Рысь и Горностай

Лауберт только думал, что говорил тихо, и никто не слышал его подстрекательств. В действительности же, как и все, кто хватил лишнего, они с Ромнульфом своих голосов не сдерживали. Посетителей в будни, да еще днем, было не много, и пьяные вопли двоих гостей сразу разбудили дремавших на соломенных подстилках бедняков и привлекли внимание хозяина и его домочадцев. Первое было не страшно, оборванцы, вяло ругаясь, встали, заплатили за ночлег какие-то медяки, скудно позавтракали и ушли. А вот хозяин трактира, насаживая на вертел куриные тушки, очень внимательно слушал, о чем была речь у постояльцев. При его занятиях надо быть в ладу с местным начальством, и в его обязанности давно входило докладывать о любых подозрительных прохожих и проезжих и запоминать их разговоры. Уже через час местный сеньор, молодой Адалард, знал, о чем говорили Лауберт и Ромнульф. — Хорошо, трактирщик, — кивнул он. — Так, говоришь, этот Лауберт уже уехал? — Да, мессир. Но второй остался, ибо не очень хорошо держится на ногах после двух кувшинов вина. Я велел жене удержать его под любым предлогом. — Молодец. Служи и впредь так же усердно, я это запомню. Сейчас ты волен идти. Едва за трактирщиком закрылась дверь, Адалард велел отправить воинов в его заведение, задержать Ромнульфа и поместить пока в тюрьму. Что делать с ним дальше, он решит потом, а пока надо обо всем сообщить Раулю. Между ними давно было условлено, что оба помогают друг другу в поимке преступников и беглых вилланов, а в военное время объединяются для отпора врагу. Правда, однажды Адалард немного обиделся на своего приятеля, ибо тот принял на службу некоего Филомара, который служил в Арксе, но решил переметнуться. Ему, видите ли, не хватало размаха в таком небольшом владении, как Аркс, где никогда ничего не выслужишь, и он напросился в Шато де Линкс. Но, поразмыслив, Адалард махнул на это рукой. Не такой уж находкой был этот заносчивый юноша, не стоило из-за него ссориться с соседом. Ну и довольно о нем. Сейчас сеньор Аркса задумался, что же могло произойти у Рауля. Почему вдруг он отпустил от себя девушку, которую, как все думали, хочет взять в жены? Этот Ромнульф, которого он велел схватить, вроде бы обвиняет ее в разграблении его усадьбы. И что-то трактирщик сказал про Бавдомера, сына Гримберта. Неужели правда жив, да еще и примкнул к бандитам? Неужели все это правда, и барон изгнал Иоланду за пособничество ее преступному брату? Что ж, на него это похоже. Рауль много требовал от других, еще больше — от самого себя, и всегда хотел быть справедливым. Даже если для этого приходилось быть жестоким. Он мог простить ошибку, даже многократно простить. Но не предательство. Сейчас, в любом случае, надо было отправлять вестника в Рысье Логово, и он хотел уже распорядиться, но как раз в эту минуту доложили, что прибыл человек оттуда. Это был воин, которого Сигерод прислал по просьбе Дианы. И речь, конечно, зашла о Филомаре. Пришлось вспомнить о нем во второй раз за день. — Как я понял, госпожа Диана желает знать, что он за человек и опасается за судьбу своей прислужницы, — проговорил Адалард, — что ж, ничего утешительного не скажу. Этот парень всегда очень высоко метил, и простая девушка ему могла быть нужна только чтобы немного развлечься, за неимением лучшего. Сам он нищий, но из знатных, и высокомерие его било через край. На уме всегда были только знатные невесты, деньги, титулы и почести, все мысли — как возвыситься и стать сеньором. Может, оно и неплохо, но люди выслуживают это годами, а ему нужно было все и сразу! Так что, думаю, если та служанка жива, скоро он ее прогонит, и девчонка вернется назад. Главное, чтобы по глупости в притон какой-нибудь не попала. — Не осталось ли тут у него друзей, кого можно было бы расспросить о нем? — Нет, приятель, не осталось. Он же ни с кем не желал знаться. И вряд ли еще приедет сюда, что