Вот стою, держу весло...

      Всегда мечтал жить на курорте. Недаром Дильмун считается у шумеров райским местечком. Одна только полоса песчаных пляжей по всему периметру превращает эти места в сказку. И сейчас я просто балдею, созерцая гладь моря. Совсем чуточку волнистую, но спокойную и умиротворяющую. Рядом, под пляжным тентом, состоящим из льняной простыни, двух палок и двух камней, на пелёнке копошится мой племянник - сынишка сестры Нэми и "братишки" Хапа. Он уже способен ползать на животе.       Сама сестра, моя супруга Тэра и начинающая богиня Тияна выбираются из моря и выгоняют на сушу целую команду детворы: мелкие закончили купание и строго по распорядку должны обсохнуть, возводя замки из песка или разглядывая добытые со дна морского ракушки и мелкую живность. Тех, кто не умел плавать, я уже научил, как когда-то (в прошлой жизни) дочек и внучек. И нырять тоже. Малыши здесь получают права в четыре года. Вместе с обязанностями: убирают мусор, подкармливают топливом очаги и вообще в меру своих сил и соображалки делают всё, что им поручают. Эту систему трудового воспитания совсем не хочется разрушать. Но и к классическому школьному обучению их тоже следует приучать.       - Дети! Все ко мне! - командует Нэми. - Пусть каждый из маленьких положит перед собой по три ракушки справа и по две слева. Ты, ты и ты - показывает она на тех, кто постарше, - разровняйте песок и напишите на нём: "День начинается утром и заканчивается вечером". Я проверю, кто сколько ошибок сделает.       Я, тем временем, подзываю к себе самых больших - у нас по плану египетский треугольник.       Женщины в нашей компании в раздельных купальниках, а мальчики и девочки - в плавках. Не так уж трудно это сшить, если есть ткань и нитки. Наготу же здесь и сейчас никто противоестественной не считает. Просто мы в пляжной форме одежды.       - Представляешь? - сказала Тияна Тэре, - уже третий колодец попытались выкопать, но так воды и не нашли. Упёрлись в известняки, попытались обойти их, двигаясь в сторону, но всюду сплошной монолит, начиная с глубины по пояс. Теперь придётся закапывать, а то туда набежит дождевая вода.       - Не надо закапывать, - ответила Тэра. - Забетонируйте там, где может осыпаться. И пусть вода набегает. Получатся озёра вокруг лазарета.       Это девочки начинают продумывать ландшафт территории, где идёт постройка храма Дианы. По нынешним обычаям полагается возвести зиккурат, но пока наших возможностей хватило только на ленточный фундамент - квадрат тридцать на тридцать метров или шестьдесят на шестьдесят локтей. Сама "лента" имеет ширину в локоть, а в глубину - до известняка, которым тут всё геологически сложено.       Место для постройки Тияна выбрала там, где расположились местные джунгли - это пологая котловина, поросшая буйной тропической зеленью. Увы, подземных вод на разумных глубинах здесь достичь не удалось.       Лечебный корпус храмового комплекса пока представлен хижиной с крышей из пальмовых листьев - таков один из местных стилей строительства. Лабораторный корпус (я зову его зельеварней) - парусиновая* палатка на деревянном каркасе. Вопрос о том, из чего возводить стены капитального храма пока остаётся предметом дискуссии.       Община постепенно перешла на вахтовый стиль жизни. В Уруке все мужчины разом собираются только в период ремонта ирригационных сооружений нома. В другие фазы земледельческой активности там находятся только те, кто нужен для вспашки, сева, косьбы или обмолота. Обеспечить это удаётся благодаря устойчиво работающему транспорту - наши суда затрачивают на путь от Урука до Дильмуна три-четыре дня.       Зерна в хранилищах старого посёлка оставляем столько, сколько исчисляется в качестве подати из размеров возделываемой и орошаемой пашни. Это около трети урожая, и это много, потому что урожайность на старых общинных землях просто ураганная. Я прикидывал по знакомым мне меркам типа столько-то центнеров с гектара, как сообщалось в советские времена рубрикой "Вести с полей", и офигел, сообразив, что шумеры с каждого квадратного метра берут целый килограмм еды. То есть с гектара собирают порядка сотни центнеров. Даже вскапывай они землю палками-копалками и срывай колосья голыми руками - и то бы не голодали.       