Дотянуться

"In a different world Jaime would have stayed with Brienne. What he has with Brienne is something different - it's a very pure, innocent love". Nicolaj Coster-Waldau

*** Они с Подриком обходят добрую половину магазина в поисках тех самых штор, за которыми их послала Бриенна, - Джейме понятия не имел, насколько утомительным бывает шопинг. Впрочем, мысль о том, что пустая комната в их новом доме, наконец, станет детской, наполняет его почти незнакомым, острым восторгом, который стоит всех его мучений. Под всегда рядом, помогает ему, кокетничает с девушкой-консультантом, чтобы она посоветовала, какая кроватка все-таки лучше – узкая с разноцветными мягкими стенками или вот эта, широкая и из дерева. В конце концов, Джейме решает, что короткий привал в местном дайнере - это как раз то, что они оба заслужили после этого тяжелого дня. - Можно тебя кое о чем спросить? – вдруг спрашивает Под, густо краснея. Такая реакция совершенно не свойственна этому пацану, оттого Джейме напрягается, откладывает бургер в сторону. Подрик отводит взгляд, всматривается в окно рядом с собой так пристально, будто бы на парковке разворачивается целое цирковое представление. Будто бы он стесняется что-то озвучить. Будто бы это что-то, что Джейме не понравится услышать. Джейме издаёт одобряющее «ага», но скулы сводит от напряжения. Если Под сейчас признается в том, что влюблен в Бриенну, Джейме придется его убить, и его малышка… его леди будет очень расстроена и зла. Джейме проклинает себя за то, что за последние несколько лет так сдружился с этим пареньком. Хотя не сдружился бы – не узнал, что он посягает на его жену... Черт, ну как же так. Жизнь не может быть так жестока - у Джейме и так очень мало друзей. - Как ты понял, что любишь Бриенну? – спрашивает его розовый друг, и ему требуется все своё самообладание, чтобы уточнить с напускным безразличием: - А в чем дело? Думаешь, что тоже в нее влюбился? Но Подрик Пейн отвечает ему веселым хохотком, в котором явственно чувствуется облегчение, и у Джейме тоже отлегает от сердца: - Нет, конечно! – но, заметив его возмущенный взгляд, он поясняет. – В смысле… Бриенна мне очень дорога… но совсем не в этом смысле… совсем-совсем! Она для меня - что-то среднее между старшей сестрой и… Слава богам. - Заботливой бабушкой, - добавляет Джейме, нервно смеясь. Подрик прыскает в ответ, подтверждает его слова кивком, но затем до него доходит: - Эй! Если что, я этого не говорил! Эта шутка может стоить им обоим жизни. - Никто из нас этого не говорил, - соглашается Джейме, разделяя панику в его взгляде, и прикладывается к своей коле. - Я просто подумал… У вас такая любовь… А мне уже двадцать три, и я не знаю… Мне нравятся девчонки, но все это какое-то… Не знаю. Не так, как у вас. Джейме глубоко задумывается. Действительно – когда он полюбил Бриенну Ланнистер? Он вспоминает себя семнадцатилетним – нет, точно не тогда. Тогда его заботили совершенно другие вещи – бокс, футбол, горячие губы сестры, вечные терзания между тем, чего ждал от него отец, и тем, к чему тянулось его сердце… и постоянная тревога за младшего брата, которому в его восемь лет так и не удавалось найти хоть каких-нибудь друзей. От некоторых претендентов на статус его друга или подруги Джейме избавлялся сам, едва заметив излишнее воодушевление этих детей от того количества игрушек и вещей, которыми обладал его брат. Поэтому – нет, не тогда. Тогда Бриенна была опасностью. Он плохо помнит их первую встречу – голова была забита совершенно другим, да и ее восторг из-за какой-то очередной игрушки в их с Тирионом корзинке не добавил ей очков. «Пусть Тирион немного повеселится», - думал он, паркуясь около неприметного дома на отшибе их города. Он всегда был рад, когда брат мог провести время как-то иначе, чем с ним или за чтением очередной книги, к тому же, тогда у него появилась возможность остаться с Серсеей наедине, пусть и на пару часов. Когда эта несуразная девчонка с видом святой невинности