Spooky Spones

      «Энтерпрайз» был настоящей летучей крепостью. Новейшие системы вооружения и защитных силовых полей, лучшая команда из самых свирепых терран, самая разрушительная мощь Имперского Флота. Когда трусливые клингоны или андорианцы видели на радарах приближение флагмана, они понимали — «Конец близок», за ними идёт их смерть по имени Джеймс Тиберий Кирк. Один из самых страшных терран за всю историю Империи. Никто не уходил живым из схватки с Кирком.       Враги не знали, что их лёгкая смерть была лишь капитанской блажью. На корабле царили ещё более зверские порядки, и никто из Альянса не мог даже додуматься, какие зверства происходили внутри покрытого углеродно-титановым сплавом корпуса огромного корабля смерти.       И речь пойдёт не о тех ужасных пытках, которым капитан подвергал любого, кого заподозрил бы в предательстве. И не о кровавых развлечениях мистера Сулу. И даже не о жестоких и расчетливых женщинах ISS «Энтерпрайз», а о незаконных, даже по меркам Терранской Империи, экспериментах, про которые даже Кирку было неведомо.       В медотсеке было подозрительно чисто и светло, для такого мрачного места. Но это было логично: настоящему медику необходима стерильность и хорошее освещение, чтобы разбираться в сложных машинах под названием — живой организм.       Живыми организмами были терране. Остальные представители разумной (и не очень) жизни попадали в медотсек уже мёртвыми: трупы с поля боя, убитые в рукопашном бою противники и, иногда, украденные с менее развитых миров формы жизни, которые изучались для более эффективного захвата или поглощения Империей.       Медотсек был царством вечно хмурого и ворчливого доктора Леонарда Маккоя. Его репутация безжалостного исследователя работала на опережение первого впечатления, и никто не смел возразить главе медотсека и спросить его о цели очередного поручения. Скажет считать число нервных узлов у триббла — считай. Скажет пересадить органы мёртвого клингона в труп андорианца — пересаживай аккуратно и даже не смей думать, зачем ты это делаешь.       Никто не смел мыслить и рассуждать в царстве Маккоя. Все мастерски исполняли свою работу, забывая о ней, едва отправляли отчёт главе медотсека.       Но… иногда находились излишне любопытные типы, которые всё-таки задавались вопросом «А зачем я это делаю?». Стоило им только подумать о цели их задания — больше их никто не видел, и вся память о них исчезала.       В этот день Маккой был в хорошем расположении духа. Его очередной эксперимент по пересадке органов увенчался успехом и он спешил проверить результат.       — Капитан? — лениво прохрипел в интерком доктор.       — Да, Боунс? — отозвался Джеймс Кирк.       — У тебя бунтарей новых нет?       — Найдётся двое заговорщиков, — подтвердил капитан.       — Отправляй их мне, — потребовал Маккой.       — Ладно, — отрезал Кирк и добавил: — Слушай, Боунс… Тебе не кажется, что Спок слишком долго торчит в своей лаборатории?       — Торчит — и ладно, — буркнул врач. Он был слишком увлечён своим собственным экспериментом, и исследования вулканца его мало волновали.       — Он трое суток проторчал в лаборатории, — пробормотал Кирк. — Как капитан приказываю: зайди к нему, как освободишься. Ты — единственный, кого он уважает на этом корабле.       — Не единственный, ты тоже ему нравишься, — фыркнул Маккой. — Я занят до конца смены, зайди сам.       — У меня Марлин, в кои-то веки! — прошипел Джим. — А Спок меня беспокоит. Он — вулканец, следовательно — опасен. Это приказ — зайди к нему после смены и разберись, чего он там нахимичил!       — Будет сделано, кэп! — фыркнул Маккой и отключился.       Да, Спок именно, что «химичил». Относительно недавно он обнаружил какие-то древние алхимические изыскания конца XIX века, и целый месяц выстраивал необходимую ему формулу. Что он разрабатывал и зачем — никто не знал. Полувулканец говорил только то, что его изобретение станет либо величайшим прорывом в истории Терранской Империи, то ли — величайшим провалом.       В их мире один в поле никогда не был воином, толпа безжалостно сжирала любого, кто вставал у неё на пути, и Кирк позволил полукровке баловаться исследованиями, под контролем службы безопасности, зная, что Сулу не допустит никаких нарушений и заговоров, поскольку сам хищно метит на капитанское место, и понимает, что убрав Спока — получит пожизненное заключение в кабине агонии, а не место подле капитана, с которого так хорошо всадить нож в спину.       