За час перед рассветом

— В чем дело? — сразу спросил Эйс, только переступив порог капитанской каюты, и Шанкс жестом предложил им сесть. Сам он восседал прямо на полу, подпирая спиной свою кровать. Ничто в комнате не выдавало ее принадлежности к настоящему Йонко: будучи скудных размеров, она вмещала разве что одноместное старое ложе да не менее ветхий письменный стол, заваленный бумагами и огарками свечей. Над кроватью, пришпиленная за углы, висела громадная карта мира с крестиками на ней. И ничуть не более того. Ребята расположились каждый у своей стены, и только после этого мужчина выудил между полов плаща то, что держал в единственной уцелевшей руке — обычный сверток бумаги. — Сейчас я буду говорить исключительно как Йонко, лояльный к Белоусу, — начал Шанкс, и от его тона Сония невольно съёжилась от страха — при ней мужчина никогда не показывал эту свою сторону, справедливо считая, что она сильно испугается. — Марко сообщил мне, что Луффи оправился — значит, итоги войны наконец подведены. Как командиры пиратов Белоуса вы обязаны решить назревшие вопросы. На этом он положил бумагу на середину круга и протянул Фениксу снятую со стола чернильницу. Тот расправил сверток и взял в пальцы перо, он медлил. Но под тяжелым взглядом Йонко вывел в верхнем углу герб своей команды. — Сорок три корабля, — повел он медленно, ставя рядом с символом нужную цифру. — Командиры дивизий и капитаны союзников — все живы, но Отец… — Нет, — перебил его Шанкс. — Командир второй дивизии считается погибшим. Последний напрягся. Они начинали понимать, к чему клонит Красноволосый. На время повисла пауза, и Марко повел далее. — Наш Отец мертв, и ни один из адмиралов дозора серьёзно не пострадал, однако Сенгоку и Гарп, по слухам, собираются в отставку. После событий в Импел Дауне, — он начал рисовать еще один знак — с тремя черепами, — на свободе оказались многие преступники, худшие из которых встали под флаг Тича, — уголки его губ зло опустились, когда он перечислял имена тех, кого дозорные тщетно попытались стереть с истории. Марко ходил под флагом Белоуса более двадцати лет, и никогда не жаловался на память, а эти имена некогда гремели по всему миру. — На нашей стороне, однако, бывший шичибукай Джимбей и капитан пиратов Соломенной Шляпы Монки Д. Луффи. Временно с нами сотрудничали Крокодайл, Иванков из Революционной армии и Сверхновый — Трафальгар Ло. Клоун Багги активного участия в битве не принимал. — Верно, правильный анализ расстановки сил, — взял слово Шанкс. — Весь мир считает, что вы с треском проиграли войну, эра Белоуса окончена, а больше всех в итоге нашумели Луффи и Тич. Нет сомнений, что теперь началась их эпоха. Так же под вопросом судьба территорий Белоуса, и его места Йонко, которое теперь свободно, — он опасно прищурился. — Людям во всем мире только и остается, что строить предположения. А что собираетесь предпринять вы? — Я теперь туз в рукаве пиратов Белоуса, — прозвучало жёстко — Эйс глядел прямо в глаза Красноволосого, — вы ведь именно так считаете, верно? — В войне против Чёрной Бороды. Три пары глаз устремились на девочку в одночасье, и та сжалась в еще более тугой комочек, хотя прежде думала, что дальше уже некуда. Она и без того считала себя лишней на столь важном совещании и не смела даже пикнуть, но эта фраза таки слетела с языка. И когда Сония готова была провалиться под землю, Шанкс внезапно улыбнулся, выбив ее из колеи окончательно. — Не стоит так бояться, ты просто высказала то, о чем думали мы все. И главный вопрос только в том, когда это случится, но гадать на будущее пока что не имеет смысла. Что важнее, ребята, это ваши дальнейшие действия. Мы должны решить судьбу пиратов Белоуса и его территорий…