отдала ему запечатанную игрушку – Джейме решил: пускай остается. Вот только большие и наивные голубые глаза почему-то вызывали в нем неконтролируемое раздражение – будто бы она видела и понимала, что он за человек. Да, Бриенна была опасностью – но не для Тириона, для него она стала отличным другом: такая же странная, нелюдимая, закрытая, как и он. Она была опасностью для Джейме, потому что в ее присутствии он отчего-то казался себе скучным, глупым, неспособным поддерживать все разговоры и шутки своего начитанного брата. Отвратительным. Мерзким. И оттого он все никак не мог унять свою злую, почти детскую жестокость по отношению к ней, и всякий раз бездушно шутил над ее некрасивым лицом или угрюмым нравом. Бриенна же никогда ему толком не отвечала, только смотрела разочарованно – этими невозможными голубыми глазами. Затем произошло… то, что произошло. Вернувшись в парк после очередного короткого, но острого секса с Серсеей, первым, что он увидел, стали печальное лицо Бриенны, ее разбитый нос и рассеченная щека. Но даже тогда она не смотрела на него с осуждением или злобой, нет. В ней не было разочарования, которое то и дело появлялось на лице отца, не было закатанных глаз и заломленных рук, как у Серсеи – всякий раз, когда Джейме пропускал что-то важное в ее жизни. Даже изуродованная дракой, которая ей не предназначалась, Бриенна смотрела в его глаза со спокойствием и достоинством. Казалось, она не понимала, что любая другая девчонка, как и любой другой малодушный парень, бросили бы Тириона в том сквере, спасая собственную задницу, а встать и защитить – могла только она. Тогда Джейме понял, что Бриенна была его тихой гаванью, кем-то, на кого он мог положиться – но он больше никогда не должен был позволять ей иметь дело с последствиями его ошибок. «Мы ее не заслужили, - сказал ему Тирион по дороге домой. – Мы не заслужили такого друга, как Бриенна». Но Джейме был с ним не до конца согласен: это только он, Джейме, не заслуживал ее, только он один. Найти ту шайку было несложно – пары примет, которые назвал ему Тирион, было достаточно. Но было чертовски сложно справиться с ними – он не ожидал, что у кого-то из них будет с собой охотничий нож. И вдвойне сложным было остановиться и перестать превращать мерзкую рожу того урода в кровавую кашу попеременно - сначала левой рукой, затем сломанной правой – и без того потерявшей ощущения от порезов. Но даже тогда перед глазами отчего-то стояло вовсе не заплаканное лицо брата, а спокойные как небо глаза маленькой девочки, которую он подвел. Полюбил ли он ее уже тогда – избитую, но отважную десятилетку в грязной футболке? Вряд ли. Но именно тогда он перестал видеть в ней чужую, признал ее своей. В их одиннадцать лет он заподозрил, что брат влюблен в нее, - и испугался этой мысли. Но вместо того, чтобы саботировать их дружбу и свести на нет это гипотетическое увлечение, он почему-то настоял на том, чтобы отец использовал свои связи и помог ей перевестись в школу Тириона, тем самым сблизив их еще больше. Кажется, это был первый искренний и бескорыстный поступок в его жизни. Впрочем, когда Джейме хватило мужества спросить брата, уж не влюбился ли он в огромную и несуразную Бриенну Тарт, Тирион недоуменно поднял брови, смотря на него со смесью удивления и снисходительности. «Конечно, нет, - сказал он, отправляя в рот картошку фри, увенчанную сырным соусом. – В смысле, я люблю Бриенну, но не так, как любят девчонок». Как можно любить иначе – Джейме не знал. В его жизни была только одна любовь, и звали ее Серсея: любовь-обожание, любовь-обладание, любовь-присваивание. Через год Джейме узнал, что Бриенна влюбилась в рафинированного бестолкового красавчика Ренли, и отчего-то рассердился на нее за это. Он постарался избегать ее, отвлечься и совладать с этой неуместной ревностью, но горечь и злость то и дело находили выход в едких и обидных словах, вечных подначиваниях и подколах. Слава богам, младший Баратеон оказался не таким угрюмым