Раб неведомого, служитель бесконечного

Если забредёт путешественник на самый северо-восток Скайрима, то за горными грядами ему откроется вечный туман залива моря Призраков: тревожные рифы сгубили немало кораблей. Решившись продолжить путь за потусторонним светом полярных созвездий, ищущий непременно обнаружит, что в порту Виндхельма всегда найдётся добрый товарищ, за звон септимов готовый предоставить корабль. Выйдя в плавание в погожий день, путешественник без труда доберётся до маленького острова, покрытого пеплом после извержения Красной горы. Некогда забытый, а затем открытый вновь в начале Второй эры, ныне Солтсхейм смешивает на неприветливых землях одинаково-красную кровь серокожих проклятых меров и чистокровно-нордских скаалов. Упрямец с пылающим сердцем доберётся до самого севера острова: туда, где по-прежнему ходят подгорными тропами маленькие злобные рьеклинги, гневные изломы расщелин тысячелетия хранят таинственных мертвецов, а северные разбойники всё так же горды и дики. Но дойдя до самого края, знающий испытает сожаление. Забыли норды своё имя и своих богов. Больше не раскидывает сокол¹ над вечными камнями Силы широкие крылья, не глядит хищный лис² с барельефов, и медведю³ не приносят весенних даров. Только вечный Дракон всё ещё оберегает их, сменив наречение и обличье. Только нависает надо льдами незримый и жуткий дух Неведомого. Он чувствуется в стылом воздухе, в мрачных угловатых горах и в заснеженных елях. И, хоть робкий взгляд наверх не откроет кошмарной бездны Апокрифа, можно почувствовать: нечто близко, совсем рядом, за спиной, оно таится в тени, выжидая. В ожесточении черт скаалов увидит внимательный этот томный, извечный кошмар — с обречённостью стерегут они древние тайны, открытые им некогда жрецом-правителем. Они передают их устно, нашёптывая в уши следующим ученикам и никогда не записывая, чтобы остались тайные пути запертыми для Того, кто проливает свет на страницы. Давно исчезли с лица земли Фолейн и Бромьунар, давно иссякли воды Грэсельва. Спит вечным сном Азидал, запечатанный в Колбьорне, ставшем гробницей. Его колдовская вязь застыла незавершённой. Дремлют Закрисош и Дукан, сквозь тысячелетия пронеся дар Дракона. Но нет больше Мирака, Предателя, ушедшего за грань Забвения. Нет на землях Нирна его, рождённого под знаком благословенных и проклятых, ни мёртвым, ни живым ищущий не найдёт его. Там, где лишние идеи Ану, отсечённые Падомаем, открывают несчислимые омуты межзвёздных откровений; где единственная любовница Ксарксеса, именем которой запечатана Огма Инфиниум, нежит в несуществующих ладонях осколки древних таинств; где ошмётки несбывшихся Снов вплетаются в гобелен судеб и бесполезные механизмы Арены оживают вновь — там, за Гранью, Мирак, забытый в трясине вечности, жадно впитывает обрывки человеческих грёз, мечтая о возвращении обратно. Там, за Гранью, над пустынными лазуритовыми залами раздаётся шёпот, снова и снова повторяющий заветные слова. И когда Дракон замедляет свой ход вновь, они разносятся над землёй Солтсхейма, ядом проникая в чужой разум. — Здесь, в моём храме — то, что ими забыто. Здесь ты вспомнишь то, что ты вспоминаешь. Ночью к тебе вернётся то, что днём было украдено — здесь, в моём храме. Глаза твои были слепы — ныне ты прозреешь. Руки твои были пусты — ныне я дам им дело. И когда весь мир услышит, и когда весь мир увидит, и когда весь мир вспомнит — не станет больше мира. И услышав их раз, путешественник уже не вернётся домой.