Наслаждение болью

      Тома безудержно клонило в сон, и он уже собирался было поддаться этому желанию, но тычок в бок лишил его столь соблазнительной возможности. — Не смей спать, — прежним суровым тоном заявил Крис. Хиддлстон вздрогнул от неожиданности и с непониманием воззрился на него. — Что? Ты думал, что-то изменится? Не надейся. Я же предупредил — это только один раз. — Я понял, хозяин, — глухо ответил Том. В горле стоял ком обиды. Он-то уже начал надеяться, что Крис станет хорошо с ним обращаться. Как видно, не тут-то было. — Ну, не обижайся. Просто теперь ласку придется сначала заработать, — не оставил без внимания расстроенный вид Тома Хэмсворт и снисходительно потрепал его по щеке. Хиддлстон же подумал, что пара поцелуев — совсем не то, ради чего он стал бы выслуживаться перед Крисом. — Придумал, о чем хочешь узнать? Спрашивай, не стесняйся, — Крис прижал отстранившегося было Тома к себе. Хиддлстон не хотел ничего знать и собирался уже так и сказать, как вдруг ни с того ни с сего сорвался, и вопросы градом посыпались из него: — Почему ты такой? Почему любишь такие вещи? Неужели нельзя просто быть с тем, кто тебе нравится? — Том быстро шептал все это, словно боялся забыть, не волнуясь нисколько, слышит Крис его или нет. — Как ты узнал обо мне? Зачем я тебе? Почему я? — в отчаянии, переходящем в исступление, бормотал он. И снова повторял еле слышно, так, что едва можно было разобрать: — Почему, ну почему это я? Крис молчал и только сильнее сжимал Тома в объятиях. — Успокойся, — ровным тоном сказал он, не давая разыграться начинающейся у Хиддлстона истерике. — Я постараюсь объяснить тебе. Надеюсь, что ты поймешь. Должен понять, если я в тебе не ошибся. Почему я такой и почему люблю заставлять других испытывать боль и стыд? Я сам хотел бы знать это, но… Просто так получилось, и все. Раньше я много размышлял об этом, старался отыскать причины, которые сделали меня тем, кто я есть. Было время, когда я думал, что не в себе, порывался избавиться от своих необычных склонностей при помощи врачей, но они, разумеется, ничего не смогли изменить. В конце концов, я понял, что от своей сущности не убежать и единственный выход для меня — принять себя таким, не бороться с собственной натурой. Я перестал таить свои желания, позволяя себе заниматься тем, чего мне хотелось долгие годы. Мне доставляет удовольствие видеть чужие мучения, и я признал это. Слышать стоны и крики боли, видеть выражение страдания на лице — прекрасно. Да и разве не великолепно тело, скованное цепями? К тому же, мне нравится обладать человеком безраздельно, знать, что его тело и душа принадлежат мне, и что я могу делать с ним все, что заблагорассудится. Я вижу проявление истинной любви в том, что кто-то готов преподнести мне бесценный подарок — самого себя, готов служить мне, словно я для него навроде бога. Не находишь ты это восхитительным? Том молчал, не зная, что ответить. Хэмсворт говорил с ним искренне, это чувствовалось. Это было слишком ненормально, чтобы он мог до конца все понять, даже несмотря на то, что сам начинал чувствовать тягу к подобным отношениям. — Хочешь узнать, как я нашел тебя? Увидел на одном из приемов, уж прости, сейчас и не вспомню у кого. Зато помню, что ты был во фраке, стоял с бокалом в руках и болтал с какой-то чересчур напудренной девкой. Тогда-то я и понял, что ты обязательно станешь моим. Такой элегантный, красивый, стройный… Ты был там как неограненный алмаз посреди кучи стекляшек, и тебе не хватало только меня, чтобы сотворить из тебя бриллиант. Сокровище, любоваться которым буду лишь я один. Я знал, что смогу дать тебе то, что сделает тебя цельным и еще более прекрасным, чем ты уже был, — продолжал Крис, ничуть не смущенный тем, что его вопрос оставили без ответа. Хиддлстон скривился после его тирады, что не ускользнуло от внимательного взгляда хозяина. — Что, сравнение слишком пошлое для тебя? Ну, извини, в алмазах я разбираюсь лучше всего. Наверно, даже лучше, чем в людях. Том снова не ответил, погруженный в свои мысли, и в раздумьях спросил опять: — Почему я? Вместо ответа Хэмсворт поднялся с постели, подошел к туалетному столику и вернулся, неся в руках коробку, в каких обычно дарили украшения. — У