Немного о Цинфане

Примечание: Ну, с Самайном вас, дорогие мои~ Изначально планировалось написать о другом эпизоде, но всё опять пошло не по плану. Так что, как говорится, вся жесть впереди. В тексте присутствует мат. Достаточно много мата. Простите. Так надо. P.s.: Надеюсь, хоть пасхалки вас порадуют~ *с сомнением косится на текст* Надеюсь, вы найдете их все (и расскажете о своих найденышах (только, прошу, во имя Тьмы, не упоминайте про дунхуа, у нас тут упор на новеллу)), ибо даже мы не всегда вот прям сходу понимаем свой текст ^^`

- Какого дьявола с тобой творится?! Остается только благодарить богов за то, что у Лю Цингэ хватает мозгов убавить громкость своего голоса и не поднимать вновь только утихший хаос вокруг. Его рука стальным обручем на талии удерживает потерявшего равновесие Цинфана… и от этого сравнения, возникшего в голове, жадной топью затягивающего в сырые, зловонные дыры разума, лорд пика Цяньцао едва не срывается на крик ужаса и в попытке сдержаться прикусывает уже давно кровоточащий язык. Вот только вязкий запах крови, тления и грязи лишь усиливается, накатывая удушливой волной смеси из зарождающейся паники и тошноты, расползается под кожей, кусает мышцы, обвивает щупальцами череп. Му Цинфан, не чувствующий под собой опоры, мотает шарнирной головой, мол, все хорошо… Но вцепляется обеими руками – ему хотя бы повезло, есть чем вцепиться (и эта мысль по неизвестной ему причине выбивает весь воздух из легких) – в этот обруч, пытаясь удержаться в реальности. А в реальности ли? Он оглядывается вокруг. Лазарет, в котором провел больше половины своей жизни, кажется совершенно незнакомым. Сквозь толстый полупрозрачный барьер до него совсем не доносятся окружающие звуки – все заглушает пульсирующий гул крови в ушах. В рябью подернутой картинке к нему подходит одна из учениц, и он по губам, одним богам известно, как, читает о том, что «Все девушки находятся в относительно стабильном состоянии (в этот момент он завидует этим девушкам), принесли Ваши записи о цветке из архива (разве он за ними кого-то посылал?), будут ли какие дополнения к ним или следовать четко по инструкции?». Во взгляде ее, скользнувшем по их недообъятию, читается недоумение и, кажется, беспокойство. Чертов немой театр. И это, по-вашему, реальность? Жалкая иллюзия бездарного неуча. «Четко по инструкции, - все равно отвечает Цинфан, проглотив набежавшую с языка кровь. От очередного приступа тошноты слабеют ноги, но рука Бога Войны держит крепко. – Старейшина Лю любезно согласился помочь мне со старой раной, - отвечает он на незаданный вопрос. – Ничего серьезного, не волнуйся. После ужина сбор здесь же, скорректируем пары донор-реципиент.» Если я, конечно, доживу, мысленно добавляет он, наблюдая за девушкой, удаляющейся с уважительно опущенной головой, но горящими интересом глазами, направленными на них. Цинфан устало прикрывает свои и тут же жалеет об этом, вновь соскальзывая в пропасть. Ощущение, что его засасывает на дно сквозь бесконечные пласты многослойной Вселенной, с закрытыми глазами усиливается стократно. «Мне кажется, кто-то скоро займет мое место.» Воспоминание - когда? Когда это было? Было ли это вообще? – тяжелой плетью ложится вдоль позвоночника, встряхивая адреналином тело. Как он мог забыть об этом? - Да что с тобой происходит? - Доносится до него сквозь энное количество слоев между мирами. – Ответь мне. - Мозолистые, грубые пальцы нетерпеливо хватают его за подбородок, вынуждая повернуть голову. Цинфан распахивает глаза и с почти слышимым щелчком зацепляется за черную сталь чужих, как воздушный змей, привязавшийся к якорю. Вот оно. Он может попытаться использовать Лю Цингэ, как ориентир. - Уведи меня отсюда, - хрипит он, всеми силами пытаясь сохранить внешнюю невозмутимость, а зрением компенсировать отсутствие чувства