The Shark Heart

Дэрил Диксон закрывает за собой дверь, поворачивая в замке ключ, потягивается и заделывает свои волосы в низкий хвостик, чтобы они не лезли в глаза. Ему стоило бы постричь их довольно давно, или хотя бы позволить Кэрол подровнять кончики, ведь они и правда мешаются, но его, если честно, это совсем не волнует. Он просто всегда следит за тем, чтобы они были собраны, когда ему это нужно. Как сейчас. Быстро раздевшись, он натягивает тёмно-синий гидрокостюм с логотипом института: схематичный чёрный силуэт акулы на фоне белого кружка. По его краю курсивом выведено: Александрийский институт морской жизни. Он не заморачивается с остальным снаряжением: баллон с кислородом, маска, ласты — ему ничего из этого не нужно. Даже гидрокостюм — это скорее уступка, сделка, которую он заключил с Аароном, который очень категорично запрещал ему плавать нагишом. Дэрил, честно, до сих пор не понимает, почему. Как будто кто-то собирается смотреть на него. Да и если кто-то бы и смотрел, его это не волнует; он не может нести ответственности за то, что другим некомфортно. Но Дэрил всё равно пошёл на компромисс, ведь за все эти годы Аарон и Эрик сделали для него очень многое. А периодически уступать им в чём-то — совсем не сложно. Да и гидрокостюм удобный, приятно прилегает к коже, не пережимая ничего важного, так что всё не так уж и плохо. Подхватив ведро с замороженной, начинающей медленно подтаивать рыбой, он поднимается наверх. Большинство людей не ходят туда так поздно вечером. Лестница ведёт в комнату с табличкой «только для персонала», которая находится над резервуаром, где обитают две белые акулы. Его ласково называют «аквариум зубастиков». В комнату выходит бассейн, отделенный от остального гигантского резервуара прочной сеткой из нержавеющей стали. Ячейки в сетке широкие, так что это — одно из мест, откуда акул кормят в определённые часы. Дэрил садится на край бассейна, свешивая ноги в холодную воду, и вытряхивает содержимое ведра. Он наблюдает за тем, как куски рыбы медленно опускаются ко дну бассейна и проскальзывают через сетку. Еды немного, явно недостаточно, чтобы насытить большую белую акулу, но, с другой стороны — для них не бывает «достаточно». И, в любом случае, Дэрил их сюда не кормить пришёл. Ужин был примерно с час назад, а это скорее закуска. Проходит несколько мучительно долгих секунд, но Дэрил терпеливо ждёт, мыча себе под нос. У него в голове застряла какая-то девчачья песня, которую он вчера услышал по радио в столовой. Он усмехается про себя, вспомнив текст — что-то там о поцелуях под дождем и диком поведении. «Люди такие нелепые», думает он, раздражённо закатывая глаза. Заметив, что в ведре ещё осталась половинка тунца, он подцепляет её пальцами и откусывает кусочек. По сравнению со свежей, замороженная рыба просто отвратительна, и у Дэрила кривится лицо. Однако, еда все ещё еда, и он не собирается жаловаться. В его жизни было время, когда он не мог и мечтать о том, чтобы отправиться спать сытым; ему приходилось рыться в мусорных баках в поисках хоть чего-нибудь съедобного и охотиться на мелких животных, да и этого не хватало. Сейчас всё иначе, но он ни за что не забудет, каково это — голодать. И он будет ценить эту тупую замороженную рыбу. Здесь, в институте, ему много чего стоит ценить, много за что быть благодарным. Он расправляется с тунцом как раз в тот момент, когда в глубине под ним обрисовывается огромный силуэт, тёмный и угрожающий. Облизывая пальцы, он отталкивает ведро подальше от края бассейна и опускается в воду. Выдохнув, он погружается целиком, а затем разом вдыхает столько воды, сколько может. Первые несколько секунд ему чертовски больно, и он мечется из стороны в сторону, трясётся, его тело активно сопротивляется и пытается не утонуть. А потом, так же быстро, как и пришла, боль уходит, и Дэрил снова с лёгкостью делает вдох. Глаза больше не щиплет от солёной воды. Он улыбается, чувствуя себя как дома. Вниз по позвоночнику бегут