Мозгоеды на Нереиде

— Никогда бы не подумал, что тебе может понравиться такое, — сказал Дэн, задумчиво разглядывая напарника. Смотрел он на Теда снизу вверх и с легкой иронией, чуть вывернув и склонив к плечу голову. Пилот расположился на бухте швартовочного каната, держа в одной руке длинную удочку, а в другой — только что открытую бутылку светлого нефильтрованного, и выглядел при этом довольным до неприличия. Они сидели на служебном дебаркадере у самой воды, в тени высокого борта основной платформы. Было очень жарко (даже в тени), сонно и безветренно, пахло солью, нагретым железом и водорослями, тишину нарушали лишь редкие ленивые шлепки волн по ржавому днищу понтона да далекие крики качаек. — Мне всегда казалось, что ты любишь куда более активные виды отдыха, чем дремать с палкой в руках на берегу какой-нибудь лужи. Но смутить Теодора Лендера не удавалось даже ньюколорадским жукоидам на ферме его папаши, куда уж там рыжим навигаторам. — Ха! — сказал он и сделал удочкой замысловатое движение, то ли салютуя, то ли намереваясь хлестнуть по воде. — Во-первых, это не берег, а понтон. Во-вторых, не лужа, а океан. А в третьих — зато я люблю пиво! В доказательство последнего утверждения он сделал большой глоток из бутылки и удовлетворенно выдохнул. — Эт правильно, эт верно! — задребезжал Старикашка Пью, то ли подхихикивая, то ли просто откашливаясь. — Эт я уважаю, когда молодежь, значитца, тож, над понимать, уважает! Он быстренько добулькал свою бутылку, наклонился и аккуратно поставил ее на понтон в полуметре от тедовской термосумки: вроде бы и ни на что не намекая, но со значением. Платформа называлась Урожайной и была огромной: настоящий плавучий город со своими улицами, мастерскими, пристанями, магазинами, школами и детскими садами, голотеатрами, спортивными площадками и даже небольшим парком аттракционов. Ну и конечно же — огромным заводом по переработке водорослей, целым промышленным конгломератом, почти целиком заполнившим все шесть уровней ниже ватерлинии. По отсекам завода, открытым для туристов, их сегодня уже провели, и Дэна они впечатлили. Посещение Урожайной входило в плановую экскурсию по платформам, приобретенную экипажем «Космического Мозгоеда». Посещение, экскурсия по платформообразующему предприятию, визит в парк аттракционов (оттуда они поспешили сбежать почти сразу, оглушенные детскими воплями) и на выбор: морская прогулка или рыбалка. Прогулка предполагалась на водных велосипедах, предельной скоростью которых стояло что-то около десяти километров в час, Теодор покосился на них со смесью ужаса и жалости и потянулся к стойке с удочками. Второй визит «Космического Мозгоеда» на Нереиду проходил более организованно, чем первый, но ничуть не менее интересно. Разве что пока обходилось без вмешательства полиции (и Дэн надеялся, что так будет и далее). Попал сюда их грузовик на этот раз почти случайно — основной контракт был на доставку пары сотен мелкобурильных установок ручного типа (читай — отбойных молотков) на соседнюю Веро́нику, откуда мозгоеды потом должны были стартовать далее по маршруту, забив весь грузовой отсек партией свежедобытого местными старателями хреночтототамфигнеза. Который, в свою очередь, очень ждали на Ломоносове-16 (где этот ценный минерал служил основным сырьем для производства пенохреначтототамбитана, являвшегося то ли каким-то жутко новым элитным и усовершенствованным топливом для кобайков, то ли набивочным материалом для подушечек и матрасиков, Станислав так толком и не понял из сбивчивого объяснения заказчика, но важностью минерала в частности и Веро́ники в целом проникся). Однако из-за технических накладок хреночтототамфигнез в искомых количествах мог быть доставлен на борт «Космического Мозгоеда» не ранее чем через восемь дней, и их следовало чем-то занять. Вероника была планетой скучной, почти безатмосферной и интересной разве что огромными залежами хреночтототамфигнеза, из-за активных разработок которого вся была изъедена шахтами, словно кротовыми норами, что добавляло ей пыли, но никак не прелести. Будь у нее хоть какая-нибудь атмосфера, и поднятая в верхние слои пыль могла бы обеспечить планету красочными закатами и восходами, но атмосферы не было, и пыль оставалась просто пылью. Поэтому Станислав с радостью ухватился за предложение поработать почтовым курьером и доставить на соседнюю с Вероникой Нереиду скопившиеся посылки и бандероли, тем более что лету туда было