опоры на уровне колен и не упасть. «Держи меня» мысленно умоляет он, ощущая тягу засасывающих водоворотов сознания. И Лю Цингэ держит. Сощурившись, коротко кивает и отводит в дальнее, пустое крыло лазарета. То, что дело – откровенная дрянь, Цинфан понял уже давно, но вновь убеждается в этом и начинает всерьёз паниковать, когда онемение поднимается до середины бедер и холодным языком утопленницы начинает лизать кисти и предплечья. Бог Войны пытается взять его на руки (и это так нелепо и провокационно, что глупое сердце замирает, а потом скачет галопом и усугубляет состояние, разгоняя яд по телу), раздраженный неизвестностью и медлительной неуклюжестью собрата, и Цинфан не может сдержать тихий, отчаянный смех.       «Братец Лю, опусти меня, иначе дальше придется нести мой счастливый труп».       Он хмурится, но опускает и ведет дальше. Медленно, невыносимо медленно, словно буксиром тащит по гигантским волнам крошечный кораблик, норовящий сорваться с крючка. В очередной раз спрашивает, стоит ли позвать кого-то на помощь.       «Ты знаешь целителя лучше меня? – Криво усмехается Цинфан, взглядом ощупывая пространство и осторожно ступая по полу (и от этой усмешки, мрачной, со стекающей к подбородку кровью, Бог Войны вновь чувствует себя трусливым бессильным мальчишкой). – В таком случае пора менять лорда пика Цяньцао.» Наличие паники - уже весьма паршивый факт. И он только удваивается присутствием Лю Цингэ. Того самого Лю Цингэ, которого нелюдимый целитель тихо и нежно боготворит (местами проклинает) и мысленно называет ни чем иным, как Слепящим Солнцем пика Байчжань. Которого ему порой хочется собственноручно задушить, когда тот приплетается на очередную «починку» своего несчастного (такого идеально сложенного и манящего) тела, лучащийся самодовольством «разве могло быть иначе» от еще одной победы. Которого в то же время ему нестерпимо хочется присвоить себе, спустить с Небес к себе в Пустоту и вдыхать пьянящий запах крови, вгрызаясь в полную жизни и неуемной энергии плоть, поглощая его сияющую душу. Которого он, ревностный хранитель Слепящего Солнца, всеми правдами, но чаще неправдами, охраняет от самого себя.       Дойдя до пустой палаты, Лю Цингэ пытается довести его, как и полагается в таких случаях, до койки, но останавливается. Обжигающий сквозь ткань холод руки сжимается вокруг предплечья и тянет его к стене. Мертвенная бледность Цинфана почти выигрывает у пыльной белой стены палаты, кровь изо рта стекает гротескным, завораживающим, жутким контрастом и, черт подери, бесстрашный Бог сотен и тысяч битв в эту самую секунду до ужаса боится взглянуть в глаза этому ходячему трупу. Он понятия не имеет, что стряслось с его странным братцем, но, учитывая поведение лекаря, слабая догадка на периферии сознания скребет тревожной мыслью о…       Она обрывается дрожащими пальцами, вцепившимися в предплечья, и тихим, лихорадочным шепотом:       - Братец Лю, скажи мне, был ли на моей шее порез после какого-либо из собраний лордов? Может, кто-то заметил порванный рукав? Воротник? Синяк на… - Он замолкает. Неестественно, конвульсивно дергает головой. Отвечает сам себе. – Нет, мы закончили уже ночью. Никто бы не заметил. Я бы первым делом убрал все следы…       Кто «мы»? Какие еще синяки-порезы-следы? Кто-то напал на него? Угрожал ему? И этот слабый засранец вместо того, чтобы прийти за помощью к собрату, опять решил справиться со всем в одиночку? На кой черт тогда все эти сотни и тысячи битв, если он, Лю Цингэ, не может защитить своих братьев и сестер? Если никто даже не думает обращаться к нему за помощью? Утраивает паршивость ситуации то, что Лучший лекарь всея Цанцюн, известный пример добродетели и спокойствия в любых самых патовых ситуациях, под действием своей смеси действительно паникует. Это чувство, почти никогда не появляющееся в его теле, переворачивает внутренности вверх дном, неистовым торнадо переплетает и разрывает в клочья мысли, до краев наполняя его привычное и ясное Ничто смердящим месивом ошметков. Он понимает, что нужно замедлить распространение яда, пока тот не парализовал дыхательные мышцы… «... или сердце! Кто сойдет с дистанции раньше: Дыхание или Мясной мешок?! Дамы и Господа! Дражайшие Лорды! Делайте Ваши ставки!» … но дробящее волю чувство вины заставляет лечь в яму и сложить руки, наблюдая за осыпающейся сверху землёй.       - Было или не было?.. Как понять, какие из них настоящие?.. - Пытающиеся сфокусировать зрение зрачки дрожат и мутнеют под толщей воды, что, переполнив озера, растекается по щекам. – Братец Лю, я так виноват…       Цинфан утыкается лбом ему в плечо и шепчет что-то невнятное, дрожит и цепляется, цепляется за руки, с каждым пятым ударом сердца все слабее.       Нет, не труп.       Пока еще не труп, добавляет подсознание.       Сумасшедший.       И от мысли этой что-то в груди начинает гаснуть, объятое беспомощным ужасом, ведь с такими битвами Бог Войны еще не сталкивался.       - Вот же ж блять. – В унисон твердят оба. Причиной паники могло бы быть совпадение его «игры» с массовым отравлением, но оно стало лишь причиной беспокойства, не более, с которым он, к тому же, справился. Мог бы быть страх перед надвигающейся потенциальной смертью, но ее он тоже не боялся… «… и следующий в нашем списке самоубийц: очередной выходец из печально известного клана Му!» … через подобное онемение уже проходил, а тело свое воспринимал больше как полигон для опытов, наглядным пособием действия ядов и противоядий (и, да, он терпеть не мог боль, но давно признал, что она для него – лучший учитель). Мог бы быть страх разоблачения перед Лю Цингэ. Но вот он, рядом, скорее всего неосознанно, но уже знает, в чем дело, и к чему все идет. Он остается. «Давайте возрадуемся рождению надежды! Устроим праздник! Даже если он перейдёт в поминки, какая разница, на цветах танцевать или на костях!» Он рядом. И это ухудшает ситуацию четырехкратно. «Разве нам стоит бояться цифры 4?»* Потому что, если и подыхать, то Цинфан предпочел бы делать это в привычном одиночестве… Пятикратно. «Я? Какая разница, кто я?»** Потому что лорд Цяньцао уже чувствует, как теряет контроль над собой. И именно это – первопричина его выворачивающей внутренности паники. Он успевает по мышечной памяти, почти не чувствуя рук, заблокировать сфинктеры тазовых органов, воткнув иглу в нервное сплетение. «Мы умрем нелепо, но не так позорно.» А потом падает на холодный каменный пол. Он падает на холодную мраморную плиту, украшенную белоснежными цветами и бумажными деньгами, украшенную лишенным сияния мечом, прошедшим сотни и тысячи битв, мелких и крупных. Он вновь и вновь, отказываясь верить глазам, ощупывает дрожащими пальцами иероглифы, что безликим официозом оглашают над ним безжалостный приговор. Ласкает имя и царапает ногтями, ломая их в кровь, эпитафии. Он хотел бы лишиться зрения, слуха и рук, лишь бы не знать жестокой реальности. Он отказывается верить. «Ты был непревзойденным примером и оставил после себя выдающихся воинов.» Какой кретин придумывал этот бред? Его месяцами не было на своем пике, а, когда возвращался, оставлял после себя лишь переполненный избитыми адептами лазарет. «Покой Небесных Чертогов да познает твоя Душа,» Покой? Издеваетесь?! С каких это пор Покой и Его имя стоят в одном предложении?! Да эта неуемная задница перевернет трижды клятые Небеса в поисках достойного соперника! «Лю Цингэ. Лорд пика Байчжань.» - Сукин ты сын. Ты же гребаный Бог Войны. – Тихий шепот разносится по утопающим в сумерках травам. - Ты же чертов «непревзойденный». – Скрежет ногтей сменяется глухими ударами о камень. - Так какого же хрена ты лежишь здесь, когда