Просто Баскетбол

      Продолжительный свист и возмущённый голос тренера раздаются эхом по всему спортивному залу, неприятно врезаясь в уши, отдаваясь лёгким звоном:       — Стоп-стоп-стоп! Ну это вообще никуда не годится!       На дворе уже появились белоснежные покрывала, голые деревья, так же укрытые белой шубой, грустно свесили ветви, а холодный ветер, бесстыдно разгуливающий по оживлённым улицам и дотрагивающийся до чужих красных щёк и носов, заставляет людей кутаться в одежду потеплее. Молочные хлопья плавно спускаются с чистого неба, создавая тем самым какую-то чарующую красоту и сказочность всего происходящего, отпечатываясь в памяти приятно-щекочущим осадком.       Несмотря на всё это великолепие, на улице был настоящий дубак, холод пробирал до костей, отзываясь мурашками по коже, из-за чего команда Айзавы Шоты нехотя перебралась на закрытую баскетбольную площадку, которую они арендовали на специально им выделенные университетом деньги.       — Тенья, хватит носиться по полю, как бешеный. Я понимаю, что ты не устаёшь, но в матчах на сорок минут у тебя просто не хватит сил на подобное, учитывая способности наших соперников. Дальше, Амаджики, ты слишком вялый на защите, давай энергичнее! Хитоши, когда бросаешь мяч кому-то, сначала убедись, что его не перехватят. Мирио единственный, из всех присутствующих, кто вполне нормально играет. Мидория, — тут тренер повернулся к зеленоволосому, смерив того хмурым взглядом. — Я не знаю, что у тебя там случилось, но я не могу оставить всё так. Из всех брошенных тобой мячей в кольцо — ни один не попал… Если так будет продолжаться, то я исключу тебя из основного состава, это понятно?       — Простите меня, пожалуйста! Такого больше не повторится! — Мидория склонился, скрывая одновременно пробивающиеся смущение, стыд и горечь в виде внезапно скопившейся в уголках глаз влаги.       — Ладно, садись, Маширао пока сыграет за тебя, — тренер вздохнул, слегка почесав подбородок указательным и большим пальцами.       Изуку кивнул, поджав губы, и пошёл собираться с силами на третий ряд трибун, сев на тринадцатое по счёту место. Просидев там до конца тренировки — размышляя на различные не самые жизнерадостные темы и занимаясь самобичеванием — после юноша спустился, вместе со всеми попрощавшись с тренером и двинувшись в раздевалку, где он предпочёл провести переодевание в молчании, закрываясь ото всех.       Веснушчатый думал о том, что мог бы выдавить из себя намного больше, чем получалось сейчас, однако не было ни желания, ни сил, ни вдохновения, ровным счётом ничего, и вообще — он бесполезный и ничего не может. Такие мысли погружали в ещё большую печаль, плохо отзываясь и на внешнем виде, правда, парня это уже не особо тревожило, когда голова была забита переживаниями совсем иного характера.       Когда Изуку положил свою спортивную форму в сумку, то сразу же направился к выходу, причём с такой миной на лице, что ну никто уже не мог не заметить его подавленное настроение, обусловленное чем-то непонятным.       — Мидория-кун, с тобой всё в порядке? Ты в последнее время… странно себя ведёшь? — по синеволосому было заметно, что тот сильно озадачен.       — Всё нормально, — студент приподнял уголки сухих губ, хотя это даже на улыбку не было похоже, скорее на её неудачное подобие.       Обойдя своего друга, веснушчатый больше не проронил ни слова и тихо вышел из раздевалки, не издавая абсолютно никаких звуков, словно тень. Парни лишь смотрели тому вслед, пристально наблюдая и пытаясь найти оправдание такому необыкновенному поведению со стороны Мидории.       На самом деле Изуку не знал, что вообще с ним сейчас происходит. Он всё прекрасно понимает, но продолжает обманывать самого себя. Всё ли у него в порядке? А что с ним не так, собственно?

Всё.