всего-то шесть часов. «Обижаете, Станислав Федотович! Зуб даю, что не больше четырех!» — «Теодор! Не лихачь». — «Ха! Да если я буду лихачить — я нас и за два с половиной доставлю!» — «Теодор! Кому было сказано?» — «Ладно, ладно… А чего я? Я ничего, я так просто...» Разумеется, возвращаться с дивной курортной Нереиды на серую мрачную Веронику сразу после передачи груза никто не захотел: слишком ощутима была разница, слишком привлекательны пронзительно голубые океанские волны в обрамлении разноцветных пляжей и парков. Станислав, немного смущаясь, предложил на этот раз прогуляться всем вместе, организованно и с местным гидом, так сказать, для повышения общего культурного уровня и укрепления командного духа. На быстрое согласие он при этом не особо надеялся и, ожидая более или менее активного сопротивления со стороны молодежи, был готов сразу же отступить и не навязываться (в конце концов, он же все-таки капитан, а не нянька, да и у ребят могут оказаться свои планы). И потому был приятно удивлен горячим одобрением и даже энтузиазмом, с которым это его предложение встретила именно что молодая часть экипажа. Как ни странно, больше всего уговаривать пришлось Вениамина, который все отнекивался и пытался остаться на борту под предлогом необходимости провести срочную ревизию медикаментов. Сейчас измученный жарой и знакомством с местными достопримечательностями доктор мирно дремал в полосатом шезлонге, натянув на лицо панаму и не обращая внимания ни на крики птиц, ни на переговоры пилота и навигатора, ни даже на непрестанный дребезжащий тенорок Старикашки Пью («Зовите меня Старикашкой Пью, меня все так зовут, хе-хе, ваше здоровье!»). Похоже, местная жара и энтузиазм экскурсовода совместными усилиями доконали всю некибермодифицированную часть экипажа, если капитан предпочел спасаться в кондиционированной прохладе кафе и даже такой заядлый рыбак, как доктор, не стал распаковывать свою удочку, так и оставил лежать на рифленой металлической палубе. Разве что Теодор, как самый стойкий и молодой, ограничился помощью термобокса с живым и нефильтрованным. Площадка у трапа предполагала коллективные посиделки — кроме штабеля сложенных шезлонгов там находился еще и столик, — но Тед предпочел устроиться на самом краю дебаркадера, на смотанных канатах, словно действительно собирался ловить рыбу. Поставил рядом звякнувшую сумку, с которой не расставался последние пару часов. И первым делом, как ни странно, расчехлил все же удочку, а лишь потом термобокс с фирменным пивом «Урожай» — светлым, живым, нефильтрованным. В магазине, кстати, он не стал смотреть на этикетку, сказав, что если и пиво тут тоже делают из водорослей или рыбы — он не хочет об этом знать. Дэн, поколебавшись, разулся и присел рядом на самый край настила, опустив ноги с бортика. Понтон служебного дебаркадера над ватерлинией имел более метра, и поболтать ногами в океанской водичке не представлялось возможным, но босые пальцы чувствовали близость воды, и это было приятно. А еще мелкие волны, гулко шлепая в металлический бок, иногда обдавали ступни брызгами, и это тоже было приятно. Дэн протянул руку и вытащил из термобокса бутылку, холодную и слегка влажную (на воздухе стекло мигом запотело), снял зашипевшую пробку, сделал глоток. Покатал на языке, анализируя. Ну да, водоросли, конечно. Генномодифицированные и по вкусу ничем не отличимые от хмеля и солода. Но Теду, наверное, все равно лучше про это не говорить. Дебаркадер слегка подрагивал и покачивался на мелких упругих волнах, и это тоже было приятно. На основной платформе качка не ощущалась совсем, даже рецепторами Дэна. Странно, но отсутствие качки там было точно так же уместно и доставляло почти такое же удовольствие, как ее присутствие тут. Настроение не испортило даже то, что не успел Дэн сделать первый глоток, как на площадку выполз абориген преклонного возраста и весьма потрепанного вида, ворча себе под нос что-то о вконец испорченных нравах современной молодежи. Его негромкое бурчание ничуть не мешало ни здешней тишине, ни Дэну, воспринималось так же, как прочий природный шум: плеск волн или крики качаек. Тем более что бурчал старикашка не скандально, а скорее осторожно-намекающе, многозначительно поглядывая при этом на термосумку. Понявший все правильно Тед щедро протянул аборигену запотевшую бутылку, которую старичок аккуратно выхватил цепкой костлявой лапкой и ополовинил в один глоток, ловко отщелкнув пробку