вокруг творится такое мракобесие?! Неужели всё твое величие – показная дешевка?! Ненавижу... Чертов позер. Поднимайся, ублюдок, и накостыляй этим злоебучим демонам! Ты же можешь! Можешь ведь?! Можешь?! Останься здесь хоть кто-нибудь из других лордов, наверное, испытали бы настоящий шок, увидев своего лучшего целителя в таком виде. Растрепанный, полулежащий на надгробии, шепчущий проклятия и просьбы. Пугающе похожий на безумца. Но никого вокруг нет. Никого нет. И Цинфан иррационально надеется, что его слова и проклятия взбесят и вернут этого кого-то. Или небесной карой разверзнется земля, да упокоит его рядом. Но ничего не происходит. - Поднимайся… - Всхлип. – Поднимайся, слышишь? Я больше не буду упрекать тебя за серьёзные раны и несдержанность. Я признаю, что был неправ, и, возможно, твой Путь действительно кроется в битвах, а не в уединенных медитациях. Я… - Колючий хрип царапает горло. - Братец Лю, ты же знаешь, что я вовсе не считаю тебя слабаком… Ты только проснись, ладно? Бра… Цингэ… Цинфан вновь и вновь гладит иероглифы, умоляет их обладателя вернуться, целует холодную плиту и проклинает себя за прежнюю нерешительность. Боялся признаться при жизни? Не успел урвать поцелуй после смерти? Так наслаждайся теперь холодом мрамора. А ведь остался еще Чэнлуань… Рука вслепую находит рукоять, обводит пальцами гравировку, обхватывает меч и, помедлив мгновение, на пробу, прислоняет тусклое лезвие к шее. - Не думаю, что он оценил бы твой порыв, - шелестит равнодушием голос. - … Почему вы похоронили его, не дождавшись меня? – Горло дерет затухающими всхлипами и зарождающимся гневом. Цинфан опускает меч на колени. – Какого дьявола вы хороните человека без тщательного расследования причины его смерти? Он же лорд! Он Лорд, мать вашу, а не безмозглый адепт, что сунулся в неравный бой или сдох от запретных техник! – Он поднимает голову к темному небу, чтобы сдержать раздражающую влагу. Гладит холодную сталь. – А вы просто закопали его. Закопали, как какую-то бешеную псину… Шэнь-Цин-цю. - Выплевывает он по слогам, переводя взгляд на размытый силуэт неподалеку. – Это ведь твоя идея? Молчание. - Неужто твои ненависть и презрение к нему настолько сильны? Не мог подождать пару дней? Хотел поскорее избавиться? – Сжатое в узел горло грозит разорваться, но Цинфан с силой цедит сквозь зубы слова, ощущая металлический привкус. – Его тело и гнилостный запах оскорбляли твой блядский утонченный вкус?! С глаз долой смердящее уродство?! Ты же знал… блять… ты же прекрасно знаешь, что я его… Даже теперь он не в силах выговорить это чертово слово, заткнувшее глотку намертво. Да и какой теперь смысл? Есть ли смысл теперь хоть в чём-то? В повисшем молчании, раскачиваясь на надгробии, баюкая меч, Цинфан смотрит в небо и как никогда ясно ощущает свою Пустоту. Теперь ее уже ничем не заполнить. - Цинъюань просил напомнить о собрании зав… - Да плевал я на него. Кап. Кап. Кап. Кап. Протекающая откуда-то сверху вода отбивает ровный ритм по холодным, гладким камням Водной Тюрьмы, отражается от высоких сводов и вибрацией давит на разум, размывая ощущение времени. Обманчивый простор и великолепие пространства подстать заточенному в нем пленнику, утратившему всё своё былое величие. Цинфан медленно идет по узкой полоске плит среди смертельно опасных вод к небольшому прямоугольному острову-клетке. Шаг. Шаг. Шаг. Шаг. Видят боги, он не хотел приходить сюда и осматривать посаженную на цепь змею (даже глава Юэ с огромным трудом добился разрешения навестить собрата), но обязанности целителя с него никто не снимал: процедура окончательного приговора требовала присутствия и целостности всех душ*** осуждаемого, дабы избежать возможных разногласий сторон и обеспечения полноты наказания. И он должен был это проверить. Ло Бинхэ, этот пропавший и вернувшийся громом