засранцем, как Станнис, и не таким похотливым мудаком, как Роберт, и всегда вел себя с ней по-королевски чутко и аккуратно, не давая ей ни лишних надежд, ни поводов для разочарования. Да и то, что в конце концов Ренли предпочел своего лучшего друга всем девушкам на свете, неплохо подняло Джейме настроение. Вот только зря он пригласил Бриенну на выпускной – Джейме уже настроился на то, что сам составит ей компанию. И только увидев на фотографии брата, как она улыбается, он мысленно дал свое благословение, с удовлетворением отмечая, что Ренли послушал его совета и купил подходящую ее платью бутоньерку. Джейме упустил, когда Бриенна начала превращаться из угловатого подростка в девушку, своей нестандартной внешностью приковывающую к себе чужие взгляды. Первое беспокойство настигло его тогда, когда он застал их с Серсеей, и он никак не мог удержать свой беспокойный взгляд от оглядывания Бриенны: вот декольте кричащей красной кофты, вот округлые бедра в чёрной блестящей юбке, вот белые запястья, скрытые под широкими браслетами, вот внимательные глаза, из-за косметики кажущиеся глубокими и… манящими? Возможно, он был слишком груб и резок, когда потащил ее смывать все это и переодеваться, но видеть ее более привлекательной, словно повзрослевшей… рождало в нем те мысли, которых у него не должно было быть. Он вёз ее домой и не мог даже взглянуть на неё толком - из-за чувства вины… Тут у Джейме звонит мобильный – Тирион освободился и предлагает заскочить к ним домой. Он отвечает, что пока они с Подом грешат фастфудом, и уже через десять минут на соседние стулья приземляются его брат и еще один старый прохвост, которого Джейме отказывается считать другом. - А вы знаете толк во взрослых развлечениях для настоящих мужиков, - тянет Бронн Черноводный, прикладываясь к своему дрянному пиву. - Разве тебе можно пить на работе? – парирует Джейме, прищурившись. - Я ему разрешил, - смеется Тирион, с не меньшим наслаждением потягивая клубничный молочный коктейль. – О чем болтаете? - Я спросил Джейме, как он понял, что любит Бриенну, - после недолгой паузы произносит Под, уткнувшись взглядом в свою тарелку. Бронн реагирует первым. - После того, как эта любовь подошла к нему вплотную и врезала ему по лицу, - смеется хрипло, кивнув в сторону Джейме. – Тогда и понял. Точнее, еще года через три после этого. Джейме в ответ закатывает глаза. На самом деле, осознание того, что он влюбился в Бриенну приходило постепенно - это не было шокирующим открытием или внезапным инсайтом. Это чувство врастало в него, врастало постепенно. Сначала он поймал себя на мысли, что ему ее не хватает: его первая в жизни работа вместе с последними годами учебы съедали все его время, и он больше не мог так часто видеться с братом и его подругой. И если с Тирионом они все равно пересекались дома по вечерам, то найти возможность вернуть себе Бриенну Джейме удалось не сразу. А ведь ее отсутствие ощущалось, ощущалось остро, ему снилось, как она закатывает глаза на его дурацкие шутки, едва сдерживая улыбку, как внимательно слушает рассказы его брата, как едва заметно качает ногой в такт музыке в его машине, как ее руки тянутся к лицу, когда в кино показывают особенно страшный или грустный момент, но она все равно держится и смотрит широко открытыми глазами. Затем к этому добавилось что-то более глубокое, более интимное: потребность прикасаться. Иной раз Джейме буквально сидел на собственных руках, только бы не тянуться к ней, не скользить ладонью по ее пояснице, пропуская вперёд, не поправлять на ней шарф, прикасаясь случайно к шее, не брать ее за руку, когда они куда-то спешили… Но он всегда позволял себе только нейтральные прикосновения, те, которые не выдавали в нем его истинных желаний. Ему хотелось ее радовать, покупать ей всякие глупые мелочи, дарить вещи, от которых девчонки приходят в восторг. Он даже купил ей во Франции кулон, помня о том, как сильно она увлечена рыцарями и турнирами, но отчего-то так и не смог