ему тут делать? — Но если он объявится, сможете ли вы, сеньор, задержать его на время по просьбе моей госпожи? Она так опечалена судьбой несчастной исчезнувшей девицы, что была бы признательна за любую помощь! — Передай госпоже Диане, что я ее покорный слуга и все, что смогу, для нее сделаю. Теперь же, раз уж ты приехал, не заберешь ли с собой вашего воина Ромнульфа? Он вроде бы подался в наемники, но, не успев даже добраться до своей цели, уже свернул с пути и принялся сеять смуту. — Если ваша милость отправит со мною письмо моему господину и все ему объяснит, я заберу этого человека. — Да, это разумно. Пока можешь отдохнуть и пообедать. — Ты ещё не устала копаться в этом деле? Диана молча мотнула головой, как когда-то в детстве. Они с Раулем ехали шагом по краю леса. Здесь хотя бы можно было поговорить с глазу на глаз, и не прибегал кто-нибудь ежеминутно, чтобы отвлечь наиважнейшими вопросами о начинке для пирога и покупке новой упряжи. — Ты упряма, — продолжал он. — Я понимаю, ты хотела помочь Иоланде. Это у тебя с детства — защищать кого-нибудь. — Это у меня от тебя, — грустно улыбнулась Диана. — Помнится, я была ужасной драчуньей, и только тебе удалось привить мне благородные манеры. Монахини лишь довершили начатое! — Помню, как ты чуть не расплакалась, читая о лионских святых мучениках. Тогда ты говорила, что желала бы оказаться там, чтобы изрубить в капусту жестокого императора Марка Аврелия, гонителя христиан! Но, может быть, теперь ты взглянешь в глаза правде и поймешь, что иногда люди просто притворяются и лгут, действуют хитростью, когда не могут силой? — Взгляну, — сказала она, — только сначала найду ее, эту правду. Что касается детства, то ведь и ты, помнится, заступался за слабых! — Послушай, это уже просто безумие. Ну скажи мне, для чего кому-то было выпускать этого негодяя, рисковать из-за него? Кому он нужен, кроме своей сестры? Ты сама знаешь, что я до последнего не мог подумать о ее причастности, да и потом простил ложь! Но все так явно указывает на нее… — Может быть, слишком явно, брат? Позволь мне дождаться хоть каких-нибудь известий о Филомаре! Эта история с его раздвоением, быстрый отъезд, исчезновение Аригунды… Все вместе это выглядит странно. — А зачем ты хочешь свести все это вместе? К матери он отпросился до того, как все произошло. И письмо от нее действительно было. Раздвоение Филомара случилось, скорее всего, только в глазах пьяного солдата! А уж Аригунда просто понеслась за ним, решив, что Филомар ее бросает… — Рауль, мне казалось, ты так любил Иоли! И так легко отказываешься от нее? — Легко? Диана, ты сама не понимаешь, что говоришь. Она предала меня! — он повысил голос, сквозь загар проступила свинцовая бледность, словно вся кровь вдруг отхлынула от лица. — Предательство человека, которого любишь и веришь, нелегко перенести. Как я мог быть с нею после этого? Ты сама смогла бы? — Не знаю. Наверно, я еще очень слаба духом, но я даже не уверена, что не выручила бы тебя, будь ты на месте Бавдомера! — Будь спокойна, я на нем не окажусь! — Но если это сделала не она? Она поклялась мне! — Диана! Ты уже не ребенок. Вспомни, как однажды наша мачеха поклялась, глядя прямо в глаза отцу, что я хотел надругаться над нею! — И теперь из-за нее надо считать подлыми всех? — Знаешь, я устал, Диана! Если ты думаешь, что мне было легко принять такое решение, то ошибаешься. Он замолчал и некоторое время теребил набор уздечки. Каким же сильным он был всегда… и каким беспомощным — сейчас! — Меня давно приглашает в гости Тибо из Блуа, — снова заговорил Рауль. — Думаю, я съезжу, иначе здесь просто сойду с ума. Приглашение касалось и тебя. Сестра виконта, красавица Эрмалинда, шлет тебе привет и мечтает познакомиться, ибо много слышала о тебе при дворе. — Надеюсь, рассказчицей была не моя достославная подруга Альменгейда? — рассмеялась Диана. И тут же снова