средь ясного неба юноша, «сучий выродок», как назвал бы его небезызвестный бывший лорд пика культуры и искусств, порой пугал своими способностями. Объявившись правой рукой главы Дворца Хуаньхуа, наведя переполох и сбросив с сияющего пьедестала своего бывшего Наставника****, он умудрился предстать пред публикой благородным и достойным молодым человеком. Искренне сожалеющим о злодеяниях этого наставника и надеющимся вернуть пошатнувшиеся весы справедливости в их исходное положение. Цинфан, как и все, почти поверил во все грехи Шэнь Цинцю, выложенные на всеобщее обозрение (ему ли не знать о поганом характере старого Змея)… - Наставник, как долго Вы надеялись скрывать убийство старейшины Лю? – Мелодичный и мягкий голос, полный горестного разочарования, впился ржавым гвоздем Цинфану в затылок, взорвав перед глазами черные звезды и почти полностью лишив зрения. Ошарашенное перешептывание и возгласы вокруг сливаются в неразличимый шум. Убийство? Кого? Когда? - Неужели Вы действительно считали, что никто не свяжет время его уединенной медитации в пещере Линси с Вашим? И дальнейшее его исчезновение? Даже в день нападения демонов на Цюндин, в тот критический для всех нас момент, - Ло Бинхэ многозначительно понизил голос, умолчав тот факт, что сам едва не погиб под молотом Тяньчуя с легкой подачи Цинцю, - он не пришёл на подмогу. Не в той ли пещере, уважаемые лорды Цанцюн, вы нашли сгнившее тело старейшины Лю спустя долгие месяцы? Месяцы. Сколько месяцев тогда прошло? Сколько лет? Видевший трупы разной степени свежести лекарь пребольно прикусывает язык, чтобы усмирить всплывающий в сознании образ истлевшего, обезображенного Солнца. За гулом голосов он едва слышит голос Бинхэ. - Стоит ли мне напомнить уважаемым лордам о том, кто выступил тогда с предложением как можно скорее захоронить его останки, не дожидаясь возвращения на Цанцюн старейшины Му? Не затем ли, чтобы скрыть истинную причину его смерти? Цинфан распахивает зажмуренные ранее глаза, устремляя взор на связанного Вервием Бессмертных Шэнь Цинцю. Нет. Что-то здесь не так. Мотивы не совпадают. - Он умер от искажения ци, неблагодарный ты щенок, - цедит сквозь зубы Змей, мазнув по лицу Цинфана мимолетным сложночитаемым взглядом и вперив его в невидимую точку на лбу Ло Бинхэ. – Демоново отродье. – Его голос пропитан бессильной ненавистью не только к нему, но ко всем вокруг, помноженной на каждый вытащенный публично грех. Кажется, внезапное появление Цю Хайтан пробило немалую брешь в его эмоциональной и словесной броне. - Не надоело еще переворачивать факты, пытаясь очернить имя своего Наставника? Причину смерти трупа такой давности Цинфан, скорее всего, не смог бы установить при всем своем мастерстве и желании. ***** И Шэнь Цинцю это знал. Тогда зачем? Неужели… - То есть бессмертный Шэнь никогда не грозился убить лорда пика Байчжань при первой же возможности? – Приходит на помощь своему новому протеже глава Дворца Хуаньхуа. Кончики губ Ло Бинхэ дрожат в едва заметной улыбке, когда он медленно подходит к связанному наставнику. Тот вскидывает голову с горящими яростью глазами, и Цинфан только теперь замечает на его шее наливающийся багровым синяк. - … Грозился, - выплевывает после небольшой заминки Шэнь Цинцю. Его колотит словно от лихорадки. На лбу уже выступили капли пота. На губах видны размазанные следы крови… Разве он был серьёзно ранен? - И совсем не виноват в его смерти? - … Виноват, - хрипит он, сжимая дрожащие ладони в кулаки и закрывая глаза под возмущенные, требующие возмездия возгласы окруживших его людей. - Думаю, это всё, что нам требовалось знать. … если бы не парочка сомнительных мелочей. И он всё же должен был в них убедиться. Кап. Кап. Кап. Кап. Как и ожидалось, после визита Юэ Цинъюаня на теле Шэнь Цинцю не осталось серьёзных ран. Зато появилось множество