ногтем большого пальца, крепким и желтым, словно старая кость. После чего речи о распущенности и неуважительности представителей нынешнего поколения оказались благополучно забыты, сменившись восхвалением великой планеты Нереида и ее не менее великой истории («Какие люди были! Монстры, а не люди! Вот возьмем, к примеру, Теренса Первопроходца, слышали о таком? Конечно не слышали, да и откуда вам слышать-то, вы ж инопланетчики, летаете там себе, а у нас о нем каждый ребенок…») Когда старичок вытащил откуда-то помятое жестяное ведро, перевернул его донышком вверх и взгромоздился на этот импровизированный насест (и все это – ни на секунду не прекращая болтать), Дэн понял, что сосед устроился рядом с ними надолго. И просто вписал его в окружающий ландшафт как нейтральный фактор, представляющий умеренный интерес и не представляющий опасности. Вениамина Игнатьевича болтовня нового соседа не будила, Теодора не раздражала, а значит – и устранения данный объект не требовал. При желании Дэн мог бы перенастроить аудиофильтры и вообще выключить его скрипучий голос из зоны слышимости, но пока такого желания у него не возникало. Впрочем, желания прислушиваться к легендам о великих нереидских первопоселенцах, которые были намного более велики и круты, чем все прочие первопоселенцы, – не возникало тоже. Так, иногда только, самым краем, если голос вдруг становился громче. Старичок был странным. И, наверное, именно поэтому отлично вписывался в этот странный мир под названием «планета Нереида». Странная планета. Странная уже хотя бы тем, что не вызывала у Дэна никаких негативных эмоций, хотя вроде как бы и должна была. Именно в силу своей странности и непонятности, потому что все необычное и выбивающееся из привычной нормы может оказаться опасным. Это аксиома. Киборги не страдают паранойей, они на нее запрограммированы. Любая потенциальная опасность вызывает тревогу, заставляет мобилизоваться, напрягаться, быть готовым бежать или вступать в бой. Любая. Но не Нереида. Дэн и сам толком не смог бы сформулировать, почему она казалась ему настолько странной. Вроде бы планета как планета. Ну да, провинциальная, не слишком развитая, заточенная под разведение и переработку всего, что может произвести океан, а совсем недавно начавшая разрабатывать еще и золотую жилу туризма, когда какой-то богатенький прожигатель жизни, случайно заброшенный сюда неудачным прыжком, поохотился на местное морское зверье, остался в полном восторге и расписал все прелести «реальной охоты на доисторических подводных монстров» в своем блоге. Об этом тоже рассказывал сегодняшний экскурсовод — восторженный и улыбчивый белобрысый парнишка, одетый в белую майку и широкие шорты в цветочек (что вроде бы должно было вызывать неприятные ассоциации, но почему-то совсем не вызывало, вот и еще одна странность в копилку прочих). И он же показал им фотографии тех самых «доисторических подводных монстров» — и из блога того туриста, и из других блогов, и свои собственные. А потом, в Столичном краеведческом музее (он хотя и расположен был на материке, но тоже являлся неизменной и неотъемлемой частью туристического маршрута), он рассказал об этих монстрах подробнее. И тогда они потеряли Полину. Во всяком случае, потеряли как сознательного экскурсанта на всю дальнейшую часть экскурсии — поскольку Полина заявила, что намерена посетить расположенный на соседней улице филиал ОЗРК, и посетить немедленно, спасибо, ждать ее не надо, она их догонит как-нибудь попозже или же потом доберется до Космопорта сама. Дэн хмыкнул, вспоминая собственную оторопь от этой части рассказа экскурсовода (вот и еще одна странность, словно мало других). Достал удочку. В конце концов, они же решили рыбачить, правда? Когда у тебя в руках удочка — ты вроде как не совсем дурью маешься, вроде как и при деле. И даже если Станиславу Федотовичу надоест болтать с тем кряжистым и дочерна загорелым мужчиной из отдела дегустации — есть шанс, что он не решится отвлекать рыболовов и немедленно гнать их дальше по маршруту. Во всяком случае, может быть, решится на это не сразу. Капитана они потеряли вторым, при экскурсии по заводу. У Станислава Федотовича и начальника одного из цехов нашлись какие-то общие знакомые, от обсуждения которых они тут же перешли к обсуждению планов возможного сотрудничества, рассмотреть которые решили в одном из кафе уровнем выше. Дэн подозревал, что контракты и даже общие знакомые тут только