Рысь и Горностай

Осень выдалась сухой и солнечной, и путь Гастона в Бретань не занял много времени и, в целом, не был неприятен. Приходилось, конечно, смотреть в оба и предъявлять такие же требования к дисциплине воинов, как если бы они были на войне. Нельзя забывать о близости викингов, в последнее десятилетие прочно угнездившихся на землях, отвоеванных у бретонов. Замки норманны еще не успели воздвигнуть, но укрепленных усадеб было уже много, и каждую из них охраняли отряды свирепых воинов-северян. Франки ехали здесь, изначально заручившись дозволением местных ярлов, самонадеянно именовавших себя «королями», и заплатив им за это, и все равно снимать руки с рукояти меча здесь было нельзя. Франки должны были помнить о бдительности и осторожности на этой земле, где единственная защита человека — это его оружие и крепость руки. Земли, остававшиеся спорными, то есть огромные территории, которые не могли завоевать одни и удержать — другие, давно оставались безлюдными. Можно было ехать там целыми днями, нигде не встречая людей. Или встречая, но таких, что лучше бы этих встреч не было. Здесь нередко укрывались банды беглых преступников и дезертиров, всюду объявленных вне закона. Они не рисковали нападать на большие воинские отряды, франкские, бретонские или норманнские — не важно. И потому добычей их становились малочисленные группы путников или такие же бандитские шайки, но послабее. Поломанные ограды, искрошенные стены, колодцы, засыпанные камнями, развалившиеся арки мостов — всюду бросались в глаза следы разрушений и грабежей. Давно уже люди говорили, что можно было проехать половину Бретани и не увидеть ни одного улыбающегося лица, ни одной уцелевшей деревушки. Селений, городов и монастырей на спорных землях не осталось, попадались лишь их развалины, заросшие кустами дрока да чертополохом так густо, что даже на малом расстоянии их можно было принять за пригорки и холмы. Лишь местами остатки стен разрушенных каменных построек были достаточно высоки, что возвышались над зарослями кустарника. Там, где строения были разрушены не до конца, а сохранили стены, а кое-где и остатки крыши, было опаснее всего. В таких местах почти всегда были волчьи логова и гнезда ядовитых змей. И ещё там находили себе пристанище прокаженные, сбивавшиеся в банды и представлявшие даже большую опасность, чем другие отверженные. Много сохранилось языческих дольменов, или, как их еще называли, каменных столов, представлявших собою гигантские плиты, возложенные какой-то невероятной, может быть, нечеловеческой силой, на столь же колоссальные камни-опоры. Если во Франкском королевстве монахи старались разрушать такие дольмены, дабы стереть саму память о языческих божествах прошлого, то здесь, в Бретани, они стояли в том же виде, что и столетия назад, лишь камень был немного выщерблен от времени. Никто не дерзнул бы разобрать дольмен, чтобы применить камень при строительстве, хотя развалины старинных римских построек часто именно так и использовали. Бретонцы верили, что любое здание, в фундаменте которого окажется хоть один камень из разрушенного дольмена, вскоре рухнет, погребая под руинами всех, кто окажется внутри. Глубоко в лесах, за непроходимыми болотами и глубокими оврагами, порой селились полуодичавшие люди. По большей части, это были бретоны, давно согнанные с родных полей и рывшие себе землянки в непроходимых чащобах, но иногда здесь находили убежище беглые преступники или рабы. Такие деревушки-кёры были маленькими, не более трех-четырех семей, ютившихся в своих убогих жилищах. Большему количеству людей было бы невозможно прокормиться на крохотном, окруженном топями клочке земли. Земледелием они не занимались, ибо расчистить землю под поле — большой и тяжелый труд, еще надо посеять и убрать урожай, а вот доживешь ли еще до него? И не сожгут ли посевы первые же прошедшие мимо разбойники? Так и жили лесные люди охотой и бортничеством, когда удавалось, приручали диких коз, а если вблизи была река, то ловили рыбу. Но это был опасный промысел, ибо по рекам часто перемещались норманны на своих ладьях. Как воины, так и купцы были алчны до наживы и, обнаружив местных жителей, всегда стремились захватить их в плен. Рабочих рук всегда не хватает в усадьбах и на полях, да и торговцы рабами дают неплохие деньги за крепкого раба или молодую рабыню, годных для дальнейшей перепродажи. Лишь преодолев спорные