подарить его Бриенне - ему не хотелось выглядеть в ее глазах влюбленным дураком, который думает о ней, когда ее нет рядом. Когда Бриенна попала в больницу с приступом аппендицита, Джейме добрый час простоял на улице, не решаясь зайти, а когда всё-таки набрался сил, почему-то не смог признаться в том, что букет в его руках - от него самого, оттого сказал, что это Тирион просил передать ей. И если все это ещё можно было списать на дружеские отношения, на братские чувства, то когда он снова поймал себя на том, что смотрит на неё как на женщину… это стало началом конца. Он позвал ее тренироваться с собой из чистого альтруизма - Бриенне всегда нравилась физическая нагрузка, и ей явно не хватало интересного спорта… и эгоизма - так сильно ему хотелось покрасоваться перед ней, пустить в свой мир, где он, даже с учётом травмы, - некоронованный король. Вот только стоило ей начать снимать с себя одежду в раздевалке, все его напускное безразличие и равнодушие испарились, и он с ужасом понял, что не может отвести глаз от ее белой кожи с едва заметной россыпью веснушек. Она не была похожа на Серсею - единственную женщину в его жизни - ни в чем: Бриенна не отличалась ни узкими бёдрами, ни большой грудью, но ее чистота, ее застенчивость, ее тщательно оберегаемые нежность и мягкость вызывали в его груди пожар такой силы, на который не были способны даже самые смелые ласки сестры. После этого Бриенна стала его наваждением, постыдным и запрятанным глубоко внутри, несовершеннолетняя лучшая подруга брата стала его самым сладким сном, самой любимой фантазией, самой частой иллюзией во время секса с Серсеей. В то время ему едва удавалось смотреть Бриенне в глаза, и сколько бы он себя не убеждал, что через полтора года, через год, через три месяца она станет достаточно зрелой для его чувств, он все равно казался себе беспринципным и грязным. Но в чем-то Бронн прав: даже тогда, когда они уже жили вместе, когда между ними не было ни ее глупых детских чувств к Ренли, ни порочной соблазнительности Серсеи под боком, когда возраст перестал иметь и моральное, и юридическое значение, обратившись в совершеннолетие, Джейме все равно не решался притронуться к ней, не пытался хоть как-то обозначить свои чувства. Сбой в этой системе случился лишь однажды – когда он узнал, что Бриенна собирается на свидание. Тогда в нем вскипела нечеловеческая, обжигающая, королевская ненависть: к этому мудаку, решившему, что у него есть право на обладание такой чистой душой, к собственным демонам, мешавшим ему рассказать о своих чувствах, к самому себе, малодушному и недостойному. Первые несколько минут он держал лицо, но, стоило ему подумать о том, что кто-то другой будет целовать Бриенну, он сорвался, наговорил ей пошлых и мерзких вещей – настолько сильно было в нем желание извратить то, что может быть между ней и этим парнем. Утром ему стало стыдно, и он хотел было извиниться, но Бриенны уже не было – должно быть решила весь день провести с этим уродом. В тот день он решил, что если боги дадут ему шанс быть с ней – он его больше не упустит. И боги, к которым он больше не обращался – ни до того дня, ни после - выполнили его просьбу в тот же день: Джейме понял это по разочарованному лицу Бриенны, когда она переступила порог их квартиры. Наверное, тогда он уже знал, что любит ее, потому что игнорировать острый, чистый восторг оттого, что она вернулась, что она идет с ним рядом, то и дело поправляя спадающую с плеча спортивную сумку, было невозможно. И он решил, что обязательно позовет ее на свидание. Нормальное, человеческое свидание. Но он все еще был недостоин ее. Он, сбивший мальчика на переходе, оставивший его калекой и малодушно скрывшийся с места аварии. Он, кто годами спал с сестрой, погружаясь на самое дно, извращая тем самым всю суть любви, всю суть семьи. Он, кто отказался от своей мечты, променяв ее на душный офис, где ему снова и снова приходилось участвовать в бесчестных и подлых играх отца, только