меня есть для тебя подарок. Думаю, он даст ответ на твой вопрос, — сказал Крис и протянул коробку Тому. Хиддлстон ничего не понимал, но подарок все же взял, да и не мог он отказать. Интуиция говорила ему, что это не просто коробка, и Том замер с нею в руках, не решаясь посмотреть, что же находится внутри. — Открой, — поторопил его Хэмсворт. Трясущимися пальцами Том поднял крышку и неверящим взглядом уставился на содержимое, хотя он мог бы и предположить, что в коробке окажется нечто в этом духе. На подушечке черного бархата лежал ошейник. Шириной примерно в полтора дюйма, из хорошей, достаточно тонкой, но прочной кожи, с металлической застежкой, он был словно символом того, в кого Том постепенно, под неусыпным надзором Криса, превращался. Хиддлстон робко взял вещицу в руки, принимаясь рассматривать. На коже ошейника было выдавлено готическим шрифтом «Крис Хэмсворт». Между словами, ровно посередине кожаной полоски, крепилось стальное кольцо. Даже красиво, если не знать, что все это означает. Том в прострации бездумно поглаживал металл кольца. Когда-то рабы Рима носили ошейники с именами своих хозяев... Что ж, похоже, традиция сохранилась до сих пор, хоть и стала нести в себе несколько другой смысл. — Нравится? — хмыкнул сверху все еще стоящий у кровати Крис. — Это для поводка. Ну, или для того чтобы можно было посадить тебя на цепь. Иди ко мне, я покажу тебе кое-что. Как в тумане, Хиддлстон поднялся и встал на ноги. Хэмсворт подвел его к ранее не замеченной им нише в стене, в которой помещалось огромное, в полтора человеческих роста, зеркало в резной раме. Крис вытолкнул Тома вперед, а сам остался стоять немного позади него. — Смотри внимательно, — наклонившись к уху Хиддлстона, шепнул он. Том вдруг поежился от неприятного ощущения: остававшаяся в нем сперма Криса понемногу вытекала, пачкая бедра. Он по-прежнему сжимал в пальцах подаренный ошейник. Хэмсворт протянул руку и забрал его у Тома. А через несколько мгновений Хиддлстон почувствовал, что Крис тесно прижался к нему сзади, и увидел в отражении, как ошейник обхватывает его горло. Застежка звякнула металлом — Хэмсворт застегнул ошейник, который слегка сдавил Тому шею. Они все так же стояли у зеркала, и Хиддлстон продолжал смотреть на них обоих. Он вглядывался в отражение, с каждой секундой все отчетливее понимая, что что-то не так. Изображение в зеркале ему не нравилось, был в нем какой-то диссонанс. То, чего не должно было быть. Том не знал, что именно, и глядел в зеркало, пытаясь уловить, в чем причина его неудовольствия. За его спиной возвышался Крис, и так же, как и он, смотрел прямо, чуть сощурившись, и от этого морщинки собирались в уголках его глаз. Хиддлстон видел его величественную фигуру, светлые волосы, рассыпанные по плечам... Том поймал себя на мысли, что Хэмсворт выглядит как тот, кто должен править целыми народами, вести армии в бой, захватывая чужие страны и стирая города с лица земли одним легким движением руки. И люди на площадях этих городов пали бы пред ним ниц и стали бы с мольбами воздевать к нему руки, прося его о величайшей милости распоряжаться ими по своему усмотрению, владеть ими… Тут Том увидел в зеркале себя — почти отчаявшегося, растерянного, нуждающегося в защите и опоре и в ком-то, кто позаботится о нем, кто скажет ему, что нужно делать. Руки сами собой потянулись к ошейнику, но не для того чтобы снять, а для того чтобы коснуться его и удостовериться, что это реальность, что теперь он никогда не будет один, потому что принадлежит Крису. Пальцы медленно обвели буквы на коже ошейника, и Хиддлстон понял, что не так с картинкой в зеркале. Он опустился на колени и снова взглянул на отражение. Все стало правильным — кусочки головоломки сложились в единое целое. Том чувствовал себя жителем захваченного города, отдающимся на милость победителю. Он дал свое молчаливое согласие на то, чтобы его заковал в цепи гордый воитель, желая сделаться его имуществом в обмен на жизнь. Конечно, в действительности все было не так романтично, как навоображал себе Хиддлстон, но теперь он ощущал, что желает служить Крису ничуть не меньше, чем пленник — сохранить свою жизнь. Ему нравилось смотреть на собственное унижение. Стоять на коленях в