земли, можно было встретить сперва удаленные друг от друга селения за высокими частоколами, над которыми угрюмо возвышались бревенчатые дозорные вышки, да белели насаженные на колья человеческие черепа. Но и здесь люди боялись набежчиков, которые могли превратить их деревянный частокол и дома в головешки, а самих угнать в рабство или убить. Небольшие стада коров и овец паслись под охраной вооруженных палицами и длинными ножами пастухов, которых сопровождали гигантские свирепые псы. При виде незнакомых конников люди, жившие в постоянном страхе, устремлялись под защиту частокола и запирали ворота. Чем ближе к бургам и городкам, тем чаще попадались такие селения. Затем, ближе к Ренну, стали встречаться придорожные крепости и большие укрепленные усадьбы, стены которых были сложены из неотесанных каменных глыб, а иногда просто из толстых бревен. Группы всадников в копытном доспехе вырывались из черных подворотен таких крепостей и, подскакав к отряду чужаков, задавали короткие суровые вопросы — откуда едут и по какому делу. Узнав, что едет посланник герцога Нейстрийского, сразу пропускали и не чинили никаких препятствий. Подорожные грамоты, имевшиеся у Гастона де Монришара, никто ни разу не развернул, ведь воины этих суровых крепостей все были неграмотны. Однако же, знамена, доспехи и вооружение франкских воинов они распознавали безошибочно, как и девиз Монришара — ворон, сжимающий когтями рукоять меча, и хоругви, которые везли воины и монахи. Проезжали одну крепость и ехали через леса и поля, пока не достигали другой, точно такой же. Потом им стали встречаться отряды бретонских воинов и наемников, которые, звякая оружием, проходили по старой римской дороге, и часто за ними следовали, стараясь не отстать, вереницы вьючных лошадей и мулов, нагруженных товарами какого-нибудь купца. В этих диких краях нечего было и думать искать ночлега на постоялых дворах. Их было мало, а те, которые иногда встречались, кишели насекомыми и не имели дымоходов, посетители спали вповалку на земляном полу, а между ними ночевали собаки, телята и козы. Поэтому на ночь разбивали лагерь в подходящем месте и выставляли дозорных. Люди ни разу не напали на них, а вот волки, чувствовавшие близость зимних холодов, подходили очень близко. Костры держали их на расстоянии, но зловещие силуэты с торчащими ушами и горящие красным огнем глаза были видны между стволами каждую ночь, а протяжный, леденящий душу вой разносился далеко по лесу и тут же подхватывался другими волками. Привязанные кони прядали ушами, но в целом были спокойны, много повидав на своем веку. Франкские воины и монахи почти не обращали внимания на эти ночные волчьи переклички, которые были для них привычны. Ведь волки зимой, когда трудно найти добычу, бывает, так оголодают, что приходят прямо под стены замков и даже забегают в деревенские дворы. А вот Карим-магрибинец с помощниками, да и девушки-мавританки, то и дело опасливо оглядывались по сторонам. — Не горюй, Карим, скоро конец нашего пути, — говорил Гастон. — И ты сам видел, что работы здесь — непочатый край. Скоро ты привыкнешь к этим местам. Они хоть и диковаты, но зато охотничьи угодья здесь хорошие. — Пока я видел только волков, друг мой, — отвечал тот. — Не пойму, как они еще не пожрали всех остальных животных в этих лесах. — Да, волки как раз сейчас сбиваются в стаи, — пояснил Гастон. — Самое время! Двадцать — тридцать волков в одной стае — обычное дело для Бретонских лесов. Так что готовься, в зимнее время нам предстоит много забав! Настреляем много волков, закажешь себе зимний плащ. Шкуры у них теплые, а еще из них получаются отличные ковры для пола и стен. — О Аллах! — вздыхал тот. — Сколько земель я объехал, и как все они отличаются одна от другой! Общее только одно — все хотят завоевать чужие владения. — Для твоего дела это хорошо. Чем дальше, тем больше владыкам нужны укрепленные замки, построенные по всем правилам, а не просто стены из бревен, так что без заработка ты не останешься. — Кому как, сир Гастон. Я немало слышал в Париже о том, что король Карл Каролинг, прозванный Простоватым, с большой настороженностью следит за этими двумя франкскими эмирами - Робертом Робертином и Урмаэлоном Корнуайским и боится их союза. Тем более, что он желает заключить мир с Нормандией и уже прочит свою дочь в супруги их предводителя - Роллона Пешехода. — Ну, этот брак может состояться