Spooky Spones

      Было у царя Христофора дщерь и два сына:       Филька — умная скотина.       Гена — вот уж врать мастак.       Ну, а Джимми был дурак.       Фильку мать, казахская принцесса, родила, да и откинулась сердешная.       Генкина мать, иудейка, женщина набожная (пусть не православная), тоже родила и откинулась. И в кого сынок-то получился таким мерзопакостным?       А вот англицкая принцесса, в православии — Виктория, родила сына статного, но глуповатого. И тюкнулось же этой женщине покрестить чадо иноземным именем. Сколько Христофор не настаивал — а на Женьку царевич так и не отзывался.       И прибыл к царскому двору торговец заморский, Харей Маддом кличут. И, покуда супостата не поймали на мошенничестве, запудрил он сынку-дураку мозги своими байками. Мол, есть за тридевять земель, куда не ступала нога человека, замок заколдованный. И томиться в плену у Кощея Бессмертного (кожа да кости, мама не горюй) — Кристина Прекрасная да Премудрая.       И вдарилось Джимми в голову отправиться в квесту долгую! (Христофор нахватался от жены столько неизвестных слов, что не всегда был уверен в их значении, но в данном случае — он точно знал, что сомнительное мероприятие младшего — это определённо «квеста»)       Сколько царь не отговаривал дурака, а тот стоял на своём: «Желаю подвиг совершить, желаю идти туда, куда не ступала нога человека!..»       — Да и не ступит туда и твоя нога! — возмущённо воскликнул царь. — Потому что ты, ленивая скотина, на лошади туда поскачешь. Копыто твоего Ынтырпрайза, ну и имечно придумал коню, туда ступит, а вот нога твоя…       — Я могу слезать с лошади и писать на придорожных булыжниках «Здесь прошёл Джим Христофорыч», — глупо улыбался царевич.       — Лучше бы написал — «Джим-дурак», — мрачно прокомментировала Филька, расшивавшая полотенце китайского шёлка звёздами, но под тяжёлым взглядом батюшки язык прикусила да палец уколола.       — А что, пусть едет! — хлопнул в ладоши Генка Лорка (Виктория его за всезнаистость «лором» прозвала, да обкаталось словечко иноземное). — Глядишь станет царём…       — Царём Тридевятого царства, — не удержалась от колкости царевна. — Вот и получишь ты батюшкино царство, змий подколодный.       — Решено! — Джимми стукнул кулаком по столу. — Я еду спасать Кристину Прекрасную да Премудрую из лап ходячего шкелета!       Царь токмо головою покачал.       Царица Виктория благословила сына в дорогу, троекратно расцеловала и дала каравай.       Царь сына расцеловал, но благословения не дал, зато вручил свой собственный меч-кладенец, дабы снести Кощею поганому башку его зловредную, да от нечисти по дороге отбиваться…       Ехал Джим весь день и всю ночь. Как собрался на привал — глядь, а идёт рыжая как огонь девица в красном платке на манер арабской чалмы повязанном.       — Кто ты, девица? — поинтересовался дурак. — Я Джимми, царевич, дураком зазря кличут.       — Не зря, — буркнула девица. — Я Силька, дочь дровосека, несу пирожки больной бабушке.       Смотрит дурак — а ладна девица, пусть и конопата, но полнотелая, как батюшка наказывал, да и на лице признаки этого, как его… теллекта читаются.       — Давай подвезу на коне, он у меня стрелой летит! — похлопал дурак по седлу.       — А чё, — пожала плечами Силька, подходя ближе, — мне всегда нравились царевичи, и чегой-то я с боянами на танцы хожу теперича? Вези, дурак-царевич!       И поехали они до бабушки.       Солнце едва миновало зениту, а Джим да Силька ехали обратно.       — Ты не ходи по той дороге, — страшным шёпотом посоветовала Силька. — Ведёт она в царство кощеево, гиблое место…       — Так я туда и собрался! — радостно воскликнул Джимми. — Кристину Прек… Премудрую спасать!       — Дурак! — толкнула его Силька испрыгнула с лошади. — Мне глазки строишь, а сам едешь на верную гибель ради бабы! Дурак ты и есть, Джимми! — и, плюнув ему на коня, Силька гордо удалилась в лес.       — Девки… — уныло протянул Джим, пожав плечами.       Плевок он дурным знаком не посчитал, да и не думал об этом.       Больше его волновала загадочная Баба-Яга, о которой так много бормотала Силька всю дорогу.       Девица говорила, что в лесу, в избушке на курьих ножках, живёт страшная ведьма — Баба-Яга. И заманивает она добрых молодцев на ночлег, а потом — бесчестит и ест.       Прикинув, что Силька могла от влюблённости в царевича наклеветать на мирную старушку, Джимми поехал по той самой дороге в царство кощеево.       Долго ли коротко он ехал, а солнце клонилось к закату, холодало, из кустов выли волки…       И тут он услышал дивное женское пение. Не русское, коим пели дворовые бабы и девки, не оперу, кою любила петь Филька, а такое родное и знакомое пение, как матушка пела ему на ночь в колыбели.       Сердце англицкое защемило от сладости воспоминаний и двинулся дурак на пение дивное, как заколдованный.       Войдя в горницу узрел Джимми диву дивную: вся чёрная, как смоль, одетая в красное платье, кружилась женщина вокруг плиты и напивала что-то нерусское.       — О, заходи, дурак, гостем будешь! — ослепительными жемчужными зубами улыбнулась необычная женщина.       — Вы кто? Почему я сразу дурак?! — Джим аж подавился от обиды.       — Потому что только дурак осмелиться зайти в домик Бабы-Яги, — разом ответила на два вопроса загадочная женщина.       — Бабы… Яги?! — протянул Джим, потирая затылок. — Я думал, тут бабка старая, а ты вон какая красивая и молодая… только чёрная…       — Ну ты точно дурак, — пробормотала женщина, снимая с потолочной балки букет трав и добавляя пару веточек в аппетитно пахнущее варево на плите. — Не рожала я, не баба, а чёрна девица. А Яга — так имя у меня такое, матушка назвала.       — О как… — протянул царевич, не зная, говорить дальше, или шибануть Ягу кладенцом, пока она его не съела. Обесчещивания дурак не боялся, терять ему давно уже нечего было. С четырнадцати годок он прослыл мужиком хоть куды!       — Да не боись ты меня, не съем! — улыбнулась Яга. — Знаю, знаю, местные тебе уже такого обо мне рассказали, что волосы дыбом станут. Но пока ты не похож на лешего — так и не боишься. И правильно — не станет тебя Яга Ухура жрать, но поговорить о разумном — это всегда пожалуйста!       — Накормишь? — уточнил дурак.       — Накормлю, — улыбнулась Яга.       — Напоишь?       — Напою.       — А спать уложишь? — от этой улыбки царевича млели все дворовые девки и дочери мещан, но не темнокожая Яга.       — А это уже сам, царевич, — нежно ответила она. — Яга не укладывает абы каких зелёных дураков спать. Вот если будет мужчина умный да зрелый…       Обиженный царевич поел ведьминской похлёбки, выпил квасу, да пошёл спать на печь, да только впустую.       Глядя на фигурку Яги своим лукавым глазом через дырку в шторке, царевич времени не терял, да силу богатырскую увеличивал…       — Неспокойно мне, душа моя… — протянул Христофор, лежа в постели с царевной. — Ой неспокойно за младшего нашего…       — Утро вечера мудренее, — загадочно ответила царевна. — Ты поспи, Христя, а завтра новый день — новые вести.       И уснул царь спокойно подле любимой жены.       А наутро обнаружил, что свет его богатырской дружины — Семён Муромец, кузнечий сын, Спокуля Сарекович, монаший сын, да Пашка Чехович, сын иудейки Руфи и провожатого Чеха — испарились вместе со всей сбруей, конями да и ещё из казны отвалили месячное жалование на дорогу!       — Не мрачней, батюшка, — прошептал Генка отцу, — я мечом не хуже Сеньки махаю, а Филька-то из лука могёт. Не возьмёт супостат столицу, покуда мы с тобой!       Но сердце царя было не на месте за младшенького…       Поутру Джимми покинул Ягу-мавританку и пошёл куда глаза вели. А вели они по дороге.       Лес не выглядел зловещим. Птички пели, солнышко проскальзывало сквозь листву, и дорога казалась сказочной.       «Коли так пойдёт — не смогу я подвиг совершить и жену прекрасную да премудрую получить!» — подумал дурак. — «И лес не кажется зловещим, и Яга женщина во всех смыслах приятная, только не укладывает спать, вот тут уж ведьма! И разве самой не одиноко-то тут?»       Ехал он по дороге, солнце уже начало клониться к горизонту, да тут раздался с высокой берёзы свист зловещий, и что-то шлёпнулось прямо возле хвоста перепуганного Ынтерпрайза.       — Ша! Хто идёт? — раздался голос с сильным акцентом.       — Джимми-царевич идёт! — гордо воскликнул путник. — А ты кто будешь, добрый молодец?       — Дурак ты, царевич, — фыркнули из листвы. — Не добрый я, а злой молодэц. Сулу-вэй Разбойником мэнэ кличут! Сей мой земля, татаро-монгольский!       — А я не иду на ваш татаро-монгольский! — гордо ответил Джимми. — Я к Кощею иду в замок, Кристину Премудрую да Прекрасную спасать!       — Вай, какой ты дурак! — простонал разбойник. — Савсэм дурак. Косточки сложишь!       — А что ты скажешь про Бабу-Ягу? — блеснул умом дурак.       — Вай, какой жэнщина! — мечтательно протянул Сулу. — Такой чернослив в сахарэ! Вэк бы любил, да она дикий кошка-пантер. Савсэм тигра драный!       — Тигра — да, но на драную не похожа… — пробормотал царевич. — Так я могу пройти к Кощею?       — Мэч оставь, как данъ! — разбойник ловко спрыгнул с дерева, Джимми насчитал три человеческих роста высоты, и, не успел он и рот открыть — как жёлтая тень промелькнула и скрылась в лесу.       Потянувшись рукой к перевязи — царевич обнаружил отсутствие кладенца с драгоценными ножнами.       «Во я дурак, батюшкин подарок так бездарно потерял… И как рубить башку теперь Кощею?» — потёр дурак лоб и поскакал дальше, поди найди татара в незнакомом лесу. Будь это ещё девица — рванул бы следом, а какой-то татарин… Да и леший с ним!       Махнув рукой, Джимми поскакал дальше, даже не заметив, что на дороге валяется кривой ятаган разбойника.       На привале царевича никто не трогал, и он уснул под боком тёплого Ынтерпрайза.       Проснулся Джимми от жутких звуков. Кваканье таких умиротворяющих вечером лягушек теперь звучало зловеще, а ещё… А ещё кто-то ужасно выл.       Вскочив, дурак попытался схватиться за меч, да не было у него больше меча.       «Ну я и дурак…» — подумал Джим и схватил корягу поувесистее, да двинулся на заунывный вой.       На причале сидел тощий лысый дед и выл. И даже сквозь свой вой, заслышал он шаги по листьям, и обернулся.       — Человек! — безумным голосом воскликнул старик. — Настоящий человек! Не бойся! Не уходи! — он протянул тощую руку в сторону испуганного царевича. — Поговори со мной!       — Ты кто? Кощей? — осторожно спросил Джимми, пятясь.       — Я — Водяной, — обиженно воскликнул старик, вставая в свой огромный рост. — А ты — дурак, коли путаешь честного человека со злыднем этим гадким!       — Я царевич! — обиженно проблеял Джимми.       — Вдвойне дурак, переться один по таким местам… — покачал головой Водяной. — Иди сюда, дурак-царевич, обогрею и накормлю.       Джим прислушался к своему бурчанию в животе. Останки матушкиного каравая он съел ещё до встречи с разбойником, и его царский организм требовал хорошей еды и сладкого сна.       