Рысь и Горностай

Луиза Вот уже почти месяц я живу в Париже. Я была здесь прежде только один раз, вскоре после свадьбы, когда меня представили ко двору. Блеск, шум, музыка, свет, людское море и многоголосие поразили меня тогда, хотя я и выросла в большом замке. Очень хотелось рассмотреть и узнать все здесь получше. Увидеть город, побывать на пирах, охотах, конных прогулках и прочих увеселениях, побродить по лавкам, рассмотреть и купить все самое лучшее, заказать новые наряды лучшим портнихам и украшения - ювелирам. Я видела, что многие молодые дамы все это делают, а сопровождают их либо слуги, либо кавалеры, готовые в любой миг услужить своим красавицам. Когда я выходила в город в сопровождении слуг, то ловила на себе заинтересованные взгляды молодых людей. После монастыря это было приятно, необычно и очень весело. Но вот Гуго, мой муж, так не считал. Он неусыпно следил за мною и сделал все для того, чтобы мы побыстрее уехали в его замок, который стал теперь и моим. О нет, он не скуп и не мои траты были тому причиной. Он просто ревновал, а потому скупил неимоверное количество самых дорогих тканей, мехов и всего, что мне хотелось, все это загрузили в повозки, и наш обоз двинулся в сторону дома. Я не противилась, ибо понимала свой долг. Я должна была поскорее узнать свое новое владение и людей, вникнуть во все тонкости управления. И я усердно узнавала и вникала, а мастерицы шили для меня все новые платья и меховые пелерины, которые я носила, в основном, дома, ибо выезжать мне удавалось крайне редко. Вся эта красота хранилась в сундуках и ларцах, иногда я приказывала моим фрейлинам вынимать все и раскладывать передо мною. Говорила, что нужно все проветрить и оглядеть, чтобы не завелась моль. На самом же деле мне хотелось лишний раз глянуть на эту роскошь, в которой мне негде было блистать. Шло время, все больше я самой себе напоминала птичку в золотой клетке. Но вот приехал отец. Это было такое счастье - увидеть его и вырваться из дома! Ведь не позволить мне встретить отца, вернувшегося из долгой и опасной поездки и, к тому же, собирающегося вскоре опять уехать, мой супруг не мог. Они с отцом ведь приятели. Гуго хотелось, конечно, поехать со мною, но в имении накопилось слишком много дел. Пока шла война, все силы и средства были брошены на оборону, и вот теперь многое нужно было восстанавливать, а это требовало хозяйского глаза. Ведь Гуго не очень-то доверяет управителям и сменил их уже несколько. Он не раз утверждал, что человек, просидевший много лет на таком месте, неизбежно ворует, а значит, управителей надо регулярно менять. Отец смеялся над этим и втолковывал ему, что, мол, если даже кастелян порой и отгрузит несколько рулонов холста или бочонков вина в свою сторону, то при условии хорошей службы это не беда, а неизбежное зло, больше можно потерять, без конца меняя людей. Бабушка, когда думала, что я не слышу, выразилась жестче: - Мозги свои некоторым надо поменять! Отец в ответ лишь рассмеялся и напомнил ей, какой шум и гам стоят в нашем замке Монришар, когда она сама проверяет расходные книги и счета. И впрямь, однажды, когда наш кастелян имел неосторожность возразить ей, получил удар в лоб рукоятью великолепной, инкрустированной золотом и отделанной изумрудами трости. Сила у бабушки уже не та, что прежде, и он остался жив, хотя шишка на лбу не сходила долго. А Гуго оставался непреклонен и по-прежнему изгонял и нанимал новых кастелянов, и за всеми все проверял сам. Так вот и получилось, что в тот день, когда мы получили известие о приезде отца, мой супруг как раз рассчитал очередного управителя и нанял нового. Передача и прием всех деловых бумаг и ключей от хозяйственных построек и погребов - дело хлопотное, и Гуго поехать со мною не смог. Не смог и не отпустить меня навстречу отцу, ведь тем он нанес бы обиду боевому соратнику и родственнику. Спешно собрав огромный эскорт, состоявший из воинов, конюхов, компаньонок, фрейлин, слуг и служанок, пажей и шутов, супруг отпустил меня в дорогу. Отец понимает меня, как никто. И потому главным его подарком стали не украшения и новые лошади, а возможность пожить некоторое время в Париже. Так я стала гостьей двора, а с зятем папа договорился. Поселилась я не во дворце, хотя можно было сделать и так. Но у отца есть здесь особняк. Не очень большой, но удивительным образом сочетающий в себе роскошь, удобство и защищенность. Находится он неподалеку от герцогского дворца, а одной стороной его окна выходят на Галерею правосудия. Со всех сторон его окружает высокая известняковая стена, а еще одну, наружную стену создают подпирающие кронами небо вязы и тополя. Подъехать к дому можно только сзади, где есть специальные ворота. Благодаря такому расположению, особняк скрыт от посторонних