А нам, кроме двух урожаев в Шумере, достаются ещё три на Дильмуне. Кроме того, немало зерна мы покупаем в других номах. Самим столько просто не съесть, зато есть чем расплатиться за нефть, ткани и лес. Лес доставляют с речки Керхе братья Сун. Круглый лес в плотах - берега Керхе богаты на него. Заготавливают его тамошние жители. Они же переводят срубленные сучья на поташ. И ещё собирают живицу. Пришлось объяснить людям, что нам требуется. Научить правильно выполнять нужные операции и начать обеспечивать их провизией - хлебом и вяленой рыбой. Нашлись в тех краях и бортники, охотно ставшие пасечниками. Мы подогнали им ульи, а по образцам они и сами теперь их делают.       Плоты к устью Керхе приводят те же братья и передают Курушу, который буксирует их своим парусником до самого Дильмуна. Это самая тоскливая операция, потому что занимает больше недели. Плоты очень неохотно двигаются, если не вниз по течению.       Общинники прекрасно поняли, что сиюминутная выгода от каждой отдельной торговой сделки не так уж важна - можно и проколоться разок-другой. Тем более, что община без особого напряжения возместит возможные убытки. Важно образовать устойчивый канал поставок большого количества нужных нам вещей. И когда я говорю "общинники" - имею в виду не всех поголовно, а тех, кто принимает решения. Старейшина входит в их число по умолчанию. Я о наших тамкарах: Пале, Куруше, Хапе и Пато. Называться столь уважительным словом они стали с того момента, как начали служение богине Диане, её верховному жрецу Аккорденамданапалу (это полное имя нашего старейшины, принявшего на себя обязанности эна или энси) и мне, как его лугалю - Карпонданамылшу. Только не заставляйте меня ещё раз записывать эти длинные слова, а тем более переводить их на русский.       Так о храме. Без почитания богов в эти времена не обойтись, поэтому пришлось для себя принять небольшой пантеончик, основанный на шумерском списке богов. Главный у нас на Дильмуне верховный бог Ан. Координатор и ужасный любитель порядка. И хватит с него пока, тем более, что при нужде можно ещё навесить то, что потребуется.       Энки ответственен за образование, источники пресной воды и плодородие почв. За растения и всякое-разное по хозяйству.       Энлиль - бог ветра и дыхания. Плюс громы, молнии, тучи, дожди. Одним словом, для простоты мы сознательно разделили верхнюю и нижнюю полусферы.       За женское плодородие и врачевание ответственной назначили Инанну - старшую сестру нашей Дианы, которая, если кто-то забыл, и есть Тияна. Но Тияна - богиня рабочая - одна из нас и всегда на виду. В отличие от Инанны, о которой никто не ведает - где болтается и чем занимается?       Теперь, в случае ревизии из Шумера, у нас всё в полном соответствии с принятой доктриной. А ревизоры вполне могут нагрянуть в любой момент - на северной оконечности острова иногда хоронят уважаемых людей с материка. Не просто закапывают, а помещают в домики вроде землянок с несколькими камерами: их строят заранее и, как только, так сразу везут сюда останки усопших и торжественно погребают.       Мы стараемся там не отсвечивать, но людей на острове много. Все они наши тайны хранить не станут. Поэтому мы и не прячемся, чтобы не спровоцировать вероятных стукачей. Кстати, местные - вовсе не сплошные шумеры. Здесь обитают люди разных племён, языков и обычаев. Есть и такие, с которыми смогла объясниться Лыта. То есть, предположительно, носители языка семитского корня. Они приехали с Аравийского полуострова, который с Дильмуна виден невооружённым глазом. Есть из Элама и из других мест, названия которых мне ничего не сказали, а их собственные языки не вызвали никаких аналогий. Поэтому шумерский здесь - язык межнационального общения.       Так вот. Храм Дианы постепенно становится культурным центром, потому что здесь не только лечат, но и учат письму. Для детей организован интернат, который пока больше смахивает на ночлежку: крыша над головой, циновка для сна, да кормёжка утром и вечером. Рядом - рабочие места для взрослых: солепромысел, мастерские, стройка. Все условия для жизни. Семейным предоставляется отдельная палатка и питание, как у всех.       Не скажу, чтобы народ со всего острова попёр сюда валом, но некоторый приток кадров в общину наблюдается - положение пришлых наёмников от положения наших людей ничем не отличается. Начинают новички обычно с распиловки брёвен, а дальше у каждого свой путь. Есть и такие продвинутые, что ездят с нашими на старые земли в рабочие командировки. А иные так и будут до старости пилой работать или копать. Может, и не копать, если не поступит указаний. Кто-то просится в экипажи торговых судов, а кто-то самозабвенно сидит на попе ровно и вырезает фигурки из дерева.