только при условии, что тот перейдет в христианство и принесет вассальную присягу Каролингу. А запретить Роберту Нейстрийскому Карл ничего не может, — усмехнулся барон. — И подобные его планы по союзу с Нормандией лишь подтверждают, что Роберту надо взять под свою руку Бретань, и чем быстрее, тем лучше. Если кто-нибудь попытается ставить палки в колеса и мешать выполнению нашей миссии, на то у нас и такой отряд, почти целое войско, а надо будет — раздобудем еще. А сейчас главное, что мы будем на месте до осенней распутицы! — Да, — кивнул мусульманин, кутаясь в теплую накидку, — благодаря сухой погоде мы двигались быстро. Он мог бы ещё добавить, что благодаря такой чудесной погоде их догнала в первые дни пути госпожа Элинрата. Она решилась покинуть свои владения, чего давно не делала, чтобы попрощаться с сыном перед долгой разлукой. Пожилая дама прибыла в дормезе, с солидной охраной, а вот обоза с собой не взяла. Она всегда любила передвигаться быстро и без лишней роскоши, возможно, сказывались годы, проведенные в войнах и набегах. — Я провожу тебя до ближайшего города и вернусь, — пояснила она Гастону. — Скажи ещё, что ты не рад! — Очень рад! Но ты, мама, устанешь от такого пути. До ближайшего города добираться сутки, причем по лесной дороге. — Я потому и не взяла с собой этих вечно причитающих дур-компаньонок и болвана-лекаря! Хоть поговорим спокойно. И впрямь, ее сопровождала только пожилая служанка, очень верная, сильная и крепкая, но совершенно недалёкого ума. При ней можно было обсуждать что угодно, все равно она не понимала сути большинства разговоров своих господ, когда не была занята, то дремала в углу дормеза, а в хорошую погоду — прямо на запятках. Гастон ехал верхом возле дверцы дормеза, а дама Элинрата, откинув гобеленовый занавес, говорила на злободневную тему: — Так я, похоже, и не увижу внуков, твоих сыновей, которые унаследовали бы наши владения! Вот скажи мне, куда ты едешь сейчас сломя голову? Опять по делу? Так вот и состаришься без наследника! При этом, мне известно, что ты заезжал в Шато де Линкс! И даже поучаствовал в каких-то столкновениях с бандитами. Скажи, ты за этим туда поехал?! Если тебе нужна не жена и наследники, а вечная резня, то мог бы и не сворачивать с пути на Бретань, там всяких головорезов сколько угодно! Гастон молчал, разглядывая скачущих по ветвям белок. — И в кого ты такой упрямый? — вопрошала вдовствующая баронесса. — Ведь ты и красивый, и ещё молодой, и женщины за тобой бегают, и древнего рода, и воспитанный, и богатый, и сильный, и здоровьем Бог не обделил, и имеешь влияние при дворе, и такой красавец… — Про красоту уже было, — рассмеялся ее сын. — А вот про мой ум на этот раз забыла упомянуть! — Про ум и не будет, — иронично возразила она. — И я не забыла! — Так я поглупел с нашей последней встречи? — Да, ты поглупел. Но не после нашей встречи, а какой-то другой. Ты виделся с девушкой, так ведь? — Да. — И она по-прежнему не хочет? — Мама, я хотел бы прекратить все разговоры на эту тему. Это было сказано вежливо, как и подобает воспитанному человеку говорить со своей родительницей, но прозвучало в его голосе нечто такое, что дама Элинрата не говорила больше о его женитьбе. О нет, не раздражение и не гнев она услышала в его словах, а боль. Потом они говорили только об управлении замком и землями в его отсутствие, о соседях, урожае и перспективах новых набегов викингов. И всё-таки надо было узнать, что это за девица покорила гордое сердце ее сына! — Я узнала также, сын мой, что ты отвёз Луизу в Париж! И подумала, что ведь и я не была там десять лет или больше! Представляю, как изменился город за это время… — Мама, пусть Луиза спокойно отдохнёт, — нахмурился Гастон. — Опасаться за нее нет причин, она под защитой самой герцогини, а живёт в моем доме, и слуг у нее достаточно. — Ты всегда был хорошим отцом! — кивнула она и перевела разговор на другое. На следующий день они распрощались. Гастон продолжил путь в город Ренн, а дама Элинрата, подумав ровно столько, сколько нужно, чтобы преодолеть два лье, велела править в сторону Парижа. И вот наступил день, когда вдали завиднелись башни древнего города Ренна — столицы герцогов Бретонских. Этот город, прежде именовавшийся Кондате Редонум, помнил языческие времена и власть Рима. Население здесь состояло из примерно равного числа франков и бретонцев, ибо Ренн, как и Нант, Авраншен, Котантен