глаз, и находясь в нем, как бы оказываешься на время в своем собственном мире. И этот мир мне нравится! Проектировал и строил особняк известный мастер из Гранады, кажется, родственник отцовского друга Карима. Этот мастер отошел от давно принятого у нашей знати обычая - возводить дома в позднем римском стиле, то есть без окон на улицу. Напротив, здесь окна широкие и красивые, с разноцветными стеклами, образующими приятные глазу рисунки. Когда холодно, можно закрыть ставни, они сделаны из ценного дуба и отлично сберегают тепло. Но сейчас я наслаждаюсь последними солнечными днями и держу ставни почти все время открытыми. Тем более, что при этом от стекол падают на пол и стены дивные радужные отсветы, которыми я любуюсь. Отец бывает в этом особняке редко, ведь у него все время то война, то мирные переговоры, то снова война. Наверно, впервые здесь собралось сразу столько людей. Ах, на месте отца я жила бы здесь постоянно! Но, впрочем, сегодня мне надоело сидеть дома. Никаких увеселений во дворце не будет до завтра, а это значило, что я поеду на прогулку за город. Давно мечтала это сделать, но не в свите герцогини, когда можно двигаться только вместе с огромной толпой всадников, а спешиваться и гулять только тогда, когда ее светлость этого пожелает. Сегодня я просто погуляю в обществе моих девушек. Ведь там, за городом, в предместье, так красиво! Это близко от города, но шум почти не доносится, ибо его заглушают крики улетающих в теплые края птичьих стай, а деревья, роняющие золотую и алую листву, похожи на сказочные терема и шатры... Гонтран В последнее время я часто вспоминаю рассказы моего брата Рауля о том, как он и ел, и спал прямо в седле, выполняя поручения нашего герцога. Служба при дворе - и впрямь не только сахар и мед, хотя свои приятные стороны в ней есть. По окончании боевых действий у многих воинов в жизни наступает относительное затишье, чтобы отдохнуть и залечить раны. Но не у меня, ведь я служу при его светлости. Я давно уже не оруженосец. По получении рыцарского пояса меня перевели в личную гвардию Роберта Нейстрийского. А потом герцогу понадобился человек, который умеет не только сражаться, но и обучен грамоте, и при этом верный и не болтливый. Все мы понимаем, какие документы порой выходят из дворца нашего сюзерена, так вот, они должны дойти по назначению, а содержание их - остаться тайной. Я уже не раз мысленно поблагодарил Рауля, а в особенности - Диану, заставивших меня обучиться грамоте. Наверно, я так и не сделал бы этого, но тогда, лет в 10-12, меня жутко задевало, что Бретонка хоть в чем-то превзойдет меня. Наш отец Августин умен, и теперь я понимаю, с каким умыслом он подбирал книги для моего обучения. Это были не скучные тексты, по которым обычно обучают монастырских воспитанников, а интересные книги. Услышав отрывки, которые зачитал мне святой отец, я захотел узнать, что было дальше. Тем более, что останавливался он всегда на самом интересном месте. Вот я и освоил грамоту, чтобы читать в любое время и ни от кого не зависеть! И вот теперь я - личный помощник и вестовой герцога! Это почетно, но нередко приходится забывать о сне и отдыхе. Сейчас, возвращаясь после очередного задания, я заметил, как изменилось все вокруг. Ведь уже осень! Казалось, только вчера мы неслись с Дианой по ночному лесу, чтобы учинить нападение на норманнов, а потом изучали придворные танцы и ехали, облаченные в траур, в родной замок. Почему же до сих пор я не видел эти алые гроздья рябин, и высохшую, пожухлую траву, не замечал опавших листьев, плывущих по реке и пощелкивание сухих желудей под копытами коня? Да и на берегу был целый ковер ярких листьев. Мои сопровождающие немного поотстали, а я уронил поводья и поехал медленно. Никогда не думал, что такой отдых - тоже отдых. Тишина нарушалась только криками птиц, и порой, выезжая на прогалины, я видел вдалеке лесные озера, на которые стаями опускались дикие утки и гуси. Но вот раздались и человеческие голоса. Женские. Я вынырнул из своей полудремы и сначала подумал, что это местные девушки завели игры и песни в погожий денек. Но тут же понял, что на пение эти крики не были похожи. - Спасите! Спасите госпожу! - кричали несколько голосов. - О Пресвятая Богородица, смилуйся! - Охрана, охрана! Я направил моего гнедого на шум. Это был уже край леса, а за ним простиралось деревенское поле. Хлеб давно был убран, и я отчетливо видел, как по стерне несется женская фигурка в красном платье. А за нею - гигантский черный бык. Это было настоящее чудовище, и всем известно, с какой скоростью может передвигаться это животное, когда оно разъярено или ранено. А женщина была в длинном, мешавшем бежать платье. Некогда было гадать, по чьей вине бык оказался здесь без привязи. Бык трубно