Trouble

Намджун уже три дня не выходит из студии. К нему приходили и стафф и участники группы, но он всегда прогонял любого, чуть ли не рыча. До дебюта время еще есть, Нам решил, что хочет выпустить еще одну песню до того, как весь мир узнает о BTS. И дело не в том, что песня не готова, или что-то типа того. Текст написан, музыка есть. Правда вот текст бесит его самого. Ибо совсем не девушку он имел ввиду. Ибо совсем не девушку он называл сукой. И ибо совсем не девушку хотел бы увидеть в одной лишь рубашке и блядских чулках. Его всего мутит от безысходности и желания высказаться. Всегда натуралом был, а тут… А тут бестия по имени Сокджин, с охуенным телом, лицом, голосом. Он сводит с ума и является музой лидера. И Джин прекрасно знает об этом. Ким думает, что еще немного и он откажется от места в группе и уйдет в вольное плавание. Все слишком заебало. Но в очередной день страданий и скитаний собственных мыслей по голове, в студию приходит Джин, чтобы поинтересоваться самочувствием младшего. - Намджун-а, хоть бы ел нормально. А то, я так понял, ты только ночью, когда никто не видит, выбираешься на свободу. Ким не церемонится, усаживается на диван, закидывая одну ногу на другую. Переживает. - Хен, у меня все хорошо. Просто не могу закончить с песней. Намджун на него смотреть не хочет, боится утонуть в глазах. А Джин и не заставляет, и на этом ему спасибо. - А что с ней не так? - Она ужасна. - Да брось, быть не может, чтобы твоя песня была ужасной. - Но это так. Понимаешь, у каждой песни есть смысл. Есть идея, картинка в голове автора. У меня есть все, кроме последнего. Я не могу это представить. Намджун с тяжелым выдохом приземляет лицо на стол. Джин подходит ближе к младшему и берет в руки текст. - Нет, хен, не…! - лидер не успевает забрать листок вовремя, Джин уже задумчиво читает, после чего слегка восхищенно смотрит на Мона. - А что не так то? Она прекрасна! - Нет, хен, пожалуйста, забудь все, что только что прочел.. С жалобным стоном, Моня пытается выхватить из рук старшего песню, но тот никак не поддается. - Представить не можешь, верно? Сокджин ухмыляется. Кажется, что в его голову пришла лучшая мысль. Он кладет текст на стол, а сам выходит из студии. У Намджуна каша в голове, он в совершенном недопонимании происходящего остается наедине со своими мыслями. Правда ненадолго Через несколько минут, дверь в студию открывается вновь и внутрь входит Джин. Все бы ничего, но на нем большая, спущенная с одного плеча, белая рубашка, короткие шорты и черные чулки. В голове у Намджуна в этот момент лишь три вопроса. Где Джин взял чулки? Чем он так согрешил? Что, блять, происходит? - Хен… - Ни слова. Мне и так неловко. Я, вообще-то, помочь хочу. Сокджин смущенно садится на диван, скрещивая ноги. Лидер просто в ахуе от такой картины. Да уж, к этому он явно не был готов. Однако, кажется, Джин и правда помог, ведь в голове сразу же появляются красочные картины описанные в песне. Правда они все еще с участием Джина, а не прекрасной девушки. И Нам уже не знает, что лучше. - Чего пялишься?! Хватит уже… Джин смущен до предела. Он смотрит в сторону, тяжело дыша. Кажется, не только у Мони в голове непристойные мысли. - Хен, это же все не просто так. Я прав? В студии повисла неловкая тишина. Джин долго собирался с мыслями, чтобы ее прервать. - А я то думал, ты совсем тупой и не догадаешься. Думаешь, я не заметил твоих двусмысленных взглядов? Агх… Черт. Забудь. Я, пожалуй, пойду. Старший встает с дивана, направляясь к выходу, но его перехватывают жесткой хваткой и прижимают к стене. Джин не совсем понимает, что происходит, но стоит по стойке смирно, боясь двигаться. Намджун утыкается в голую шею, вдыхает приятный запах и закрывает глаза. - Заметил и решил поиздеваться. Не стыдно, хен? - Ну ты и дурак, Намджун. Давно бы уже взял то, что тебе нужно. Старший вздрагивает от чужого горячего дыхания, свое же учащается и заставляет открыть шею сильнее. - Я места себе не находил. Думал, не правильно это, мы ведь оба парни. А ты вот как, хен. Сам же нарываешься. Джун ведет пальцами по обнаженным ногам, касается еле ощутимо, будто боясь сделать что-то не так. Пальцы спускаются к резинке чулков, что были чуть выше колена и в голову проскакивает мысль о том, что хен может смотреться так красиво с разведенными в сторону ногами и контрастом черных чулков на белой коже. Нам решается проверить. - Я… Аах, Намджун-а… Я просто хотел посмотреть, на сколько тебя хватит. Джин цепляется дрожащими руками за плечи младшего и медленно сходит с ума. От прикосновений бросает в жар и старший чувствует себя девственником. - То есть, издеваться решил? Ну, тогда мне придется тебя наказать. Лидер вжимает податливое тело в стену и приподнимает хена за обтянутые