      С момента ухода Тодороки прошло две недели, за которые зеленоволосый успел переосмыслить абсолютно всё в своей жизни, буквально поменяв мировоззрение, свои взгляды и принципы, позицию в жизни. Всё это время ему казалось, будто он пребывает в какой-то прострации, в ином мире, где-то в четырёх стенах своего подсознания, пытаясь склеить развалившиеся кусочки самого себя. Внешние заботы, обычная дневная рутина, реальность — всё это давно ушло на второй план, перечёркиваясь большими и чёрными каракулями. Под глазами навечно залегли огромные мешки, кожа стала, кажется, бледнее, а веснушки, блистающие всё время на жизнерадостном лице, потеряли свой цвет, превращаясь в непримечательные крупинки. В привычку парня вошло часами напролёт пялиться в стену или потолок, буквально долго не моргая, даже забывая, как воспроизводить процесс дыхания вообще. Нет, как бы, если смотреть с другой стороны, то юноша заметил в себе некоторые изменения. Кажется, та энергичность в его движениях заменилась на более спокойные, такие плавные и уравновешенные телодвижения, словно немного заторможенные, однако не менее лёгкие и тонкие. Даже когда он причёсывался, одевался, убирался и тому подобное, то всё это сопровождалось какой-то будто бы грацией, осторожностью, непривычным ему изяществом. Конечно, если бы Мидории было не всё равно, то он давно бы уже начал меняться, потому что он не хотел быть таким пассивным, пессимистичным, плюющим на всё, равнодушным человеком, однако поздно — ему уже абсолютно параллельно.       Если раньше Изуку любил проводить своё свободное время за усердными тренировками или занятиями по учёбе, или же вообще с друзьями, то сейчас ему было больше по душе читать книги или слушать спокойную, естественно приятную и такую умиротворённую, музыку, часто засыпая под неё, уходя в долгожданный мир сновидений. Конечно депрессивные думы и размышления часто посещали голову юноши, правда от этого ничего не менялось. Он просто так же продолжал сидеть на каком-либо месте, даже на холодном полу, — прохлада студила итак замёрзшие ноги, но ему было побоку — прожигая взглядом одну точку, и долго рассуждать, приходя к разного рода умозаключениям. В такие моменты лицо у парня было расслабленным: брови не нахмурены, веки полуприкрыты, ресницы слегка подрагивают, а рот находился в чуть приоткрытом положении. Была в этом какая-то своя неповторимая изюминка, или же просто Мидория ощущал себя свободным, чувствуя, как его знобит, и как от этого все ненужные мысли ускользают, оставляя после себя лишь пустоту?       А ещё студенту довольно-таки часто мерещилось, будто бы Шото наблюдает за ним. Так, украдкой, совсем незаметно, но следит... Изуку тогда в растерянности оборачивался, проверяя наличие того самого силуэта — никого не было. Было очень страшно, и не потому, что он боялся своего бывшего парня, а потому, что он до трясучки хотел, чтобы возлюбленный оказался рядом с ним, согрел своим теплом, он вселял уверенность лишь одним присутствием...       Иногда веснушчатый даже не замечал, когда по его бледным щекам стекали ручьём горячие слёзы, вырывая из души эмоции, образуя в груди глубокую дыру, которая просто так никогда не затянется.       В тот день, когда он не обнаружил своего возлюбленного дома, так ещё и прочитал оставленную им записку, то ощутил самое что ни на есть горе, словно его ударили под дых, вонзили нож глубоко в сердце, несколько раз издевательски им покрутив вокруг своей оси, и начали копаться где-то там, у него в душе, вырывая всё самое ценное и важное, что он так хранил и оберегал, будто бы наслаждаясь его муками, сумасшедшим страхом в глазах.       Тогда Мидория впервые почувствовал себя настолько беспомощным и брошенным, что хотелось громко и отчаянно закричать, причём так, чтобы его услышали все на этой планете, дабы выпустить наружу невыносимые и испытываемые им страдания. Изуку неделю не выходил из дома, почти всё время лёжа в кровати, совершенно не заботясь о себе, своём здоровье и прогуливая пары, потому что в таком состоянии он не мог даже думать нормально, не то что учиться. Всё время в голову лезли различные вопросы, не давая никакого покоя, однако даже так ответить на них было весьма затруднительно.       Почему Тодороки ушёл? Почему ничего не рассказал про свадьбу, не предупредил? Может быть, они бы что-нибудь да и придумали, так ведь? Или, может быть, он просто использовал его ради своих плотских утех? Тогда все слова, обещания, признания в любви — всё это являлось отвратительной и ничего не стоящей ложью?       Что же Изуку сделал не так в этой жизни? Чем он заслужил такие тягостные препятствия?.. Почему он стал именно тем другом, которого Бакугоу так люто возненавидел? Почему стал сыном именно той матери, от которой не дождёшься ни поддержки, ни какой-либо заботы? Почему именно он стал жертвой Шото для использования в его грязных целях?.. А зачем Мидория вообще существует? Чтобы бросать в кольцо мячик? Или же чтобы быть подстилкой для обтирания об него ног? В чём заключается смысл его существования? Чтобы почувствовать вкус жизни? Нет, простите, извините, с него достаточно.       