свежих, не опасных, но довольно болезненных. Судя по их виду, в основном от плети молодой госпожи Дворца. Что странно, ведь главным истязателем, по логике, должен бы быть жаждущий «справедливости» бывший ученик. Значит, по возвращении на Цяньцао, придется перерыть свою библиотеку в поисках способов пыток, не оставляющих после себя следов. От легкого, изучающего прикосновения к лиловым синякам на шее, по телу бывшего лорда идет волна дрожи, и он распахивает свои мутные, болотного цвета глаза. Истинно Змей. Кап. Страх. Кап. Узнавание. Удивление. Кап. И вот он, снова страх напару со злостью. Почему ты боишься меня, Шэнь Цинцю? - Какого хрена ты сюда пришёл? – Тихий треск сквозь разбитые губы. Он рывком слегка оглушенной кобры отшатывается от Цинфана, пытаясь поднять вместе с обессиленным телом уязвленную гордость. Почти падает снова, но, все же удержав равновесие, садится на холодные плиты. Вид его потрепанных нижних одежд откровенно жалкий, теперь придающий сходство с белой подопытной крысой, нежели с грациозной змеей цвета цин. - Тоже решил воззвать к моей совести? Раскаянию? Или все же пришел отомстить во имя светлой памяти о своем самовлюбленном выскочке? – Нет, морщится лекарь. Яд в голосе все тот же. Змеиную натуру так просто не изжить. Шэнь Цинцю мотает головой, оглядываясь в поисках конвоя. Естественно, у входа стоит пара стражей Дворца. Любые попытки побега будут пресечены, малейший признак сочувствия и помощи замечен, даже тихий шепот, отраженный от стен, будет услышан и доложен. Иного от бывшего ученика главного стратега Цанцюн ожидать и не следовало. Распущенные волосы падают на плечи, и Цинфан замечает, что те, хоть и спутаны, но на удивление чисты. Перед взором почему-то проносится картинка того, как Ло Бинхэ самолично моет волосы бывшего лорда в принесенной слугами бадье, обманчиво нежно говорит что-то вроде «Мы же не хотим, чтобы люди на суде решили, будто я издеваюсь над Наставником еще до вынесения приговора?», наматывает черный шелк на кулак... Цинфан тут же стирает ее из головы как совершенно бредовую. Шэнь Цинцю, с его-то гордыней и отвращением к прикосновениям мужчин, подавился бы собственным ядом, но не позволил бы таких вольностей… Хотя, если парализовать его?.. Нет, нет, к черту такие мысли. Нужно поторопиться и вытянуть правду из этого лживого рта. - Ничего личного, Шэнь Цинцю, - Цинфан садится на корточки. Хочешь расположить к себе человека, говори с ним на его уровне. – Обычная проверка преступника на наличие повреждений, мешающих проведению справедливого суда. Он тянет руку к шее бывшего лорда Цинцзин (тот пытается отшатнуться, почти валится, связанный, с платформы в смертельные воды, но с шипением возвращается на место сильной хваткой за ворот нижних одежд), кладет три пальца на сонную артерию, считывая жизненную пульсацию тела напротив. В привычной картине то и дело рябит какая-то примесь, и он чуть хмурит брови, но молчит. Времени на догадки нет, напрямую спрашивать нельзя, остается лишь запомнить этот факт. - К тому же, - продолжает Цинфан, - навреди я тебе, об этом сразу узнают, верно? Змей замирает и прищуривает глаза. Догадывается. «Окажи я тебе помощь, об этом узнают тоже?» - Верно. – Оскал. – И это демоново отродье сильно взбесится, обнаружив, что кто-то ломает его игрушки. «Он сломает и тебя, если узнает, что помогал мне.» - Вот и не буду портить свою репутацию. Одного позора для Цанцюн достаточно. – Шэнь Цинцю, кажется, готов впиться клыками в его руку, и Цинфан, не отнимая пальцев от пульсирующего сосуда, легонько гладит его самыми кончиками. «Успокойся. Так надо. Ты и сам знаешь.» - Одним позором наши чертовы хребты не отделаются, - цедит сквозь зубы Змей, - он переломает все, что хоть как-то связаны со мной. – «Поэтому держись-ка от меня подальше, Цинфан. А лучше и вовсе беги, пока можешь.» Интенсивность его взгляда почти обжигает, а потом разрывается злой усмешкой. – Видишь, какого заботливого щенка я взрастил? Он готов разорвать всех, кого я ненавижу. - Ты действительно столкнул его со скалы? - Естественно. – Лжёт.