электрические импульсы, через которые ощущается каждое движение под ним. На дне бассейна, в сетке есть люк. К нему Дэрил и направляется. О нем знают всего несколько людей, и Дэрил — один из них. Собственно говоря, Дэрил — единственная причина, по которой этот тайный проход вообще существует. Никто больше им не пользуется. Ни уборщики, ни ученые, ни, тем более, всякие идиоты, которые платят за дайвинг с акулами или ещё какое дерьмо. Неа. Эта дверь исключительно для Дэрила и его пользы. Открыв люк с помощью пароля, он проплывает вниз и запирает его за собой. Просто на всякий случай, хотя, вряд ли хоть кто-нибудь будет настолько глуп, чтобы последовать за ним в резервуар с акулами. Он направляется вниз, к гигантскому тёмному силуэту под ним. Даже с большого расстояния он узнаёт Генри, самца белой акулы, величественного красавца длиной в три с половиной метра. Лидия ещё больше — почти пятиметровая альфа-самка. Она сейчас исследует более мелкую сторону аквариума, и, скорее всего, не придёт поиграть. Вчера она нашла там сочный кусок свинины, который кормильщики спустили в качестве угощения. Она надеется, что оттуда же появится ещё что-нибудь вкусненькое. Лидия — упрямица, и пока эта надежда не исчезнет, не придёт, если только Дэрил специально не попросит. Дэрил подплывает к Генри, предварительно позаботившись о том, чтобы дать ему знать, кто он такой, чтобы его старый друг по ошибке не решил попробовать его на зубок. Генри осведомляется о том, как он, и Дэрил в ответ улыбается, а затем мягко похлопывает акулу по носу в качестве приветствия. Такой обмен, в том числе и прикосновение, нетипичен для акул, но между Дэрилом и его двумя большими белыми друзьями он уже как традиция. Дэрил научил их новым прикосновениям и жестам, так как сам он не обладает гибкостью, необходимой для раскрытия всего потенциала акульего языка тела. Да и он, скорее всего, не пережил бы все те его многочисленные аспекты, которые включают в себя укусы. Так что вместо этого они пользуются тем, что доступно для кого-то со скелетом из костей.* Они довольно долго плавают кругами, отлавливая почти всю вброшенную Дэрилом рыбу. Он позволяет Генри съесть бо́льшую часть; после сегодняшнего ужина у Аарона и Эрика Дэрил не особо голодный. Он подробно описывает Генри спагетти с фрикадельками с помощью их невербального общения, которое представляет собой смесь языка жестов, адаптированного и упрощенного, чтобы лучше работать под водой; тихих гулких звуков, которые раздаются в воде, улавливаемые их электромагнитными сенсорами; и движений челюстей, хотя в последнем Дэрил довольно ограничен. Его забавляет то, как Генри на него пялится — рот широко открыт, хвост лениво покачивается из стороны в сторону, будто он пытается сказать ему, какой же он дурак, раз ему нравится человеческая еда больше, чем старая добрая рыба или тюлень. «Ну, что-то я не припомню, чтобы вы шибко жаловались, когда я вам притащил говяжьи стейки прошлой ночью», довольно думает Дэрил, ускоряясь, чтобы поймать особо аппетитный кусок тунца, который он затем бросает прямо во внушительные челюсти Генри. Поскольку большие белые акулы спокойно могут закатывать глаза так же, как и люди, и потому, что Дэрил объяснил ему, что этот жест значит у людей, Генри закатывает глаза в ответ на его игривое и инфантильное поведение. Заглотив еду, он тыкается носом в живот Дэрила, заставляя его рассмеяться. Он ласковый малый, Генри, когда забывает о своем позёрстве. Дэрил широко улыбается и нежно кусает его за боковой плавник. Его зубы и близко не сравнятся с зубами белой акулы по размеру или заточенности, хоть они и острее, чем человеческие, зазубрены по краям в весьма узнаваемой манере, и, ну, они растут в два ряда, один из них — втягиваемый. Именно с последним у Аарона было больше всего проблем несколько лет назад, когда он впервые увидел зубы Дэрила. Он должен признать, наверное, у других млекопитающих это должно вызывать некую тревогу — зубы сверххищника, спокойно растущие