Водяной был дедом мудрым. И язычником. Его сарай выглядел как музей, в котором когда-то маленький Джимми дёргал девочек за косы, а Генка спёр костяной ножик для жертвоприношений.       — Сарием меня зовут, — дед расставлял солонину и хлеб на столе. — Когда дочка моя, годков тридцать обратно, удрала из-под венца да наложила на себя руки — так позже видали её вилой (1), и прозвали меня «русалкиным батюшкой», а позже и до Водяного сократили. А мне чего? Живу тут один, с природой единюсь, охотой не промышляю — питаюсь кореньями…       — А это что за мясо? — с подозрением спросил царевич, с ужасом глядя на хлеб, на котором лежал ломоть совершенно незнакомого на вкус мяса.       — А, так то оленина, — пояснил Водяной. — Вовсе не то, о чём ты подумал, мил человек. Нашёл в лесу раненого, волки привели, я их часто прикармливаю. Вот и помогают мне. Себе взял немного, а остальное — друзьям.       Царевич вспомнил россказни заезжих, о странном старике, который заманивает к себе одиноких путников… Неужели…       Из леса послышался заунывный вой.       — О, друзья пришли, — заметил Водяной. — Ты не выходи пока туда, тебя-то тронут…       — Там мой конь! Там Ынтерпрайз! — и Джимми, схватив свою корягу, рванул в ночь.       Луна зашла за облака, и в едва различимом свете царевич заметил полдюжины крупных волков.       Коня не было.       «Съели!» — подумал Джим. — «Даже не заржал, бедолага…»       Царевич большую часть обучения провалял дурака и не помнил, являются волки водоплавающими, или нет. Но он мужик хоть куда, и в воду — тоже!       — Постой, дурак! — кричал вслед Водяной. — Вернись!       Но царевич быстрыми гребками плыл через озеро, не слушая вопли старика, которые гулким эхом отдавались от глади воды, что слова были неразличимы.       Выбравшись на берег, Джим обхватил голову руками и загоревал:       — Ну и дурак же я! Меч у меня украли, коня съели, Баба-Яга спать не уложила… А всё потому что без батюшкиного благословения попёрся. Генке бы царь-батюшка дал, а вот ему…       И горько заревел дурак. Мало того, что он потерял меч и коня, так и дорогу.       Но светлая голова была ещё на царских плечах, и направился дурак дальше!..       За весь день ему не повстречалось ни одного хищника. Птицы пели на все голоса, косули и зайцы стремительно убегали, едва завидели грязного человека, а дороги всё не было видно…       К вечеру Джим взмолился:       — Сейчас бы воды да еды! Да девку красную-прекрасную!..       Но его крик души остался без ответа, токмо ворона закаркала на сосне. Даже в её карканье слышалось царевичу ехидное «дурак, дурак»… (2)       Абсолютно не разбирая дороги, лишь опавшие на неё за несколько лет листья, Джим тащился по лесу, мечтая только о том, чтобы получить кружку холодного кваса да краюху свежего хлеба…       Солнце уже село, а Джим всё блуждал. Пение птиц сменилось уханьем сов и дикими воплями неизвестных животных. В глазах царевича всё плыло, звуки слышались как сквозь пуховую перину…       Перину… И чего он, дурак, попёрся незнамо куда? Хотел героем быть? Как батюшка?       И вот теперь, он сложит свои косточки в лесу, и никто не найдёт его останки…       Но чудо! Он увидел перед собой дверь! А в щелях грубо сколоченных досок плясал свет!       Силов постучать в дверь у него не было, и в радости он в дверь ударил головою и жалобно стонал:       — Я целый день в лесу! Блуждаю будто зверь, того гляди — завою! Впустите, а не то — землянку разнесу! (3)       — Ну чего так орать! — послышалось ворчание. — Землянку он разнесёт! Нигде покоя от этих дураков нету!       — Я царевич! — простонал Джим. — Спасите!       — Вдвойне дурак, — констатировал обитатель землянки. — Ну входи, — он впустил усталого Джима. — Тебе повезло, что ты пришёл сегодня, а не вчера. Вчера был он.       — Он? — вяло спросил царевич, глядя на высокого неопрятного мужчину, заросшего густыми чёрными волосами и длинной бородою, в которой запутались засохшие листья и травинки.       — Воглый Вок, — зловеще прошептал мужчина. — Ну давай, царевич неразумный, заползай! — он с лёгкостью втащил Джима и усадил за стол. — Сейчас разогрею ужин!       — Воды… — простонал царевич, едва не лишаясь чувств.       Обитатель землянки напоил царевича свежей родниковой водой, накормил похлёбкой и потешил беседой.       Мужика звали Лёшей и жил он в недалёкой деревне Кхоношке. Но в полнолуние он превращался в чудовище — Воглого Вока, страшного волка, прозванного жителями деревни — Лешим. В жизни Лёша был сельским кузнецом и начальником дружины, но на неделю уходил в землянку, где пережидал превращение.       — Кролей вчера надушил, вот их и кушаем, — пояснил хозяин. — Ты сегодня поспи, а завтра выведу я тебя на дорогу, но… дурак ты Джим, дурак… Кто на Кощея с голыми руками да задом прёт?!       — Задом? — царевич аж поднесённым вином поперхнулся, да прямо в рожу радушного хозяина.       — Да дырень у тебя на портках, — задумчиво изрёк Лёша. — Негоже царевичу с голым задом рассекать, — заметил хозяин, вытирая лицо полотенцем.       Схватившись за штаны, Джим осознал, что порвал их.       — Что же делать?! — воскликнул он.       — Да я многому обучен, и порты штопать. Я — мужик хоть куда! — скромно пояснил Лёша и улыбнулся гостю: — Да ты не стесняйся, сымай их, сымай!       «Чего стесняться? Я же горжусь своими чреслами!» — подумал дурак и скинул порты.       Хозяин окинул гостя оценивающим взглядом, и кивнул.       — Ладно ты слажен, царевич, ничё не скажешь!       Джим загордился.       Дальше они пили вино, пока Лёша штопал штаны, но стоило ему отложить иглу с нитками в сторону, как он встал в полный рост, потянулся и с высоты своего роста заявил:       — Ну вот, поели, попили, пора и честь знать! Пойду я уложу тебя спать, царевич красный!       На миг Джим задумался, но… Он не дурак, он — ещё какой мужик хоть куда.       — Да, подустал я! — зевнул царевич и подмигнул да лукаво так.       И Леший понял: этот парень — не дурак.       Солнце уже было в зените, когда Джим и его спаситель вышли из землянки.       — И зачем тебе к Кощею? — не понимал Лёша. — На кой ты пошёл за этой премудрой и прекрасной? Сказке, знаешь сколько лет? Глядишь эта премудрая уже давно не прекрасная! Счастье рядом!       — Правда? — глупо хлопал глазками сонный царевич.       — Конечно! — воскликнул мужик. — Я воевал плечом к плечу с Релькой три года, а как-то пошли мы после боя скупнуться — а я вижу, что никакой это не Релька, мой товарищ боевой, а кузнечья дочь — Лилька! И тут меня как молнией по голове! Влюбился!       — Рад за вас! — как дурак обрадовался Джим.       — Так что вернись ты домой и присмотрись, есть ещё красавицы и умницы у вас, ой есть! — мечтательно протянул Лёша.       — Джимми-дурак! — раздался с дороги знакомый зычный голос Муромца. — Ну ты и чуячело! (4)       — Сеня, Спок, Пашка! — в глазах Джима стояла радость несказанная. — Как же я вас рад видеть! Лёш, это мои парни, богатыри! Как вы меня нашли?!       — Да, как нашли… — пробормотал жилистый Спокуля с монашеской стрижкой, сидя на вороном коне. — Головой подумали немного.       — Ну, коли друзья, так я спокоен, — пожал плечами Лёша. — Был несказанно рад нашему знакомству, царевич, ты заходи! Я тебе всегда рад! А мне пора к Лильке и Теньке, скучаю по ним дико! — троекратно расцеловавшись с царевичем, Леший умчался в лес.       — Это что ещё за леший такой? — подивился Семён.       — Леший и есть! — глупо улыбался дурак. — А я тут меч батюшкин да коня своего белого потерял… Как Кощея теперь стращать?!       — Дурак ты, Джимми… — покачал головой Семён. — Значит, слушай…       Царица сама среди ночи растолкала главу дружины и наказала ехать за младшим, чтобы оказать любую помощь, ведь этот дурак обязательно во что-то вляпается, да вылезти сам не сможет.       Собравшись, богатыри поехали вслед за царевичем, оставив сестрицу Спокули — Марфу — приглядывать за двором, да записывать.       Покуда ехали они — повстречали девицу Сильку. Та наотрез отказывалась говорить, но Пашкина дипломатия возымела верх — и та раскололась, что поехал дурак к самой Яге.       Яга тоже просто так говорить отказывалась, но после умной, продолжительной и особо громкой беседы с монашим сыном — рассказала, куда дальше двинулся царевич.       — И едем мы дальше, и тут с берёзы падает кладенец, — рассказывал Пашка. — А сверху — чучело узкоглазое. Я так перепугался, так дал ему дубинушкой русской по супостатской башке, что у него звёздочки из глаз, искры из мягкого места и то-о-о-оненький стон из хилой груди. Подобрали мы твой меч и дальше поехали.       — У вас кладенец?! — воскликнул Джим, не веря ушам.       — Да-да, но не торопи рассказ! — Семён отпил медовухи из крынки. — Ехали мы дальше и Спокуля по следам прочёл, мол, пошёл ты к озеру. А там мы старикашку встретили, жуткий, тощий… Я аж подумал — Кощей сам! — он икнул.       — Я тоже подумал! — радостно сообщил дурак. — Он меня чуть волкам не скормил!       — Ты как всегда слишком поспешно делаешь выводы, поэтому и прозвали тебя дураком, — встрял Спокуля. — Старик действительно кормит волков, но Ынтерпрайза он запер в сарае со своей кобылой и, судя по его улыбке — скоро у него будет жеребёнок. Он отдал нам коня и просил передать извинения.       — И то, что ты — дурак! — вставил Пашка, но осёкся, под суровыми взглядами старших товарищей.       — Это правда… — кивнул Джим. — Тут я точно дурак…       —А дальше мы искали тебя по лесу, Спокуля нашёл твои следы у землянки, и мы, услышав звуки срамные, решили ждать тебя на дороге, — закончил рассказ Семён. — До кощеева замка — рукой подать. Сейчас двинемся — к вечеру будем тут, заглянем к твоему новому товарищу-лешему, и домой.       Царевич закивал, но на душе у него было мрачно. Он любил своих друзей, он гордился их дружбой… Но то, что он без них ничего не стоит… Горько сталось царевичу. Поцеловав Ынтерпрайза в морду, уселся он в седло и понуро поскакал вслед за богатырями…       Замок они завидели издалека — мрачный, каменный, чёрный. Спокуля отметил, что видел подобные архитектурные чудеса на привозных немецких гравюрах, и всегда хотел увидеть такое чудо воочию.       Замок окружали зловещие тяжёлые ели. Они достигали замковых стен, и какой-нибудь Сулу-вэй разбойник обязательно бы перескочил с ёлки на стену… (5)       При приближении к стенам богатыри заметили пересохший ров, из которого торчал колья.       — Ну и место… — передёрнул плечами Пашка, с ужасом ища скелеты на кольях, но их не было, ни единой косточки.       — Ты точно хочешь туда пойти, Джим? — удивлённо приподнял бровь монах.       — Да! — твёрдо заявил царевич.       — Ну, твоё дело… — пробормотал Семён, спешиваясь с коня. — Оставим лошадей здесь. Мост выглядит хлипким. Перейдём по одному.       Привязав лошадей к ёлкам, богатыри и царевич осторожно прошли по мосту и едва открыли одни ворота, как оказались перед новыми вратами. Открыв и их, они вошли в мрачный зал, свет в который едва проникал через тусклые оконца под потолком.       — Кто тревожит мой покой? — послышался откуда-то из другой стороны зала скрипучий голос.       Присмотревшись, Джим разглядел пламя свечи и пергамент на столе.       — Я, Джим-царевич! — воскликнул он.       — Ты либо дурак, либо умён дюже, — отозвался тот же хриплый голос. — Подойди поближе, царевич!       Богатыри схватились за мечи и последовали за смело идущим вперёд Джимом.       За столом сидел старик, чьё лицо при свете свечи казалось страшной маской. Синяя мантия обнажала тощие волосатые руки.       — И за чем приехал ты, царевич?       Джим не мог отвести взгляда от этих пронзительных голубых глаз Кощея.       — За знаниями великими, за богатствами несметными, за жизнью вечной? — уточнял старик.       — Я приехал за Кристиной Премудрой да Прекрасной и убить тебя, кровопиец! — робко ответил Джим, пытаясь вытащить из ножен кладенец, но руки не слушались.       — Значит — дурак, — тяжело вздохнув, Кощей покачал головой. — Эй, Кристина, дурак тут к тебе свататься приехал! Пойдёшь за него замуж?!       Из одного из коридоров показался свет, и Джим ошеломлённо уставился на невиданную красавицу… Да, было ей столько же годков, что и Фильке, но… Настолько красивой женщины он не видал никогда. Точёный профиль, лебединая шея, и плавная стать, с которой Кристина плыла по полу замка…       — Что скажешь, а? — спросил Кощей у женщины.       — Толстяк явно кузнец, но к оружию привычен не только ковать, но и махать, — начала Премудрая. — К тому же женат и есть несколько детей.       — Как узнала, ведьма?! — выпалил Муромец, краснея.       — Ушастый монах умён не по годам, книжный червь, — продолжила Кристина. — Ему скучно при дворе царя, и душа его томится.       — Вы крайне проницательны, — кивнул Спокуля.       — Молодой паренёк с пытливым взглядом далеко пойдёт, — продолжила Премудрая. — Однажды станет важным военачальником…       — Я стану военачальником?! — восхитился Пашка.       — А этот царевич с мечом — дурак дураком, — заключила Прекрасная. — Но у него доброе сердце. Пойду! — взвизгнула она и бросилась в объятья Джима.       Расцеловавшись, они поняли, что созданы друг для друга, и царевич собрался вести невесту домой, но так и не решил, что делать с Кощеем.       — Я — учёный муж, — пояснил тот, провожая молодых. — Я хочу найти лекарство от всего на свете, — выйдя на улицу он больше не казался таким стариком. Он был не старше Муромца. — Но, один я не могу изучать науку здоровья и болезней. Кристиночка мне помогала всем. Я рад, что она нашла своё счастье, но кто поможет мне теперь?       Царевич растерялся. Кощей казался не таким уж и плохим мужиком, как и Яга, впрочем. И он сразу отпустил с ним Кристину.       На выручку пришёл Спокуля.       — Премудрая права, мне действительно было не по душе у царя. А здесь… Здесь я ощущаю себя спокойно и цели Кощея мне близки. Не тоскуйте по мне, друзья, я останусь и помогу найти лекарство. И буду навещать вас.       Пашка не сдержался и заревел. Он очень любил Спокулю. Тот учил его грамоте и математике, борьбе и наблюдательности. А теперь он остаётся в этом страшном замке…       Джим заревел следом, потому что любил Спокулю, хоть тот и монах, но был ему большим братом, чем наглый и противный Генка.       Вслед за ними разрыдался и Семён, поскольку и он любил этого невыносимого зануду и готов был любому снести башку за обиду монаха.       Кристина прекрасно осознавала ситуацию и посчитала мудрым зарыдать вместе со всеми.       — Ладно, не ревите вы. Дадим прощальный и встречный ужин, а то до ночи не успеете до Кхоношки, — вздохнул Кощей. — А теперь, кто во что горазд — готовьте пир!       И работа закипела!       