ошейнике раба у ног своего господина уже не по принуждению, а по желанию. Том понимал, что искренне считает Хэмсворта достойным служения и полного подчинения. Он ловил себя на мысли, что хочет валяться у него в ногах как дворовый пес, выпрашивающий кость, и тут же пугался таких образов и гнал их от себя прочь. Но в то же время Хиддлстон не мог не признать, что на коленях перед Крисом смотрится превосходно, будто там и было его место, будто он всегда должен был быть там и будто бы существовал именно для этого. Раньше Том с трудом мог представить, что кто-то рождается, чтобы быть рабом, а сейчас прекрасно понимал, каково это. Желание подчиниться возникало в нем вовсе не от любви к Крису, и Том хорошо знал это. Безусловно, он был ему симпатичен, хотя речи о более глубоких чувствах пока и быть не могло. Но Хиддлстон чувствовал, как Крис довлеет над ним, и не мог сопротивляться. Том не имел представления о том, как дрессируют животных в цирке, но ему казалось, что он как дикий зверь, чувствующий силу человека, поначалу все-таки пытающийся бороться, но в конечном итоге принимающий власть над собой, потому что она может дать ему больше, чем тщетные попытки сопротивления. Он пока еще не был ручным, ластящимся и льнущим к хозяйским ногам, но, видит Бог, хотел этого до дрожи в коленях. Это было странно и порочно, но одновременно сладко и волнующе. Том вынырнул из своих мыслей, почувствовав, как пальцы Хэмсворта зарылись в его волосы. Все это время Крис терпеливо ждал, пока он налюбуется шикарной картиной, упиваясь собственной слабостью и глубиной своего падения. Впрочем, мельком глянув в зеркало, Том увидел, что отражение не оставило и Криса равнодушным: его член снова начинал твердеть. — Моя сучка, — с удовольствием в голосе сказал Хэмсворт, потянув за волосы. Том смотрел на себя в зеркало и думал, что теперь он и в самом деле бесправная сука, которая существует для исполнения хозяйских прихотей. Эта мысль возбудила его настолько, что он еле сдержался, чтобы не застонать. Крис же тем временем опустился и сам на колени позади него. Затем он требовательно взял руку Хиддлстона, завел ее ему за спину и провел между ягодиц Тома, стирая сперму, вытекшую из ануса. Сделав это, он поднес испачканные в собственном семени Томовы пальцы к его губам и сказал: — Открой рот и оближи. Хиддлстон не хотел этого делать, не мог, несмотря на готовность повиноваться Крису — слишком грязным это было. Поэтому он плотнее сжал губы, чем только разозлил Хэмсворта. Свободной рукой он вцепился Тому в подбородок, разжимая челюсти и говоря при этом: — Если не хочешь, чтобы я наказал тебя, ты это сделаешь. Обещание наказания испугало Хиддлстона, и он послушно раскрыл рот, позволяя положить свои же пальцы себе на язык. Том принялся слизывать сперму Криса со своей руки, чувствуя горько-соленый вкус чужого семени. Одновременно с этим он ощущал все возрастающее желание, которое заставляло его забыть о стыде и все глубже заглатывать пальцы. Хэмсворт убрал руки, видя, что его больше не нужно заставлять, и поднялся на ноги. Он снова схватился за волосы Тома и, дернув пряди, приподнял его голову так, чтобы можно было посмотреть в зеркало. Хиддлстону не оставалось ничего иного, кроме как подчиниться. Увиденное заставило его вдохнуть поглубже — такого он не видел ни на весьма откровенных картинах популярных художников, ни на развратных фотографиях, хотя во времена своей юности успел налюбоваться ими предостаточно. Это стало последней каплей: его член снова окреп, да и Крис, как он видел, уже был опять возбужден. — Смотрю, тебе нравится? — снисходительно улыбаясь, сказал Хэмсворт. — Теперь давай сам. Том с готовностью, будто только этого и ждал, провел влажными от слюны пальцами между своих ягодиц. Потом он поднес их ко рту, но не стал сосать, как раньше, а высунул язык и принялся тщательно вылизывать каждый палец. Крис над его головой задышал тяжелее и чаще. — Хочешь еще немного поиграть? — хриплым от возбуждения голосом спросил он. — Впрочем, можешь не отвечать, — не дал он и рта раскрыть Тому. — По твоим глазам все отлично видно. Похотливая потаскуха. Том не выдержал и все-таки тихонько застонал после этих слов. — Придется дать мне связать тебе руки, если