Хорватские шашки на мировой доске

      Июнь 2018       Вечером после очередного отказа Кале выйти на поле они сидят вчетвером, тревожно переглядываются. Чарли, Лука, Иван, он сам. Сенат Далича. Но сейчас даже от их капитана, принцепса этого Сената, не зависит ничего. Судьба Кале в руках в руках императора — и только.       — Не уверен, что смогу сегодня заснуть, — нервно говорит Иван, не прекращая теребить горловину футболки. — Скорее бы все решилось.       Взгляды Луки, Ивана и Чарли скрещиваются на Марио. Он только раздраженно дергает плечом.       — Да, я сказал Даличу после игры, чтобы он не смел во мне сомневаться. Да, я выиграл конкуренцию у Кале. Но я не заставлял его отказываться выходить на поле.       — Да мы не про это… — непонятно тянет Лука.       Марио собирается попросить Луку объяснить, про что же они тогда, но в коридоре раздаются голоса. Чарли на цыпочках подходит к двери, прикладывает ухо. Потом возвращается — Марио видит, что он совершенно растерян.       — Кале возвращается домой.       Уснуть в ту ночь им не удается. Разговор тоже не клеится, но разойтись по своим комнатам нет никаких сил. Под утро Марио решается. Он подходит к комнате Калинича, тихо стучит в дверь. Никола открывает сразу, будто ждал.       — Я думал это Ива с объявлением, что пора уезжать, — говорит он, видя по глазам Марио: тот уже все знает. И добавляет, резко, наотмашь — так дают пощечину, которая обязательно станет причиной смертоубийства: — Можешь радоваться, ты теперь — первый и единственный.       Марио отшатывается назад. Конкуренцию Марио любит. Она придает остроту и осмысленность простым тренировкам. Она делает выбор тренером стартового состава правильным — если, конечно, у команды правильный тренер. И никогда, никогда, никогда он не пытался сделать хоть что-то нечестное по отношению к сокомандникам.       Говорить с Кале после такого попросту не о чем. Так что Марио уходит, так и не издав ни звука.       «Мне нужны только те, кто готов играть», — хладнокровно объясняет Далич свое решение на утренней тренировке, и никто не смеет ему возразить, что Кале мог бы им пригодиться.       Тренировка проходит плохо: многие не могут отвлечься от мыслей о Кале. Под конец Марио замечает что-то странное на краю зрения. Будто темное пятно маячит за левым плечом. Он оборачивается — никого. Пятно держится и держится, становится плотнее. И на следующий день Марио, не столько видя, сколько ощущая за плечом знакомую фигуру, все понимает: на самом деле Кале остался здесь, в сборной, держится рядом с Марио, скалится за левым плечом. Тень Кале всюду с ним, не оторваться, не обогнать. Маячит на грани сознания, ставит подножки, нашептывает что-то мерзеньким голоском. Выходить на тренировки Марио сложно: приходится обыгрывать не только соперников, но и тень, которая с каждым часом ведет себя все назойливей. В конце концов Марио наталкивается на взгляд Далича — уставший, с отблесками затаенной надежды — и неожиданно разбирает слова тени: «Эту конкуренцию тебе не выиграть, можешь и не пытаться. Ты не справишься, не вытащишь».       Тень путается под ногами, от ее шепота невозможно абстрагироваться, и на тренировках — Марио понимает это отчетливо — он выглядит все хуже и хуже.       Промучавшись пару дней, Марио стучит в дверь комнаты Шиме — больше, в общем-то, не к кому обратиться, никто не знает о тенях больше Шиме. К тому же, вечер, никто не помешает им обсудить эту проблему. Когда дверь открывается, Марио с порога выпаливает:       — Что надо сделать, чтобы изгнать тень?       Шиме болезненно морщится, затаскивает Марио внутрь.       — Ну вот объясни, почему вы все вечно считаете меня главным экспертом по всякой мистической мути?! — спрашивает Шиме вместо ответа.       Марио всерьез задумывается над этим вопросом.       — Наверное, потому что в команде в ней никто лучше тебя не разбирается, — в конце концов произносит он. — Я вообще иногда думаю, что внутри тебя мистическую, как ты говоришь, муть удерживает только крест на груди и образ Марии на спине. А так бы — перла и перла бы наружу.       Шиме еле слышно стонет, тихо матерится под нос.       — Тень, — настойчиво напоминает Марио. — Как изгнать?       — Экзорцизмом, блядь. Очевидный же вариант! Любую мистическую поебень надо изгонять экзорцизмом.       — Даже не спросишь, какую именно тень? — удивляется Марио.       — Ну я же эксперт, — ехидно ухмыляется Шиме. — Я же вижу.       Шиме говорит это так, что у Марио невольно пробегают мурашки по рукам. Была бы шерсть на загривке — точно встала бы дыбом. Точно видит. Наверное, даже слышит.       — И где нынче берут экзорцистов? — Марио даже не пытается пошутить.       — Можешь, конечно, обратиться в Международную ассоциацию экзорцистов…       — А что, такая есть? — ошарашено перебивает Марио. Шиме только закатывает глаза, но все же отвечает.       — Есть, конечно, ее даже Святой Престол года четыре назад официально признал. Они серьезные ребята, все по уставу, огромный опыт… Правда, они сначала посылают клиента к психиатру, чтобы тот дал официальное заключение, что у проблемы нет эээ… естественного, медицинского происхождения. И это достаточно долго. А тебе, я так понимаю, надо бы побыстрее.       Марио согласно кивает. Надо бы побыстрее. Желательно, прямо сейчас. Чтобы завтра быть в адеквате. И без тени за плечом.       — Ладно. В полночь начнем, — Шиме с силой потирает виски, потом машет на дверь, дескать, иди отсюда, не мешай готовиться. Марио уходит, зависает в комнате отдыха, играет с Брозо в дартс, смеется над шутками Домо… В общем, делает все, чтобы отогнать смутную тревогу и кошек с души.       Без десяти полночь Марио скребется в дверь комнаты Шиме. Та распахивается, стоит только прикоснуться. Вся мебель стоит у стен — даже кровать прислонена вертикально. Шиме сидит на ковре, внимательно читает какие-то распечатки.       — Последний квартальный вестник Международной ассоциации экзорцистов, — отвечает Шиме на невысказанный вопрос. — Решил почитать, вдруг что новое по теме пишут. Но вроде, ничего такого, чтоб я не знал.       Повинуясь взмаху руки, Марио садится прямо на ковер напротив Врсалько.       — Тебе делать особенно ничего не надо, обряд-то простой. Текст я знаю, морскую соль и оливковое масло я у Томицы стащил, так что…       Марио приподнимает бровь.       — Ну где я тебе за полтора часа найду нормальный церковный елей?! — возмущается Шиме непонятливости Марио. — Импровизация, друг мой, хороша не только на поле. Так что я тут буду изгонять, а ты… Молись что ли.       Марио встает на колени и честно молится, и пытается не смотреть на тень за плечом. Наверное, он должен чувствовать себя глупо, но нет. Все нормально, все правильно, никакой глупости или неловкости. Шиме четко и спокойно читает Pater Noster, Ave Maria и Credo — и из уст того, кого Марио про себя давно окрестил запертой в теле человека нечистью, это звучит настолько же естественно, как гимн Хорватии перед началом матча. Нечисть, верующая в Бога, — далеко не самое странное в их команде, в конце-то концов.       Марио чувствует дуновение ветра, получает благословение, открывает рот, чтобы Шиме вложил в него щепотку соли, чуть ежится когда Врсалько маслом рисует крест ему на лбу. На миг в голове проносится идиотская мысль: «Вот теперь меня и запекать можно», но исчезает, стоит только Шиме поднести кулак ему под нос.       Врсалько трижды обходит его кругом под Pater Noster, останавливается перед лицом и резко швыряет горсть соли за левое плечо Марио, точнехонько в тень. Тень не выдерживает такого и начинает медленно таять в воздухе.       Шиме выдыхает.       — До утра должна полностью исчезнуть, — говорит он Марио. — Только сразу как вернешься к себе — залезай в душ, именно душ, чтобы проточная вода была. И минут двадцать отмокай.       Марио встает — колени слегка затекли. Он понимает, что надо бы что-то сказать, но остатки тени еще маячат за плечом.       — Иди уже, — устало говорит Шиме, опускаясь на пол и сворачиваясь клубочком прямо на ковре. — Сил и так никаких не осталось, чтобы еще формальными вежливостями обмениваться. А нам еще ехать. А тебе еще спать. Чтобы тень гарантированно убралась.       Когда утром Марио просыпается, он радостно понимает, что никакой тени рядом больше нет. Теперь он может всецело сосредоточиться на игре с Аргентиной. И он докажет, обязательно докажет всем, кто посмеет сравнить его с Кале: ничего сборная с отчислением Николы не потеряла. Только приобрела.