Почему рядом с ним сейчас нет Ииды и Урараки? Они что, забыли про него? Он им теперь не нужен, да? А может вообще никогда не нужен был? А что с членами их команды? Они все не обращают на него внимания и даже ни один из них не удосужился поинтересоваться, как его самочувствие… Таким образом получается, что он вовсе никому не нужен?..       Ужасные предположения застревали где-то на поверхности, давя на черепную коробку, словно острые осколки впивались в кожу, прорезая до мяса и пачкаясь в крови.       Через четыре таких же тяжёлых дня юноше позвонили из психиатрической больницы и проинформировали о том, что его биологической матери прописано лечение в течение трёх лет. В основе причины такого решения женщина на другой линии заявила, что его мать набросилась на какого-то ребёнка во время прогулки в парке, из-за чего тот был сильно шокирован. Скорее всего, на его моральное состояние это повлияет в будущем. По словам очевидцев она схватила шестилетнего мальчишку за плечи и начала бешено трясти, повторяя из раза в раз только одно: «Это ты во всём виноват!».       После, когда медики и полиция прибыли на место, она не проявила никакого сопротивления и всё время говорило одно и то же, даже не пытаясь остановиться, только продолжая словесный понос.       Когда зеленоволосому прислали фотографию того мальчика, то тот сразу же понял, в чём заключалась сама проблема — они были чем-то похожи. Конечно, не так сильно, у них есть много различий во внешности, правда тёмные волосы, худощавое тело, да и глаза у этого ребёнка были такого же цвета, как и у Мидории — изумрудные… Примерно так выглядел тогда веснушчатый. Больше, вроде как, у них не было никаких особых сходств, но по словам доктора срыв произошёл именно по этой злосчастной причине.       Ещё парню сказали, что его будут оповещать о состоянии здоровья матери и то, что ему никак нельзя появляться в больнице, навещать её, потому что он как раз таки и являлся тем самым источником агрессивного поведения женщины. Слышать такое было очень досадно и горько, до металлического привкуса во рту, особенно от чужого человека, однако с этим ничего не поделаешь, ведь в этом и есть вся правда. Нежелательная, ненавистная, но истина.       На следующий день веснушчатому позвонили с работы и сказали, что он уволен из-за прогулов рабочих дней, а у них довольно большая очередь желающих устроиться к ним. Из всего произошедшего Мидория мог вынести только одно — это просто-напросто самая кошмарная чёрная полоса в его жизни. Теперь его обычный день проходил всегда муторно и однообразно: подъём в семь часов утра, универ, тренировка, дом, домашка, сон и по новой. Круговорот, который невозможно было как-либо изменить или остановить.       Зеленоволосый уже бессчётное количество раз пытался закончить своё бесполезное существование на этом свете путём самоубийства. Заходясь в настоящей истерике, усмехаясь над самим собой, над своей беспомощностью, глупостью, и плюсом ко всему схожестью с малолетними школьницами, которые пытались таким образом выделиться в обществе, он резал себе вены, оставлял глубокие порезы на теле, обливаясь собственной кровью, грезил выпрыгнуть из окна квартиры, с крыши какого-либо здания, хотел разбить голову об твёрдую поверхность: стену, камень, совсем неважно; желал вырвать глаза, — только чтобы не видеть — мечтал отрезать себе уши — чтобы никогда не слышать отголоски счастливых, теперь приносящих лишь мучительную боль, воспоминаний, — отчаянно вырывал клочки волос, так судорожно мечтал избавиться от того, что заставляло всё это его чувствовать, ощущать каждой клеточкой тела, думать... но животный страх сковывал тело, потому что он на инстинктивном уровне не мог навредить себе, потому что так заложено физиологией. Веснушчатый никак не мог нажимать сильнее на острие ножа, итак задыхаясь от вида собственной стекающей по руке крови, и отбрасывал опасный прибор как можно дальше от себя, пытаясь отдышаться и позорно закрывая лицо, будто бы ища путь к отступлению из внешнего мира.       В итоге попытки лишения жизни оканчивались всегда лишь одним исходом — он не мог. Парень боялся, хватался за плечи, обнимал себя, впиваясь острыми ногтями в кожу до алых капель — презирал себя за эту слабость. Изуку не может даже лишить себя этой чёртовой жизни — какая же он тряпка! Было до чёртиков боязно, до горьких слёз, до содрогания, до истерического смеха страшно, так жутко, противно от самого себя, что и не описать простыми словами всё то, что он переживал внутри себя.       Каждый раз в такие моменты в глубине души появлялся маленький комочек тошнотворной вины, который становился всё больше, перемещаясь прямиком в горло, застревая там, давя на стенки, перекрывая пути для поступления кислорода в лёгкие, вызывая сильный зуд в области шеи.

