Гармония для троих

Мир полностью соткан из стереотипов. Альфы — грозные и статные, готовые жопы (не только омежьи) рвать любому кто в их сторону зыркнет, омеги — тихие и изящные мальчики-зайчики, которые ничего тяжелее пакета с продуктами в жизни никогда не поднимали. Все живут только для того, чтобы встретить своих истинных. Омеги обязательно при этом девственны, как чистый лист, а альфы перетрахали всех, кто встречался на их пути. После счастливые омеги рожают тучу спиногрызов, а альфы обещают любить до смерти и улыбаются, как идиоты, слыша топот маленьких ножек по паркету. Так устроена их жизнь, и люди с удовольствием придерживаются этого сценария, но только… Этот сценарий нахуй идет.        Чонхо ломает стереотипы с громким криком: «Кийя!», потому что природа очень сильно над ним поиздевалась, сделав омегой. Чхве с легкостью арбузы руками разбивает, хрупким и изящным его точно не назовешь, да и о детях он отзывается с кислой миной на лице. Ну какой он омега?!       Парень идет по улице, лавируя среди кучи людей. Люди, которые держатся за руки и смотрят друг на друга, так словно этот человек — весь его мир. Истинные. Тупое слово, пропитанное пошлостью, блевотиной и розовыми блестками. Истинные — это навсегда, до конца дней твоих ты будешь вынужден смотреть на одно и тоже лицо. Здорово, правда? Кому-то везет в этой жизни и его истинным становится тот, кто чуть ли не на руках его носит, и с ложечки отборными сливками кормит каждое утро, а другим везет меньше.       Жаль, Чонхо это на своей шкуре прочувствовал.       Не то, чтобы его отец был отпетым мудаком. Хотел он альфу, а родился Чонхо — омега от мозга до самых костей, однако его это не остановило. И воспитывал он юного Чхве, как альфу, и наказывал тоже «как следует альфе», а то есть бил руками, ногами, иногда даже стулом мог запустить, заставлял бегать в одной футболке по морозу, и терпеть не мог, когда Чонхо ныл. «Альфы не ревут, запомни это!» — орал отец и бил ремнем по спине, потому что так больнее. Так и я не альфа, пап!       Но все что мог парень делать это терпеть и жить в надежде, что завтра отец перестанет ебаться в глаза и взглянет на мир адекватно, перестав мучить и себя, и своего мужа, и своего сына.       Его второй же отец — типичная омега. Низкий, тонкий, почти прозрачный и полная тряпка в руках своего мужа. Вертели им как хотели, да и мнения своего он никогда не имел, поэтому на все «воспитательные методы» лишь закрывал глаза, мол, если дорогой сказал, что так надо, значит так и надо. Глушители Чонхо стал принимать с шестнадцати, чтобы отец хоть как-то от него отстал. Как только парню исполнилось девятнадцать, он схватил накопленные деньги и за порог, в Сеул — город возможностей.       И вот, он тут и, казалось бы, все мучения окончены, началась счастливая жизнь…но давайте помнить о том, что это жизнь, а не дешевый мюзикл. Из университета его выпнули после первого семестра — нечем было платить за учебу. Тут не помог и аттестат с отличием, который парень заботливо завернул в тряпочку, и предъявил перед комиссией. Со съемной квартиры его грозятся выгнать уже второй месяц, да не могут. Хоть с хозяйкой Чонхо повезло — старая сердобольная омега, которая не решается выгнать юношу под дождь.       Нет, Чонхо, не имел больших долгов, но квартплату выплачивал частями, потому что многое он откладывал на то, чтобы восстановить свое место в университете, потому что это единственный способ выбраться из этой дыры.