во рту кого-то, кто, в остальном выглядит довольно безобидно. Бедный парень был настолько этим шокирован, что еще несколько месяцев не замечал темно-голубые зрачки Дэрила, пока в один особо солнечный день луч света не упал на его глаза под особым углом, открывая, насколько мало они похожи на человеческие. Как и многие другие черты его вида, глаза пропустить намного легче, чем зубы. Люди обычно цепляются к зубам. Он рассказывает об этом Генри — показывает на свою челюсть и говорит о том, что даже такая маленькая нелепица, как его зубы, над которыми в глубине бы просто посмеялись, может выглядеть жутко для людей. Дэрил хихикает, когда акула отвечает ему эквивалентом пожатия плечами, будто говоря: «Вот ведь людишки». Они доплывают до кораллового рифа в северной части аквариума, где Дэрил прикладывает все возможные усилия, чтобы убедить Генри, что опять пробовать на зубок мурен — не лучшая идея. Дэрил напоминает ему о том, как в прошлый раз после такой попытки ему было плохо несколько дней. Акулы, как и большая часть рыб, не особо хорошо справляются с ответственностью и всем таким, и способность к составлению логических цепочек — явно не их сильная сторона. Так что Дэрил служит своеобразным голосом разума для его больших белых друзей. Он будто их родитель. Учит их чему-то, а они относятся к нему соответственно, хотя и оба — взрослые, сформировавшиеся акулы, не нуждающиеся в помощи. Если бы Лидия была здесь, она бы ткнулась Дэрилу носом в лицо, как щенок, с лёгкостью отдавая ему свою главенствующую позицию, хотя Дэрил — не самка, и в нем даже половины её длины нет. Генри обычно не выражает привязанность так явно, за исключением редких дружеских толчков; ему нравится быть независимым. Честно говоря, Генри по своей природе примерно настолько же угрожающий и доминирующий, как детёныш кошачьей акулы, но та же природа требует от него поддерживать видимость, что он — одинокий хищный альфа, даже тут, в «аквариуме зубастиков». Вся суть акул заключается в позёрстве и создании впечатлений, вне зависимости от того, нужно это или нет. В дикой природе большие белые акулы, скорее, одиночки, за исключением брачного сезона. Они охотятся и плавают на протяжении всей жизни, всегда голодные и всегда в движении. Их встречи с одинаковой вероятностью могут закончиться как в бойне, так и в дружеском общении. Здесь, в аквариуме, дела обстоят так же, с одним заметным отличием: Дэрил плавает вместе с ними. Его присутствие привносит значительную разницу. Именно поэтому Александрийский институт преуспел там, где не смогла ни одна другая организация: две акулы смогли постепенно приноровиться к проживанию в аквариуме, не устраивая шумихи и не разодрав друг друга на кусочки; хотя их вид и знаменит за полную невозможность их содержания в искусственных условиях. Они даже дружелюбны друг с другом — настолько, насколько белые акулы могут быть, находясь вне брачного сезона. Они с Генри продолжают плавать вокруг рифов, по очереди гоняясь друг за другом за неимением стоящей добычи. Дэрил знает, что Генри скучает по настоящей еде, которую можно было бы ловить. Что-нибудь, ради чего ему пришлось бы постараться, как настоящему хищнику. Он его вполне понимает. От одной мысли о добыче сочного, мясистого тюленя рот у него наполняется слюнками, несмотря на то, что он ни разу не участвовал в подобной охоте и не знает, с какой стороны к этому подступиться. Было бы неплохо, если бы он мог этим заниматься здесь, в аквариуме, но, к сожалению, Аарон ясно дал ему понять, что случится это разве что через его труп. — Это не скотобойня, Дэрил, это место, куда родители приводят своих детей, чтобы показать им морских обитателей, — терпеливо объяснил он и, к большому разочарованию Дэрила, не согласился даже на парочку дельфинов в месяц. Даже после того, как Дэрил попытался ему мило улыбнуться и объяснить, какие дельфины на самом деле невыносимые ублюдки. — Нет, Дэрил, никаких убийств в аквариумах, или, клянусь… — предупредил