хочешь продолжить, Томми. Не хочу, чтобы ты прикасался к себе, пока я буду забавляться с твоим телом. Ты еще слишком плохо воспитан, чтобы я мог надеяться, что ты не будешь ласкать себя, - пояснил Крис. Хиддлстону казалось, что он готов сделать что угодно, лишь бы все продолжалось. Том развернулся к Крису лицом и вытянул вперед сложенные вместе руки. Хэмсворт подошел к кровати, пошарил под подушкой и вытащил веревку. Сквозь застилающую разум пелену желания Тому удалось сообразить, что раз веревка обнаружилась так легко, то это значит, что Крис готовился именно к этому и знал, что так будет, что Том попросит его сам. Хэмсворт все продумал заранее, и это знание будоражило. Крис подошел к Тому, быстро, но аккуратно связал вместе запястья. Хиддлстон попробовал пошевелить руками: пальцы двигались, но кисти оставались зафиксированными, и руки нельзя было вытащить из пут. — Ляг на кровать лицом вниз и вытяни вверх руки, — велел ему Крис. Хиддлстон встал с колен, подошел к кровати и опустился на нее, принимая ту позу, которую хотел видеть Хэмсворт. — Умница, — похвалил его Крис. — Разведи ноги. Том сделал, что велено, и замер в ожидании. Он не знал, что задумал Крис, и ему было страшно оказаться беззащитным перед ним. Кровать прогнулась под тяжестью тела — Хэмсворт сел между раздвинутых ног Тома. Тут же, не церемонясь, он развел ему ягодицы и проник в его тело двумя пальцами, что после недавнего соития не составило особого труда. Мужчина почувствовал, как пальцы Криса стали двигаться в нем. Поначалу никаких особенных ощущений не было, но Хэмсворт не прекращал своего занятия. Вдруг Том дернулся всем телом, почувствовав неожиданное резкое удовольствие, и не сдержал вскрика. Крис продолжил ласкать его внутри, и теперь Том постанывал не переставая. Наслаждение от действий Хэмсворта растекалось по всему телу. Крис не останавливался, и Хиддлстон выгибался, иногда вскрикивая и вжимаясь в постель. Если бы его руки оказались свободны, он бы уже ослушался приказа не трогать себя и потянулся бы к напряженному члену в попытке получить оргазм. Но руки были связаны, и ему не оставалось ничего иного, кроме как беспомощно корчиться на простынях. Непрекращающееся удовольствие понемногу становилось мучительным. Крис не убирал пальцы и безостановочно гладил его внутри. Это было восхитительно, никогда раньше Том не испытывал подобного, но ощущения будто замерли в одной точке: сила наслаждения от действий Криса не спадала, но в то же время и не увеличивалась, не давая Тому дойти до передела. Он уже почти беспрерывно кричал, останавливаясь только затем, чтобы с хрипом вдохнуть немного воздуха, мышцы бедер и ягодиц сокращались бесконтрольно. Сейчас Том ничего не желал сильнее, чем оргазма. Он хотел бы попросить Криса прекратить, даже умолять его, чтобы облегчить свои муки, но не мог и пары слов связать. Оставалось только надеяться, что, когда Хэмсворту надоест играть с ним и любоваться его дрожащим телом, он сделает хоть что-нибудь, что даст ему кончить. Хиддлстон уже охрип от криков и зажмурил глаза, надеясь, что так ему станет немного легче. Оргазм стал единственным, о чем он мог думать. Крис все это время не заговаривал с ним — да и к чему, ответить Том все равно бы не смог. Поэтому он очень удивился, когда в затуманенном удовольствием разуме раздался голос Криса, который говорил ему: — Мне нравится слушать, как ты кричишь. Кстати, если ты не кончишь только от моих пальцев, то не кончишь совсем. Так что ты должен постараться, Томми. Хэмсворт наклонился к его уху и прошептал: — Давай же, сделай это. Ты очень чувствительный, я знаю. И к тому же, такой хороший, послушный мальчик… Эти слова подтолкнули его к краю, и Том почувствовал приближающийся оргазм. Крис сделал еще пару движений рукой, и Хиддлстон наконец смог получить долгожданную разрядку. Он закрыл глаза и разинул рот в немом крике, пока буря удовольствия бушевала в каждой клетке его тела. Оргазм был ярким и острым, долгим, как никогда раньше, все мышцы свело судорогой от небывалого наслаждения. Тому даже показалось, что он лишился слуха на время. Хиддлстон ощущал, как сперма медленно вытекает из его члена, пачкая простынь под ним. Весь взмокший и обессилевший, он пытался