чтоб угодить ему. Он, предавший любовь и доверие своего брата, разбивший его сердце на выпускном вечере. И он, в ужасе и ступоре стоявший над задыхающимся Робертом, наблюдавший за тем, как Серсея, его близнец, копия его души, радуется тому, что совершила. Он понимал, что никогда не отмоется от всего этого, что если Бриенна узнает хотя бы что-то из этого, она никогда больше не посмотрит на него так, как смотрит всегда – с доверием и уважением. Однако время шло, и голос его совести становился все тише, заглушенный его эгоизмом и приобретенной с годами черствостью – мальчика не вылечить, их с Серсеей историю не отменить, Эйриса и Роберта не вернуть, а с братом он вовсе поступил верно, просто слишком неожиданным оказался этот удар. В тот момент Джейме жил требовательной, душной жаждой – ему уже было мало просто жить рядом с Бриенной, разыгрывать для самого себя наивный спектакль «Мы практически семья». Ему нужно было большее, гораздо большее, чего не заглушить ни алкоголем, ни бесконечной работой, ни воспоминаниями о скупых ласках сестры, с которой после убийства Роберта они безвозвратно отдалились, превратившись в деловых партнеров. Каждый день он видел Бриенну и думал о том, что устал от фальшивок, что ему, наконец, нужно настоящее – с ней. Он попытался хоть раз в жизни сделать все правильно – позвать ее на свидание, насладиться ее компанией, быть заботливым и нежным с ней, и не бояться того, что она поймет, в кого он превращался все эти годы, поймет и оставит его. Но стоило ему прикоснуться к ее руке или заглянуть в ее невозможные синие глаза, готовясь произнести те самые слова, что годами вертелись у него на языке, тьма оживала, поднималась в нем, напоминала о себе. Когда он, наконец, поцеловал ее – совсем не так, как мечтал, не так, как представлял, счастье оказалось невыносимо близко, и по ее раскрасневшимся щекам и пьяной улыбке он понял, что и она испытывает те же чувства… он струсил. Весь день он думал о том, как придет вечером домой, признается ей в любви и каждым своим словом, каждым действием, каждым прикосновением и поцелуем будет доказывать, что она – смысл всего для него, но вместе с тем понимал, что все это невозможно, пока она не узнает правду. Он просто не мог позволить себе стать ее первым мужчиной и единственной любовью, пока она видит в нем белого рыцаря, а не мудака, кем он является. Поэтому вместо того, чтобы идти домой, к ней, он весь день провел в офисе, обдумывая как поступить, но на деле – всего лишь пытаясь отсрочить неизбежное. Когда днем к нему пришла сестра и сказала, что отправила своих людей к Старкам, чтобы наконец забрать Винтерфелл и сравнять там все с землей, как и было прописано в их договоре, Джейме понял, что никогда не сможет обелить себя, он всегда будет таким, как Серсея, будет ее тенью, ее отражением. Он понимал, как дорого Старкам это место, но вместе с тем осознавал, что, как и сестре, был совершенно равнодушен к их чувствам и воспоминаниям – ведь они с сестрой с детства брали свое. И только увидев глухую боль в глазах Бриенны, когда она спросила его про судьбу этого приюта, он понял, что вовсе не связь с сестрой или предательство Эйриса делает его отвратительным для Бриенны, а его черствая душа. Он никогда не будет достаточно хорош для неё - достаточно идеален, как Ренли, достаточно честен, как Робб Старк, достаточно благороден, как Джон Сноу, достаточно прост, как Хайл Хант, достаточно открыт, как Тормунд, достаточно умён и интересен, как Тирион. Он, Джейме Ланнистер, - просто ошибка для Бриенны Тарт, даже если для него самого она - самое правильное, что когда-либо случалось в его жизни. Бриенна ушла, и с ней пропало все – радости, удовольствие от побед, боль от неудач, вкус, запах, цвет, тепло. Без нее он жил на автопилоте, не имея ни единого представления о том, как двигаться дальше, а главное – куда и зачем. Его словно засасывало в какую-то до боли знакомую бездну, и Серсея тянула к нему свои тонкие руки, обещая ему