его Аарон. Облизывая губы, Дэрил отплывает от Генри, когда тот пытается слегка прикусить его ногу. То, насколько Генри может быть осторожен со своими зубами, просто невероятно. Он будто понимает, насколько непоправимо его обычное поведение может ранить это странное, слабое существо, слегка похожее на акулу, но в большей степени — на человека. Дэрил улыбается и всплывает выше, чтобы потом ринуться на Генри и ухватиться за его спинной плавник руками и зубами. Для акулы это сигнал рвануть вперёд так быстро, как только возможно. Потоки воды, обегающие его тело, вызывают в нем дикий восторг, и Дэрил чувствует себя свободным, таким свободным, каким он никогда не был на земле. Мысли об океане наполняют его тоской. Он плавал в его бесконечной глубине только один раз, когда сам был еще детёнышем, едва вылезшим из колыбельки. Всё это было задолго до того, как Мерл случайно убил какого-то парнишку в своей школе. Дэрил лишь однажды почувствовал на своей коже быстрые волны, ощутил, как зовёт и манит к себе настоящая глубина, но он всё ещё скучает по этому. Иногда он задумывается над тем, что было бы, если бы он оставил жизнь на земле. Выжил бы он, в диких океанских водах, без человеческой еды, выглядящий так, что любая акула легко перепутает его с добычей? Неспособный выдержать высокое давление; со своим жёстким, негибким скелетом, с зубами, которые не более чем нелепая пародия на настоящие, и с горячей кровью, текущей по его венам; настоящее млекопитающее, за исключением пары незначительных деталей — смог бы он? Генри фыркает, сбрасывает Дэрила со своей спины и толкает его носом в бок, успешно развеивая все фантазии об открытом море. Акула указывает ему на кусочки замороженной рыбы, спускающиеся к ним. Еще одно угощение, и, поскольку они оба знают, что оно не от Дэрила, значит это — сигнал к окончанию веселья. Дэрил разочарованно встряхивает головой. Он и не заметил, как пролетело время. Потерялся в радости от возможности снова плавать, забылся от того, насколько легко мысли текли в его голове, как и всегда, когда он приходил сюда. Если бы он только мог, он бы плавал целыми днями, а не жалкие два-три часа перед рассветом, но, конечно же, он не может. Если кто-нибудь увидит его: утренняя смена, пришедшая покормить акул, уборщики, ранние посетители — неизбежно возникнут вопросы и правда выплывет наружу, а этого никто не хочет. Дэрил прощается с Генри в их обычной манере, прикусывая его спинной плавник и похлопывая по носу, почесывает грубую кожу за грудным плавником. Акула будто усмехается и телом подталкивает его вперед. Дэрил смеется, ловит зубами цельного тунца и гордо показывает его Генри — «хей, а ну-ка глянь, какой я, могучий охотник» — и затем начинает всплывать наверх, не оглядываясь. Потому что если оглянется, то ему не хватит силы воли, чтобы уйти. Тяжело дыша, он выплывает из люка и взбирается по лестнице на край бассейна, тунец всё ещё зажат у него в зубах. Воздух на поверхности слишком сухой, слишком насыщен кислородом, и Дэрил от него задыхается, роняя рыбу изо рта. Поймав её в ладони, он поднимает взгляд на Аарона, который закатывает глаза, кривясь от отвращения. — Серьёзно… Я ещё могу понять суши или что-то, но это уже перебор, — слабо высказывается он. Дэрил, всё ещё задыхаясь, посмеивается. Его легкие медленно приспосабливаются к изменившейся среде, хотя в эту сторону процесс всегда идёт дольше. Будто его тело знает, что пребывание на суше для него не естественно, и потому бунтует. Он ждёт ещё секунду, чтобы убедиться, что пока что не помирает, и начинает поглощать рыбёшку. После плавания он всегда голодный, как чёрт. Оно отнимает много энергии, даже если он и чувствует себя отдохнувшим и расслабленным, будто после хорошего, крепкого сна. — Не хочешь купить мне что-нибудь позавтракать? — спрашивает он, подмигивая своему боссу. Другу. Что-то из этого. — Может и хочу, — соглашается Аарон. — Если этим завтраком не будет очередная сырая рыба, ну, для