьев со злобным карканьем взлетали вороны, но стоило чуть отъехать, крылатые хищники возвращались к своей жуткой трапезе. Негромко зашелестела подсохшая от жары трава. К барону приближался всадник, закутанный в темный плащ. Остановился в двух или трёх шагах и только тогда откинул на плечи капюшон. - Зачем звала? - не здороваясь, бросил Жоффруа. - Вы сами знаете, - в голосе женщины звучало напряжение. - Нет, я не знаю. Но надеюсь, повод серьезный. Я слишком занят, чтобы играть в загадки, говори побыстрее. - Мессир, те деньги, о которых меж нами был уговор... Когда я получу их? - Ты уже получила сполна. - Вы дали только задаток - четыреста денье, мессир. Тогда как договаривались... - Ты не сделала всего, о чем договаривались. За что ещё мне платить? - Вы знаете, что не по моей вине так случилось! - Но, согласись, и не по моей. Иногда обстоятельства сильнее нас. Но тебя-то я не обидел. - Мессир, но ведь она у вас! - Откуда тебе знать? - Не имеет значения, откуда. Но я точно знаю имя особы, которую вы тайно держите в своем замке. - Но, рассказав об этом, ты погубишь прежде всего себя. А потому говорю тебе: молчи и забудь, что мы знакомы. Тогда и я забуду. Глаза женщины заблестели, тонкие ноздри дрогнули, как у готовящейся к нападению лисицы. - Хочу вам сказать, мессир, что вся правда ещё может всплыть на поверхность. А ведь она опасна и для вас! Не лучше ли договориться полюбовно? - Ты будешь запугивать меня, подлая дрянь? А не подумала, что тебя могут закопать прямо здесь, уже через час? Барон резко послал коня вперёд, так, что оказался вплотную с женщиной, и схватил за повод ее лошадь. Животное испуганно попятилось. Но, видимо, в лице этой женщины Жоффруа нашел не самого трусливого противника. Она не отвела взгляд, и сейчас трудно было сказать, кто из них более грозен. - Я приняла меры, мессир барон, - с насмешкой бросила женщина, - чтобы все открылось, если я не вернусь домой. Написала письмо... Я же знала, что имею дело с истинным образцом рыцарства, благородным и щедрым Жоффруа! - Пиши хоть двадцать писем, моя добродетельная и честная голубка! - расхохотался он, однако же, ослабил хватку и отстранился. - Я и сам хочу все уладить, но пока я не отвезу... ту особу туда, где ей надлежит быть, ни о каких деньгах разговора не будет. Но вот сделав это, я вспомню твои услуги! - Когда же вы отвезете ее? - На днях. - Получу ли я тогда всю сумму сполна, мессир барон, чтобы мы могли распрощаться по-доброму и навсегда? - Я уже сказал тебе: с учётом изменившихся обстоятельств. Ещё четыреста денье, и на этом ставим точку. Похоже, такой ответ устроил его собеседницу. Глядя вслед исчезающей в дубовой роще всаднице, он промолвил беззвучно, одними губами: - Навсегда - это точно, а вот по-доброму с тобой нельзя. Всегда знал, что ты змея...