***

— Не хочешь узнать, что мы решили? — спросили задорно, ворвавшись в личное пространство. Было раннее утро, и хотя подъем на любом корабле был сразу с рассветом, палубу еще не заполнили пираты. Эйс, хоть и ослабленный, явно пытался восполнить проведенные в кровати две недели — иначе и не объяснишь, какого дьявола в такую рань он снова на ногах. Единственное, о чем Сония молила всех богов — чтобы он не спрашивал, почему не спит она. Девочке не очень то хотелось разглагольствовать о продолжающихся кошмарах. — Извините, что уснула, — изрекла она тихо. Вчерашний ранний подъем сказался на ней самым неловким образом, усыпив посреди совещания прямо в положении сидя. — Да нормально всё, — сверкнул он улыбкой. — Я им сказал, что ты помогала мне утром. — Но вы же не ус… — Я на две недели вперед выспался, — заявил он бескомпромиссно. — Мне уже гораздо лучше, так что Марко сегодня отбывает обратно на Гранд Лайн, чтобы встретиться с нашими накама — кстати, не забудь прийти на проводы. Мы похороним отца в Новом мире, а затем временно распустим команду. Девочка посмотрела на Эйса, не заметив в голосе следов грусти, но на лице их тоже не оказалось. Взгляд, направленный на безграничный океан, был целеустремленным и решительным — ему еще было что сказать. — Тич для нас, пиратов Белоуса — вопрос чести. Но мы понимаем, что будет тяжко — у него целых два фрукта и сильная команда, а нас и так порядком потрепало в Маринфорде. Поэтому решили переждать. Вопрос территорий Марко уже будет решать с другими командирами, — он сжал кулаки. — Это будет непросто: с одной стороны люди, которым нужна защита, с другой — если они возьмут все наши острова под постоянный контроль, сил на каждом будет ничтожно мало. Что бы они ни решили, пострадает много невинных. — А вы, Эйс-сан? — все же решилась спросить она, правильно выделив в его рассказе ключевое «они». — Побудете тузом в рукаве? — Ага, — хмыкнул он невесело. — Иронично получилось, мама как в воду глядела. Как только Трафальгар запихнет в меня мои кишки, осяду где-нибудь в глуши, пока не придет время. Марко велел не высовываться, даже пообещал сделать мне могилу. Что за отвратное чувство юмора… — Моя семейка тоже предпочтет меня похоронить, если обо всем узнает, — обронила она, даже не заметив, что ляпнула это вслух, но Эйс не стал расспрашивать. — Чем собираетесь заняться? — Тренировками, — вернул он твердость своему голосу. — Красноволосый обещал подсказать пару трюков против превосходящих по силе воли противников вроде Акаину. И хотелось бы встретиться с Луффи, но пока я настолько слаб, я не посмею показаться ему на глаза. — Не говорите так, — попыталась возразить девочка, но тему нагло перевели на неё: — А сама что будешь делать? Вернешься к Трафальгару? Но она не знала ответа, растерянно воззрившись в черные глаза. Об этом она совершенно не задумывалась, и даже сейчас мысли об этом пролетали в сознании блеклыми птицами. Слабачка вроде нее ни на что не могла пригодиться таким командам, как у Белоуса или Шанкса, а Трафальгар тем более слишком практичный, чтобы таскать за собой балласт. О возвращении домой, в эту проклятую клетку, и вовсе не могло быть и речи. Да Сония бы лучше умерла! Но думать о таком перед этим человеком, перед этими глазами, где жажда жизни пылала сильнее и ярче любого дьявольского фрукта… Прошел всего день с тех пор, как он поднялся с постели, две недели со дня предполагаемой, почти свершившейся казни, а до того — долгие часы заключения в Импел Дауне, наверняка подкосившие его не слабее битвы-войны в Маринфорде. Пережить столько за такое короткое время и продолжать смотреть, улыбаться вот так… Эти стойкость, бесстрашие, непоколебимая воля… Казалось, непомерная и безумная сила Белоуса, создающая цунами, рвущая пространство и переворачивающая мир с ног на голову, сила, что ломала вечные моря, вилась внутри этого человека неудержимым вихрем чистого огня. У парня были обычные черные глаза, но смотреть