***

      На голову медленно стали падать тяжелые капли дождя. Чхве натягивает капюшон своей толстовки посильнее, и вздрагивает от холода. На улице сентябрь, как бы, пора надеть что-то посущественнее толстовки и тонкой куртки, которая залатанная чем только можно, но денег нет.       Здание больницы медленно исчезает из поля зрения, и Чхве выдыхает с облегчением. Никогда он не любил больницы. Большие, светлые, чистые и абсолютно равнодушные. В этих стенах постоянно что-то происходит, кто-то кричит от боли или, наоборот, покидает ее стены с радостным криком. Это пугает.       Особенно неприятно стоять под цепким взглядом врача и кивать, как болванчик, головой на его нравоучения.       Препараты— это не шутка.       Я знаю.       Они могут привести к летальному исходу.       Да знаю я.       Сколько бы ты не старался, природа возьмет свое, Чонхо.       Сонхва хороший специалист и он прописывает качественные, но доступные для поношенного кошелька Чонхо таблетки. Вот только сердобольный слишком и любит поучать «юнца», (которому эти советы, как рыбе зонтик) жизни. По его словам, рано или поздно омежье нутро вырвется наружу, и вывалит все страдания ему же на голову. Но пока сарай не загорится — огонь мы не потушим, да?        Да как-то все равно, если честно. Пока Чхве жив он будет всеми силами омегу внутри себя давить и прятать, не давая ей и вздохнуть свободно. Папа, ты же хотел альфу? Получи, распишись, старый уебок. Нечего сопли на кулак наматывать, иди отсюда.       Парень подходит к остановке и поднимает глаза к небу — сквозь серую вату не видно ровным счетом ничего. Дорога до дома занимает всего лишь полчаса. И время Чонхо убивает тупым глядением в окно. Люди. Люди. Люди. Люди. Они везде, как будто паразиты, копошатся в собственных делах (или дерьме), и бесят. Хочется побыть в тишине. Хочется выпить волшебных таблеток и перестать чувствовать что-либо вообще. Хочется гнездиться… Вот блять. Он и забыл, что омеги имеют такую отвратительную черту, как нужда в чьем-то тепле. Словно наркоманы в жесткой ломке, их ломает без любви. И альфы рядом. К черту. Чонхо стискивает зубы. Домой. Определенно хотелось домой. Только не в холодную, обшарпанную квартиру, у черта на куличках, которая напоминает больше морг, чем живое помещение, а домой. В настоящий дом где всегда тепло и пахнет чем-то родным. Где выслушают и поддержат. Где больше не придется купаться в одиночестве, словно в битом стекле. Это все омежьи вопли, завались. Чхве вылезает из автобуса, слету наступая кроссовками в лужу. Сразу же становится мокро и холодно. Парень тихо шикает и идет дальше, приближаясь к кособоким многоэтажкам. Серые, покрытые от времени трещинами, они скорее напоминали муравейник, в котором копошились миллионы людей. Альфы, омеги, беты — все смешались воедино, пытаясь ужиться друг с другом и не откусить соседу голову. Во дворе, как всегда стоят поддержанные машины без колес, валяются под окнами битые бутылки, а на земле иногда поблескивают иглы от шприцов. Мда. Это определенно то место куда хочется возвращаться. Скрипнув подъездной дверью, Чонхо на ощупь пробирается к лестнице — лампочки уже как год кто-то спиздил. Хотя в этом есть и свои плюсы, например, хорошо развиваются другие чувства, и возвращение домой превращается в тренировку для суперсолдата. Плюс, конечно, такой себе, но Чхве старался как можно оптимистичнее смотреть на свою жизнь. Однако, когда твоя жизнь с рождения медленно катится в пизду, это становится все сложнее и сложнее. Наконец парень нащупывает дверь — ее прекрасно можно узнать по трещине на ручке. Несколько минут проведя за игрой: «Вставь с первого раза ебаный ключ в дверь», Чонхо толкает дверь, и она со скрипом отворяется. В квартире темно. На кухне капает вода, потому что кран течет несмотря на то, что чинили его уже несколько раз. Чонхо медленно разувается. Из носков можно реки выжимать, как он и думал. Тело словно на автомате само бредет к матрацу на полу, который служит ему кроватью. Плюхнувшись на него, он тут же шипит от боли — какая-то пружина впилась ему в бок. Поднимается облако пыли. Забавно. Чхве готов поклясться, что видел силуэты людей. Почему-то на ум сразу приходят родители. Интересно они скучают по нему? Хотят ли позвонить? Отец чувствует вину за содеянное? Хватит. Чонхо достает из кармана стеклянную баночку с огромной красной этикеткой. Большими черными буквами были перечислены побочные эффекты от употребления лекарства, но парень их даже не читает, сразу же срывая этикетку. Таблетки в баночке глухо стучать друг о друга, как галька на море, и становится даже спокойней как-то. Он достает одну и кладет на ладонь. Маленькая и розовая. И не скажешь, что эта малышка сворачивает голову, будь здоров, и долбит по мозгам так, что начинаешь лезть на стены. Однако Чонхо проглатывает ее, не запивая водой. Наконец-то омега внутри него замолчала на время. Спокойствие. Спокойствие или лишь красивая иллюзия?