****** – С чего бы мне спасать это сучье отродье, если оно не прожило бы и пары дней? Какой мне прок был во время хаоса делать ставки на безнадежного ублюдка? Теперь вот думаю, следовало просто зарубить его тогда... Цинфан молчит, пытаясь расшифровать его кривую ухмылку и слова, наполовину сокрытые ложью, но от напряжения начинает гудеть голова, и он решает просто запомнить эти фразы. - Лю Цингэ. – Пульс под пальцами пускается вскачь от одного имени. – На площади ты упоминал про его искажение ци. Ты воспользовался этим и убил его? Теперь уже молчит бывший лорд пика Цинцзин. От молчания этого Цинфана начинает потряхивать. По вискам цинично бьет равнодушное «Кап. Кап.», а ответ так и не звучит в воздухе. - Даже не смей, сукин ты сын, пытаться лгать мне. - Обычно сдержанный и вежливый лорд Цяньцао хватает за ворот бывшего «старшего брата» и немилосердно встряхивает его. – Даже не смей! Шэнь Цинцю продолжает молчать, его челюсти сжаты так, что слышен тихий скрежет зубов, сухие, разбитые губы – тонкая линия упрямства. - Если ты не ответишь на этот блядский вопрос, - шипит Цинфан на манер того же Змея, приподняв его за грудки, - я швырну тебя в эти чертовы воды. И мне по большей части плевать, что там будет дальше, веришь, нет? И он верит. Сложно не верить разъяренной Пустоте, что грозится верной гибелью. - Да! Да, я убил его, как только представился шанс! Такая редкая удача, а-ха-ха, не думаешь же ты, что я упустил бы её?! – Он отлетает на середину платформы, звонко ударившись затылком о плиты. – Или стал бы помогать этому безмозглому выблядку, а?! Ха-ха-ха, да разве презренный Шэнь хоть когда-нибудь пытался кому-то помочь?! – Из зажмуренных глаз текут слезы, из горла вырывается дикий смех. – Разве извечно предающийся разврату в борделях и растлевающий малолеток меч Сюя пройдет мимо спины брата или друга, не проткнув её, а?! Ах, простите, о чем это я, у него же отродясь таких не водилось... И ни слова правды. Цинфан стоит рядом, закрыв глаза. Кап. Кап. Кап. Шэнь Цинцю лежит на грязной платформе, переводя дыхание. Кап. Кап. Кап. По стенам расшибается звук открывающейся двери и тяжёлых шагов. - Знаешь, Цинфан, - хрипит он и откашливается, - мне даже жаль, что настоял тогда на его захоронении, и тебе не довелось взглянуть на эту смердящую, бесславно подохшую груду гнили. – Цинфан молча отворачивается и идёт к выходу. - Интересно, ты бы целовал ее так же страстно, как и надгробие? – Сжимает кулаки, усмиряя бушующее сердце. – Ненавижу… Как же я вас всех ненавижу… Последние слова едва достигают слуха, когда он подходит к Ло Бинхэ, идущему навстречу. Богатые одежды Дворца Хуаньхуа выгодно подчеркивают его тело, уже переросшее самого Цинфана. От того щенка, что рос на пике Цинцзин остались лишь смутные тени, и в полумраке подземелья они растворяются, уступая место совершенно незнакомым чертам. - Есть ли какие-либо претензии к содержанию пленника у уважаемого лорда пика Цяньцао? Я уже выдал указания страже не подпускать сюда никого без моего ведома во избежание неприятностей, но, увы, полностью контролировать молодую госпожу даже мне не по силам. – Голос. Пожалуй, голос остался всё тем же, лишь самую малость прибавил глубины. И виноватая, мягкая улыбка. - Отнюдь. Его состояние полностью соответствует критериям, необходимым для суда. Взгляд. Покрытый Вечными льдами взгляд, ломающий в мелкое крошево любую броню, тяжелым молотом опускается на слабое тело целителя. Вот только до мастерства Цинцю этому щенку все ещё далеко – во льдах скрывается жадный голод добравшегося до косточки