черной тканью ноги. Тянется к устам старшего и целует пухлые губы, такие сладкие, манящие, превосходные и неповторимые. Целует, получает взаимность, покусывает, получая в ответ довольное мычание, а после отрывается нехотя, чтобы хватать губами воздух в немом вдохе. - Да, пожалуйста, накажи меня, я провинился. Джин сам не свой. Ухмыляется, смеется так довольно и коварно, будто провоцирует Джуна. Хотя, почему будто? Тот ведется на провокации, несет старшего к дивану, на котором Джун уже пару дней спал, не в силах дойти до своей комнаты. Он укладывает Сокджина осторожно, словно самую дорогую и драгоценную статуэтку, награду, игрушку, что принадлежит, с этого момента, только ему. Снимает тонкую рубашку с прекрасного тела, покрывает шею, выступающие ключицы, поцелуями и засосами, за что он точно получит от стаффа, но будет повторять снова и снова, доказывая, что он только его. В ответ на свои действия слышит сначала сдавленные, а потом призывающие стоны, сладкие, словно сахар растворившийся в кружке чая, будто таблетка амфетамина тающая на языке, медленно убивающая, но такая желанная, что плевать хотелось на риск. У Кима младшего перед глазами все плывет, в голове ничего не складывается в общую картинку, ведь перед глазами лишь хен. Такой раскрепощенный, тянущий руки и молящий о большем. Нам смазывает пальцы слюной, наконец освобождает возбужденную плоть от промокшей от предэкулята ткани и надавливает на сжавшееся, но поддающееся ласкам колечко. Джин захлебывается стонами, чуть ли не хнычет от изнывающего возбуждения. - Хен, так ты развлекался без меня, да? Это вызывает на лице младшего хищный оскал. - Намджун-а, сделай уже что-нибудь, пожалуйста! - Попроси должным образом, хен. - П.. Пожалуйста, папочка… Прошу. Если бы Джину сказали, что он когда-либо в своей жизни назовет своего тонсэна «папочкой», и будет извиваясь змеей просить о удовольствии, то Джин бы точно не поверил и даже засмеялся бы. Но сейчас ему вообще не до смеха. Джун двигает одним пальцем, после добавляя второй и не жалея старшего, ставит метки везде, куда только дотянутся его губы. А Джин лишь стонет и молит младшего, будто божество снизошедшее к нему с небес, хотя сейчас, сам выглядел очень грешно, с похотью и желанием в глазах, с раздвинутыми ногами и чулками на них, взмокшими и раскиданными по подушке волосами и блестящей от пота кожей. - Ты сделал меня таким грязным… Черт. Ким кусает губы, насаживается на пальцы, в попытках ускорить темп и сделать мучения более приятными. - Ты всегда таким был. Я лишь помог тебе раскрыться. Джун все так же ухмыляется. Наконец, он понимает, что достаточно растянул хена, снимает с себя джинсы, закидывает одну ногу на свое плечо и аккуратно входит, держась рукой за бедро старшего. Он сдавливает молочную кожу сильно, до алых пятен, что бутонами расцвели по всему телу Сокджина. Как только младший толкается вперед, не давая привыкнуть к своим размерам, но сразу же попадая по простате, Джин понимает, что петь завтра не сможет. Горло уже начинает першить, а все стоны остаются здесь, в студии гениального репера Ким Намджуна, лаская его уши и заставляя срываться с оков, что так надежно сдерживали его внутреннего зверя все это время. Намджун просто не в силах сдерживаться. Он втрахивает старшего в диван, заставляя сжимать белую простынь в своих ладонях, кусать губы, медленно слизывая с них капли выступившей крови и срывать голос. Они оба на привязи этой прекрасной ночи. Изголодавшие, жадные до каждого прикосновения, слова, звука. Окутанные в теплое одеяло их чувств, но вовсе не угнетенные. Разгоряченные тела изнурены, но они не в силах остановиться, пока не насладятся друг другом сполна. Все это словно жгучий яд, растекающийся по венам сладкой карамелью и пьянящим разум и воздух вином. Но им мало, мало, мало… Джун сцеловывает каждую слезинку выступившую в затуманенных глазах, шепчет на ухо все, что в голову взбредет, а сам медленно сгорает не в силах контролировать себя. Запах волос хена сводит с ума, заставляя дышать полной грудью, до головокружения, чтобы этот запах оставался в легких на дольше, будто сигаретный дым. Когда Джин подходит к разрядке и в эйфории открывает рот в немом крике, у младшего окончательно тормоза слетают. Он срывается на бешеный ритм, чуть ли не рыча на ухо старшего, кусая за шею так дико, что Джин не успевает перевести дыхание. Вскоре он так же изливается, не выходя из хена, а потом ложится рядом, в попыхах вытирая себя и его своей же футболкой. Укрывает себя и хена одеялом и прижимается так близко, будто они одно целое, неразделенное. Сокджин что-то тихо и устало лепечет о любви, а Намджун надеется, что это не было лишь выбросом в кровь эндорфина, что не на одну ночь, а желательно, навсегда.