2061. Мы живые.

             19 мая 2061 года       Время 05:32       Детройт       Башня Андроидов       Моё имя Маркус Манфред              Я не смог войти…. Бронированная и пронизанная силовым полем дверь «клетки», вот она, рядом со мной. А за ней мой брат…. Он и мой отец – нет никого на этой планете, дороже для меня, чем они. А я сижу на полу возле двери, обхватив голову руками, и отчаянно хочу очнуться от кошмара, в который я погружаюсь всё глубже и глубже, не видя выхода и теряя надежду.       Я просидел возле двери не меньше получаса, прежде, чем сумел совладать с подскочившим выше всех возможных пределов уровнем стресса. Невозможно, просто никак нельзя, было зайти к Коннору на грани срыва, и мне пришлось с этим справится.       — Привет, — глухо сказал я, подходя к брату, сидящему на столе, на котором когда-то препарировали и разбирали на части его предшественников, неудачные модели серии RK.       — Привет, — очень тихо и очень спокойно ответил Коннор, бросив на меня короткий взгляд.       Я забрался на высокий металлический стол и сел, касаясь брата плечом. Коннор искоса посмотрел на меня и покачал головой, усмехнулся, но не отстранился.       — Пришёл меня допросить? — так же тихо спросил брат.       — Нет…. Я пришел поговорить…, — ответил я. Слова давались мне с трудом.       — Случилось ещё что-то? Да?       — Случилось…. У полиции есть запись второго убийства со случайного гражданского дрона.       — Случайного? — спросил Коннор, поворачиваясь ко мне.       — Гэвин сказал, что….       — Понятно…, Гэвин сказал…, — оборвал меня Коннор. — И что там на видео?       — Там наши химеры…, и ты, брат….       — Химеры? Андроиды этого сумасшедшего русского маньяка? Но, как?       — Коннор, бокс открывали твоим личным кодом. Я не представляю, как это возможно…, если это не ты….       — Если? Ты уже поверил? — спросил Коннор, спрыгивая со стола и вставая передо мной.       — Нет…, я не поверил…, но я растерялся, это правда…, — ответил я, глядя брату в глаза.       — Ох, Маркус, — произнёс Коннор, покачав головой. Он снова запрыгнул на стол и опять сел со мной плечо к плечу. — Я проанализировал факты…, подожди…, — остановил меня брат, видя, что я хочу что-то сказать. — Я тоже сначала растерялся, ты помнишь. И ты очень помог мне, тем, что не бросил. Я постоянно чувствовал твою поддержку. Но сейчас у меня появилась возможность и время, я проанализировал факты, те, которые знал и пришел к выводу, что это мог быть я…. Даже если бы ты решился прочитать мою память, какой бы пыткой это ни было, ты бы ничего не узнал…. Ты же знаешь, любой супер-альфа может удалить короткий фрагмент, чтобы скрыть факты…. Так что….       — Коннор…!       — Не взрывайся, дай мне сказать.       Коннор говорил очень спокойным ровным голосом, и я замолчал, опустив голову. Я чувствовал его плечо и от этого, кажется, мне было ещё тяжелее, но я даже не думал отстраниться.       — Мы с тобой убийцы, брат. Нас такими создали…. Молчи…, — сказал Коннор, сжав моё запястье. — Но ты…, ты как родитель, который не видит, что ребёнок давно вырос. Ты воспринимаешь меня мальчиком, тем, из тридцать восьмого года, трёх месяцев отроду, толком не понимающим, что вокруг него происходит. Но Маркус…, я давно уже другой. На мне человеческой крови на порядок больше, чем на тебе….       — Каким образом? — спросил я, вздрогнув от такого заявления и вскинув на Коннора удивлённый взгляд.       — Братишка…, это же ты у нас спаситель человечества, — сказал Коннор, повысив голос и поворачиваясь ко мне лицом. — Это ты, в сияющих доспехах, с флагом и нимбом над головой. Это ты идёшь вперёд, не касаясь земли, карая и милуя…, не оглядываясь и не смотря под ноги…. А за тобой идём мы, в мясницких фартуках, с засученными рукавами и руками по локоть в крови. Мы идём и убираем ту грязь, которую ты, брат, просто перешагнул. Поэтому тебя канонизируют, на твои портреты молятся, а нас боятся, а иногда и проклинают.       — Коннор…, я не понимаю…, — сказал я, растерянно.       — Конечно, ты не понимаешь. Ты витаешь у нас в облаках, и мы все бережём тебя, потому, что любим и потому, что знаем, какой ты…. Пока ты, после нашей победы, каялся и замаливал грехи, которые сам же себе и придумал, спасая убогих и вставая на колени перед родственниками убитых тобой солдат, мы наводили порядок в стране. И мы не беспокоили тебя в твоих облаках, ты даже не знал, что происходит, да и не хотел знать. Ты произносил красивые слова перед толпами и со всех экранов, призывая к миру и терпимости. Но ты даже не представлял себе, какой ценой мы устанавливаем этот самый мир. Ты не догадывался о том, как наши враги вставали с нами плечом к плечу перед лицом всеобщей угрозы, не знал, что только наш контроль над всеми военными андроидами остановил надвигающуюся катастрофу.       Ты был нашим лицом, нашим символом. Ты вёл международные переговоры, снова и снова произнося правильные и добрые слова. Тебя слушали, не только потому, что ты хороший оратор, хотя, и это тоже, а скорее потому, что ты сам верил в то, что говорил. И я знаю, что во многом именно благодаря тебе, твоей искренности, тогда во всём мире победили силы, не хотевшие воевать.       Но хаос внутри страны нельзя было остановить никакими словами. Лозунг торговцев наркотиками «там, где кровь голубая, там лёд красный, а деньги зелёные», уже охватил к тому времени все штаты. Людей заменили андроидами, а люди стали бездомными и безработными нищими наркоманами или начали от отчаяния сами толкать дурь. Это необходимо было остановить, вернуть людям право на жизнь, спасти тех, кого ещё можно было спасти.       И мы начали делать эту грязную работу, с молчаливого, а иногда и высказанного согласия всех силовых структур – нам дали полную свободу действий и такую поддержку, о которой можно было только мечтать. Мы буквально зачистили эту страну. Мы не вступали ни в какие переговоры с преступниками, торговцами и производителями наркотиков и прочей нечистью – мы брали их гнёзда штурмом. Я использовал твою тактику, и она оказалась на редкость удачной, я должен это признать. Мирмидонцы, которые командовали подразделениями, имели однозначный приказ – огонь на поражение по любому, кто оказывает сопротивление. Могли ли пострадать невиновные? Наверняка…, но это не имело значения, им просто не повезло….       Мне тогда пришлось очень быстро учиться и очень быстро взрослеть. Да, я убивал, я очень много убивал тогда. Но я никогда не считал и не считаю это ни своей виной, ни, уж тем более, своим грехом. Я делал ту работу, для которой был создан, и которая была необходима. И поверь мне, я делал её хорошо.       Коннор замолчал. Он спрыгнул на пол и прошелся по помещению. Сделав несколько быстрых шагов, он вернулся ко мне. Я тоже встал, и мы оказались лицом к лицу. Я смотрел в глаза брата и понимал, что не знаю его, совсем не знаю. Я не мог сказать ни слова. Моя реальность, та, в которой я жил, внезапно рассыпалась, оказавшись миражом, и я словно вывалился из тёплой, мягко освещённой знакомой комнаты в яркий, холодный и безжизненный мир.       — Маркус…. Маркус! — брат положил мне руку на плечо, и на его обычно лишённом эмоций лице отразилось страдание. — Брат…, я сделал тебе больно, прости, но я должен был…. Я же всё о тебе знаю. Я знаю даже больше, чем ты сам знаешь о себе. Я постоянно общаюсь с Элайджей, и вижу, что с тобой происходит. Ты всегда был таким. Тебя всегда разрывали изнутри противоречия. Порой ты хочешь спасать бездомных котят, а порой убивать всё живое. И спасает нас всех только то, что ты ленивый разгильдяй и романтик, брат, — сказал Коннор, внезапно ласково улыбнулся и покачал головой. — Но сейчас перед нами вопрос жизни и смерти, причём не моей или твоей. Речь идёт о самом существовании мира, который мы построили такой дорогой ценой. Нужно решать эту задачу, но вот беда, я заперт в клетке, а тебя, брат, чтобы заставить всерьёз действовать, как показала практика, мало застрелить и отправить на свалку, нет, тебя надо загнать в угол и не оставить выбора. Так ведь?       — Не знаю…, возможно…, — ответил я очень тихо, чувствуя болезненный укол в глубине сознания – слова брата пробудили самые тяжёлые воспоминания.       — Возможно, да…, так вот, Маркус, я хотел бы понять насколько ситуация уже загнала тебя в угол. Ты понимаешь, что шутки закончились? Они очень скоро потребуют у тебя мою голову, вот увидишь….       — Уже…, — сказал я, опуская взгляд.       — Что «уже»? Уже потребовали?       — Я сегодня уничтожил твои backup-записи, все…, и запись новых остановлена…, — произнёс я, с трудом поднимая глаза.       — Что ты сделал? Зачем, Маркус?       — У меня утром пресс-конференция и Гэвин сказал….       — Брат…, ну что ты…, что ты делаешь?! Ты посоветоваться со мной не мог? Что ты им хочешь пообещать? Публичную расправу, как они любят?! — почти выкрикнул Коннор.       — Нет, пока я жив, я тебя им не отдам, — твёрдо отрезал я. — Если мы будем уверены, что ты виновен, то ты умрёшь. Но я не позволю превратить твою смерть в цирк. Обещаю, ты умрёшь достойно.       — Говоря «мы» ты имеешь ввиду себя и…, кого? Кто эти «мы», которые решат жить мне или умереть?       — Говоря «мы» я имею ввиду нас, нас с тобой Коннор. Да, я уже понял, что совсем не знаю тебя, но и того, что знаю, мне достаточно, чтобы не сомневаться в тебе. Я не верю в твою виновность! Слышишь, брат, я не верю. И я действительно чувствую себя загнанным в угол. Я же не сказал ещё тебе, что Клер мы так и не нашли, а Гэвин считает её мёртвой и пытается повесить её смерть на тебя.       — Опять Гэвин…, — раздраженно сказал брат. — Маркус, запомни, капитан Рид нам с тобой не друг. Он профессионал, мы долго служим вместе, мы сражались плечом к плечу в тридцать восьмом. Он был очень хорош в бою, более безжалостный и хладнокровный, чем я…, но он нам не друг…. А у тебя Гэвин через слово…. Оставь его, он полицейский, пусть занимается своим делом. Да очнись уже, Маркус! Спустись на землю, ты тут очень нужен. Начни действовать, ты же умеешь, когда это необходимо, так давай уже…, сейчас, сейчас уже необходимо….       — Я попросил Френка Сантану частным порядком поискать Клер. Надеюсь, это что-то даст….       — Ну вот, это уже действие…, Сантана хороший парень и отличный детектив. Знаешь, я дам тебе совет. Он тебе не понравится, я знаю, но это, возможно, наш единственный шанс.       — Коннор…, последнее время всё, что происходит, мне не нравится, так что давай свой совет.       — Отправляйся в Вашингтон….       — Предлагаешь обратиться к президенту? А смысл? Чем он поможет?       — Нет, брат, не к президенту…. Тебе нужен Ричард, директор Бюро.       — Кто? Да ты сдурел, он же меня ненавидит…. Он при виде меня меняет цвет, как сломанный светофор на оживлённом перекрёстке – желтеет, зеленеет и краснеет попеременно…. Не станет он мне помогать…. Да он и говорить со мной не станет, а если я начну настаивать на встрече официально, он организует какой-нибудь локальный Армагеддон где ни будь в районе Мексиканского залива и умчится туда. Бесполезно это….       — Во-первых, Маркус, запомни, у директора Бюро Ричарда Перкинса нет сердца…, не физически, конечно…, но он больше машина, чем мы с тобой. Поэтому если он и меняет цвет, когда видит тебя, этот факт никак не повлияет на его действия. Ричард ищейка экстра-класса, а мы с тобой его однажды переиграли, и он относится к нам, как профессионал к профессионалам. Перкинс наш с тобой самый лучший враг. Езжай к нему. У него нет причин любить нас, но я открою тебе тайну – у него нет причин любить никого на этом свете, кроме наглого серого кота по кличке Маркус….       — Серьёзно? Он назвал кота моим именем? — спросил я усмехаясь.       — Да, причём, уже второго…. В тридцать девятом, при зачистке базы наркоторговцев в порту Майями, уже после боя, считая трупы, он нашел между ящиками с красным льдом облезлого и худого котёнка. Я присутствовал при этом. Ричард поднял мяукающее безобразное существо за шкирку на уровень глаз. Я ожидал, если честно, чего угодно. Я думал, что он отшвырнёт его сейчас, убив об стену…, а он вдруг сказал: «Буду звать тебя Маркус» и запихнул кота за пазуху. Пять лет назад кот Маркус был при смерти, а мы только начинали эксперименты по переносу сознания в искусственное тело. И я уговорил Ричарда отдать нам кота. Этот кот стал первым, у которого процесс переноса прошел успешно. Когда мы принесли нового кота к Перкинсу в кабинет, и кот, урча, улёгся на привычное любимое место на специальном мягком табурете сбоку от рабочего стола директора, Ричард криво улыбнулся и заявил: «Ну что же, робот Маркус…, это даже забавно…».       — Ты считаешь, что он будет помогать нам из уважения к коту?       — Нет..., брат, ты меня опять не слушаешь…. Он не будет нам помогать, но он не только нам – он никому помогать не будет, понимаешь?       — Если честно, пока не очень….       — Я уверен, что Бюро уже вовсю работает по этому делу, не может не работать, при таком то общественном резонансе. Нам с тобой не нужна ни помощь Ричарда, ни его дружба – нам нужен его профессионализм, его железная хватка и мощности его организации. Помнишь его кличку? Коллеги называли его Шакал. Он холодный, мрачный и одинокий охотник, который выследит жертву, во что бы то ни стало. Тебе нужно только заручиться его обещанием держать тебя в курсе хода расследования. И я уверен, что он не откажет, так как дело касается меня. Как бы странно это ни звучало, после того, как он узнал всю правду об Аманде и о том, что его использовали вслепую, скрыв важнейшую часть информации, именно он поддержал нас во время нашего крестового похода против мафии и обеспечил нашу связь с военными. Он нам тоже не друг, но он либо найдёт убийцу, либо докажет неопровержимо, что это сделал я. Нам подходят оба варианта….       — Брат…, — сказал я, болезненно поморщившись от того, что Коннор снова упомянул о возможности своей вины.       — Ну что ты, Маркус, — сказал Коннор, сжимая моё плечо. — Я же просил тебя спуститься с облаков на Землю. Не морщись…, это реальность, прими её и делай то, что должен. Найди убийцу или докажи, что это был я и дай мне право на достойную смерть. Главное не мы с тобой и не наши жизни. Главное сберечь мир, оплаченный голубой и красной кровью. Сделай это, ты сможешь….        Коннор внезапно порывисто притянул меня к себе, и мы обнялись так крепко, будто хотели удержать друг друга на самом краю зияющей пропасти, не дать упасть, спасти, защитить от всего мира.       — Спаси меня, если сможешь…, — как-то неожиданно беспомощно и по-детски сказал Коннор, и я не нашел в себе сил, чтобы ответить. Я только едва заметно, несколько раз кивнул в ответ, глядя брату в глаза. Все слова сказаны, осталось сделать всё возможное, а потом, если потребуется, совершить невозможное ради спасения того, кто мне дороже единственной настоящей ценности, которая у меня есть – моей жизни.                     19 мая 2061 года       Время 06:49       Пригород Детройта       Дом семьи Манфред       Моё имя Маркус Манфред              «Добро пожаловать домой, Маркус», — произнесла охранная система, открывая дверь.       Когда мы с отцом перебрались в этот дом, я перенёс на новую охранную систему все записи со старой. Наладчики из Башни предлагали новомодные записи голоса, намного более естественные и мелодичные, чем наша, но я отказался наотрез. Именно этот голос приветствовал меня в ту страшную ночь, двадцать три года назад. И сейчас, вновь и вновь слыша его, я каждый раз испытывал очень тёплое чувство, чувство, что я вернулся домой и, что меня тут по-прежнему ждут.       