I Have No Mouth and I Must Scream

XCI Узумаки Наруто женится на Хьюга Хинате, и у них счастливый брак, полный любви, из тех, что лишь крепнут со временем. Он становится Седьмым Хокаге, жители Конохи любят его, страны ниндзя преклоняются перед ним — хотя все и сходятся во мнении, что он носит многовато оранжевого. Курама — один из его лучших друзей; хотя теперь он чаще спит, как и большинство Биджу. У него есть сын, названный в честь его отца, и дочь, названная в честь матери его жены. Он любит их обоих и без зазрения совести использует своих клонов, чтобы провести с ними побольше времени. Его клоны вполне могут сами сделать всю бумажную работу. Он хочет быть рядом со своими детьми и видеть, как они растут. (люби своих детей люби своих детей люби своих детей они гораздо важнее всех регалий мира) Его друзья счастливы и здоровы. У одних есть дети, у других нет. Кто-то женат, кто-то нет. Его братья и сестры бродят по миру, но иногда они останавливаются погостить у него, и Наруто может хорошенько повеселиться. Иногда в селение приходит его Мать, и тогда у него появляется возможность по-настоящему отдохнуть. Узумаки Наруто — герой, как и его братья и сестры. У него есть семья. Это все, чего он когда-либо хотел. XCII Нечто с женским обликом бродит по самым краям цивилизации, завернутое в саван из тени — возможно, живой. Женщина напевает себе под нос; у нее белые волосы, и чистые глаза, и витые рога. Она никогда и нигде не задерживается надолго. Но иногда она навещает свою семью. Мама, говорят они ей, и она называет их своими детьми, и она качает на руках своих внуков и улыбается и улыбается и улыбается. (каждый раз после того, как она и тень в ее рукаве уходят, бесследно пропадают три-четыре человека, но ее дети не возражают, потому что любят ее) XCIII Учиха Саске и Харуно Сакура тоже женаты. Это достойный брак, и Саске предан своим детям. Он работает в разведке, но, как и его Хокаге, всегда умудряется находить время для своих детей. Сакура работает в госпитале и уже давно превзошла славу даже своей наставницы. У них три дочери: только одна унаследовала розовые волосы матери, а две пошли в отца, — и иногда Саске видит отражение своего брата в спокойных уверенных глазах своей старшей. (дорожи своей семьей дорожи теми кого ты любишь никогда не отпускай их никогда не позволяй миру забрать их у тебя снова) Он перерезает горло человека, который попытался напасть на его дочерей, затем отслеживает, откуда тот пришел, и убивает там всех. Учиха Саске не знает, счастлив ли он. Но у него есть его дети, и у него есть деревня, сильная и защищенная, и он, черт возьми, сделает все, чтобы произошедшее с ним — и с Наруто и со столь многими еще — никогда больше не повторилось. XCIV Она выходит из Древа, и смотрит в небо, и называет себя новым именем, потому что ни Рин, ни Кагуя, ни то другое имя, которое у нее когда-то было, больше не подходят ей. Она осушает тысячи душ, чтобы ее дети — сломленные, обиженные всеми Джинчурики, которых всегда ненавидели, — могли вновь ходить по земле, свободно и улыбаясь. Она обещала им. Гедо — шепчет она свое имя в небеса, и звук этот — тысяча умирающих солнц. Еретическая доктрина, это ли не то, чем является само ее существование? Ересь против богов, что-то, что не должно существовать, но тем не менее записано в самой ткани мироздания, в тихом шепоте теней этого мира… (иногда она прибавляет к своему имени фамилию, потому что забывать все — неправильно…) Я дала обещание — шепчет она вновь и переписывает мир заново, баюкая тело мальчика, которого она ненавидит и любит, в своих руках, ее глаза — чистое стекло, ее рога вьются. Шаринган активирован. Война окончена. Всюду счастье, настоящее счастье, лишенное заблуждений, с которыми всем так не хотелось