Сердце света

— Подвинься, еблан, — сказали ему. Не зло, а, скорее, устало и нетерпеливо. Он шагнул в сторону, сел на обломок перекрытия, отер с лица известковую пыль. В этот момент все и случилось. Пустота в груди, которую он привык чувствовать на месте сердца, почти ощутимо хрустнула. Как будто треснула скорлупа яйца, и птенец выбрался наружу. С момента, когда его секира снесла голову Таносу, и до сегодняшнего дня ему было ошеломляюще никак. Внутри не было ни гнева, ни горя — только бездонная пустота. Равнодушно он смотрел, как остатки асгардцев налаживают быт. Норвегия приняла их хорошо. Люди из соседних деревень приезжали помогать. Привозили посуду, одежду, одеяла и подушки, детские игрушки. Все раньше чье-то, но больше не нужное. Но даже эта мысль не вызывала никаких эмоций. И это было невыносимо. Человеческое слово. Раньше ему казалось — совсем неподходящее царю Асгарда. *** Парамедик уже разматывал жгут. Наложил его ловко, в несколько быстрых витков, чуть выше кровавого месива, в которое у женщины превратились ступня и лодыжка. Затянул, проверил у нее пульс, приподнял пальцем веко. — Жива. Он отер рукавом лицо, но только сильнее размазал грязь. Потянул из нагрудного кармана рацию. — Парамедик Дональд Блейк, перекресток Стромсвейн и Эттерстад, взрыв газа в жилом доме. Высылайте дополнительную машину. Трое раненых категории А, пятеро категории Б. Лицо у него было очень молодое, несмотря на раннюю морщину, прорезавшую лоб, когда он хмурился. Молодое и серое от пыли и застарелой усталости. На растрескавшейся губе выступила капелька крови, и он по-детски слизнул ее языком. Тор вдруг понял, что ему лет двадцать, от силы двадцать два. И он, этот мальчик с эмблемой «Врачей без границ» на рукаве, здесь на своем месте. А Тор — нет. Ничем, совсем ничем не мог помочь. Разбирать завалы — да, тут его сила пригодилась. Он в одиночку руками поднял перекрытие, едва не похоронившее женщину и двоих ее детей. Но что делать дальше — не знал. Бессильный. Неудачник. Не воин и больше не конунг. И зачем он такой нужен? Черная птица боли раздирала грудь изнутри. Ему не было так больно, даже когда нейтронная звезда ударила сквозь него всей своей мощью, запуская горны Нидавеллира. Лучше бы ему оставалось никак. Он ведь так старался. Топил свои воспоминания в спиртном. Срывался в Осло разгребать завалы каждый раз, как только слышал по радио про очередную катастрофу. Взрывы газа, аварии на железной дороге, авиакатастрофы и кораблекрушения. Как будто миру было мало щелчка Таноса. Мир разваливался на части. В Африке бушевали гражданские войны. В Латинской Америке наркокартели делили сферы влияния с помощью танков и минометов. В США и России еду выдавали по карточкам. Старушке-Европе еще повезло. Здесь тоже было голодно, но хотя бы тихо. Однако, как и везде, не хватало специалистов. Не было рук ремонтировать газопроводы и хайвеи, тушить пожары и чинить ветшающую технику. — Эй, мужик, ты сам-то в порядке? — спросил медик. Тор вдруг понял, что машинально растирает солнечное сплетение ладонью, а в глазах стоят слезы. — Да, — торопливо сказал он. — Я в порядке. — Ты... это. Извини, — парень смущенно поскреб свою шею, тощую, как у цыпленка. — Я просто очень торопился. Не хотел тебя обидеть. — Я не обиделся, — сказал Тор. *** Оружие, сделанное в Нидавеллире, обладало множеством волшебных свойств. Например, меняло свой облик так, как нужно было владельцу. Тор задумчиво смотрел, как очертания Штормбрейкера в его руке текут, меняются, превращаясь из секиры в элегантную трость с серебряным набалдашником. Вряд ли в аэропорту Осло пропустят в самолет хмурого мужика со здоровенным топором за спиной. Не было никакого смысла брать Штормбрейкер с собой. Просто не хотелось оставлять его. Оружие — это почти как часть тела, рука или нога. Руку ведь не отрежешь и не выбросишь. Даже если она совсем отказала. Все справедливо. Все правильно. Тому, кто проиграл главную битву в своей жизни, никаких чудес больше не полагается. Так что он не удивился и не