и некоторые другие владения, были в разное время отвоеваны бретонцами у франкских королей. В отличие от исконных бретонских владений, таких, как Думнония, Корнуай, Ваннетэ, здесь жило много истинных христиан, и языческие традиции были не так сильны. Город был расположен у слияния двух больших рек — Иль и Вилен и устроен для своего времени вполне обыкновенно — сначала предместья, потом, собственно, сам город. На окраинах были различные склады, да ещё теснились бедные лачуги на узких грязных улочках, где было не разъехаться двум всадникам. Чем ближе к центру, тем улицы становились шире, а дома — представительнее. В отдельных кварталах жили и держали свои лавки и мастерские зажиточные торговцы и ремесленники. Затем шли жилища знати — двухэтажные, а иногда и трёхэтажные дома с обходными галереями и высокими затейливыми башенками, нередко из-за стен, укрывавших дом, были видны макушки плодовых деревьев. Совсем близко к центру города располагалась рыночная площадь, на которую выходил окнами величественный собор Пресвятой Девы Реннской. Дальше располагались самые большие, считавшиеся здесь роскошными дома и даже дворцы наиболее знатных и богатых бретонцев и, конечно же, герцогский дворец — далеко не такой приятный глазу и комфортный, как у герцога Роберта. Впрочем, Гастона мало это заботило, ибо остановиться ему предстояло во дворце архиепископа Реннского, а тот был большим знатоком и ценителем утонченной роскоши и жил на широкую ногу. Но и там Гастону не предстояло проводить много времени, первым делом он осуществит поездку по стране, выявит наиболее слабые места в обороне, а затем строители сразу приступят к работе. В первую очередь надо возвести новую городскую стену с бастионами и оборонительные рубежи здесь, в Ренне. Встречать важного гостя спустился во двор сам герцог Бретонский со своим семейством и приближенными. И вот под пронзительные звуки труб и грохот барабанов Гастон спешился посреди двора и шагнул навстречу Урмаэлону. Герцог был уже далеко не молод, а привычка к разгульной жизни лишь усилила темные круги под его глазами и нездоровую отечность лица, и выглядел он старше своих лет. Ради торжественного случая он нарядился в длинное парчовое одеяние, расшитое бирюзой и кораллами и схваченное на животе массивным поясом с золотыми клепками. Тяжелая золотая цепь свисала с мощной шеи на грудь. Гастон знал, что герцога мучают недуги, и даже оставил с ним в прошлый свой приезд опытного лекаря. Но, несмотря на хвори и беспокойство от старых ран, Урмаэлон все еще был крепок и старался держаться прямо и величественно. Рядом с герцогом была его супруга Оргэм, одетая не менее роскошно, чем он, в драгоценном венце поверх белоснежного головного покрывала. На этой женщине герцог женился когда-то из политических соображений. Герцогиня и в молодости не отличалась красотой, но ее могущественный отец легко мог собрать в помощь зятю-герцогу столько воинов, сколько нужно для штурма большого замка, да еще и перекрыть боевыми челнами реку Вилен в самом широком месте. Это оказалось решающим при выборе жены, тем более, что красивые наложницы появлялись и сменялись во дворце регулярно и вносили приятное разнообразие в жизнь герцога. Но долго продержалась при Урмаэлоне только одна из них. И она была здесь же, явилась со всей семьей, ибо у бретонцев постоянная наложница, давшая роду здоровых сыновей - это полноправный член семьи. Видимо, поэтому так трудно было выжить эту язычницу из дворца и из сердца герцога, как не старались герцогиня и архиепископ Герард. Гастону было известно, что эта хитрая дочь друида заручилась негласной поддержкой Даниэла, сына герцога. Что ж, мальчишка глуп и самонадеян, это было видно еще во время его визита в Париж. До сих пор не понял, какую угрозу несет Бренна как его будущему, так и будущему всей Бретани. Надо будет выяснить, чем она его взяла. Парень так прост, что вряд ли понадобились какие-то изощренные способы. Похвали его воинскую выучку, колоссальную силу и нового боевого коня, и он уже твой. И этот балбес хотел в любовницы Диану! Нет, стоп. Не думать о ней. - Приветствую тебя, сир Гастон из Нейстрии, - звучно проговорил герцог. - Вот ты и снова в нашем славном городе Ренне! Гастон поклонился герцогу, а затем - всем членам его семейства, и коснулся губами пухлой руки герцогини. Оргэм не скрывала своей радости. Ведь теперь им совместными