***

      С гематитом у нас получилось непросто. Мы продолжали покупать его у собирателя камней, но искали и другие источники этого стратегического сырья. Прежде всего, на реке Хабур, где эти приметные камушки встречала Лыта. Пато сходил туда на катамаране, поскольку Пал и его команда вместе с судном могли запомниться местным, как убийцы, лишившие жизни троих соплеменников. А обычай мстить в тех местах бытует.       Нашего изобретателя кирзовых парусов встретили приветливо: шумерцев здесь знают, а на его катамаране нет знака о принадлежности к нашей общине. Так что насчёт сбора нужных нам камушков договориться удалось легко. Затем Пато двинулся дальше вверх по Хабуру и обнаружил, что здесь тоже живут как бы шумеры - сеют хлеб, строят храмы и обжигают посуду. Но язык опять другой, хотя и сходный с нашим. Посуда у них пузатая, глазированная, расписная и очень тёмных цветов - у нас в нижнем Шумере такая встречается редко и ценится высоко. Храмами наш тамкар интересоваться не стал, зато кувшинов накупил целый десяток.       Гематит здесь тоже встречается. Немного его подсобрали местные мальчишки, да и продали гостю из дальних краёв в обмен на вкусные лепёшки с мёдом, которые пекли прямо на катамаране. А что делать, если такая здесь конъюнктура рынка?       В сумме Пато привёз четыре тонны железной руды отличного качества - каждый кусочек был тщательно отмыт. В низовьях Хабура ещё и осталось несколько тонн - просто на судно взять больше оказалось нельзя. Пришлось оставлять предоплату тамошним старшинам. Серебром.       Этот драгметалл мы брали в "Армении". Ювелир, живущий на берегу озера Ван, покупал наши железные полосы за два веса серебра. Обычно туда ходил Пал, привозя обратно и серебро, и соду. Ну и берилловый лом, но его было немного. Хотя ещё Пал привозил жернова - там действовал постоянный заказ в одной из артелей каменотёсов. Оставалось только забирать готовую продукцию и расплачиваться. Мельницы мы собирали на Дильмуне. Те, что с ручным приводом, продавали в том же Шумере, а ветряных нам и самим не хватало - сложные это устройства по нынешним временам.       Наш флот стал редко брать фрахты: даже перевозки в собственных интересах приносили огромные прибыли. Это не считая продажи соли и мыла. Одним словом, у нас накапливалось серебро. Пришлось разбираться с мерами веса, потому что его "отсчитывали" именно взвешивая. Самая мелкая из гирь тянула на восемь-девять граммов. Откуда такой разброс? Есть у меня версия, что из-за разнобоя в длинах локтей от города к городу, потому что единица длины "палец" определена однозначно - одна двадцать четвёртая локтя. Так вот, тутошние "шик" и "сик" - это вес одного кубического пальца воды. Если принять локоть равным точно полуметру, то вес улетает за девять граммов, вместо восьми, которые получились бы, если палец полагать равным двум сантиметрам, как обычно поступал я.       С другой стороны, самый маленький из встречавшихся мне локтей имел длину порядка сорока сантиметров. Тогда этот несчастный минимальный разновес становится близким к четырём с половиной граммам. Двойная разница, если кто-то не заметил. Осознав это, я заложил основы законодательной метрологии и назвал данную единицу привычным мне словом "шекель", как деньга в будущем Израиле. И приравнял её к одной шестидесятой маны (или ману), равной половине килограмма. То есть шекель - это восемь и три в периоде грамма. Чтобы проще: три шекеля - двадцать пять граммов. А двенадцать - сто грамм. И сам не запутаюсь, и здешним математикам ничего не испорчу.       Десяток таких гирек, то есть по восемь и одной третьей грамма, отлили в мастерской из инструментальной бронзы в виде цилиндров, все поверхности которых покрыли рельефом против подпиливания. Впрочем, точнее, чем в одну десятую грамма выполнить эту меру нам не удалось. Да и степень защиты устоит только от подтачивания об кирпич. Ну а весы тут и без нас делать умеют.       Шекель серебра, между прочим, довольно значительная сумма. Применимая лишь при крупных покупках или продажах. А в бытовых случаях приходится расплачиваться солью (ложечками) или зерном (горшками или кружками). То есть для этого существуют свои меры объёма сыпучих тел - большие и малые. Причём, свои в каждом городе. Совпадают они с другими или не совпадают - вопрос, конечно, очень интересный. Да вот заниматься им недосуг. Ни мне, ни кому-либо другому. Всяк выкручивается, как знает. Наши вообще стали возить с собой собственные меры веса и объёма, дабы сверять их с местными, ведя пересчёт или используя собственные средства измерения при купле-продаже. Мне же стало интересно ввести монетки в одну десятую и одну сотую шекеля чисто для расчётов на Дильмуне. Тут ведь тоже существует торговля, пусть и не столь оживлённая, как в городах на материке.       Не стал изобретать велосипед: "монеты" выполнили из кожи, как (читал когда-то) финикийцы. Прямоугольники размером с памятный мне украинский купон многоразового использования проклеймили тавром вроде того, которым клеймят скот. Схема номиналов простейшая - один, два, пять, десять, двадцать, пятьдесят. Чтобы не искушать вероятных фальшивомонетчиков пририсовывать нули, свободное поле заполнили изображениями баранов, быков, львов и иных зверушек. Этими купонами и стали выдавать зарплату. Не все поначалу брали, но потихоньку эти платёжные средства вошли в обиход.       Толчок дали заезжие мореходы, которым не нравилось резать серебряные слитки, расплачиваясь за воду, продукты и материалы для ремонта. А потом взвешивать обрезки, то добавляя крошечку, то убавляя капельку - геморройное, скажу вам, дело. Куда проще продать имеющуюся серебруху по её изначальному весу, а потом расплачиваться "кожанчиками", имея возможность получить сдачу.       Эти, с позволения сказать, деньги каким-то неведомым образом получили распространение и за пределами острова. Неудобно стало, потому что приходилось допечатывать время от времени. А то приезжие их увозят и обратно они не возвращаются.