***

Чонхо потягивается, стараясь не уснуть. Почему именно ему выпала участь работать в вечерние часы? Потому что ты ебучий неудачник, Чхве. Парня с горем пополам взяли в какой-то фитнес клуб, хотя его едва ли можно назвать хотя бы приличным спортзалом. Находился он в подвале какого-то офиса и в него в основном ходили студенты, домохозяйки, лелеющие мечту о том, что вновь влезут в штаны, которые были куплены лет пять назад и иногда захаживали спортсмены. Не очень требовательный отбор, и вот Чхве стоит в зале с бейджиком на груди. Впервые в жизни парень был благодарен отцу за такое жестокое воспитание, потому что благодаря этому Чонхо хотя бы имел хорошую физическую подготовку. Самый завал по работе приходился на утреннее и вечернее время, однако сейчас в маленьком зале едва ли набиралось человек пять. От услуг Чонхо они отказывались, стоило только ему появиться на горизонте. «Эта сопля будет меня учить?» — буквально кричало их сморщенное лицо. А потом их придавливало штангой. Эти моменты приносили хоть какую-то радость и удовлетворение его самолюбию, когда Чонхо бежал спасать этого идиота. А кто спасет меня? Я принял сегодня таблетки, заткнись, сука. Именно поэтому парень ошивался где-то в самом конце зала, иногда поглядывая за посетителями, настраивая себя на смену полную безделья и беспросветной скуки. Часы работы текли медленно, как добротная карамель, а количество посетителей редело с каждым часом. В итоге ближе к восьми часам осталось от силы человека два, которые вскоре закончат свои дела и разойдутся по домам. Спокойные, последние часы работы и Чхве пойдет в квартиру. Домом это место язык не получается назвать. Заварит себе лапши в разноцветной, пластиковой упаковке, которая вместо яркого вкуса крицы подарит разве что тебе гастрит, выпьет таблеток и ляжет спать. Однако… — Вот что тебя не устраивает?! Зачем потащил сюда? — в зал буквально врывается парочка, срывая дверь чуть ли не с петель. Чонхо поворачивает голову в сторону посетителей. Два парня. Один темноволосый почти на пол головы выше своего спутника. Другой, наоборот, блондин, и явно недовольный тем, что его сюда притащили. — Да, ладно тебе, позанимаешься! — довольно оптимистично подбадривает брюнет, расстегивая олимпийку. Воу. Не то, чтобы Чонхо сильно засматривался, но мускулы у парня были, причем довольно неплохие, а черная безрукавка их только подчеркивала. Это, так, чисто профессиональный интерес. Блондин же в ответ пробормотал что-то неразборчивое, сжимая край своей серой футболки. Было видно, что ему неловко, и по идее Чонхо, как ответственный работник, должен подойти и с тупой улыбкой предложить свою помощь, но смотреть что эти двое будут делать было намного интереснее. Парни проводят что-то вроде разминки. — И что дальше, умник? — блондин растерянно оглядывается по сторонам, не понимая, что делать дальше. Брюнет потирает затылок и пожимает плечами. Зал постепенно опустел и остался лишь один Чонхо, не считая эту отбитую парочку в конце помещения, которая явно не знала, что делать. Вдруг омега шумно втягивает носом воздух. Кофе и мята. Откуда этот запах? Из офиса просочился? Аромат медленно наполняет легкие, раздражая слизистую. Чхве кашляет и пытается открыть маленькое окошечко, чтобы дышать стало легче. Какая отвратительная вентиляция в здании. — Слыш, может у этого паренька спросим? — раздается шепот на другом конце помещения. — Ты меня сюда притащил, ты и иди! — шипит другой голос. — Уен, перестань быть такой pussy, че как не альфа? — От альфы слышу! Иди давай! Так они оба альфы? Интересно. Спор начинал разгораться нешуточный. Лучше вмещаться сейчас, особенно, если это альфы, которые в порыве гнева могут разгромить это место к чертям, а Чонхо потом достанется еще. — Я могу помочь? — пара удивленных глаз переходит на него. — Ты… Тут работаешь что ли? — выдает озадаченно брюнет. Рассмотрев поближе Чхве замечает синие волосы на загривке? Что, простите? — Да. Чем могу помочь? — как попугай повторяет парень. Терпение начинает иссякать. — Мы на первую тренировку пришли. Не знаем что делать. — вмешивается блондин, кидая строгие взгляды на своего друга, — Я Чон Уен, а этот придурок Чхве Сан. — Эй, я старше тебя, где уважение, коротышка?! — возмущается Сан. — Ой, простите, — Уен закатывает глаза, — А этот человек, с которого песок сыпется — Сан. Чхве прыскает в ладонь, потому что действительно смешно. Или у него уже переутомление. Стоит ли представляться? — Чхве Чонхо, — он тыкает пальцем на кусок пластика, прикрепленный к своей футболке. — Очень приятно, — Сан улыбается приветливо, становясь похожим на кота, — давно тут работаешь? Так, а вот это лишнее. — Раз моя помощь не нужна, то… — Чонхо сухо кивает и собирается пойти обратно в свой угол, как вдруг в его руку кто-то цепляется. — Нет, нам нужна помощь, да, Сан? — Уен продолжает кидать строгие взгляды на своего приятеля, который очень активно начинает кивать головой. Тепло чужой ладони обжигает кожу. Приятно.