повод и капитан просто захотел посидеть и отдохнуть в уютной прохладе после трехчасового таскания по самой жаре. И Дэн его отлично понимал: на подводном заводе тоже было достаточно прохладно и возвращаться после этого снова под палящее солнце не было ни малейшего желания. Дэн растянул телескопическое удилище на всю длину, освободил леску из зажимов и снял с наживки защитный колпачок. Инструктор сказал, что насаживать что-то живое или даже просто съедобное вовсе не требуется, каждая удочка оснащена сменными керамопластовыми наживками, легко заменяемыми при потере или откусывании. При намокании наживки в ней включается минитранслятор, генерирующий привлекательные для мелких хищников сигналы. Дэн осторожно качнул удилищем, чтобы не задеть удочку Теда, и забросил наживку метрах в четырех от понтона. Там уже не было тени, и керамопластовая рыбка, перед тем как нырнуть, сверкнула на солнце, словно настоящая. Странная планета Нереида. Здесь все не как у людей. Даже удочки. Даже ОЗРК. — Он, чтоб вы знали, плывунец за лыжу поднимал! Груженый! Одной рукой! — Старикашка Пью дирижировал новой бутылкой. Уже третьей, кажется. — Вот кто из вас может поднять плывунец за лыжу? А? То-то же! А он поднимал! Были люди, да…На клыкана с одной рогатиной ходил! На клыкана, это ж понимать надо! А сейчас что? Тьфу ты, прости хоспади, плохого слова не сказать чтобы … Защищать они их удумали! Защищать! Это клыканов-то! Просто уму недостижимо… Старикашку Пью такое недостойное поведение современников, похоже, расстраивало всерьез: в его возмущении искренности было под девяносто процентов, и огорчения немногим меньше. Он даже словно забыл про пиво — кстати, уже новую бутылку, — хоть и держал цепко, но пробку до сих пор так и не сковырнул. Сидел ссутулившись, вздыхал, покачивал головой. Дэн его понимал. Ему и самому на пару секунд подвесило процессор сообщение улыбчивого экскурсовода, что нереидское ОЗРК расшифровывается как Общество Защиты вовсе не Разумных Киборгов, а Реликтовых Клыканов. Ну да, тех самых, на которых сегодня устраивают экстремальные охоты для богатеньких туристов, а первопоселенцы в своем величии ходили чуть ли не с голыми руками. Ну то есть с рогатиной. История с этим нереидским ОЗРК действительно вышла забавная, и экскурсовод не преминул ее рассказать заинтересованным инопланетчикам. Ростислав Сигизмундов был, как понял Дэн, кем-то вроде Полины, всей разницы, что модификации ХУ, а не ХХ. А в остальных тактико-технических характеристиках — та же самая неискоренимая и безоглядная любовь ко всему живому крупнее бактерий. И чем больше или опаснее это живое — тем больше любовь. По размеру и опасности для жизни нереидские клыканы оказались вне конкуренции — так стоит ли удивляться, что именно их бросился защищать Ростислав со всем энтузиазмом молодого специалиста сразу по окончании столичного сельхозинститута? «То, что они такие сильные, большие и смертельно опасные, вовсе не значит, что они не нуждаются в нашей защите!» — с этим лозунгом он приставал ко всем, кто был согласен выслушать (или хотя бы не имел возможности быстро убежать). Он верил в людей и считал, что когда-нибудь они обязательно все поймут и одумаются. Надо только им правильно объяснить. Его не принимали всерьез. Над ним смеялись. Крутили пальцем у виска, называли дурачком (иногда за спиной, чаще в глаза). А он продолжал верить в людей, раздавать листовки и рассылать во все возможные инстанции письма с призывами опомниться, встать на защиту, перестать истреблять безоглядно, вспомнить гордое звание человека — и еще много разного в таком же духе и стиле. Он основал «Нереидское Общество Защиты Реликтовых Клыканов» в составе трех человек (наименьшее достаточное количество для регистрации, поэтому пришлось уговаривать маму, а тетю Реджи и уговаривать не пришлось, она была глухая и последние годы плохо соображала) и стал его председателем — за неимением других кандидатур. Собственноручно нарисовал печать и бланки — и теперь его письма и корреспонденция приобрела достойный вид. На Нереиде его знали все и считали чем-то вроде местного дурачка, о выходках которого можно поговорить, когда исчерпаны более важные темы. Нечто вроде неиссякаемого источника местечковых анекдотов. За пределами планеты он и вообще был никому не интересен. И так продолжалось до тех пор, пока одно из его воззваний не достигло центрального офиса ОЗРК на Кассандре. И с кучей других подобных