расставаться. (Люди по-прежнему умирают, многие — из-за нее, но они, по большому счету, ничто — они не ее дети, не мальчики, сломленные ею, не герой, спасший мир, — пушечное мясо, безымянное, ей все равно, и она выпивает их энергию с улыбкой, потому что это спасет ее детей) XCV Нии Югито не выходит замуж и проводит свою жизнь, блуждая по свету. Она берет себе ученика, и с улыбкой представляет ребенка Матери, и ей неловко от того, насколько она польщена, когда странная женщина, которая любит ее, протягивает свои руки, и ученик Югито добровольно шагает в ее объятия. Мать всегда добра с детьми. Югито никогда не задерживается в деревнях дольше, чем необходимо, и мир принадлежит ей, полностью принадлежит ей, и эта свобода дурманит. Ягура проводит время на озерах, водах и реках, Роши сумасбродно влюблен в плюющуюся лавой маньячку-Мизукаге, Хан часто обретается рядом с ним, Утаката бродит, как призрак, настоящий отшельник, Фуу частенько дразнит Гаару и Наруто, а Би иногда уходит с Утакатой и каким-то образом при этом умудряется стать известным певцом. (Я ведь обещала, не так ли? Подарить моим детям весь мир. И он весь ваш, мои дорогие, весь ваш) Они могут идти куда угодно и делать что угодно, но большинство остаются возле Матери или Наруто. Югито хранит верность своим братьям и сестрам и своей Матери, и больше никому — и это опьяняет даже больше, чем свобода. Она надвое разрывает ниндзя из Облака, перешедшего ей дорогу, и сомневается, стоило ли делать это, но молчит, пока Мать улыбается за ее спиной в тихом одобрении, а Мататаби что-то шепчет внутри нее. Нии Югито смывает со своих рук кровь людей, которых она когда-то знала — которые всегда звали ее монстром, — и не чувствует ничего, лишь отвращение к крови под своими ногтями. Они не пришли за ней, и она никогда, никогда не простит их — — и Мать говорит, что это нормально. XCVI Люди пытаются забрать Джинчурики обратно, потому что люди так устроены: их не меняет ни война, ни ее обещание сделать жизнь своих детей лучше . Но понадобилась лишь одна демонстрация, чтобы показать, на что она готова ради защиты своих крошек. Она заходит в офис Райкаге, проходит мимо его охранников, которые ничего не видят и не слышат, и выходит оттуда с его головой, и говорит Даруи, что он теперь Райкаге, и очень вежливо улыбается ему. Я уверена, что такого больше никогда не повторится, Райкаге-сама, говорит она еще вежливее и роняет голову бывшего Райкаге к его ногам. Шаринган вращается. Не повторится, Ооцуцуки-сама, отвечает он, и у этих слов вкус праха, и грусти, и древней тоски. Позже Куроцучи говорит ему: они того не стоят. Ни одно оружие не стоит того, что эта женщина сделает с нами, если ты встанешь на ее пути. В глазах Куроцучи страх, и он очень аккуратно не спрашивает о том, как она стала Цучикаге, если не так давно ее дед был в добром здравии. (Но, что важно, он соглашается) XCVII Когда Наруто становится Хокаге, Хатаке Какаши уходит в отставку: он сыграл свою роль, и отслужил свое, и теперь он просто хочет отдохнуть. Он живет в просторном доме, но редко в нем ночует: в девяти случаях из десяти он гостит у Гая. Проходит много времени, прежде чем он говорит Гаю, что, возможно, им стоит съехаться, потому что это удобнее. У него есть потихоньку заживающие старые раны, и воспоминания больше не заставляют его прикидывать по утрам, стоит ли ему вообще вылезать из постели. Он больше не считает себя убийцей. И у него есть дочь — беловолосая, кареглазая, с мягкой вежливой улыбкой. У нее есть Шаринган. Они никогда не говорят о ее матери. (Она будет Хатаке, обращайся с ней хорошо, назови ее Томоне, это ведь имя твоей матери, да?) Бывают дни, когда он остается дома, отказываясь его покидать, когда Мать Наруто приходит навестить их и Томоне