стала серьезной. — Позволь мне остаться дома. Я должна закончить дела здесь. — Как хочешь. Твои дела, кроме всего прочего, касаются сира Родерика, не так ли? — Не стану скрывать, что это так. — Учти, что я прикажу Сигероду не отпускать тебя без охраны. — Спасибо. Охрана никогда бывает не лишней. А ты пока не очень доверяешь Родерику? — Ему вполне можно доверять, Диана. За последние дни я это понял. Но его окружение мне не нравится. Как не нравится и то, что за столько времени после смерти отца он никого не заменил. Почти все старые воины их замка враждебны к нам, и не без причин. Ты знаешь, сколько людей погибло в междоусобицах нашего отца и Ансберта. И у этих людей наверняка гибли друзья и родные. А теперь им предлагают подружиться с нами, вот так сразу, просто потому, что Родерик пал жертвой прекрасных глаз моей сестры! Ведь именно так они и рассуждают. И если барон де Коллин желает мира с нашим родом, ему придется постепенно заменить отцовских вавассоров на новых людей, более молодых и не замешанных в старых столкновениях. Разумеется, я не говорил ему этого, и ты не должна. Он не глуп и поймет сам, но давления терпеть не станет. А пока мы достигли перемирия, Родерик дал помощь, когда на нас напали, и побывал у нас в гостях, и уже одно это хорошо. Хорошо, когда сосед — не враг, который в любой момент ударит, а друг, готовый биться спина к спине. — Когда ты намерен ехать в Блуа? — Как только нас покинут гости из Коллин де Шевалье. А это произойдет уже завтра, так сказал Родерик. — Все верно. Хозяину не стоит слишком надолго покидать свой замок. Надеюсь, что и ты не слишком задержишься у виконта? Вечером, когда дамы, как обычно, покинули продолжавших пировать мужчин, Родерик вышел вместе с Дианой. Они шли рядом по коридору, слегка соприкасаясь рукавами, и все, кто видел этих двоих, должны были признать, как оба хороши собой и какая прекрасная пара получилась бы из них. — Эти книги очень редкие, сир Родерик, — говорила Диана, — я сама переписала их. Гигантский труд, но это было все-таки легче, нежели заполучить первоисточники у настоятеля Святого Эрмиана! За это мне пришлось переписать один лишний экземпляр для монастырской библиотеки, ломая ночью глаза, а старый хитрец сэкономил на переписчике! — Как у тебя хватает времени на все это? — удивлялся он. — Я так привыкла. К тому же, чтение — одно из моих любимых занятий, а когда переписываешь книгу, в то же время и читаешь. — Мои сестры почти не читали, — медленно проговорил он. — Их обучали, конечно, но у нас мало интересных книг. Отец Иероним за долгие годы службы в замке тоже собрал библиотеку, он настоящий подвижник в этом смысле. Но он собирал только жития святых и прочее, все религиозного содержания, а римских и прочих не христианских авторов считает язычниками. Вот потому я впервые узнал о существовании Апулея и Геродота, только попав в Париж. — Ты можешь взять книги у меня. Надеюсь, отец Иероним не наложит на тебя епитимью и не сожжет мои книги? — со смехом спросила она. Они начали подниматься по лестнице, так и не заметив Бриджит, хотя та следовала за ними весь путь от трапезной. У лестницы она остановилась и проводила их взглядом. Что ж, барон Рауль сам сказал, что уезжает. А значит, его сестра найдет возможность встречаться с Родериком. И с одной из этих встреч вполне может не вернуться! В библиотеке за последние годы стало еще больше стеллажей, теперь расстояние между ними было таким, что приходилось протискиваться. Стол убрали, из мебели осталось два аналоя, но один из них все чаще пустовал. У отца Августина с годами стало слабеть зрение, и переписыванием бесценных фолиантов Диана все чаще занималась одна. Обоих влюбленных влекли истории о путешествиях, и Диана достала «Греко-персидские войны» Геродота. — Смотри, какая интересная карта! — говорила она. — Сколько диковинных названий народов и стран! Где они теперь, все