пса. Цинфан равнодушно одергивает рукава ханьфу и собирается уже выйти вон, но тяжелая рука ложится ему на плечо, посылая по телу едва заметно зудящие, считывающие волны энергии. - Вы так и уйдёте? – Но целителю скрывать нечего. – Разве глава Юэ не просил передать Наставнику сил? – О, конечно же он просил, только толку в этом нет никакого. У этого пса слишком острые зубы. – У Вас нет ни малейшего желания залечить раны бывшего брата и друга? - Брата? – Тихая усмешка. - Друга? – Цинфан встречает льдистый взгляд своим, горящим безбрежной яростью, и выплевывает каждое слово максимально четко. Чтобы услышали все. – Эта дрянная крыса убила единственного человека, которого я любил. Она завистливым Змеем сожрала мое Солнце. Сами как думаете, господин Ло, хочу ли я лечить его раны? – Он сбрасывает руку Бинхэ, дернув плечом и прерывая контакт. – С братьями так не поступают. А что насчет дружбы... В глазах напротив удивление напару с триумфом. Не отберут. Не тронут. За спиной слышится зарождающийся смех. – Друзьями с Шэнь Цинцю мы никогда и не были. После суда можешь хоть в клочья его разорвать. Заслужил. В диком смехе, отлетающем от стен, сквозит радостью и болью, облегчением и отчаянием. Безумием. Цинфан замечает с трудом подавляемый оскал на губах Бинхэ, прежде чем тот огибает его, направляясь к пленнику. Кап. Кап. Кап. Он медленно бредет к выходу, пытаясь унять дрожь в теле и заглушить этот смех в ушах равномерным звуком шагов по плитам. Шаг. Шаг. Шаг. Нужно выбираться отсюда, пока самообладание не полетело к чертям. Бежать, пока всё не испортил. За мгновение до того, как тяжелая дверь обрубает путь назад, дикий смех срывается на крик. Примечания: * Все же помнят, что в Китае цифра 4 созвучна со словом Смерть? Так что эту фразу следует читать как "Разве нам стоит бояться смерти? " ** 5 五(wu) в "цифровом" Китайском также считается созвучным (равным) "Я" 我(wo) *** Все же напомню, что в Китае считалось(ется), что у человека есть несколько душ, вместе составляющих индивидуальное "Я", а их разрушение или потеря гармонии между ними - одна из причин болезней как психических, так и телесных. Самое распространённое их количество - 3, однако, есть мнение и о 7 (3 хунь и 4 по), и о 10 (3 хунь и 7по)... в общем, тот еще гемор х) **** Да, я знаю, что все привыкли к переводу 师尊(shizun) как к "Учитель", но это так мерзко попахивает слюнявым начальным классом... Так что простите эту вольность, но мое знание языка и "встречи" с этим обращением упрямо позиционируют 师尊 как более одухотворенное "Наставник", тот, кто вызывает безмерное уважение, может наставить на верный Путь, оберегать и быть примером, заменить отца и мать. И, да, потому я и пишу Наставник при уважительном обращении, подчеркивая титул, благоговение (пусть и фальшивое), а просто "наставник" - при упоминании "мимоходом". ***** В среднем труп полностью разлагается за год, но, естественно, все зависит от самого тела, окружающих его условий и живности. Например, в очень сухих и ветренных местах происходит мумификация, в очень влажных, на дне - иногда образуется мыловоск, в болотах - дубление, в полных металлов, соленых водоемах - кальцификация, но всё это крайности, встречающиеся довольно редко (по ним можно найти кучу интересных деталей биографии, но вот именно причина смерти чаще так и остается неизвестной). Поэтому то, что тело в пещерах, пусть всё же "нехило сгнило", но сохранялось несколько десятков месяцев, может говорить лишь о том, что что-то его пыталось сохранить... ****** В оригинале я помню лишь два описания этого момента: в первом "по коварному плану Шэнь Цинцю, Ло Бинхэ упал в Бездну...", во втором "Изначально это был лишь пинок/ловушка/подрыв, теперь же присоединился еще и меч!" Угадайте, какую версию выбираю я, учитывая, что Шэнь Цзю терпеть не может кого-то трогать.