выходит наружу и говорит привет Зецу как дела теням на стенах и тени улыбаются ей в ответ и женщина с белыми волосами тихо проникновенно поет колыбельные голосом который он слышит в тех немногих кошмарах что у него иногда еще случаются. У Хатаке Какаши хорошая жизнь. Он знает, что в этом нельзя сомневаться. XCVIII Белоглазая не-женщина посещает дом на краю одинокой деревеньки. На ней черная туника, штаны и фиолетовая юбка-фартук, ее белые волосы обрезаны короче, чем обычно. Тень в ее рукаве напевает себе под нос вместе с ней. Здесь живет служанка — и она кланяется, дрожа, когда видит не-женщину, идущую к ней из сада. Та проходит мимо служанки — знающей лучше, чем кто-либо еще, что именно сейчас скользит мимо нее, и трясущейся от этого знания, — и входит в дом. Это простой дом, обставленный изящно и со вкусом. Он подходит. Она идет по коридору в пышно украшенную комнату. Луны и веера со спиральными символами, горящими чакрой, покрывают стены. В центре комнаты на кровати, укрытой шелками и драгоценностями, убранной золотом и серебром, лежит мальчик. На нем черная одежда. Его спящее лицо покрыто шрамами, веки западают в пустые глазницы. Она садится подле него и начинает рассказывать своему пленнику о том, как прошла ее неделя. (это клетка, клетка, в которой лежит человек, о котором никто не помнит, и она его страж, но она любит его или любила его без разницы, так что она делает это, чтобы сберечь Какаши-куна от боли, отрезать чисто и быстро) Потому что мертвым нет места в новом мире, дорогой Обито. XCIX Ооцуцуки Гедо бесконечно бродит, смотрит на звезды и пожирает все, что ей хочется, путешествует через горы и составляет их карты в своем мозгу. Иногда она останавливается и тихо шепчет людям, которых нет здесь, о вещах, которые она сотворила. Иногда она навещает своих детей. У нее нет мужа, говорит она, но у нее есть несколько любимых. (мальчик в клетке и мальчик которого она наконец отпустила, будь счастлив Какаши-кун я присмотрю за ним не этого ли ты хотел Обито быть со мной вечно) Она очень вежливо улыбается людям, которых встречает. Человек, который наливает ей в баре напиток, рассказывает ей, что он видит в своих снах спираль и рогатого демона и что от этого у него стала болеть голова. Она предлагает забрать боль — я что-то вроде ниндзя-медика, говорит она ему, слегка краснея, даже с частичками спинного мозга бывшего Райкаге под ее ногтями. Позже люди удивятся, что случилось с хозяином бара, который жил в этой маленькой деревеньке уже долгие годы. Возможно, кто-то скажет, что он разговаривал с женщиной с белыми волосами перед своим исчезновением, — если вспомнит. Скорее всего, это забудется, потеряется во времени, и непостоянстве человеческих умов, и привлекательности других баров. Люди восхитительно предсказуемы. Ооцуцуки Гедо продолжает ходить и бродить, и рядом с ней всегда человек — не-человек, — и он благодарит ее за еду, пока она вытирает кровь с его лица. Она треплет его по щеке и думает, не навестить ли Роши и его дорогую Мизукаге. C Ты дала обещание и сдержала его. Твои дети счастливы, они остаются свободными, если желают, или остепеняются и заводят семьи, и они всегда, всегда, всегда зовут тебя Матерью. Твои друзья счастливы и здоровы, они любят и любимы, и от этого твое сердце поет. У тебя есть те, кого ты любишь, и ты никогда не позволишь им уйти, никогда-никогда. Мир хорош, ты сделала его хорошим, и он останется таким. Ты баюкаешь мальчика, которого любишь и ненавидишь, в своих руках, пока он корчится в кошмаре, в который ты поместила его, чтобы наказать, и ты думаешь вот что: Шаг третий. Я сделала это. Я сделала это лучше, чем было в той истории. Я сделала это правильно. (потому что это страшная сказка только если ты на неправильной стороне)