Слабак.

      Мидория словил себя на мысли о том, что хотел бы ощутить сейчас те тёплые, ласковые прикосновения, что окутывали его тогда, нежный и родной голос, согревающий после трудного дня… Хотел бы почувствовать жар любимого тела, мазки влажных и желанных губ, переплетение собственных пальцев с чужими, взгляд пронзительных гетерохромных глаз, горячее дыхание, скользкий язык… — всё то, чем когда-то красили его дни в насыщенные и яркие оттенки.

Глупый Деку.

***

      Мидория стоял на светофоре. Вокруг него была куча каких-то людей, куда-то спешащих, торопящихся по своим делам, занимающихся чем-то важным, которым не было до него дела, — вообще тут никому не было ни до кого дела — их заботили лишь собственные прихоти и проблемы, точно не его — да кому какая разница вообще будет? — они ничего не знали об Изуку и не должны. От всех них исходил неприятный запах тревоги, суеты, лжи и притворства. Когда Мидория стал определять настроение людей по запаху? Неспокойно...       Если бы сейчас вдруг реальность отображало его внутреннее состояние, то все здесь находящиеся люди, стоящие вокруг него, точно бы кричали от раздирающих изнутри эмоций, задевающих и царапающих внутренности, превращая всё это в кровавое месиво, истерически смеялись и набрасывались друг на друга, даже не думая о последствиях. От всплывающей картины на лице юноши появилась лёгкая усмешка. Так глупо.       На кончик покрасневшего носа студента упала ледяная капля, спускаясь прямиком вниз, на выступающую верхнюю обветренную губу, за которой последовали и остальные, дотрагиваясь до вытянутых рук, медленно стекая вниз. Похоже, начинался дождь.       На противоположной стороне дороги загорелся зелёный, не так броско бросающийся, нежели красный, который уже успел потухнуть.       Вокруг студента все двинулись вперёд, спеша одолеть «препятствие», однако он сам остался стоять на месте, вжимая голову в плечи, пряча красное лицо в капюшоне от холодной влаги, что заставляла кожу покрываться мурашками. Дождь только усиливался, громко стуча по асфальту, будто бы пытаясь его проломить. Мидории на мгновение показалось, что он слышит прекрасную мелодию, как будто сочинённую каким-то популярным и уважаемым композитором, которая отдавалась в ушах впервые приятным, не пугающим и не режущим слух, звоном. Сняв надоедливый капюшон, Изуку поднял голову вверх, устремляя взор в гущу свинцовых облаков, каждый раз моргая от попадающей прямо в глаза влаги. Сейчас, когда поблизости почти не было людей, шёл дождь, остро ощущался приятный, слегка щекочущий ноздри, запах свежести, сопровождаемый лёгким дуновением ветра, что слегка дёргал парня за одежду, приглаживая в разные стороны тёмные вихри.       Лишь спустя некоторое мгновение юноша осознал, что слишком долго стоит на месте, всё время улыбаясь хмурому небу и тяжёлым каплям, однако, похоже, за это время красный уже успел снова загореться, а позже, на замену после жёлтого, пришёл зелёный свет. Когда он стал мигать, парень двинулся на другую сторону, совсем не задумываясь о том, что он слишком поздно спохватился. Сделав пару шагов, вдалеке, очень смутно, очень размазано, вообще неправдоподобно, но ему показалось, будто он увидел разноцветную макушку. Такую знакомую, родную и любимую, что в груди всё затрепетало в бешеном танце, ноги стали ватными, коленки сгибались и разгибались, пальцы онемели, а перед глазами застыла влажная пелена. Не мог же он просто так появиться здесь, да?       Шаг за шагом, гулкий удар сердца в кромешной тишине подсознания, и осознание всего происходящего ушло в бескрайние глубины. Это... правда он?       Юноша отчаянно пытался вглядеться в образ, выделить там знакомые черты, движения, однако уже было поздно для того, чтобы спастись из оков собственного разума.

Скрип тормозов, Хруст костей, Пронзительная боль в теле, Отзывающаяся мутными точками в глазах, Испуганные возгласы прохожих, Звук открывающейся двери, Чьи-то ноги, Размытое лицо, Светлые, чуть длинные, волосы, Неразборчивые голоса повсюду, Раздающиеся словно за толщей воды, А затем пугающая темнота, Сопровождающаяся блеском ярко голубых точек.

***

      Изуку очнулся в больничной палате. Первое, что тот почувствовал, так это сильный запах фенола, — антисептика — неприятно врезающегося в нос. Повсюду его окружал лишь кромешный мрак, только пробивающийся свет уличных фонарей сквозь зашторенное окно вперемешку с лунным свечением позволяли немного оглядеться, увидеть хоть что-то.       По соседству находилась другая койка, ограждённая от него ширмой, хотя, возможно, их было даже несколько. Оттуда доносились тихие сопения, посапывания, и иногда даже заливистый храп. Мидория хотел было подняться на локти, однако почувствовал некое препятствие на пути преодоления цели, не дающее правой руке толком функционировать. Юноша посмотрел на свою руку и сразу же заметил, что она в гипсе, затем разочарованно хмыкнув. После Изуку принялся за попытки поднять голову, но и это оказалось непосильной для него задачей, так как голова была сейчас — непонятно от чего — весом, словно тяжёлый камень. Свободной от гипса рукой студент провёл подушечками пальцев по голове и нащупал, похоже, довольно-таки толстый слой бинтов. Безнадёжно положив руку обратно на койку, зеленоволосый тягостно вздохнул, устремляя взор в потолок. В данной ситуации ему ничего не оставалось делать, кроме как смириться и пытаться заснуть глубоким сном, хотя спать вообще не хотелось. В голове крутился только один единственный вопрос: «Сколько сейчас времени вообще?».       Именно сейчас это был самый важный вопрос, буквально «жизни и смерти» для бедного студента. Веснушчатый лежал, внимательно вслушиваясь в окружающие его звуки: какие-либо пошаркивания, может быть, скрипы, шуршания, тихие шаги, чужие голоса...       Совсем внезапно голову парня пронзает резкая, будто бы стреляющая боль, которая только сильнее раздражает чувствительные нервные окончания сосудов. Изуку невольно вскрикивает, но тут же опомнившись, закусывает губу, начиная негромко мычать, скрипя зубами. Зеленоволосый, сильно зажмурившись аж до белых мушек перед глазами, всё время ворочался из стороны в сторону, поворачивался на живот, тыкался горячим лбом в прохладную — уже такую же тёплую — подушку, пытаясь найти своё спасение и не расплакаться от собственного бессилия.       В голове, словно самый настоящий фильм, закрутился калейдоскоп из картинок различных цветов:

Изуку-кун.

