Раб неведомого, служитель бесконечного

Остановившись перед спешившимся противником, Мирак наконец узнал его в изящной резьбе маски, закрывавшей лицо. — Валок, Конарик Коган¹, — медленно сказал он. — Не думал, что именно тебя пошлёт Бромьунар на битву со мной. Но нет, легенды лгут: на смертный бой является не кровный враг и не отражение — а тот, кому слуги слуг кидают кости с пиршественного стола. Иди, спрячься за красные щиты Кейзаля, иначе ты не увидишь следующего рассвета. Воины с обеих сторон сомкнули ряды. Обухами топоров они молча ударили в щиты, отбивая ритм: так начиналось сражение между двумя, что осторожно обходили друг друга, готовясь к смертельной битве. — Я не желаю проливать чистую кровь Детей Неба, — уронил Валок. — Люди Солтсхейма не виновны в твоём предательстве. Твоё новое Наречение — Тародис², и ты не имеешь более прав на Имя, которое тебе дали ранее. Это не поединок, и я не воин здесь и сейчас, я — палач, избранный Бромьунаром, чтобы стереть тебя из истории. У тебя больше нет чести. — Ун Зинд Лос Мулаг, — прорычал Мирак, потому что Голоса поглощённых дова запели яростью и ненавистью в ответ. — Зу'у Мирак.³ Магическое пламя вспыхнуло, подчиняясь воле. — Тид Кло Ул! Мирак позволил золотому цветку впитанного могущества распуститься сквозь кончики пальцев, развернуться в раскатистом дрожании голосовых связок. Время, что текло сквозь него, рассыпалось жемчужными мотыльками и растаяло. Солнце всходило и заходило единовременно. Земля Солтсхейма дрожала, разрываясь меж существованием целостности и отделением. Люди зыбкими тенями исчезали и проявлялись вновь. Космические корабли взлетали, покидая Нирн, и опускались, чтобы найти первое пристанище, и первые слова эльнофекса раздавались над безжизненной не-землёй. АЭ АКА ГАРТОК АНУ НУ-МАНТИЯ НУ-МАНТИЯ Валок ровно держал голову, встречая порыв безвременья холодными гранями маски. Маски, что в трепете потревоженных Джилл покрывалась тончайшим золотым плетением — и Мирак увидел, как затягивается волокнами волн Этериуса прорезь рта, как прорастают бивни Конарика через пространство и время. — Прежде чем ты умрёшь, ответствуй перед Бромьунаром: почему ты пошёл на предательство? — голос Валока гремел, усиленный ветром и пустотой небытия. — Ты, Служитель Времени, разве не понимаешь, к чему приведёшь весь мир? Не жалеешь ли ты о своих свершениях? — Я — это Время, — ответил Мирак, опьянённый кровью и вечными душами. — Я — это Дракон. Меня ведёт нить Судьбы, а потому ты падёшь в этой битве. — Ты обезумел, — кивнул Валок. — Это тоже ответ. Он протянул руку, вытягивая из небытия туманный одноручный меч. Белые вспышки молний, сорвавшиеся с пальцев Мирака, на миг ослепили обоих. Электрический щит накрыл Валока, впитывая разряды. — Я тоже спрошу у тебя, — сказал Мирак, сдерживая рвущуюся из лёгких ярость, — известно ли тебе, что рядом, за гранью Забвения, есть власть — её можно взять, лишь только протянув руку? Погружался ли ты в бесконечные глубины Истинного Познания, видел ли тягостное величие Ослепляющего Откровения? Ничто не может сравниться с этим. Что боги — их не видел никто; что драконы — они подчинятся мне все; лишь одна незримая бездна недостижима и желанна для смертного — могущество знаний. И ты спрашиваешь, не жалею ли я, глупец? Внемли же, раскрой свои очи: Мул Ква Див! Облик его стал подобен облику дова. — Это… омерзительно, — сказал Валок, голос его дрогнул. — Ты несёшь в себе дурные изменения, ты осквернён Пустотой. День, когда иные Жрецы забудут о своём Предназначении и будут считать себя равными дова, в погоне за силой не гнушаясь служить демонам — станет погибелью для всех