***

— Спасибо, ты правда помог! — улыбается довольно Уен. До закрытия остается примерно минут пятнадцать, но они только закончили начальную тренировку, которую Чонхо пришлось придумывать на ходу. Сан задумчиво смотрит на Чхве. Слишком долго даже и омега тушуется. — Да, хорошо позанимались, — наконец соглашается он с другом, — Чонхо, я тут хочу кое-что спросить. Как насчет состязания? Армрестлинг. Воцаряется тишина. — Сан, ты совсем отбитый?! Пошли уже! — возмущается Чон, собираясь утянуть Чхве с собой в раздевалку. — Я не против… — неожиданно даже для самого себя соглашается Чонхо. Зря, ой, зря. Сан энергично кивает и садится около какой-то подставки, ставя на нее локоть. — Какой альфа откажется от соревнования? Это странно, что пиздец. Однако Чонхо проделывает тоже самое, садясь на против. Смотреть в чужое лицо становится неловко, поэтому он внимательно изучает потолок. Какой он интересный, кто был автором этого архитектурного шедевра? Уен садится рядом, наблюдая уже заинтересованно. Чонхо сплетает свою ладонь с чужой. По коже идет такой же жар, как от прикосновения Уена. — Так, начали! — неожиданно кричит Уен. Сан напрягается. В глазах горит азарт, а рука быстро белеет, пытаясь победить противника. Помните, что Чонхо стереотипы видал в одном месте? Рука Сана быстро оказывается на другом краю подставки. На лице появляется нескрываемое удивление. — Охиреть… Ты… Как… — сбивчиво говорит Сан смотря, то на свою руку, то на чужую, — Это круто, серьезно. — Вот это да… — Уен шокирован не меньше, даже рот от удивления открыл. Чонхо смущенно потирает шею. — Тренировки, — отмахивается он. — Теперь ты обязан нас тренировать! — подскакивает Сан. Чон активно кивает, вставая на ноги. — Обращайтесь к администратору, — говорит омега, морщась от запаха кофе и мяты, который лишь усилился. Парочка горячо обещает, что так и сделает, и что Чонхо может ждать их в ближайшую неделю. Странные они. «Держать их подальше» — сразу говорит подсознание, и Чонхо с ним соглашается. Все провоняло кофе с мятой.