Элли, мы уже не в Канзасе
20 октября 2019 г. в 18:32
- Это вообще уже за гранью. Мы находимся в радиоактивном городе, вопрос жизни и смерти, а они на камень-ножницы-бумага... дебилы!
- Наааасть!
- ?!
- Слышь, давай кароче кто проигрывает, перед ней извиняется?
Настя ненавидит камень-ножницы-бумагу. Не в тот день в Припяти, а почти шесть лет спустя, когда все выворачивается наоборот, как в кривом зеркале.
- Давай, Гошан. Не сваливать же это на Наську. Кто проиграет... сам знаешь.
- До трех побед? - голос у Гоши дает слабину. Он сам это придумал, и сам боится. Они все боятся.
- До одной, чтоб не тянуть кота за яйца. Ну, давай, раз, два, три...
***
- Мне... мне нужно вас потрогать.
- Чего?!
- Я должна убедиться, что вы настоящий. Иначе я это сделаю по-другому.
Она не слишком-то знает, как управляться с пистолетом, но подозревает, что в данном случае знание, каким концом его держать - вполне достаточная экспертиза в этом вопросе.
- Тише, тише... ну давай, потрогай, - он протягивает руку.
Она заливается слезами на его плече и не может отпустить. Просто не может отпустить. Целует в колючую щеку, какие-то обрывки фраз вырываются из нее, как поток, как ураган, он понимает, что тут отходняк, так просто не отделаешься.
Следующие десять минут они, по идее, должны стремиться забыть, а будут - помнить. Как он усаживается прямо на асфальт, а она забирается к нему на руки, свернувшись калачиком. Как он ловит запах ее волос и целует в макушку. Как у нее дрожат пальцы, как у него разбивается сердце, потому что только не такие, как Аня, такие, как Аня - не должны так плакать, поднимать пистолет и целиться им в людей, для света они и тепла, для уверенности, для доброты.
Как невовремя приходит ощущение, что все он правильно в жизни выбрал и сделал, стал мерзавцем, которому убить - раз плюнуть, чтобы защищать вот таких вот девочек, чтобы оградить их от всего. А он не успел, не оградил, не защитил. И Паша не успел, но Паша еще пацан, ему простительно, а самому Костенко...
Он, оказывается, говорит это вслух, продолжая покачиваться, баюкая девушку, смотря куда-то в одну точку впереди себя. Уже Аня выпрямилась и замерла, уже не надо ее тут раскачивать и гладить, а он не может остановится. Она кладет руку ему на щеку, останавливая, поворачивая его голову к себе, выводя из транса уже его. И молчит.
Вообще прямой контакт глаза в глаза это нетактично и слишком сильно для нашего современного мира с правилами и увертками. Его нельзя. Так - точно нельзя.
В глазах у Ани она касается его губ своими, в глазах Костенко он обхватывает ее руками ближе. Слишком много происходит в этом взгляде, в этой тишине, а главное, самое мерзкое и неотвратимое - каждый знает, что второй тоже это видит. Не отвертеться и не сбежать.
Но ему, все-таки, не девятнадцать лет.
- Надо добыть транспорт, - он прокашливается, - держись за мной.
Она послушно утекает за его спину, пальчиками вцепившись в плечо. И он снова чувствует, что защищает.
***
Они едут "домой" молча. Аня иногда начинает монолог, но ее никто не поддерживает. Надо найти Пашу - кто спорит, надо, только где? Они всю Припять обошли. Два или три раза. На третьем круге их начало вырубать, Настя споткнулась и полетела бы на землю, если бы парни ее не подхватили.
Гоша в тот момент вдруг очень остро вспомнил ночь в посольстве. Ощущение, что он не имеет право больше касаться той, что была его девушкой, его любовью. Такое чувство, как будто ребенка наказали.
Они запихали сопротивляющуюся Аню в джип молча, не говоря ни слова, и рванули в Москву. Она сидела на переднем и пару раз чуть не выпрыгнула на ходу, во второй раз Костенко остановился с визгом шин, рванул ее на себя, прижал, втиснул так, что броник царапал нежную щеку.
- Не бойся, маленькая, - еле слышное движение губ, так, чтобы разобрала только она, - мы с тобой не сдаемся.
И она успокоилась. Знаете, бывает такое, как щелкает, как тумблер, химическая реакция. Ты чувствуешь запах человека, его прикосновение - и успокаиваешься. Все будет хорошо.
Все будет.
Настя открыла глаза где-то под Вязьмой от того, что у нее затекли плечи. Хотела уже встряхнуться, приоткрыла глаза и обнаружила на этих самых затекших плечах две встрепанные макушки, черную и русую. Подумала с минуту и закрыла глаза обратно.