разнообразия. — Не, зануда. Яичница с беконом сойдёт, — снисходительно произносит Дэрил. Он начинает стягивать с себя гидрокостюм, не беспокоясь о присутствии в комнате Аарона. Тот краснеет и тут же отворачивается, на что Дэрил закатывает глаза. Аарон всегда так себя ведёт, вне зависимости от того, сколько раз он уже видел его голым или почти голым. От него и пахнет по-другому, когда это происходит, смесь стыда и возбуждения. Дэрил знает, что большая часть людей формируют пары на всю жизнь или хотя бы на сравнительно долгий период времени, а еще они не всегда выбирают свою пару по её размеру, силе или даже способности выносить здоровое потомство. Он знает, что Аарон и Эрик — пара, несмотря на то, что оба — самцы, знает, что это называется «быть геем», и происходит как с мужчинами, так и с женщинами — и его это не сильно волнует. Ну, да, с его более акульей точки зрения в этом нет особого смысла, но это нормально, большая часть того, что люди делают — бессмысленно. Да и не ему об этом судить: его собственные акульи инстинкты тоже не всегда совпадают с желаниями его млекопитающей части. Если бы акулы могли быть геями, наверное, именно этим он бы и был. Может быть? А может и нет. Сложно сказать, потому что его никто никогда не привлекал, вне зависимости от их пола. И он не думает, что это когда-нибудь случится. Ему просто интересно, нормально ли это для людей, ощущать сексуальное влечение к кому-то, кто не является их парой, вне брачного сезона — так, секунду, у людей вообще есть брачный сезон? Дэрил ни разу о таком не слышал, и у людей не принято кусаться, чтобы показать заинтересованность. Так что, наверное, это нормально — хотеть кого угодно, когда угодно, решает он. От других людей — женщин и мужчин — часто пахнет возбуждением, когда они смотрят друг на друга или на него. Он знает, что с их крошечными, тупыми зубками, люди в любом случае не особо увлекаются кусанием чего бы то ни было. По мнению Дэрила, тот факт, что они вообще чего-то добиваются в репродуктивном плане — это уже чудо, они беспомощные, как детёныши, в этом плане. — Кстати, сегодня ты ведёшь группу один, — сообщает ему Аарон с долей сочувствия, как только Дэрил снова одет. Они выходят из комнаты и начинаются спускаться по лестнице, каждый неся по пустому ведру. Дэрил стягивает с волос резинку и пропускает пальцы сквозь длинные пряди. — Не хочу, — нахмурившись, отвечает он. Проведение туров даже не прописано в его рабочем договоре; он, может, и позволил Эрику натренировать себя для этой роли, но это не значит, что ему это нравится. Он ужасен в общении с людьми, в отличии от общения с акулами. — Меня это не волнует, — твердо произносит Аарон. — Ладно тебе, всё не так плохо. В группе по большей части дети и только пара учителей. А с детьми ты хорошо справляешься, правда? Они обожают экскурсии с тобой. — … ну да, — бормочет Дэрил. Человеческих детёнышей намного легче терпеть, чем взрослых особей. Они не такие сложные. Им нравится слушать. С ними легче говорить, потому что они редко отвечают, в то время как взрослые, по опыту Дэрила, имеют тенденцию думать, что они во всём разбираются лучше него, и всегда пытаются доказать это, неся всякую чушь. — Просто постарайся им не улыбаться слишком широко, — подначивая его, советует Аарон. Это очевидная шутка. Они оба знают, что Дэрил, улыбающийся незнакомцам, такой же нонсенс, как если бы он резко стал веганом. — Если хорошо справишься сегодня, я прослежу, чтобы вечером вниз спустили что-нибудь свеженькое и с кровью для тебя и твоих зубастых приятелей, — обещает ему Аарон. — Ничего живого, но свежевыпотрошенная свинья, пожалуй, наилучший возможный вариант? — Звучит отлично, — облизывает губы Дэрил. У него в животе урчит. — Ха. Пойдем, покормим тебя, акулёнок, пока ты не решил полакомиться мной в качестве завтрака, и даже не в приятном смысле, — снова шутит Аарон, и Дэрил позволяет ему увлечь себя в столовую. Обещание еды всегда работает с акулами: в конце концов, они всегда голодны.