Proprietari

      Белоснежная кухня в свете полуденного солнца должна резать глаза, но вкрапления серых пятен на мебели и стенах — смягчает эффект, не давя на психику столь остро. Обставленная техникой по последнему слову современной жизни, она представляла собой идеальное переплетение трех зон: просторной столовой, бара с высокой стойкой и стулья, и той частью, где творится магия приготовления пищи.       Сквозь высокие, распахнутые окна в помещение влетает ветер и игриво танцует с невесомой вуалью штор. Эфемерной лапкой касается цветов на обеденном столе, подхватывает тонкий аромат еды и зеленого чая вперемешку с терпко сладким вином, и уносит с собой на улицу. Тихий перезвон столовых приборов и недолгое уютное молчание.       — Тебе стоит прекратить это делать, — чашка с едва отпитым зеленым чаем с мягким стуком соприкасается с тарелкой. Синие, как полночное небо, глаза удивленно смотрят в ответ на неожиданное замечание.       — Не понимаю, о чем ты, Алауди, — в голосе причудливо переплетаются нотки вопроса и насмешки. Мягкой, безобидной, что совершенно не вызывает желания огрызнуться или ударить, как было некогда. Давно, пожалуй, едва ли не в прошлой жизни, когда они только познакомились и не научились читать интонации друг друга.       — Прекрати соблазнять моего брата, — разъясняет свое замечание блондин, строго смотря на старого друга, в гостях у которого и проходил завтрак. И слышит в ответ мягкий смех, а во взгляде видит ехидство.       — Ты разбиваешь мне сердце, mon ami, — лукаво тянет Деймон, пряча улыбку за бокалом вина. — Когда это я интересовался малолетками?       — А как это, по-твоему, можно назвать? — светлая бровь выгибается, и серо-голубые глаза смотрят вопросительно. — Каждый раз, когда он возвращается из этого дома, то только и слышно твое имя вкупе с проклятиями.       Спейд фыркает и, чуть поерзав на высоком стуле, облокачивается на барную стойку. Тонкие, как у музыканта, пальцы обхватывают ножку бокала с вином, и молодой человек делает маленький глоток, катая на языке виноградный напиток. И Алауди ловит себя на том, что друг весьма гармонично смотрится в этой белоснежной кухне ярким пятном. Высокий, стройный, с молочной, как у воспетых писателями в классике, аристократов кожей. Его можно было бы назвать красивым, точнее, он действительно являлся таковым. Просто красота была хищной, лисьей. Вроде бы и милый, но присутствовало нечто такое… Чуть заостренные черты лица, смягченные светло-синими прядями волос, забавно уложенные причудливым хохолком на затылке и двойной пробор на голове.       Босые ступни ног, белоснежные брюки из мягкой ткани и нереально алая кофта из крупной вязки, без рукавов и обхватывающая тонкое горло широким воротом.       Старший Хибари отчасти понимает младшего брата с его фиксацией на Спейда. Он мог выглядеть как угодно. От неприметной посредственности на которую взглянешь, а после забудешь через три минуты и не вспомнишь. До завораживающим одним только взглядом инкуба.       «Смертоносная кобра», — мелькает мысль в голове блондина, стоит ему поймать чужой взгляд из-под полуопущенных ресниц.       Деймон молчит, прекрасно зная о том, как это действует на нервы собеседника. Но Алауди достаточно знаком со своим темноволосым визави, чтобы быть терпеливым. Он видит, что тот о чем-то размышляет, медленно попивая вино, и сам делает глоток давно остывшего чая. С едой покончено, и пора бы идти будить брата, которому, на минуточку, уже пора давно было встать самостоятельно на пару с другом. Видимо вчера все же засиделись за школьным проектом допоздна.       — Никто его не соблазняет. Тебе ли не знать, как я отношусь к тем, кто завлекает малолеток, — в голосе Деймона звучит сталь и холод снежной вьюги. Блондин чуть вздрагивает, настолько неожиданно прозвучал ответ.       