запросов, воззваний, требований, докладов, отчетов и много чего другого не легло на стол Киры Гибульской. Его письмо выгодно отличалось от прочих подобных запросов (последнее время филиалы ОЗРК вылезали повсюду в огромном количестве, словно эдемские грибы после кислотного дождичка, и сразу же начинали требовать от центрального офиса полного обеспечения). И так как финансовую поддержку он просил минимальную (на содержание крохотного офиса-склада и покупку самого дешевого корма), то его запрос был удовлетворен. Ошалевший Ростислав получил деньги на аренду помещения и закупку техники (чего он никак не ожидал, вписав этот пункт исключительно для солидности), обещание в разумных пределах компенсировать загадочные «текущие расходы», а также пару контейнеров гуманитарки — на первое время. Что делать с таким количеством комбинезонов Ростислав пока что еще не придумал, а вот кормосмесь опробовал сразу. И остался доволен: клыканам она понравилась. Так на Нереиде появился филиал ОЗРК. К Ростиславу же сопланетники начали относиться если не с уважением, то с каким-то опасливым сомнением, что ли. Во всяком случае, в глаза называть дурачком перестали, трезво рассудив: если за дурную идею платят деньги — над этим стоит задуматься. Может быть, она не такая уж и дурная? — Паршивые времена, паршивые нравы. Не те времена, не те… — Старикашка Пью покачал головой, тоскливо повздыхал и уронил пустую бутылку — Дэн и не заметил, когда он успел ее прикончить. — И Нереида не та, и клыканы не те… Да что там клыканы! Люди тоже, тьфу, прости хоспади, чтоб не сказать плохого слова... Вот у Мориса Флавье дочка замуж вышла… За кого бы вы думали? Не поверите! За чучело с процессором! В голосе Старикашки звучало неподдельное горе, словно это его родная и любимая наследница такое безобразие учудила, а вовсе не какая-то посторонняя дочь какого-то совершенно незнакомого Флавье. Флавье? Хм-м-м… Не такая уж редкая фамилия. Замуж? За... хм… чучело с процессором? Конечно, это вполне может оказаться простым совпадением, но... Насколько велико семейство Флавье? И много ли среди его представителей киборголюбивых дочек подходящего для бракосочетания возраста?.. — И обвенчали ведь, прости хоспади! — Старикашка горестно хлопнул себя ладонью по бедру. — В мэрии, как положено. Словно с человеком! Вот куда катится мир, а? Дэн быстро покосился на Теда: он давно заметил, что остальные члены команды почему-то очень остро реагируют на все, что они полагают оскорбительным для киборгов вообще или для него, Дэна, в частности. Во всяком случае — намного острее его самого. Вот и сейчас Тед возмущенно засопел и приподнялся, наливаясь праведным гневом и сжимая кулаки: очевидно, ему не терпелось объяснить этому чучелу без процессора, куда именно катится мир с приведением наглядных воспитательных аргументов физического воздействия. И, может быть, даже направление показать. — Капитан, — сказал Дэн очень тихо: так, чтобы его услышал только Тед. И добавил с нажимом, не рассчитывая на понятливость напарника: — Обернись. Теодор обернулся. И сразу же захлопнул рот, передумав что-либо кому-либо объяснять. Поскучнел, разжал кулаки, плюхнулся обратно на канатную бухту. Спустившийся с верхней палубы Станислав Федотович стоял в каких-то двух метрах от напарников, смотрел благожелательно и с интересом прислушивался к происходящему. И был он не один. — Стас, ты только глянь! Тут кто-то, кажись, про мою Риту треплется, что ли? — с таким же пугающе благожелательным интересом пробасил его спутник, тот самый очень крупный мужчина из отдела дегустации, кряжистый и загорелый до черноты. — Что ли я чего недопонял. Или недорасслышал, что ли. Старикашка тут же заткнулся и прикинулся кучей ветоши. А великан меж тем продолжал, и в голосе его явственно слышалась гордость: — Ну да, обвенчали. А чего бы и не обвенчать, коль у него гражданство не хуже нашего! Может, еще и получше даже, поскольку заслуженное. А еще мой зять самогонку не жрет, как некоторые, не буду тыкать пальцем, но это я про тебя, Чарли. И по службе его повысили, и со мной он вежливый, и дочка им довольна. Так спрошу культурно: какого хрена еще тестю надо? И хотя смотрел он при этом исключительно на Старикашку Пью, которого предпочитал именовать по давно всеми забытому имени, но было понятно, что и слова его, и гордость — все это предназначено вовсе не для кучки ветоши. Они для людей предназначены были — и не важно, с процессором или без.