Мозгоеды на Нереиде

— Где вы находитесь? Голос уверенный, спокойный, доброжелательный. На обладателя такого хочется положиться, ему хочется верить и доверять, он и сам наверняка такой же уверенный, спокойный и доброжелательный. И терпеливый: Полинины попытки объяснить ситуацию (довольно жалкие попытки, будем честными) перебил только тогда, когда стали они совсем уж бессвязными. Несколькими секундами ранее обладатель этого голоса представился тем самым мифическим старшим констеблем Джеймсом Бондом и осведомился с учтивой доброжелательностью, что случилось и чем он может быть полезен. Слишком уверенный голос для того, кого не существует. — В парке, над набережной… Тут еще такие клумбы… фиолетовые. И кусты. — Общая протяженность Столичных набережных — более ста двадцати километров. — Показалось, что невидимый собеседник (связь шла в аудиорежиме, как и все по экстренным кнопкам) вздохнул. Не раздраженно или осуждающе, скорее чуть иронично. — И практически везде над ними располагаются парки, скверы или другие декоративные лесопосадки с клумбами разного цветового диапазона. Вы можете указать более точные ориентиры? Ну хотя бы название ближайшей поперечной улицы или номера расположенных рядом домов? — Более точные?.. Нет. Не знаю… Мне отсюда не видно названия, а нави… карта… я же вам говорила уже, она тоже не работает, нет сетки! — А дома? Какие рядом с вами дома? Их вам видно? — Дома? Да, дома вижу. Высокие… Слева такой, с башенками… — С башенками — это хорошо. Ирония стала отчетливее. — Извините. Я понимаю, что чушь несу, извините, просто все это так… Я немного… Я… сейчас. Соберусь, сейчас, да… Подождите! Не вешайте трубку! Не отключайтесь, пожалуйста. Я сейчас! Спрошу у кого-нибудь из местных, какие здесь улицы и дома, извините, что не додумалась сразу, просто растерялась немного от всего этого и несколько… сейчас, подождите минутку, я спрошу! — Не надо. Мы уже прибыли. Последняя фраза прозвучала как-то странно, словно в режиме стерео. Или словно у доносившегося из динамика комма голоса, спокойного и нарочито уверенного (точно киборг, любой живой давно бы уже и сам психанул с такой-то нервной и бессвязно лепечущей клиенткой!), появилось вдруг эхо. Причем откуда-то сверху и из-за спины. А еще в спину ударило горячим ветром. Резко развернувшись, Полина вскинула голову и непроизвольно отшатнулась. Тяжелый полицейский флайер завис совсем рядом, даже странно, как она не услышала его приближения, ведь должен же был быть свист? Тед всегда стартовал и тормозил довольно шумно. Или это потому, что он бывший кобайкер? Или полицейским флайерам ставят особые шумоподавители, чтобы они при необходимости могли незаметно подкрадываться, а не только налетать в вое сирен и вспышках мигалок? И почему дурацкие мысли лезут в голову именно тогда, когда им совершенно вроде бы там не место и не время? Флайер не стал приземляться, просто чуть опустился, одновременно поднимая заднюю дверцу. — Это вы звонили? — спросила синеглазая женщина в форме, протягивая Полине руку. Похоже, тут все всё делали одновременно, а вопрос был задан чисто из вежливости и ответа не требовал. — Садитесь! Рука у нее оказалась горячей и крепкой. И — да, тут действительно все делали одновременно: дверцу Полине пришлось захлопывать уже на лету, флайер рванул с места раньше, чем она успела шлепнуться задницей на сиденье. Мужчина на водительском месте не обернулся, Полине видны были только широкие плечи и шапка темных курчавых волос. Наверное, это он отвечал ей по комму и пытался выяснить ее местоположение. Кстати, а как он это сделал? Ведь она так и не успела спросить никого из гулявших в парке. — А как вы меня… — По сигналу, конечно же, — улыбнулась синеглазая девушка рядом. — Мы сразу же запеленговали, как только вызов приняли. По голосу было понятно, что дело серьезное, наш старший констебль Бонд в таких вещах не ошибается. Она сообщила это с такой почти неприкрытой ревнивой гордостью, словно хвасталась собственным достижением. Причем не просто заслугами полицейского отделения в целом, а именно что чем-то глубоко личным. Полина моргнула. — А зачем тогда вы меня спрашивали… — А! — Улыбка синеглазой стала еще шире и горделивей. — Это чтобы вы не начали волноваться, пока нас ждете, ну и чтобы не отключились. Конечно, по отключенному тоже можно пеленговать, но по активному сигналу быстрее и проще. — По сигналу… — Полина