нас. Мирак рванулся вперёд сквозь рассыпающиеся мотыльками параллели замершего Дракона, сквозь треск незримых разрушений, сквозь ярость сотрясений смятенной земли. Клинок взметывался и опускался с нечеловеческим неистовством. Мирак не мог бы сказать, кто ведёт в этом бешеном танце: клинок ли был продолжением руки, или он являлся частью меча. Валок отклонял его удары, отступая назад. Белое золото маски не выражало эмоций, но Мирак чувствовал чужой страх, ускорявший биение сердца. Сияние величия "Воплощения дракона" обжигало взгляд, Валок сражался почти вслепую, сдаваясь под шквалом ударов. Гибкость щупальца хлестала, коварно изгибаясь в воздухе. Мирак чуствовал — ещё немного, и переменчивая победа осенит его взмахом прозрачных крыльев. Валок пропустил удар, едва успев уйти в сторону, — его бок расцвёл алым поцелуем смерти. Багрянец крови, не заметный на красном, пропитал ткань. АЭ АКА АЛЬТАДУН НУ-МАНТИЯ — шептал обезумевший ветер. АКА ХЕРМА МОРА — пело биение крови незнакомыми словами. — Я заберу с твоего трупа Имя Валока и сожру вас всех. Одного за другим, — глухо прорычал Мирак, потому что алый мрак Ака-Туска застил его глаза. — Эта битва была до тебя, и она будет после тебя. Склонись! Склонись передо мной, потому что я — воплощённая власть. Гол Ха Дов! — Нет, Тародис, — встретившиеся мечи бессильно зазвенели. — Тебе не одолеть меня. Не подчинить. Сейчас меня ведёт воля Алдуина, Имя Конарика — Враг ничтожен против него. Пустота не может охватить наполненность, такова сущность вещей. Щупальце хлестнуло Валока по лицу. Дотянулось, злобное, резким кожаным щелчком выражая обыденность мстительности Принцев. От силы удара голова жреца откинулась назад. Земля дрогнула, когда чёрные трещины зазмеились по белому золоту. Когда маска раскололась, золото Джилл сплело нити вероятностей воедино. Вспыхнуло сияние Конарика в предрассветных сумерках — и погасло. Валок снял капюшон, избавляясь от ненужной теперь маски. — Ты умрёшь как йор, — сказал Мирак, предчувствуя нежное дыхание победы. — Конарик больше не хранит тебя. — Я и есть йор, — ответил Валок, отступая и ладонь стирая со лба кровь. — Это только ты здесь возомнил себя драконом. Ты, Тародис, считаешь себя равным богам. Не я. "Морозное дыхание" встретилось с "Огненным", когда, встретившись и разойдясь, они почти одновременно выкрикнули Слова. Пламя ту'ума Мирака смешалось с ледяными искрами ту'ума Валока. Мирак ушёл влево — Валок вправо. Остановившись напротив, они снова замерли, не сводя друг с друга взглядов. Потоки времени, текущие сквозь замершие параллели Дракона, вновь наполнились магическими ветрами. Передышка — бесчисленное множество отсутствия секунд — закончилась, и противники вновь схлестнулись в битве. Они сражались дни и тысячелетия, часы и мгновения. — Я думаю, что ты не вполне нормален. Не способен к любви. Словно оружие, а не человек, — сказал Валок, когда они снова разминулись с Мираком. — Нет ни единой настоящей души, кто способен был бы так предать всё человечество. — Предать? — с презрением спросил Мирак. — Это безвольное стадо? Ну что ж, пусть так. У меня не было другого выбора, Валок. Он не собирался более ничего объяснять, считая, что время разговоров закончилось. — Твоё эго не позволяет тебе служить, — заговорил Валок, когда они столкнулись снова. — Но твой новый господин столь легко терпит это лишь потому, что лжёт тебе. — Не трать слова, — ответил Мирак, — ты лишаешь их ценности. Валок едва заметно наклонил голову. Его весенне-голубые глаза темнели горечью, а лён волос слипся кровяными подтёками. — Кросис, — уронил он слова сожаления, прежде чем перейти в наступление. Туманный