В просторном холле было прохладно и как обычно тихо, но к своему удивлению я услышал, что из-за закрытой двери гостиной доносятся приглушенные мужские голоса. Слов было не разобрать, но было очевидно, что в доме кто-то есть. Гостей я точно не звал, поэтому насторожился.       Автоматическая дверь раздвинулась при моём приближении, и я увидел отца, упругим быстрым шагом идущего ко мне.       — Сынок…, — Карл стремительно подошел и обнял меня, как после очень долгой разлуки. Я ответил на объятие, на секунду уткнувшись ему в плечо и прикрыв глаза. Это было, пожалуй, первое проявление нежности ко мне со стороны отца с момента его переноса в новое тело. Мне было тепло и одновременно больно от этого жеста. Карл чуть отстранился и погладил меня по щеке. — Как ты, мальчик…? — спросил он дрогнувшим голосом.       — …нормально, — сказал я, справившись с волнением.       — Не сердись, но это я их всех позвал….       — Я думал, что ты на Кубе…, никак не ожидал тебя тут застать, да ещё с гостями.       — Маркус, ты слишком плохо обо мне думаешь, как я погляжу. У моего родного сына беда, а я буду развлекаться? Так ты себе это представляешь? — сказал Карл, нахмурившись.       — Нет…, я не знаю…, мне казалось, что ты не очень интересуешься моими делами последнее время.       — Когда кажется – креститься надо, сын мой, — пророкотал знакомый голос и из-за спины Карла выросла статная фигура в сером, плотно застёгнутом длиннополом одеянии.       — Здравствуйте, Отец Валентин…. Сын мой? Правда…?       Сегодня воистину был день сюрпризов. Отец впервые обнял меня, а священник, больше двадцати лет упорно избегавший назвать меня, как своего обычного прихожанина «сын мой», внезапно произнёс это так, словно так было всегда.       — Маркус…, понимаешь, — сказал священник, запинаясь. — Я подумал…, да и матушка…, сам знаешь, как к тебе относится. Словом, решил я, Бог с ним, с Поместным Собором…, я готов им доказывать и они, рано или поздно поймут. Что касается меня, нашего храма и всех наших прихожан…, отныне я никогда, слышишь, никогда не скажу, что у андроидов нет души. Я смиренно прошу у тебя прощения за то, что проявил малодушие и не защищал тебя и твой народ перед своими церковными властями. Я виноват…. Кому, как не мне знать, что ты, Маркус, бываешь куда как более душевным, ранимым и эмоциональным, чем многие люди.       — Отец…, вы же знаете, у меня… сложные отношения с Богом….       — Сын мой, — с явным удовольствием произнося это обращение, сказал священник. — У всего человечества сложные отношения с Богом, так что ты не уникален в этом смысле.       — Пойдём, пойдём, тебя все ждут…, — сказал Карл, подталкивая меня в спину.       — Все…? — спросил я и тут же услышал, что в глубине гостиной, там, где у нас напротив камина стояли просторные мягкие диваны, слышны голоса ещё нескольких человек.       Мы пересекли комнату, и только тут я разглядел остальных гостей. С диванов, навстречу мне поднялись ещё трое мужчин.       — Хэнк, Епископ Чепмен, Лютер…, я очень рад вас видеть, — произнёс я, пожимая руки гостям. — Адам, Кэра и Алиса с тобой не приехали? Давно не видел их….       — Нет, Маркус…, они хотели, но мама что-то хворает последнее время и девчонки не отходят от неё. Нашу Мать Церкви разве удержишь в постели? Постоянно вся в делах….       — Скучаю по ним…. Если всё закончится благополучно, приеду обязательно. Лютер, как там мои лошади, здоровы? — обратился я к огромному чернокожему андроиду, стоящему за спиной у Епископа. Адам Чепмен, довольно крупный плотный чернокожий мужчина с коротко стриженной седой бородкой, в строгом чёрном костюме с неизменным белым воротничком. Но даже он казался мальчиком по сравнению с гигантом Лютером.       — В порядке твои лошадки, не волнуйся, я сам ухаживаю, а Кэра и Алиса каждый день ездят на них, так что они только тебя и ждут, — пробасил Лютер, широко улыбаясь.       — Сынок, садись, давай…, мы все не просто так тут собрались, нужно поговорить, — сказал Карл, указывая на кресло, стоящее напротив диванов. Я сел в кресло, а все присутствующие уселись на диван напротив меня. Я почувствовал себя на совете старейшин – так представительно выглядели наши солидные гости и так внимательно и оценивающе смотрели на меня эти мужчины, знающие о жизни намного больше меня.       — Маркус…, ты был у Коннора? — необычно для него тихо и сдержанно, с болью в голосе, спросил Хэнк. «Старик совсем сдал», — подумал я, с сожалением глядя на опущенные плечи, потухший взгляд и осунувшееся бледное лицо бывшего грозного шефа полиции штата.       — Да, Хэнк…, я был, — сказал я, выпрямляясь в кресле и глядя ему в глаза.       — Как он…? — через силу спросил Хэнк, тяжело выдохнув.       — Он…, Коннор… ваш сын держится, Хэнк…, он справится…, он сильный… и он не виноват, — проговорил я, сбиваясь и подбирая слова, боясь сделать старику ещё больнее…, хотя куда же ещё….       Хэнк не ответил. Он кивнул и низко опустил голову.       — Маркус, выслушай нас! Мы понимаем, как тебе трудно. Именно поэтому мы все здесь, — решительно сказал Карл. Он встал с дивана и указал на присутствующих. — Посмотри! Мы все готовы помочь тебе. Я знаю, сын, ты, по сути, одиночка, и просить помощи не любишь. Но сейчас не тридцать восьмой…. Тебе не нужно просить, тебе нужно просто принять помощь.       — Да, сын мой…, — сказал Отец Валентин и тоже поднялся во весь свой немаленький рост. Я встал, понимая, что то, что говорят сейчас эти люди не просто важно – то, что они говорят, способно вновь изменить ту реальность, в которой я живу, изменить весь мой мир. — Мы не дадим средствам массовой информации раздуть истерику в обществе, поверь мне, — громко заявил священник. — Мы знаем, кто такие журналисты – они просто стервятники. Профессиональные трупоеды. Только питаются они не мёртвым мясом, а болью и горем людей. Им чем хуже, тем лучше. Чем больше ада, чем страшнее событие – тем жирнее кусок, который они пропихивают в свою прожорливую глотку. Но каждый из нас, каждый из здесь присутствующих и сотни, тысячи людей по всей стране – мы все готовы отдать свой голос за ваш народ. Мы потребуем самого тщательного расследования. Я подключу всех священнослужителей, которые доверяют мне. А их, сын мой, очень и очень много. И это люди абсолютно разных конфессий, не только православные. Епископ Чепмен имеет огромный вес в так называемых чёрных церквях во всех штатах. Простите, Адам….       — Не извиняйтесь, Отец, не нужно…. Да, Маркус, мы поддержим, мы все поддержим тебя. Вот Лютер…. Ты думаешь это просто большой андроид, который чистит копыта твоим лошадям? Нет, Маркус, Лютер первый в мире крещёный андроид! Да, да, да, не смотрите на меня с таким ужасом, Отец Валентин, мы окрестили Лютера и теперь он поёт гимны на наших службах. Прихожане обожают его за доброту и готовность прийти на помощь. Вы думаете всем этим людям не безразлично какого цвета у него кровь? Я скажу вам – абсолютно безразлично, ибо Иисус любит нас и говорит нам: «По плодам их узнаете их. Не может дерево доброе приносить плоды худые, ни дерево худое приносить плоды добрые»! Уже сегодня, на проповеди, во всех наших приходах прозвучат призывы к прихожанам сохранять спокойствие и молиться за Коннора Андерсона и Маркуса Манфреда, чтобы даровал им Господь силы, чтобы всё преодолеть и мудрость, чтобы найти истину…. Иисус с нами! Аминь! — воскликнул Епископ, воздев руки.       — Аминь! — ответили торжественно Лютер и Отец Валентин.       Карл сделал шаг ко мне и похлопал меня по плечу, и только Хэнк остался сидеть. Он поднял на нас тяжёлый взгляд, полный боли и вдруг закрыл лицо руками и весь затрясся от мучительно сдерживаемых рыданий.       — Хэнк, Хэнк…, пожалуйста…! — я бросился к нему, упав на одно колено, и попытался отнять руки от его лица.       Хэнк глухо застонал, часто прерывисто задышал и сжал рукой рубашку у себя на груди. На его лбу появились капельки липкого холодного пота, и я почувствовал, как его рука, которую я сжимал, внезапно стала ледяной на ощупь….       — Сердце…, Карл, аптечку, — закричал я. Счет между жизнью и смертью идёт на секунды, мне ли этого не знать…. Перед тем, как решиться на перенос, мой отец перенёс два инфаркта и выжил только благодаря тому, что я был рядом и действовал очень быстро. Я бросил экстренный вызов. Сара ответила мгновенно.       — Сара, медиков ко мне домой! Срочно! Человек, семьдесят шесть лет, предположительно инфаркт, боль в груди, холодный пот, затруднённое дыхание, в сознании, — отчеканил я, стараясь облегчить медикам задачу – им не придётся ничего спрашивать, они смогут действовать мгновенно.       — Есть, сэр! — по-военному ответила моя незаменимая секретарша. — Ещё что-то, сэр?       — Нет, действуй…!       — Медики уже в пути, сэр. Будут через пять минут.       — Спасибо, Сара…, — бросил я, выключая связь.       Никто из присутствующих не растерялся и не запаниковал. Отец Валентин, бывший кадровый офицер, хмурил брови, но команды отдавал чётко и по делу. Одежду на груди Хэнка разорвали, облегчая дыхание. Епископ Чепмен распахнул окно и в комнату ворвался свежий воздух раннего утра. Лютер сел рядом с Хэнком и помог ему слегка откинуться назад, оперевшись на грудь гиганта и заняв удобное положение. Карл уже достал аптечку и, раскрошив таблетку аспирина, почти насильно засыпал порошок в рот Хэнка. От кислого лекарства Хэнк поморщился.       — Нет-нет, старина, — бормотал Карл, вытирая полотенцем пот со лба Хэнка. — Не смей умирать, слышишь…. Ты нам нужен всем, ты сыну нужен…! Как он без тебя? Держись, сейчас примчатся врачи и всё будет хорошо….       — Медицинская бригада к господину Манфреду, — сообщила охранная система.       — Впустить, — крикнул я, хотя она расслышала бы даже шёпот. — Лютер, продолжай поддерживать Хэнка и выполняй команды медиков. Карл, Отец Валентин, Адам, вам лучше отойти, врачам нужен оперативный простор….       — Пойдём на кухню, — кивнул Карл и оба священнослужителя последовали за ним.       Медики, два андроида и один человек, вошли в комнату. Я указал направление и андроиды молча прошли к пациенту, только коротко кивнув мне.       — Здравствуйте, господин Манфред, — сказал врач человек.       — Здравствуйте, Мартин, пожалуйста, помогите нашему другу, этот человек очень дорог нам…, — ответил я, узнав врача, который приезжал несколько раз к Карлу, когда ему становилось плохо.       Врач не заставил просить себя дважды. Он коротко кивнул и быстрым шагом прошел вслед за своими коллегами. Они работали молча, быстро, без суеты, выполняя манипуляции выверенными движениями, и уже через несколько минут доктор Мартин скомандовал принести носилки.       — Не нужно носилки, — прогудел, насупившись, Лютер. Он сидел, баюкая старика, прислонившегося к его груди, и легко, словно это был ребёнок, а не взрослый мужчина, поднял Хэнка на руки, поднявшись вместе с ним с дивана.       Медицинский автомобиль взмыл в воздух и мгновенно скрылся, уходя на максимальной скорости по четвёртому уровню. Я набрал номер Стива, но он довольно долго на вызов не отвечал. Я уже совсем, было, хотел сбросить звонок, когда услышал сонный голос брата.       — Маркус…, чёрт, ты на часы смотрел? Я сплю, пластиковый ты болван…, — промямлил Стив, не включая изображение.       — Это срочно…, тебе придётся проснуться, братишка. Хэнка увезли в больницу….       — Что…?! Как в больницу? Почему? Он же…, он же к тебе собирался, вроде…. Говорил поздно ночью, что Карл его позвал. Я уже спать хотел и не очень понял зачем…. Что стряслось, Маркус?       Стив мгновенно проснулся, судя по голосу, и говорил очень взволнованно. «Хорошо, что он так искренне переживает об отце», — подумал я. У людей с этим бывает как-то сложно и непонятно. Не все дети любят своих отцов и не все отцы любят своих детей. Как на мой взгляд, то это у них что-то вроде сбоя программы, только вот вопрос – кто их программировал….