себя - в этот раз без остатка. Дни превратились в какую-то монотонную какофонию из пустых разговоров, шума машин, телефонных звонков и звона его ежедневного стакана виски по вечерам. Он уже почти забыл, зачем ему нужно просыпаться по утрам – и снова Бриенна стала той, кто спас его. Она позвонила ему вечером, печальная и уставшая, и, выслушав ее рассказ про Тириона и узнав все подробности по уликам, он осознал, что – вот оно, то, чего искало его сердце, то, в чем он так отчаянно нуждался – искупление. Он знал, что Серсея никогда не откажется от своей доли – он и не пытался убедить ее, не рассказывал ей о том, какая опасность их подстерегает. Сразу после той встречи с девчонкой Таргариен, Джейме принялся приводить в порядок свои дела, заплатил Бронну за то, чтобы выкрал единственное доказательство его невиновности в смерти Роберта – аудиозапись, отправил сестру с племянниками в безопасное место без долгих прощаний и пришел сдаваться полиции. Но даже здесь Бриенна и Тирион не давали ему покоя, впрочем, то, как они боролись за него, наполняло его сердце теплом и благодарностью. Однако, свое он получил – и два года честно отсидел в изоляции, получив, наконец, наказание, которого так сильно искал все это время. Это был преображающий опыт, и дело вовсе не в тюрьме как таковой, сколько в возможности остановиться и обдумать, какой была его жизнь раньше и какой должна стать теперь. Раньше этим мыслям не было место в его напряженном графике, между суетой и суетой не находилось времени для молчания. А ведь только тишина и молчание рождают ответы – настоящие ответы, искренние, лишенные желания доказать или насолить, лишенные любого влияния извне. Когда Джейме выпустили, он понимал, что больше никогда не вернется в компанию отца, никогда не будет искать общества сестры – его жертвы должно хватить на то, чтобы искупить все, что было между ними, и исчерпать все, что могло бы продолжаться дальше. Ему нужен был свой путь. И он нашел его – когда брат попросил его как юриста посмотреть некоторые бумаги для Винтерфелла, а Санса, несмотря на всю свою неприязнь и подозрительность, с благодарностью приняла его помощь. Работа в приюте стала его второй ступенью и ответила на его давнюю мечту помогать людям. Индвидуальная практика общественного юриста, который помогает людям, попавшим в трудную ситуацию, была третьим шагом. Особенно трудным оказалось решиться на разговор с Браном, но парень оказался куда более великодушным и понимающим, чем его заносчивые родители. А вершиной всего стала Бриенна. Поначалу он не думал встречаться с ней, потому что понимал, что вся их история с самого начала пропитана его неспособностью принять свои чувства, разрешить себе быть счастливым, а оттого он постоянно делал несчастной ее. Если уж кому и рвать этот порочный круг, то только ему, набравшемуся мужества и честности перед самим собой. Но потом он увидел ее на той вечеринке, куда попал почти случайно, – и все усилия пошли прахом, слишком сильная была жажда, слишком острая была нужда. И то, что за все эти годы, после всего, что она узнала о нем, после всего, что он говорил и делал, не лишили ее ясный взгляд веры в него, сделало его самым счастливым человеком на свете. Даже тогда, в тот день он не думал о том, чтобы вернуться в ее жизнь, он хотел только побыть рядом - те несколько часов, которые Бриенна могла провести на празднике. Но она потянула его за собой, пригласила в свой дом, в свою комнату, в свою постель… и он не смог устоять. Любить ее, быть рядом, становиться лучше ради неё оказалось куда проще, чем он мог себе представить: словно это то, ради чего он был рождён, то, что составляло смысл его глупой жизни. Любить ее - это не только отдавать всего себя, он это умел и раньше, это ещё и учиться принимать - принимать ее уважение и восхищение им, чего он никогда не чувствовал от своего отца, принимать ее искренние и горячие ласки, на которые никогда не была способна эгоистичная Серсея, принимать в себе