      Зеленоволосый — ещё маленький — сидит в песочнице, раскинув ноги и положив туда руки, смотрит на мальчика, активно пинающего мяч, с искренним восхищением в глазах. — Мидория-кун?       Ему девять лет, он смотрит на то, как тот же самый друг детства смеётся над собственной шуткой. У него такая приветливая, добрая улыбка и заразительный, чем-то завораживающий смех.

Деку.

      Мальчику уже двенадцать, он внимательно наблюдает за блондином, бросающим мяч. Его выражение лица озлобленное, даже пугающее, но в глазах отражаются азарт и веселье.

Никчёмный Деку.

      А здесь ему пятнадцать. Юноша лежит на холодном полу, схватившись за собственные кудри, а мать над ним истошно вопит и смотрит так, что хочется убежать далеко и надолго. Ему очень страшно, очень.

Бесполезный.

      Ему уже семнадцать лет, парень сидит в тёмной комнате и смотрит в экран телевизора, на котором показывают игру прошлой лиги с участием Всемогущего. По веснушчатым щекам стекает солёная влага. Почему?... Почему он не может быть таким же, как Всемогущий? — Мидория-кун?       Оглушительный крик разрывает барабанные перепонки, проходясь невыносимо громким звоном, сдавливает голову, заставляет в панике метаться из стороны в сторону, перекрывая дыхательные пути... Как юноша сейчас мечтал избавиться от всего этого кошмара.       Неожиданно всё заканчивается. Надоедливо мелькающие картинки размазываются, превращаются в смесь ярких оттенков, закручиваясь в какую-то будто бы спираль, а затем перед глазами разгуливают непонятные знаки, плавающие помутнения, как будто волокна слипаются между собой, образуя переплетения, принимающие вид осьминогов, пауков, хромосомы, пальмы...       Лишь спустя некоторое время появляется белый потолок, перекрытый взволнованными лицами его друзей: Урараки и Ииды.       — Мидория-кун? — было сказано тихо, однако даже шёпот неприятно как будто бы пилил уши.       — Очако-чан, Тенья-кун? Где я? — парень проговорил это очень тихо, но из-за наступившей гробовой тишины почти все, кто находились в палате, смогли уловить его едва слышимые бормотания.       — Фух, ты не представляешь, как я рада, что с тобой всё в порядке! — студентка хотела обнять друга, однако когда она дотронулась до его руки, тот незамедлительно поморщился, сжав свободную руку в кулак до хруста пальцев, и девушка сочла благоразумным не трогать пострадавшего. — В общем, всё хорошо, что хорошо кончается!       — Очако-чан, где я? — немного настойчивее поинтересовался пациент, невольно принюхиваясь и сразу же воротя нос.       — Ты… ты в больнице, тебя сбила машина, ты сломал руку и повредил голову, а ещё у тебя много царапин, ушибов и ссадин, вот...       — Сколько сейчас времени?       — Восемь часов тринадцать минут, — чётко продиктовал Иида, привычно взмахнув руками. — Утро. Мидория-кун, почему ты не соблюдаешь правила дорожного движения?!       — Я… — хотел начать оправдываться Изуку, но за него закончил появившийся в поле зрения доктор.       — Попытался покончить с жизнью.       — С чего Вы… — снова заговорил ошарашенный зеленоволосый, на что доктор, опять перебив его и тяжело вздохнув, ответил.       — Знаете, Мидория Изуку, порезы на Вашем запястье очень и очень о многом говорят. Да и внешний вид... не лучшим образом выделяется. Хотя Вам повезло — не надо выплачивать штраф, за Вашу реабилитацию заплатит тот, кто Вас сбил.       — В смысле?... Почему?       — Потому что я здесь! — прозвучал до боли знакомый голос.       — Тошинори-сан? — веснушчатый буквально подлетел на кушетке, чуть ли не влетев в потолок.       — Давно не виделись, юный Мидория! — мужчина подошёл ближе к пациенту.       Это был человек, которым по-настоящему восхищался юноша, который стал той самой причиной сумасшедшей любви к баскетболу. Мужчина выделялся не только высоким ростом, но также и сильно развитой мускулатурой, словно профессиональный бодибилдер. Волосы у него были светлые, немного отросшие, доходящие до плеч, а глаза горели живым огнём, точно две ярко-голубые звездочки. На мужчине сейчас находился обтягивающий костюм, который ну никак не вязался с такой необычной внешностью.       — Как твои дела?       — Как Вы видите — не очень, — ответил студент, опуская взгляд вниз и пытаясь сохранять спокойствие.       — Удивительный феномен: всякий раз, как ты что-то ломаешь, я так или иначе становлюсь к этому причастен, — глаза Тошинори недобро сверкнули. — Но сейчас не об этом. Не хочешь ли ты, мальчик мой, познакомить меня со своими друзьями?       — Урарака-чан, Иида-кун, это — всемирная звезда баскетбола и по совместительству мой бывший тренер, Тошинори Яги, ещё известный в спортивной деятельности как «Всемогущий» — Изуку не поднимал взора от рук, будто бы там есть что-то действительно интересное.       Слегка потеребив скомканное покрывало, юноша ненадолго «завис», чуть сгорбившись. Позже веснушчатый снова монотонно заговорил, как будто бы изображая проповедника на исповеди:       — Тошинори-сан, познакомьтесь, это мои друзья — Урарака Очако и Иида Тенья.       — Приятно познакомиться, Тошинори-сан! — громко, в своей обычной манере, сказал Иида, воодушевлённо пожимая руку Яги.       — Приятно познакомиться! — так же энергично проговорила рядом стоящая девушка, широко улыбаясь.       — Ну, мы, наверное, пойдём... У нас скоро начнутся занятия, — крепко схватив подругу за руку, проинформировал синеволосый, уже направляясь в сторону выхода.       — Конечно! — одобрительно кивнул Всемогущий, напоследок подняв большой палец вверх. — До свидания, Тенья Иида и Очако Урарака, друзья юного Мидории! Желаю успехов!       Студенты поспешно вышли из палаты. В помещении снова воцарилась тишина, перебиваемая только удаляющимися шагами друзей. Когда парочка отдалилась на столько, что шагов не было слышно от слова совсем, доктор, который всё это время стоял в стороне, наблюдая за всем происходящим и анализируя, шагнул к кушетке зеленоволосого, одновременно подставляя стул к другому стулу, на котором сидел Яги. Усевшись и перекинув ногу на ногу, доктор стал прожигать взглядом Изуку.       — Вы ведь всё уже прекрасно знаете? — Мидория честно не понимал, о чём тот говорит, что пытается до него донести. — Я думаю, у Вас суицидальная идеация. Хотя, знаете, Вы даже подозреваетесь в ПРЛ. Точнее будет сказать, что так мне сказал Ваш будущий психиатр, исследуя Ваше состояние и причину, почему Вы остановились посреди дороги. Так мне сказал Тошинори Яги. Возможно, Вы увидели что-то странное вдалеке? Галлюцинация? Это уже признак шизофрении... Хм... Пока что никаких особых оснований нет, чтобы так думать, однако... даже повреждения на Вашем теле.... Намеренные.       — П...ПРЛ? — юноша слегка наклонил голову, уже строя догадки, которые оказывались не самого положительного характера.       — Пограничное расстройство личности, — мужчина почесал подбородок. — Ему характерны импульсивность, эмоциональная неустойчивость, низкий самоконтроль, высокая тревожность и... даже высокий уровень десоциализации. Друзья у Вас вроде как есть, но настолько ли хороши ваши отношения? Хотя, даже при наличии друзей... Не знаю, спорный вопрос. Кстати, как раз Ваш случай — расстройству также характерны частые опасное поведение и самоповреждение. Конечно, я не утверждаю то, что Вы больны... Тут уже будет разбираться специалист, я имею лишь некоторые познания в данной области, но их недостаточно, чтобы в точности определять состояние человека. А, ещё... особые причины ПРЛ до сих пор не ясны, однако точно известно, что существенный вклад вносит так же и генетический фактор. У Вас, Мидория, случайно, родители не подвергались каким-либо психическим болезням?       Нет, Изуку уже достаточно давно подозревал себя в этом. Читал иногда подобные статьи, узнавал что-то новое в данной сфере, однако всё равно всегда всё списывал на то, что он себя слишком накручивает. Ну нет, не может этого быть. Он просто придумывает. Правда оказалось, что риски действительно есть. Догадываться и слышать из уст врача — совсем разные вещи, ничем друг на друга не похожие. Теперь ещё и узнаётся, что главной причиной расстройства может оказаться генетический фактор. Насчёт папы — Мидория вообще не имеет никакого понятия об этом, а вот мама...       — А-а... — зеленоволосый пребывал в шоке от мысли о том, что его мама может быть причастна ко всему этому, хотя, она в любом случае была причастна.. — Я... я не знаю, извините...       Его голос дрожал, а самого юношу чуть ли не трясло. Парня очень страшил тот факт, что его мама могла повлиять на него таким образом, что он мог оказаться больным, ему вообще во всю эту белиберду не верилось, он не хотел этого принимать. Не хотел признавать того, что он, похоже, «вдвойне ненормальный», что он отличается от других, что он не такой, как все. Конечно, ему действительно ещё и не хватало к нетрадиционной ориентации какого-то там расстройства? Вообще замечательно, вишенка на торте — главный десерт.       Изуку попытался отогнать все ненужные ему сейчас мысли и похлопал себя по щекам, приводя в чувства.       — И, возможно даже, депрессия — так опять же сказал мой друг, психиатр... Но этого всего лишь наши догадки, — снова начал говорить доктор, хмуря брови. — Для того, чтобы определить точно, Вам стоит провести беседу как раз таки с тем самым психиатром, как я говорил ранее — обратиться к специалисту. Не волнуйтесь, никто здесь не кусается, — на этом мужчина дружелюбно улыбнулся, — просто поболтаете немного с другим человеком, попьёте вместе с ним чай, он, на самом деле, очень добрый.       Мидория, несмотря на «успокаивающие» слова мужчины в белоснежном халате, буквально запаниковал. Нет, он не хочет ни с кем о чём-либо говорить, он в этом не нуждается... Влажная пелена накрыла глаза.       — Так-так, всё нормально! Не паникуйте, Мидория. Кстати, Вам скоро завтрак принесут сюда, примерно через несколько минут, так что будьте готовы. Конечно, мы не в праве Вас заставлять, однако это в любом случае является обязательством, ведь в еде содержатся многие необходимые Вашему организму питательные вещества, способствующие скорейшему выздоровлению. А потом Вам нужен будет отдых.       Тошинори, что всё это время переваривал всю сказанную доктором информацию, не отводил взгляда от стены, буквально прожигая там дыру.       — Но ведь... почему мне не беспокоиться, если я подозреваюсь не только в ПРЛ, но ещё и в шизофрении, и в депрессии! Просто прекрасное комбо! — веснушчатый не рассчитал и чуть ли не прокричал эти слова. Сейчас он так хотел остаться в покое, наедине... с самим собой... и своими не самыми позитивными размышлениями. — Я не хочу быть таким! Я не могу быть таким! Я что, должен радоваться?! Улыбаться?! Смеяться???       — Во-первых, Мидория Изуку, успокойтесь. Во-вторых, я ещё раз повторяю, я не подтверждаю этого, не ставлю вам чёткий диагноз — я этим не занимаюсь. Это сделает психиатр, Вам всего лишь нужно будет немного поговорить с этим человеком. Он не собирается копаться в Вашей душе, однако в его обязанности входит определение состояния и самочувствия пациента. Да это входит в обязанности почти всех врачей. Вы просто расскажете ему о том, как чувствовали себя в последнее время, что Вас могло тревожить... Не обязательно рассказывать о своих проблемах конечно, причины такого самочувствия, однако если Вы считаете это одним из путей к «сбрасыванию груза с плеч», то тут полностью Ваша инициатива. Ещё Вам нужно будет сказать, что были ли какие-либо симптомы, например, головная боль, боль в животе, или, может быть, Вас сопровождали вообще соматические симптомы: бессонница, потеря аппетита, запор... Это не смертный приговор, юноша, тем более, когда ещё всё точно неизвестно.       Мужчина всё это время расхаживал из стороны в сторону, иногда тяжело вздыхая и пытаясь донести до парня, что ему не стоит волноваться. Он даже уже успел пожалеть о том, что вообще начал все эти предположения по поводу моральной неустойчивости студента и возможных диагнозов... кто же его за язык тянул, пациент ведь сейчас в неуравновешенном состоянии, только-только очнулся ото сна...       — Мидория, Вам нельзя перенапрягаться, — единственное подходящее, что мог сейчас сказать мужчина в халате.       — Но...!       — Я думаю, нам стоит окончить на этом наш диалог. Хочу извиниться за своё поведение недавно, я, наверное, Вас очень напугал подобными соображениями... Такое поведение никак не подобает медику по отношению к больному. Кхм, да, мне пора идти, — врач встал со стула, немного кашлянув в кулак. — Отдыхайте, Мидория, — закончив, мужчина перевёл взгляд на другого мужчину, что сидел неподалёку, тем самым мысленно сказав, что ему тоже не стоит здесь надолго задерживаться.       Мидория молчал. Парень в какой-то степени вообще ничего не понимал, но одновременно до него почти сразу же доходил весь смысл сказанного. Да его вообще не волновало то, что перед ним сейчас извинились, какое ему до этого дело... А вот то, что он может быть болен каким-то там расстройством... Вообще, если так подумать, то... он же сам давно уже знал, что он из категории «тех самых людей». Единственные друзья — Урарака Очако и Иида Тенья. И то, можно сказать, с натяжкой, потому что сейчас их общение практически прекратилось, да и второму вообще долго приходилось добиваться его расположения. Сначала их объединяли общие интересы — баскетбол и не только — и как-то так получилось, что Изуку подпустил его к себе, полностью открываясь и раскрываясь перед ним. А Очако просто была девушкой, которая понравилась Ииде — своему лучшему другу Мидория доверял.       После того, как дверь тихонечко скрипнула, вновь повисло молчание. Тошинори всё так же неотрывно смотрел в сторону стены, о чём-то размышляя. Веснушчатый лишь потупил взгляд вниз, в его голове крутились сотни догадок, что же сейчас может произойти.       — Опять за старое взялся? — голос Яги был достаточно тихим, но зеленоволосый явно услышал в нём ноту проявляющегося раздражения. — Я тебе уже говорил: это является ненадлежащим поведением для...       — Тошинори-сан, я не считаю, что Вы в праве мне указывать, — Мидория тоже был на пике своей злости, но старался показаться хладнокровным и рассудительным в данной ситуации. — Вы предали меня, безжалостно убив моё доверие к Вам. Исчезли непонятно куда, ничего даже не сказав... Вы хоть понимаете, каково мне было! Вы вообще соображаете, что вы сделали!       Изуку уже, можно сказать, сорвался на крик. Он не смог удержать эмоции внутри себя, которые сейчас выливались из него словесным фонтаном.       — Вы бросили меня! Бессовестно рассказывали мне сказки про то, как можно стать новым «Всемогущим», что теперь я удостоен чести зваться «Всемогущий №2», что Вы мне поможете достичь вершины, что станете моим тренером и будете меня учить всему необходимому, различным хитростям!... А потом просто исчезли из моей жизни, словно Вас и не было! Испарились, провалились сквозь землю, да так, что я Вас даже отследить не смог! А потом оказывается, что Вы улетели в США, тренировать там нового «Символа Мира», а про меня Вы просто забыли, наплевали и бросили! Почему?! Почему вы все так поступаете со мной?! Почему вы все бросаете меня одного в одиночестве?! — его голос охрип, из глаз парня уже давно катилась влага, будто бы «промывая» его бледные щёки. Парень пронзительно смотрел на мрачного и угрюмого мужчину, который так и не отрывал взора от стены. — Я не намерен больше продолжать беседу с Вами, Тошинори-сан.       — Прежде, чем ты ещё что-либо скажешь, юный Мидория, прошу меня выслушать, пожалуйста, — Яги посмотрел в глаза студента, будто бы пытаясь тем самым показать всю свою вину, и что-то в мужчине заставило Изуку заткнуться, не перебивать его. — Я действительно извиняюсь и каюсь за то, что в тот момент так неожидано пропал. Мне действительно жаль, Мидория, но у меня не было иного выбора. Тогда у меня были некоторые, довольно-таки значительные, проблемы... мне пришлось сделать операцию, говоря в общих чертах.       При этих словах Тошинори поднял край пиджака, следом и рубашку, за которыми скрывалось чудовищное зрелище. Там, справа, на боку мужчины, было что-то наподобие ужасающей, вводящей в ступор, впадины, которую обрамляли уродливые шрамы.       — Под предлогом того, что я еду выбирать наследника, я приехал в Соединённые Штаты Америки и провёл там несколько операций, не буду вдаваться в подробности. Об этом никто не должен был знать, поэтому я не рассказал тебе. Ещё раз прошу прощения, — Тошинори опустил наконец пиджак с рубашкой, вздохнул, немного прокашлялся и только потом продолжил докладывать. — Я искал тебя, юный Мидория. Искал, но не смог всё-таки найти, прости. Когда я случайно увидел тебя на том видео, я искренне за тебя порадовался, ты такой молодец! У тебя наконец-то появились друзья и команда. Наконец в твоей жизни появились те, кому ты можешь доверять! Наконец настала та самая белая полоса!... Так я думал. Однако, видимо, я ужасно ошибался.       Мидория молчал, его мозг упорно не хотел усваивать сказанную ему только что информацию. Нет, просто так простить было довольно-таки сложно... Всё равно где-то в груди сидел комочек сомнения: стоит ли или же нет? Нет, Изуку не может так думать, ведь его бывший учитель, наверное, столько пережил... Мужчина всё так же сидел, пытаясь выловить на лице своего бывшего ученика хоть какие-либо эмоции. Молчание затягивалось.       — Т-т... — у Мидории предательски дрожал голос. — Спасибо Вам за всё, что Вы для меня сделали, Тошинори-сан...       — Что ж, юный Мидория, когда мы смогли со всем разобраться, устранить нерешённые проблемы, можно приступать и к сути того, зачем же я, собственно, пришёл, — Изуку поднял глаза на мужчину, на лице которого уже сияла его фирменная улыбка, вселяющая безграничную надежду. — Я хочу стать тренером твоей команды.       — Что?... — юноша не мог поверить собственным ушам.       — Да-да, мальчик мой! Я делаю это не из-за того, что меня мучает совесть или что-то подобное. Я видел записи ваших игр, у вашей команды большой потенциал, я хочу помочь Айзаве развить его! Ну, что скажешь?       — Скажу, что это самая что ни на есть замечательная новость! — счастливо воскликнул парень, уже забывая про все свои проблемы. — Спасибо Вам большое, Всемогущий!       Тошинори громко рассмеялся, чуть ли не хлопнув по плечу студента, но во время опомнился, мгновенно убирая руку.       — Тогда выздоравливай скорее и присоединяйся к тренировкам, мы все ждём тебя!       — Хорошо, Тошинори-сан!