заревел и наддал сильнее. Рассуждать и ждать подмоги не было времени, и я рванул наперерез. - Спасите! - кричали сзади. Слава Иисусу, копье было при мне. Я уже изготовился пронзить чудище, как на охоте делал это с турами и зубрами. Но тут... женщина споткнулась и упала! Бык, видя, что жертва теперь не уйдет, остановился и с ревом принялся рыть землю копытами. Так они делают перед окончательным, смертоносным для жертвы броском. Но эта его остановка дала мне возможность приблизиться быстрее. Я пришпорил коня и полетел с копьем прямо на быка. Заметив нового врага, он повернулся ко мне, и я увидел злобные, налившиеся кровью глаза и пену на его морде. Я метнул копье изо всех сил, и оно глубоко вонзилось в бычий бок. Раздался еще более страшный рев, чем до этого. Бык был ранен, но боль словно добавила ему сил, и он кинулся на меня. Удар страшного рога пришелся прямо в брюхо несчастного коня. Земля вокруг тут же окрасилась кровью, но я остался невредим, ибо каким-то чудом успел соскочить, и гибнущий жеребец не придавил меня своим весом. Тогда мне было бы не спастить. Я соскочил и выхватил секиру. Возможно, и она не помогла бы мне, ведь в ближнем бою такой зверь особенно страшен, а рогатины у меня здесь не было. Спасло то, что бык в своей неконтролируемой ярости никак не мог оставить убитого им коня, продолжая бодать его, хотя от несчастного гнедого уже и так осталось только кровавое месиво. Я бросился вперед, высоко занеся обеими руками секиру, и вонзил ее быку в опущенный затылок, чуть пониже рогов. Скажу без ложной скромности, рука у меня твердая, как у всех в нашем роду. Бык повалился с перебитым хребтом, конвульсивно взрывая землю копытами. Однако, падая, сделал последнее усилие, рванулся вперед и придавил меня к земле. К счастью, мои воины уже подоспели и оттащили чудовищную тушу издыхающего черного монстра. Он не поранил меня, однако, оказавшись на ногах, я некоторое время стоял на месте, ибо все тело гудело от удара об землю. - Гляньте, мессир Гонтран, какая красавица! - проговорил кто-то. - Но она без чувств! Я знал, что бык не мог причинить ей вреда. Похоже, сильно перепугалась. Я приблизился и склонился над лежащей. Она была совсем юной и, кажется, прехорошенькой, в красном, с богатой вышивкой, бархатном платье. Нижнее платье тоже было красным, точно в тон, из тяжелого шелка, с широкой золотой каймой по подолу. Как раз этот подол и привлек мое внимание. Вернее, не сам подол, а то, что он немного сбился при ее падении, и теперь моему взору были открыты щиколотки в тончайших белых чулках. Наверно, ни у кого не было таких стройных и изящных ножек, которыми я залюбовался до того, что забыл обо всем на свете. Я мог бы стоять так ещё долго, но тут распахнулись дивные голубые глаза, казавшиеся еще ярче на фоне распущенных золотых волос. Это было так же красиво, как васильки среди колосьев ржи! - У вас что-нибудь болит, моя госпожа? - опомнился я, опускаясь на колено перед нею. - Не знаю, - сказала она. Голос девушки был все еще слабым, но говорила она уверенно, и даже с властными нотками. - Разве могла я успеть понять это, и вообще хоть что-нибудь? Она села и откинула волосы назад. Теперь я видел, что алое платье c одной стороны испачкано землёй. Тут к нам подскочили ее прислужницы и горе-охранники. Они принялись отряхивать наряд своей госпожи и одновременно вопить во весь голос, но молодая дама, с каждой минутой обретая силы, прикрикнула на них: - Всем замолчать! Не видите разве, что вы мешаете мне беседовать с рыцарем? - Могу ли я, госпожа, помочь вам еще чем-нибудь? - спросил я. - Прежде всего, - сказала она, - я должна поблагодарить вас. Если бы не вы, я сейчас была бы мертва! Кто мог знать, что этот жуткий бык сорвется с привязи и кинется вдогонку? Всему виной, должно быть, мое красное платье! Но вы... Вы так храбры, мессир... Как вас зовут? Я представился. - О, вот оно что, - проговорила она. - Я знаю вашу сестру! - Смею ли я спросить, как ваше имя? - спросил я. - Луиза де Монришар, - ответила она.- И, как все в нашей семье, я умею быть благодарной. Вы лишились коня, мессир Гонтран. Прошу вас, примите от меня в дар нового! Я принялся было отказываться, но она настояла на своем. Коня я получил в этот же вечер, и он был лучше прежнего. Так вот, значит, какова она была, Луиза, дочь прославленного военачальника и супруга какого-то старого ревнивца! Пшеничные кудри, прелестное белое личико, гордо вскинутые брови, прибавьте ко всему этому блеск золота и каменьев, шелковые ленты, тончайший бархат платья, легкую поступь и аромат заморских цветов - и вы поймете, как выглядела эта молодая аристократка! Она давно не бывала при дворе, но приехала в мое отсутствие. И всю ночь снилась мне, улыбаясь и кружась в своем красном платье...