свою уязвимость и свою боль, чего он никогда не мог себе позволить в кругу своих школьных и университетских приятелей. Любить ее - это, наконец, найти свой дом, свой причал, свою безопасность, разрешить себе быть счастливым, разрешить себе быть нужным и быть нуждающимся, разрешить себе будущее, о котором он всегда мечтал. - Думаю, он шел к этому восемнадцать лет, - вмешивается Тирион, - они оба шли. Так медленно, что сами не заметили, когда начали и когда встретились. Но ни один из них так и не сказал мне «спасибо» за то, что одним ужасным ноябрьским днем… - Это было лето, - поправляет Джейме. - …мне пришлось придумать самый дурацкий повод на свете, чтобы познакомиться с Бриенной и дать им обоим шанс быть счастливыми! - Если это мальчик, мы назовем его Галладон, - предупреждает Джейме, рассмеявшись. - И будете чертовски неправы, - дуется Тирион, не подозревая о том, что они с Бриенной договорились назвать сына в честь него, как только узнали, что она беременна. Под выглядит умиротворенным и немного взволнованным. - Очень круто, - выдыхает он. – Но все-таки восемнадцать лет… Это же чертовски долго… Ты, наверное, жалеешь, что не признался раньше? - Да, Джейме, - подхватывает Тирион. – Что бы ты сделал иначе, если бы у тебя был шанс? Это хороший вопрос. Джейме представляет, как в местном супермаркете, в отделе чая и кофе, едва встретив ее впервые, семнадцатилетний и неотразимый в своей юности, он берет маленькую ладонь Бриенны и прикладывает ее к своей груди, даже не пытаясь сдерживать бешеное сердцебиение. - Чувствуешь? – сказал бы он ей, застывшей от удивления. – Это все ты, это из-за тебя. И так будет всегда. Он бы сказал: - Я полюблю тебя уже очень скоро, но перестану видеть свою жизнь без тебя – еще раньше. Я никогда не буду звать тебя упрямой, страшной, угрюмой или скучной, потому что все это – неправда, которую я говорил только чтобы знать, что вызываю в тебе хоть какие-нибудь чувства. Он бы сказал: - Я буду рядом. Буду рядом, чтобы Варго Хоут не тронул вас с Тирионом, буду рядом, когда ты будешь переводиться в новую школу, буду рядом, чтобы никакой Ренли и не думал стать твоей первой влюбленностью, буду сжимать твою ладонь, когда ты будешь ждать результаты тестов и контрольных, когда будешь думать о поступлении, когда будешь выбирать платье на выпускной и когда объявят медленный танец – чтобы повести тебя танцевать на глазах всех, кто считал, что ты недостаточно хороша. Потому что ты – идеальна. Он бы сказал: - Потому что если есть в мире сила, которая создает людей друг для друга, я уверен, что для меня она создала тебя и тем самым доказала, что очень милосердна. Но я буду стараться быть достойным тебя каждый чертов день своей жизни. И тридцатисемилетний Джейме за грязным столиком в маленькой закусочной не может сдержать улыбки, думая о том, что после этих сумбурных, громких слов Бриенна бы наверняка не поверила бы ему или – еще хуже - испугалась и сбежала бы от него подальше, мысленно окрестив сумасшедшим. Нет, в их истории нет ничего, что можно бы пропустить. То, что родилось между ними, родилось, окрепло, оформилось в слова и поступки, проросло в них, не могло случиться раньше, чем случилось, и имеет смысл и ценность только сейчас – после всего. *** Он заходит домой, бросает ключи от машины в вазочку на комоде, проходит дальше, подмечая согревающий пряный аромат, доносящийся с кухни, заглядывает в кабинет: Бриенна сидит за столом, и теплый свет от настольной лампы нежно освещает ее мягкие черты – закушенную полную губу, прядь соломенных волос, выбившуюся из наспех собранного хвоста, большие внимательные глаза, скользящие по строчкам книги перед ней. Когда взгляд Джейме касается ее небольшого округлого живота, он не может сдержать счастливого тихого выдоха, и Бриенна разворачивается к нему с несмелой, но радостной улыбкой. - Наконец-то. - Заждалась? – спрашивает Джейме, наклоняясь за своим поцелуем. Жалеет ли он о чем-либо?.. Нет. Абсолютно точно - нет.