усилиями удастся изгнать Бренну! Герцогиня не была ревнива и обычно находила общий язык с женщинами своего мужа, если те были с нею почтительны и признавали ее главенство. К Бренне ей было труднее привыкнуть, ибо та не только своим прекрасным телом и лицом богини заворожила Урмаэлона. Было в ней нечто покоряющее, может быть, колдовство, что подчинило герцога этой женщине. Тело - всего лишь слабая оболочка, и пусть бы герцог тешился с наложницей, сколько угодно. Но посягнуть на власть, оттеснить от нее Даниэла и отдать Бретань в будущем язычнику - одному из сыновей Бренны... О нет, этого Оргэм не допустит никогда. Было много случаев, когда могущественные владыки усылали в монастыри даже своих законных жен, чтобы по политическим мотивам заключить новый брак. Даже Карл Великий поступал так дважды! А тут - не жена, а только наложница, и Оргэм не успокоится, пока не обезопасит своего сына от ее бастардов. Бренна и сейчас была здесь, и Гастон еще раз отметил, что время не властно над этой женщиной. Она была лишь на несколько лет младше герцогини, но рядом они казались тетушкой и племянницей. Бренна была высока и стройна, с горделивой линией бровей и пухлыми, как будто готовыми к поцелую, алыми губами. Дымчатые глаза были чуть прищурены, от чего лицо казалось немного надменным. Да она и была надменна. Это выразилось также в том, что сегодня, в этот торжественный день приема франкского посла, она оделась роскошнее, чем Оргэм. Поверх бархатного платья цвета спелой сливы был наброшен почти сплошь расшитый золотом плащ с оторочкой мехом белой лисы и таким же капюшоном. Красивую головку венчал обруч, богато украшенный сапфирами и жемчугами. На холеных белых руках сверкали и позванивали золотые браслеты вперемешку с нитями белого, черного и серебристого жемчуга. Да, красиво и очень дорого, но украшений многовато, они не подходят одно к другому, да и к платью. Интересно, она из-за того вытащила из своих ларцов все самое лучшее сразу, что желала выглядеть не просто красивой, а вызывающе, ослепительно прекрасной? Готовилась к битве и давала понять, что готова? Да, похоже, это было так. - Вот и вы, мессир Гастон, - проговорила Бренна, кланяясь ему. Впрочем, она мгновенно выпрямилась и окинула взглядом место рядом с ним. Будто кого-то искала. - Ваша супруга не прибыла вместе с вами, мессир? - Я не женат, мадам. - Ты же знала об этом, Бренна! - недовольно сказала герцогиня. - Совсем нет памяти? Бренна промолчала, но глаза ее метнули гневную молнию. Даже сама герцогиня не посмела бы говорить с нею так, не будь Урмаэлон болен. Но теперь ему самому до себя, и он не будет вмешиваться, требуя оказывать уважение своей наложнице. Женщины должны разбираться сами, и он все больше убеждался, что вмешиваться в их распри нельзя. Зато Оргэм почти не скрывала довольную усмешку. Ее супруг скоро совсем перестанет защищать эту... Усмехнулся и архиепископ Реннский. Пожалуй, ничего не понял в происходящем только принц Даниэл. Впрочем, он приветствовал Монришара достаточно сухо, ибо до сих пор ревновал из-за Дианы, да еще и не понимал, для чего здесь нужен этот человек со своей оравой воинов, строителей и монахов. Во время долгих бесед с Бренной он все больше утверждался во мнении, что союз с Нейстрией Бретани не нужен. Франки только мягко стелют, но жестко будет спать. Они обещают создать надежную оборону от норманнов, но это дело долгое, и неизвестно еще, получится все или нет. А вот молодых парней для формирования новых войск и людей для строительства надо дать уже сейчас. Бренна упорно твердила ему, что в годы правления таких великих владык, какими были герцог Номиноэ и король Аллэйн, Бретань не призывала никаких наместников извне и не расшвыривалась золотом на строительство новых укреплений. А знаний у Даниэла было не много, и ему не приходило в голову возразить, что во времена Номиноэ и Аллэйна и у норманнов не было такой силы, как сейчас, и не было мастеров из Гранады и их осадных машин, благодаря которым ныне превращались в руины не только лесные бурги, но и крупные города... Герцогиня по знаку супруга последовала во дворец рука об руку с Гастоном, сам герцог пошел впереди с архиепископом, а Даниэл подал руку Бренне. "Все-таки он идиот", - подумали одновременно Гастон и архиепископ Герард. "Ведьма опутала моего сына своими чарами, - подумала Оргэм. - Но это не продлится долго. Он будет править!"