Дождавшись экспериментальных нарушителей, Маккой запер их в боксе с гибридом самки вулканки и самца клингона.       Эксперимент оказался провальным. Маккой простимулировал нервные центры вулканского организма, провоцируя пон-фарр, но клингонские сердца не выдержали такой нагрузки, и образец скончался от остановки обоих сердец спустя два часа, пятнадцать минут и девятнадцать секунд после начала эксмеримента.       Терранские разнополые подопытные скончались раньше, и образец более часа сношал трупы, тем самым стимулируя последние судороги с последующим опустошением организма.       — Чапел! — скомандовал Маккой мрачной помощнице, единственной, кто служил в медотсеке более полугода. — Распорядитесь убрать всё это кровавое дерьмо. Всё, что может ещё работать — ампутируйте и поместите в криокамеру, пригодится.       — Будет исполнено, доктор, — ровно ответила женщина и принялась руководить процессом уборки.       Конечно, многие считали, что Чапел продержалась в руководящей должности столько времени лишь благодаря постели, но никто и подуматьне мог, насколько ненормальной была эта по-вулкански сдержанная терранка, которую Маккой не только уважал, но и побаивался. Его страх и был рычагом управления им. Чапел чуяла любые изменения в поведении собеседника и ловко манипулировала его словами и чувствами, загоняя оппонента в ловушку. Маккой не был исключением.       По коридорам сновали краснорубашечники. Опять где-то что-то сломалось, и толпы инженеров бежали чинить перегоревшие детали.       Маккой двигался по коридору неспешно, заглядывая в каждое лицо, пытаясь понять, думают ли эти куски плоти, или нет?       Не заметив и тени мысли на лицах исполнителей, доктор зашёл в турболифт и проехал пару ярусов к научному отделу, где располагалась лаборатория Спока.       Двери нужного помещения были заперты на красный код.       — Спок! — зажал кнопку вызова Маккой. — Я знаю, что ты там. Мне нужно поговорить.       — Я не могу, — раздался хрип из интеркома. — Не сейчас.       — Сейчас! — отрезал доктор, взламывая консоль. — Сейчас же. Ты тут несколько дней безвылазно сидишь и ничего не ешь.       — Я скоро выйду сам, — также хрипло отрезал полувулканец.       Маккой вздрогнул. Неужели он уловил нотки эмоций? Неужели этот остроухий ублюдок всё-таки более человечен, чем выглядит на первый взгляд? Или же…       Маккой сопоставил факты: пара дней в полной изоляции без еды, общения, внезапный эмоциональный всплеск… Вероятность 97,8%, что у мистера Спока начался пон-фарр.       Доктор прекрасно знал, к чему приводит пон-фарр, если его не завершать половым актом. Он сам не раз ставил эксперименты на вулканцах, вводя их в состояние высочайшего возбуждения и любуясь результатами.       Но… То был Спок. Полувулканец-полутерранин. И Спок был ценен для корабля, ценен для Кирка.       Вздохнув, Маккой отпер дверь, надеясь оглушить полувулканца слабым зарядом медицинского фазера, а после запереть в медотсеке с подходящим для спаривания образцом.       Но… Войдя в лабораторию он понял, что ошибся:       Спок лежал на полу в свете аварийного овещения. Его руки были исцарапаны до крови ногтями, зеркала разбиты, и даже монитор служебного компьютера был размозжен ударом кулака.       — Спок, что с тобой? — Маккой бросился к полувулканцу, автоматически измеряя его показатели миниатюрным трикодером.       — Ненавижу! — прошипел тот. — Ненавижу!.. — и впился железной хваткой в руку доктора.       — Кого? — с сочувствием в голосе спросил тот, замечая высокий уровень адреналина и кортизола, понимая, что пон-фарром тут не пахнет. Слишком низкий тестостерон.       — Вулканцев! — не своим голосом выкрикнул Спок. — Я урод! Я посмешище! Что я здесь вообще делаю? Мне не место среди терран с этими ушами!       — Тихо, — отрезал Маккой, пытаясь понять, что случилось с полувулканцем. — Ты — терранин, это говорит твоя жажда крови. Но твоя вулканская логика и острые уши — это наш козырь в войне с Альянсом. Ты лучше всех можешь помочь нам предугадать логику врага, его тактику. В случае чего — твоё появление в лагере не вызовет подозрения. Ты уникален, ты незаменим! — тихо выпалил доктор. — Когда уйдёшь в отставку — я лично отрежу тебе уши. А пока — ты наш козырь.       — Я устал быть козырем… — простонал Спок. — Я устал. Я хочу быть нормальным… Хочу испытывать эти простые и понятные чувства. Без вулканского барьера так хорошо, так тихо… Я чувствую себя свободно… Но внутри этой ушастой машины — я лишь инструмент… А я хочу жизни… нормальной жизни… — он заплакал.       Маккой покачал головой.       Он испытывал жалость. Не ту, которую испытываешь к слабакам и трусам, которые растрачивают свою жизнь понапрасну. И не ту, которая относится к неоправдавшим ожиданий, а ту… Ту, которая бывает к тем, кто оступился и отчаянно нуждается в помощи.       И Маккой искренне хотел оказать эту помощь. Дело не в уникальной роли Спока на борту «Энтерпрайз», и не в его личной ценности для капитана, а… Дело было в том, что Маккой всегда испытывал к этой машине не только научный, но и человеческий интерес.       Поэтому, не в силах терпеть рыдания сослуживца, он оглушил его из фазера, после чего скачал рабочий журнал с комьютера Спока и, закинув полувулканца на плечо, потащил его в медотсек, где запер в частном боксе.       Дав Чапел указания лично стеречь коммандера, Маккой отправился в свой кабинет, где принялся изучать научный журнал первого помощника Спока Грейсона.       Журнал изобиловал различными индивидуальными научными сокращениями, понять которые мог исключительно сам автор. Если опустить все детали, то пред Маккоем был опыт по ассимиляции поведения. Спок выяснял, каким способом можно усилить свойственные терранам качества у других видов. Он был уверен, что потенциальные агрессия и дофамин существуют в зачаточном состоянии даже у трибблов, и достаточно только оказать необходимую стимумяцию на нужные нервные центры, чтобы гормональный фон подействовал на психику. С такой ассимиляцией можно было бы добиться плолной ассимиляции других видов за одно-два поколения.       Конечно же, они бы всё равно оставались вторым сортом. Но… Женщинам и негроидам понадобилось полтора века, чтобы их признали равными. Если в XVIII веке женщин считали годными лишь для ведения домашнего хозяйства и удовлетворения мужских прихотей, то уже к концу XX века женщины вели армии, управляли корпорациями и никто не мог оспорить их право.       Быть может, вскоре и терране признают, что мыслящие и амбициозные вулканцы или клингоны равны в правах с ними?       — Опасные мысли… — пробормотал Маккой, прекрасно осознавая, что и его эксперименты по трансплантации и гибидам — находятся в той же плоскости, что и исследования Спока.       Далее Спок долгое время выводил идеальную формулу, воздал спецальный аппарат, который воздействует на центры мозга, подавляя некоторые свойства и усиливая другие…       В итоге полувулканец не придумал ничего лучше, чем опробовать аппарат на единственном живом не-терранине судна — себе самом.       Судя по данным обследования — Споку это удалось. Его мозговая и гормональная активность соответствовала терранской, и совершенно не походила на вулканскую.       К счастью, Спок оставил достаточно записей о том, как обратить процесс. И Маккой захотел сделать это до того, как тот вновь очнётся и впадёт в истерику.       Процедура обработки длилась минут десять. После чего Маккой снова измерил все показатели Спока, сравнил с результатами недельной давности, и остался доволен.       Можно было будить эту «спящую красавицу».       От аналогии Маккоя передёрнуло. Детская сказка о том, как наивный принц пошёл спасать принцессу, и как та выпила из него всю жизненную силу через поцелуй. И кто детям такое рассказывает? Принц должен был убить энергетического вампира, а не наивно идти на поводу у своих гормонов!       — Доктор? — Спок повернул голову, стоило врачу убрать шприц со стимулятором.       — Спок? — осторожно спросил Маккой. — Вы… в порядке?       — Думаю да, — после непродолжительной паузы ответил полувулканец. — Вы уже составили рапорт?       — Да, — кивнул Маккой и добавил: — Я написал, что нашёл вас в бессознательном состоянии посреди лаборатории и лично доставил в медотсек, где ввёл вам краткий витаминный курс. По показаниям приборов вы были истощенны продолжительным голоданием и потеряли сознание от усталости. Прошу, больше так не поступайте.       — Благодарю, доктор, — кивнул Спок. — Я могу идти?       — Я бы не советовал вам вставать с кровати ещё пару часов, — мрачно ответил доктор.       Неопределённо приподняв брови, Спок попросил дать ему падд для работы, и остался лежать.       Маккой был уверен, что полувулканец вернулся в нормальное состояние и более не станет экспериментировать над собой. Доктор лично удалил все данные этого эксперимента из базы данных «Энтерпрайз», оставив лишь копию на кассете, которую спрятал в надёжном месте, как и аппарат.       Но…       Спустя два дня, когда они со Споком обсуждали воздействие гамма-лучей на организм аурелианцев, полувулканец осёкся на полуслове и внезапно заорал.       — Спок?! — Маккой вскочил из-за стола, не на шутку испугавшись такого поведения.       — Выйди, доктор! — прорычал коммандер, буквально сминая спинку стула одними пальцами. — Немедленно.       — И не подумаю, — Маккой снял с пояса фазер и выставил его перед собой. — Что случилось, Спок?       — Прекрати! — отрывисто выпалил тот. — Заткнись!       Маккой удивлённо приподнял бровь, пытаясь понять причину такого поведения.       — Не смей так делать… бровью… — казалось, Спок с трудом борется с собой, чтобы…       Чтобы — что?!       — Спок, я тебя сейчас оглу… — начал было доктор, но полувулканец с лёгкостью выбил у него фазер, прижал к стене и прошептал одними губами.       — Вулканцы… омерзительны… но у них есть и полезные способности… — его рука коснулась лица оцепеневшего врача. — Мой разум к твоему разуму, мои мысли к твоим мыслям… — возбуждённо бормотал он. — Наши разумы объединяются.       — Наши разумы — одно… — закончили они хором.       С минуту они стояли без движения, а после Спок первым отмер и сделал то, что никто бы не посчитал логичным, кроме Маккоя, который теперь понимал — почему…       Спок поцеловал доктора. И тот ответил взаимностью.       — Поразительно… — хрипло пробормотал полувулканец, отстраняясь и замечая, что до сих пор держит руку врача в захвате. — Просто поразительно, насколько ты отвратительный человек, Леонард. Насколько извращённые у тебя вкусы, что тебе нравится не-терранин.       — Полутерранин, — заметил доктор, хмуро глядя на собеседника из-под бровей.       — Думаю, тебе придётся вернуть мою машину, — тяжело дыша констатировал Спок. — Потому что моя вулканская половина никого не любит, но человеческая… Не может жить без тебя.       — Страсть — это приятно, Спок, — усмехнулся доктор, — но я предпочту, чтобы ты иногда был и вулканцем. Мне нужно работать.       — Это не важно, — прошептал коммандер, прикрывая рот доктора пальцем. — Сейчас я хочу тебя. Работа подождёт, Джим подождёт, вселенная подождёт…       И Маккой был согласен — вселенной придётся подождать, если даже вулканец стал человеком. Если… если это продлиться достаточно долго.       Спустя месяц Маккой понял — состояние Спока нестабильно и, к счастью и несчастью — неизлечимо. Его переключение между личностями становилось всё более непредсказуемым. Излишняя эмоциональность скрывалась вулканской холодностью в любой момент. И если на людях Спок успевал ретироваться при смене своей сути, то при Маккое — нет. Хуже всего было, когда оргазм служил триггером, и смущённый вулканец выскальзывал из постели, обещая, что «больше никогда этого не повторится», что «это нарушает субординацию», и — что «это совершенно нелогично — вулканцу иметь отношения с терранином в силу их психологических и физических развитий».       Маккой же видел в этих отношениях будущее и ждал, когда же вторая половина примет новый порядок, в котором все разумные существа равны, и имеют право любить и не стесняться этого.       А пока… Пока они скрывались…       До тех пор, пока не произошёл сбой телепорта и Спок узнал из головы другого Маккоя, что и в другой, более пацифистичной и толерантной вселенной, у их двойников та же проблема.       И они решили действовать сами.       Они достаточно ждали знака от Вселенной…       Вселенная терпеливо ждала, во время их безумных экспериментов…       Теперь Вселенная обязана подчинится их желаниям.