клинок Валока мелькал без отдыха, упиваясь боем. Скорость размывала очертания в воздухе и казалось, что жрец не держит в руке ничего — лишь свист ветра и смертоносность ударов обличали обратное. На правой руке Мирака остался багровый след, что серьёзно обеспокоило его — любая царапина могла изменить исход сражения. Он едва успел отбить удар, поражённый — золото бесплотного Конарика вновь блеснуло в восходящих лучах солнца. — Конарик Коган всё ещё ведёт меня, — сказал Валок, заметивший его замешательство, — потому что истина на моей стороне. Мирак держался подальше от противника, пока творил лечащее заклинание, затягивающее рану на предплечье. Собрав силы, он сосредоточил на ладони искрящийся поток чистого электричества. Слепящий разряд молний пронзил пространство, дотрагиваясь робкими потрескиваниями до врага — но путь им преградила фигура, сотканная из воздушного трепета и рассветного блеска. Величие Конарика раскрылось в этом сиянии. Чудовищная поступь золотого колосса сотрясала землю. — Фус Ро Да! — Мирак лишь надеялся на время, доли секунды бы хватило ему, чтобы отскочить дальше, но удар ладони призрака поверг его на землю, легко пройдя сквозь клинок. Земля стонала, сотрясаясь, и далеко от храма, на подгорной равнине ссыпалась каменная лавина, погребая под собой Фолейн. Ни Мирак, ни Валок не видели этого, как и глубоких трещин, зазмеившихся следом за землетрясением по Солтсхеймской земле. Мирак успел вскочить на ноги, но лишь затем, чтобы отразить нападение Валока. Крутясь волчком, он с трудом успевал отклонять удары — Валок и призрачный дух в идеальном консонансе одновременно атаковали его. Первый порез вспыхнул болью в груди — туманный клинок чудом не задел сердце, и сразу же — не давая столь необходимой передышки, не оставляя возможности вырваться из кольца — пламенная длань Вождя пронзила тело, словно то было из студня. Пронзила, чтобы тут же исчезнуть. Конарик исполнил свой вечный долг перед Бромьунаром. — Валок, — прохрипел Мирак, падая на колени. Руки, скользкие от крови, прилипали кожей к коже перчаток. — Ты думаешь, со мной всё кончено? — Да, — сказал Валок. — Тень Змея поглотит тебя, недостойный. Туман меча мелькнул в прозрачности восходящего солнца. В замедленном времени Мирак видел последний взмах, и лёд ужаса струился внутри его кожи, промораживал жилы, снежным обручем сжимал виски, стучал похоронным набатом — «проиграл! проиграл!». — Ты ошибаешься, — Мирак рванулся вперёд, вкладывая остатки сил в последний удар. — Этого не может быть. «Прими свою смерть», — он почти видел, как срываются морозные облачка слов с губ врага, когда… …небо подёрнулось чёрной пеленой, и в наэлектризованный щит Валока впечатались гибкие чёрные щупальца. Шипя и исчезая под разрушительным напором магии, они брызгали кипящей слизью. — Ты поднял руку на то, что принадлежит мне, хм-м, смертный, — небо раскрыло глаза, обвивая Мирака тысячами омерзительных отростков. — Достаточно. Мой герой заслужил награду, потому что хорошо развлёк меня. Ты же, пытающийся отвратить неизбежное, тоже получишь дар познания: Дракон, что пожирает себя, вечно стремится к той пустоте, что ты ненавидишь. Как, впрочем, и наоборот. — Фас. Дур. Дукан.⁴ — беззвучно шевельнулись губы Валока. — Ты лжёшь, демон. Только жуткий булькающий смех был ему ответом. Последнее, что Мирак запомнил, прежде чем его душу поглотило влажное лоно Апокрифа, было бледное лицо Валока — его стеклянный взгляд, в котором отпечатались отвращение, страх и неясное сожаление; вязкость безжалостного удовольствия в голосе Хермеуса Моры; холод агонии чувств, замерших в падении в беззвёздную пустоту.