охнула и заторопилась. — Я ведь самого ужасного не сказала! Сигналы! Их больше нет! Ну, понимаете, у них маячки были, у наших ребят, которых этот забрал, ну на коммах! Общая сеть, понимаете, я отслеживала, куда их везут, а теперь сигналы пропали! Оба, словно экранирует что или… или их вообще больше нет. Коммов, в смысле, нет! — Конечно же, только коммов, ни о чем другом нельзя даже думать, нельзя, нельзя. Полина яростно мотнула головой, словно пытаясь отбросить ненужные мысли, и выкрикнула почти в отчаянье: — Я теперь не знаю, куда лететь! Синеглазая девушка перестала улыбаться и тревожно посмотрела на водителя. — Не волнуйтесь, главное, что я это знаю, — ответил тот примирительно и пожал широкими плечами. Да, тот же самый голос, что разговаривал с нею по комму. Старший констебль с легендарным именем. — К своему родному филиалу, естественно. Куда же еще? Тоже мне, теорема Фермы. Он поймал Полинин взгляд в зеркальце заднего вида и ободряюще улыбнулся одними глазами. — А почему не Фермá? — спросила Полина только для того, чтобы не молчать. — А потому что это мужская фамилия! — Вот теперь водитель улыбнулся во всю ширь, белозубо и радостно, словно только этого вопроса и ждал. — А по правилам грамматики одного из четырех государственных языков планеты Нереида мужские фамилии склоняются. Так что никакого Фермá, пожалуйста, а одни сплошные Фермы́! И вот только не надо говорить мне про исключения для тех фамилий, что оканчиваются на гласную, ибо так можно дойти до того, что и какого-нибудь Фому склонять перестанут только на том основании, что он аквинский, а не новогородский! Синеглазая фыркнула и пояснила, обращаясь к Полине: — Старший констебль снимает жилье у бывшей учительницы. Вот теперь всех и учит, заразная штука, ну вы понимаете. Ее тон звучал так, словно после такого объяснения Полина действительно должна была сразу все понять. «Не понимаю», — хотела сказать Полина. Она уже совсем запуталась и совершенно не понимала, при чем тут какие-то фермы и учительницы и какое они отношение имеют к старшему констеблю, так неожиданно и резко шагнувшему из мифа в реальность. Но не сказала, лишь старательно улыбнулась в ответ. Похоже, они просто пытались втянуть ее в разговор ни о чем, заболтать, успокоить и отвлечь, чтобы она не мешала им работать. Но при этом отвлекались и сами, тратили на нее время, внимание и силы, пусть и немного, но тратили, и получалось так, что она все равно им мешает. Полина пообещала себе, что мешать больше не будет, а будет молчать. Но тут же не выдержала и нарушила свое обещание: — А далеко еще? — Уже. Держитесь. Голос старшего констебля неуловимо изменился, стал жестче и отрывистей, в нем проступили командные нотки. Совсем как у Станислава Федотовича, когда… Короче, такому голосу невозможно было не подчиниться. Полина вцепилась в ручку над дверью и ремень безопасности, и вовремя: ее швырнуло сначала вперед, а потом вверх. Гравикомпенсаторы не справились со столь резким торможением — флайер буквально упал крутым пике прямо через густую крону какого-то дерева, словно того и не было на его пути. Шорох, оказывается, может быть оглушающим, когда его много и со всех сторон. По колпаку хлестнули ветки, в лобовое стекло рванулась близкая земля, и Полину снова бросило вперед: старший констебль развернул флайер в каких-то сантиметрах от катастрофы, скрежетнув днищем по асфальту, а правым крылом вплотную притеревшись к другой машинке, знакомой такой, черно-белой, виденной совсем недавно. Пустой.. — Вы остаетесь внутри. Не пытаетесь выйти. Все ясно? Карие глаза, оказывается, тоже могут быть стальными. Тоже совсем как у Станислава Федотовича. Ох, неслучайно он притерся к дексисткому флайеру именно правым боком, тем самым блокируя не только этот флайер, но и дверцу со стороны пассажирки. Полина сглотнула: — Ясно. — Обещаете? — Да. — Констебль Флавье! Держитесь за мной, дистанция два шага. Две левые дверцы — передняя и задняя — хлопнули чуть вразнобой: синеглазая констебль Флавье послушно держала предписанную начальством дистанцию. И, словно специально, перекрывала весь обзор, недоперекрытый самим старшим констеблем! Полина забарахталась, пытаясь выпутаться из сложной плетенки ремней безопасности. Внутри так внутри, она не собирается нарушать еще и это обещание и вылезать наружу. Но хотя бы посмотреть на происходящее своими глазами она просто обязана!