эти скифы, сапроматы и гипербореи? Навеки исчезли с лица земли или просто рассеялись по свету и стали называться иначе? — Думаю, многие из них ушли с прежних мест! Ведь они почти все были кочевниками. — Вот видишь, тут на карте есть маленькие рисунки? Это показано, где какие народы жили. Вот тут должна была быть страна амазонок. Это женщина на коне. — Ты думаешь, они правда существовали? — У Геродота так написано. И не только! Я читала про Троянскую войну, и в ней тоже участвовали амазонки. — Если это и было, то в глубокой древности. Сейчас такие государства не могли бы существовать! Как бы они себя защитили? Чтобы штурмовать или защищать такие замки, как, например, этот, нужны такие орудия, которых женщинам не создать. А построить сам замок — сколько нужно сил! — Смотри, вот здесь Сицилия! Мой отец воевал там. — Верно. А мой руководил франкским флотом, когда Сицилия пала! Потом мавры отвоевали ее обратно, но мои родители нашли друг друга именно там. Матушка была дочерью эмира, но охотно последовала за моим отцом и приняла веру Христа. — Это невероятно красиво, — задумчиво сказала Диана. — Как в балладе! Мне хотелось бы увидеть другие страны, но пока я не уезжала дальше обители Урсулы. Отец как-то говорил, что за морем и жилища, и корабли совсем не такие, как у нас. Я читала, что дворцы мусульманских владык поражают роскошью даже более, нежели парижский дворец нашего герцога. А про норманнов говорят, что они, если только не перенимают франкскую роскошь, живут у себя на родине в каких-то длинных домах, где даже нет дымоходов и отдельных покоев, все - господа и рабы - спят в одной большой комнате, поэтому наши замки кажутся им верхом комфорта. — О, всюду эти викинги! — в голосе Родерика была горечь. — Где они, там смерть, разорение и горе. Еще год назад не было семьи счастливее, чем наша, и вот теперь из-за этих языческих тварей у меня нет ни отца, ни матери, ни сестер! — Это правда, что твой отец умер от горя? — мягко спросила Диана, дотрагиваясь до его руки. — Да, ведь он был уже стар. Бриджит рассказывает, когда тело матушки привезли в замок, он сутки не отходил от нее, а потом похоронил, слег и больше не поднялся. Они сильно любили друг друга. Диана подумала при этом, что ее отец ни одну из своих женщин не любил настолько сильно, чтобы страдать из-за нее. В основном, страдали они. — Я уничтожил бы весь род того, кто погубил мою семью, — продолжал Родерик. — Если бы только я мог узнать, кто это был! — Отец Августин говорит, что зло рождает зло! Ну а я скажу так: хочешь мстить — мсти, но только виновному. Безвинно пролитая кровь вернётся к человеку десятикратно и сделает мстителя палачом! — Что может понимать в этом женщина? — сурово произнес он. — Родерик, это не мои слова. Я слышала их однажды от моего друга, сира Гастона, а он -то уж точно не женщина! — А ты все никак не забудешь о нем? — Друзей не стоит забывать, Родерик. — Но тебе придется это сделать! У моей жены не будет в друзьях никаких мужчин! — Разве я жена тебе? — Но ведь ты ею будешь? Скажи, Диана, ты согласна? О, почему ты молчишь? Это моя ревность обидела тебя? — Беспричинная ревность всегда обидна, как и недоверие! — Но здесь как раз причина есть! Этот человек любит тебя, и он… Родерик мог бы сказать, что его соперник обладает всеми качествами, чтобы вызвать в женском сердце любовь, но хвалить его — это было бы слишком. — И он очень далеко, — сказала Диана. — А я здесь, и я люблю тебя. — Я тоже очень тебя люблю, Сирэн! Ты сводишь с ума, стоит только взглянуть! Можно ли сердиться на меня за это? Позволь мне поговорить о нашем браке с Раулем, когда он вернётся из Блуа! — Я позволю, если ты готов доверять мне. — Я доверяю тебе, моя любимая! Ты не будешь больше сердиться? Он задал этот вопрос так мягко и нежно, смотрел так умоляюще, что не простить его было просто невозможно. И, конечно же, она простила.