Семён колол дрова и разводил огонь. Кристина и Спокуля вместе готовили, обмениваясь хитромудростями кухарства, Пашка зажигал свечи во всём зале, а царевич…       Царевич сидел и валял дурака, потому что не обучены царевичи черновой работе.       Когда все приготовления были завершены, у всех уже давно текли слюнки от волшебного запаха, разносившегося на ползамка.       Кристина, Спокуля и Семён накрывали на стол, Пашка разливал вино по кружкам, а царевич нетерпеливо стучал по этому самому столу незнакомым столовым прибором с зубьями.       Ох и пир был!       Запеченный с яблоками и грушами молочный поросёнок, жареная дичь, отварная репа и брюква, полный котёл гречки, хлеба полное лукошко, вина сколько хочешь…       В ночь царевич уединился в горнице с будущей царевной, которая в который раз заставила его уверится в том, что он — дурак.       Семён утешал Пашку, который всё не мог отпустить друга, и порывался сотворить какую-то глупость, а Спокуля…       Кощей стоял на балконе и курил трубку, любуясь светом луны. Заслышав шаги, он выпустил клуб дыма в ночь и обернулся.       — Я надеюсь, ты не принёс себя в жертву, — ворчливо пробормотал он, разглядывая монаха.       — Я принёс себя в жертву уже долгие годы назад, — густым обволакивающим голосом произнёс Спокуля. — Я дал монашеский обет, я служу науке.       — Нечто подобное и я сделал когда-то… — хмыкнул Кощей, потягивая трубку.       — Как тебя зовут? — поинтересовался монах. — Это же не настоящее имя, верно?       — Лёнькой меня зовут, — пожал плечами учёный муж. — Лёнька Макин. Но с Кристиной уже так привык к Кощею, что едва не забыл своё старое имя. А у тебя что за имя? Спокуля… словно маленькая застенчивая девочка!       — Царевич сократил моё имя до — Спок, — невозмутимо предложил монах.       — Так и будешь Споком, — впервые улыбнулся Кощей и протянул руку. — За новые открытия, Спок.       — За новые открытия, Лёня, — пожал руку монах.       Их глаза встретились.       Что-то подсказывало Спокуле, что завершить это традиционным троекратным поцелуем будет лишним. Мало ли как этот загадочный учёный отреагирует на столичные нравы?       Царь Христофор не мог найти себе места от радости! Его младший сын вернулся, да ещё и с какой невестой! Премудрой да Прекрасной! Как только гонец Наник сообщил о приближении богатырей с царевичем, царь тут же начал приготовления, и встречали героев всем двором!       Филька и Гена мрачно переглянулись, наблюдая с балкона за торжественным шествием младшего брата.       — Никогда не выйду замуж! — прошипела царевна. — Осную своё бабье царство!       — А я подамся в Англию, больно царица у нас интеллигентная, по сравнению с этой чернью.       В последний раз зыркнув на толпу, царевна и царевич отправились в свои хоромы, собирать вещи и дожидаться застолья, когда они смогут незаметно покинуть столицу.       Но всё же остались на пир, который царь закатил на весь мир!       Лучшие явства и вина, медовуха лилась рекой, музыка не смолкала три дня и три ночи…       И я там был, воду-молоко пил, усов не отрастил — да и похвалы не ухватил… _______________________________________________       (1) — Вила — женское мифологическое существо, в которое превращается девушки, умершие без крещения (славянская мифология)       (2) — Ahou — в нескольких аниме за счёт созвучного произношения вороньего карканья и слова «дурак» достигается комичный эффект вредным карканьем и ворчливым ответом персонажа «Да не дурак я!».       (3) — все знают автора.       (4) — опечатка из сборника китайских сказок, плотно ставшая неохренизмом в моём лексиконе.       (5) — случайная самоотсылка ко второму рассказу этого сборника