в них было невыносимо сложно: казалось, буря в них подхватит твою душу и унесет бесповоротно, в непреодолимую даль от тела, которое опутают неразрывные нити необъяснимо-сильного чувства. И чтобы дать ему название, чтобы собрать себя воедино после такого шторма, девочке понадобились все осколки силы воли, что она собирала по крупицам долгих четырнадцать лет. И она знала, что это за чувство. То было восхищение. — Пожалуйста, научите меня сражаться, — выпалила она, не успев и подумать, но даже побаиваясь его реакции почувствовала облегчение. Вот оно. Мучившее ее желание, тщательно подавляемое в нелепом страхе быть высмеянной за слабость, пусть и не нарочно, но наконец слетело с языка. Облегчение было так велико, что девочка даже изумилась, ведь не думала, что угнетаемое стремление было настолько сильным. В один момент весь мир для нее сузился до ответа Эйса, который пока что ошарашено хлопал глазами, но быстро приходил в себя. — Чего так официально?! Я на мудреца с горы похож, по-твоему??? — Н-нет, — стушевалась она. — Вот и харэ выкать мне тут! — Не положено… — Мы — пираты, нам все положено! — Эйс-сан! — воскликнула она в ответ, достаточно громко, чтобы он наконец опешил, и склонила голову перед ним. — Пожалуйста! Я хочу этого больше всего на свете! — Стой-стой-стой-стой! — затараторил он. — Хочешь сказать, ты пришла в Маринфорд, не умея драться?! — Я… — Зачем?! — Я не могла просто наблюдать, зная, во что они пытаются вас превратить!!! Девочка замерла, понимая, что перегнула палку, прокричав это прямо ему в лицо. Эмоции на его лице медленно потухли, подобно остывающему солнцу, что могло и весело сиять, и гневно жечь всё без разбора, но видеть его померкнувшим не хотел бы никто. — Ты знала, что я сын Гол Д. Роджера? — сказал он ровно и спокойно. Но девочка не представляла, что могло скрываться за таким его голосом, и это ее немного пугало. — Вы не сделали ничего по-настоящему ужасного, чтобы делать столько шума вокруг казни. Я догадалась, что из вас сделали символ, не считаясь с тем, что вы тоже живой человек, и что вам тоже может быть больно! Я… не отличаюсь особым человеколюбием, мне зачастую плевать, кто, где и как мучительно умирает, но этого я не могла терпеть, я… — Из знатного рода, да? Сония подавилась недосказанными словами. Не это она имела в виду, но какая теперь разница? Откуда Эйс вообще… — У нас с Луффи был еще один брат, — повел тут он и облокотился на фальшборт, отвечая на невысказанный вопрос. — Как ты наверняка понимаешь, не кровный, но кого это волнует? Мы далеко не сразу узнали, что он — дворянин, и ненавидит это до такой степени, что с удовольствием спит под открытым небом и живет на свалке. Родители пытались сделать из него послушную куклу, наплевав на его стремления, — Эйс сжал кулаки, но затем усмехнулся. — Ты, до тошноты воспитанная слабачка, вдруг говоришь мне те же вещи с тем же выражением лица. Тут и слепой бы догадался. Сония отвернулась. Знать, что она такая не одна, было странно, но эмоции Эйса от этого рассказа не давали покоя. Злость, печаль, тоска. Он говорил в прошедшем времени, но боль уже перегорела. Его брат давно был мертв, а в голову девочке лезли ужасные мысли — что, возможно, его убила собственная семья. Люди против тех, кого считали выродками, могли пойти и не на такое. Что уж говорить о дворянах, которым зачастую была незнакома простая человечность? — Не дрейфь, прорвёмся! — изрек Эйс громко, взлохматив огромной ладонью ее неаккуратные волосы и заставив замереть в изумлении. — Раз так хочешь, я обучу тебя так хорошо, как только сумею. Но у меня есть условие! — К-какое? — промямлила она, когда та самая ладонь без особых затруднений развернула ее голову к чужому лицу. — Ты больше ни-ког-да не будешь мне выкать! И, судя по лицу Сонии, на какие-либо реакции у нее уже закончились буквы.