отдышаться, все еще немного дрожа. Звуки понемногу стали возвращаться в мир, и Том услышал, как глухо постанывает Крис позади него. Вскоре стоны стихли, а Хиддлстон ощутил на своей пояснице теплую влагу его семени. Том окончательно пришел в себя, и теперь чувствовал, что хочет отблагодарить Криса за свое удовольствие. Он обернулся: Хэмсворт уже встал с кровати, и теперь запахивал на себе халат. Том тоже поднялся с постели, подошел ближе к своему хозяину и опустился перед ним на колени, где тот и желал его видеть. Поддавшись порыву, Хиддлстон быстро схватил его за руку, поднес ее к губам и немедля поцеловал. Крис ласково посмотрел на него сверху вниз, а Том, смутившись, негромко сказал: «Спасибо». Хэмсворт ему не ответил, просто зарылся обеими руками в его волосы и притянул Томову голову к своему животу. И Том, прижимаясь к нему, как никогда смог почувствовать свою нужность и был почти счастлив в этот момент. Они немного постояли так, прежде чем Крис отстранился, чтобы дернуть за шнур колокольчика для вызова слуг. Через несколько минут пришла девушка, которую Хиддлстон уже видел раньше, но имени ее не знал. Она ничуть не смутилась вида обнаженного мужчины и просто стояла, ожидая распоряжений. — Поменяй простыни, Катрин, — обратился к ней Крис, садясь в кресло, стоявшее в углу. — А ты ползи сюда, — это уже было сказано Тому. Хиддлстон по-прежнему стоял на коленях рядом с кроватью. Униженный присутствием постороннего, он все-таки не смог ослушаться, на четвереньках добрался до кресла и сел, устраиваясь у хозяина в ногах. Катрин, вероятно, повидала в этом доме многое, потому что ничем не выказала удивления или любопытства, а просто достала свежее белье и принялась за работу. Когда все было готово, девушка подхватила испачканные простыни, собираясь уходить. — Нет-нет, грязное белье оставь здесь, - велел ей Крис. — Брось на пол. Девушка только кивнула, сделав требуемое, и, дождавшись разрешения, ушла. — Пожалуй, пора ложиться, — сказал Хэмсворт Тому, поднимаясь и сбрасывая халат в кресло. — Задуй все свечи, кроме тех, что у кровати, а потом я покажу тебе, где ты будешь спать. Крис направился в ванную комнату, и пока он умывался, Том на четвереньках ползал по спальне, гася свечи. Он оставил только по одному канделябру на три свечи с каждой стороны кровати. Когда Хэмсворт вернулся, в комнате царил полумрак. — Ты будешь спать возле моей постели с сегодняшнего дня. За примерное поведение я, так и быть, пущу тебя спать у меня в ногах. — Иди сюда, — позвал он Хиддлстона, стоя у правой стороны кровати, между ней и туалетным столиком. Когда Том оказался рядом, Крис запустил руку в один из ящиков стола, выуживая оттуда средний по размерам замок. Хиддлстон ничего не понимал, и Крис сказал ему, кивком указывая на нижнюю часть стены: — Если ты еще не заметил, то в стену вделана цепь. И я собираюсь пристегивать тебя к ней за ошейник. Том слушал его, удивляясь, почему он не видел этой цепи раньше. Хэмсворт нагнулся, доставая цепь из-под кровати. Она почти полностью помещалась там, спрятанная от посторонних глаз, несмотря на то, что длиной была около пяти футов. Хиддлстон не сопротивлялся, когда Крис взял конец цепи и соединил его с помощью замка с кольцом на ошейнике. Замок защелкнулся, и Хэмсворт повернул ключ, запирая его. — Можешь лечь, — дал ему разрешение хозяин, и Том свернулся калачиком прямо на ковре, предчувствуя долгую ночь на холодном и твердом полу. — На вот, прикройся, — Крис кинул ему ту самую оставленную служанкой грязную простынь со следами спермы. Затем он подошел к столику и положил на него ключ от замка, держащего Тома на цепи. Хиддлстон все еще пытался устроиться поудобнее, кутаясь в простыню, когда Крис задул последние свечи и лег в постель. Том тоже наконец улегся и пытался заснуть, слушая в темноте ровное дыхание Хэмсворта. Хиддлстон знал, что ключ от ошейника лежит на столе, и он с легкостью может до него дотянуться, освободиться и уйти. Крис предоставил ему возможность передумать и отказаться от их странных отношений. Тогда все, наверно, вернулось бы на круги своя, стало как раньше. Но Том, лежа на полу и замерзая под тонкой простынью, так и не взял этот ключ. Он больше не хотел быть свободным.