Хозяин дома не смотрит на старшего Хибари, но тот прекрасно знает, что сейчас в полно-синих глазах горят костры Ада и отблеск гильотины. А мысли ушли далеко в прошлое. Туда, где они все были ещё детьми и где жила милая девочка Елена, душа их мальчишеской компании. Маленькая принцесса, которую они клялись защищать и оберегать, но так и не смогли. Слишком красива, даже в свои двенадцать, слишком чиста и невинна. Слишком… доверчива. Такой она и осталась в их памяти. Златовласый ангел с мягкой улыбкой и звонким смехом. Безмятежно спящая в гробу. Мертвой, но все же живой.       Во рту появляется горечь, изрядно приправленная долей лимонной кислоты от нахлынувшего понимания того, куда ушел разговор. Ведь в воспоминаниях друга: поломанное и изуродованное тело хрупкой куклы, подвешенное на ветке дерева тонкой веревкой. Он первый нашел ее и позвал взрослых. И первый, кто услышал страшные слова: «маньяк», «изнасилование» и «новая жертва». Случайно подслушал разговор, но запомнил. И не забыл. На этой почве они и стали друзьями с Алауди. Отец блондина вел то дело по просьбе сына. И это определило их будущие профессии: детектив и психолог-криминалист.       — Прости, — тихо выдыхает молодой следователь. Он не хотел напоминать, просто так вышло. Деймон порывисто кивает, принимая извинения, но чувство испорченного утра никак не хотело уходить. Казалось, белоснежную кухню укрыла темнота, а щебет птиц за окном стал приглушенным, скорбным.       Блондин поднимается из-за стола и даже успевает сделать в сторону друга один шаг, когда в кухню врывается, по-другому и не скажешь, сводный брат Спейда. Что-то экспрессивно выговаривая неизвестному по телефону, семнадцатилетний подросток одним своим присутствием разбил тягостную атмосферу. За ним следом, более спокойно вошел Хибари Кея. Алауди кивнул парням и жестом указал на часы. Его младший братишка недовольно скривился и раздраженно посмотрел на мельтешащий по кухне сгусток энергии. Мукуро, не отпуская мобильник, пытался положить еду на тарелки и перенести их на стол. И все это в темпе вальса и сальсы.       Деймон фыркает, отставляя недопитый бокал вина в сторону, и плавно соскальзывает со стула, поворачиваясь к гостям спиной. И делает вид, что не слышит судорожного втягивания воздуха сквозь сжатые зубы. Что не ощущает на себе голодного взгляда, скользящего по открытым участкам кожи. Молодой человек отталкивает от плиты брата и сам раскладывает по тарелкам еду, передавая их подошедшему блондину, что с холодным укором бросает на него свой взгляд. Лишь едва заметно приподнимает кончики губ в усмешке.       Алауди всегда знал, что Спейд тот еще провокатор, но одно дело наблюдать это в сторону других, иное, когда подталкивают к грани его младшего родственника. Старший Хибари видит, как поддается вперед Кея, как трепещут крылья носа, а в серых глазах вспыхивает голодное пламя. Видит и понимает его состояние. Младший увяз в Деймоне, хоть и будет это отрицать даже под пытками. Сейчас он просто жадно ловит момент, вглядывается в идеально ровную спину, что бесстыже открыта миру — алая кофта оказалась с подвохом: закрытой являлась лишь грудь и шея, а вот сзади был вырез, глубокий, можно сказать.       И после этого, он говорит, что не соблазняет никого? Молодому детективу хочется дать по шее другу и закутать с ног до головы в паранджу. Но вместо этого, он лишь бросает капельку раздраженно:       — Ешьте быстрей, и я отвезу вас в школу.       Мукуро фыркнул на замечание блондина и, коротко попрощавшись с собеседником по телефону, сел за стол. Спорить с Алауди гиблое дело, хуже только с Деймоном. Кстати, а почему старший Хибари здесь и готов поработать таксистом?       — Куфуфу… Будешь сегодня личным шофером? — в голосе ехидство, а разноцветных глазах вопрос.       — Я не могу вас увезти, позвонили из института, — вместо гостя откликается Спейд, допивая вино и споласкивая бокал. — Поэтому сейчас еду туда, а Ал подбросит вас. Ему по пути.       Кея хмурится, но молчит и ест свой завтрак. Рокудо кивает, принимая ответ. Хозяин дома улыбается еле заметно и спешит в свою комнату, спиной ощущая горящий взгляд серебристых глаз.       Интересно, зачем деканату он понадобился?