расстроился, когда спустя несколько недель после возвращения с Титана вдруг понял, чего ему все время не хватает — такого привычного, как воздух. Волшебная сила, искрами вспыхивающая в крови, покинула его. Он больше не повелитель молний. А Штормбрейкер в его руках немногим лучше простой железяки. Он поверил как-то сразу. Слишком хорошо помнил, как это было. Как в груди вспыхивал сияющий белый огонь, переполняя силой и весельем. Как голову венчали огоньки святого Эльма. Лучшая в мире корона, он не отдал бы ее и за венец из чистых бриллиантов. Но кто ж его спрашивал. Теперь в груди была черная дыра, в которой тонул любой свет. *** — Оставляешь нас? — спросила Валькирия. — На какое-то время. Ты прекрасно справишься, Вэл. Ты уже справляешься. Им нужна ты, а не я. А мне надо... собраться с мыслями. — Чувствую себя брошенной женой с кучей детей, — фыркнула она. — Лучше привыкай чувствовать себя конунгом Асгарда, — серьезно сказал Тор. *** Когда речь шла о том, как жить дальше, «собраться с мыслями» означало «поговорить со Стивом Роджерсом». Как-то всегда так получалось. Этот человек будто носил с собой свою личную, встроенную систему координат. Рядом с ним мир сам по себе делился на хорошее и плохое, правильное и неправильное. И ты понимал, как тебе поступить. Правда, на базе Мстителей Стива не оказалось. Была только Наташа, и та занята в переговорке. Тор постоял под дверью, слушая, как она чеканит слова: — Да, мистер президент. Продавца мы уже нашли. Держим его за яйца. Еще не хватало, чтобы пакистанские ядерные боеголовки начали расползаться по всему миру. Да, с покупателем тоже поговорим. Тор невольно вздрогнул. Он не питал симпатии к ядерным террористам, но представлять себя на месте человека, которого держит за яйца Наташа Романова, было несколько неуютно. *** — Сегодня же среда, — сказала Наташа. — Стив по средам ведет занятия в центре психологической помощи. Бутерброд будешь? Они сидели на кухне. Наташа задумчиво смотрела сквозь пар над большой чашкой чая и вертела в руке сэндвич с арахисовым маслом. Сахара, заметил Тор, в чай она не положила. Ее пальцы казались тоньше, чем раньше, лицо осунулось, под глазами залегли синяки и резко обозначились скулы. — Не, — он помотал головой. — Я не голодный. Скажи мне адрес, и я поеду. *** Он-то думал, лекции Капитана Америка собирают полные залы. А на деле — полукругом перед Стивом на старых шатких стульях сидели с десяток человек. Тор остановился в дверях: не хотелось мешать. — Я знаю, — сказал Стив. — Знаю, как это. Когда по привычке окликаешь кого-то близкого, а в ответ тишина, и такая, что ты от нее глохнешь. Когда каждое утро жалеешь, что проснулся живым. Впереди целый день, который как-то надо прожить до вечера, а ты не знаешь, откуда взять силы на это. — Вы знаете миф про Сизифа? — спросил Стив. — Боги наказали его, заставив бесконечно закатывать на гору тяжеленный камень. Когда он добирается до вершины, каждый раз камень скатывается обратно. Казалось бы, безнадежная история, верно? Со стульев закивали. — Но. Если с другой стороны посмотреть — это то, что мы все сейчас делаем каждый день. Встаем утром и катим свой камень. От нас сейчас не требуется подвигов. Надо просто делать шаг, а потом еще один, и еще, и еще. Я думаю, жизнь у Сизифа не такая плохая. Камень выбил надежную, привычную колею. Колея — иногда это неплохо. Она не дает сбиться с пути, когда в глазах темно от боли. Сизиф катит свой камень, а над головой у него поют птицы. Сизиф катит его и с каждым днем становится все сильнее. — Просто катите свой камень, — сказал Стив. — Рядом с нами много людей, которым нужна помощь. Зайдите к соседям — вдруг рядом с вами живет беспомощный старик. Или лежачий больной. Или дети, оставшиеся без родителей. Помогите им. Станьте для кого-нибудь нужными. Он поднял взгляд поверх голов — и встретился глазами с Тором. И Тор понял, что у Стива внутри — та же черная, бесконечная тоска, и что он тоже ищет свою колею, как может. Тор медленно кивнул ему и вышел, не говоря ни слова.