Моя королева.

Только я к нему обратилась, как отец поднял на меня глаза. Между нами застыло неловкое молчание. — Девочка моя! — он натянуто улыбнулся мне, уже готовясь встать из-за стола, — Моя красавица! Я молча наблюдала за тем, как мой папа приподнимается, то и дело опираясь на спинку стула, чтобы не упасть на пол. Закончив свой «изящный ритуал», он направился в мою сторону, уже раскрыв руки для отцовских объятий. — Я так соскучился… — с каждым словом он подходил ко мне всё ближе, наполняя кухню едким и противным запахом перегара. Отвратительно. Где ты только достал деньги на такое мерзкое пойло? Я вообще сейчас своего отца наблюдаю на этой кухне? — Не трогай меня. — будто стрельнула я в отца этой фразой, — Ты пьян. — Как скажешь. — тон его голоса изменился, с этим он снисходительно пожал плечами. Как ты до этого докатился? Что с тобой стало? Где же тот трудолюбивый, светлый и молчаливый мужчина, который не взирая на все трудности держался молодцом? С этими мыслями я прошла мимо него, всё ещё держась от папы на расстоянии. — Да… Вот так живём мы. Весь день на работе, всю ночь на работе, на работе, на работе, всё… Вот как же хорошо, когда все дома. Отец и дочь. Эх, дочь… Он не умолкал, продолжал нести всякую чушь. Тем временем, я шарила по кухонным ящикам, выискивая новую порцию круп и консервации. Пусто. Закончив с ящиками, я пошла изучать холодильник и морозильную камеру. Пусто… Я надеялась, что хотя бы в прихожей будут стоять пакеты с продуктами и предметами первой необходимости, но всё тщетно. Я искала деньги, выворачивала сумки и куртки отца наизнанку — без толку. Денег нет. — Где деньги?! — сухо отрезала. Папа умолк и виновато отвёл взгляд. Я, с надеждой, что он всё-таки припрятал их, продолжала смотреть на него умоляющими глазами, которые уже накрывала пелена из слёз. Тишина. Не выдержав, я подняла первую попавшуюся бутылку с пола и швырнула ею в стену. — Ты что, всё пропил?! — уже на крик перешла я. Отец, будучи честным человеком, молчал, вёл глаза и пожал плечами, будто признавая свою вину. Во мне вспыхнул огонь ярости, я готова была смерчем носиться по кухне и крушить всё вокруг себя. — Как ты мог?! Я доверяла тебе! Поверить не могу, что мой отец оказался типичным пьяницей! Неужели такого я знала всё это время? Может, мама ушла от нас из-за тебя? Я говорила всё, что приходило мне на ум. Папа молча слушал, не в силах вставить оправдательного слова. Мне было жаль его, но всё же гнев внутри меня затмевал все светлые закоулки моей души, способные испытывать жалость и сочувствие. Человек он у меня характером не сильный, с людьми общаться не умеет, его легко задеть или обидеть. Ленивый и совершенно неорганизованный. — С меня хватит! Если ещё хоть одна бутылка этой гадости окажется в твоей пасти, домой можешь не возвращаться! — договорив, а вернее, докричав последнюю фразу, я поперхнулась собственной слюной, отчего мои глаза начали слезиться, а белки краснеть. Я стала похожа на разъяренного быка, которого пытаются спровоцировать на нападение красной мантией. Не в силах больше терпеть всё это, я готова была уже уйти, но вслед за собой я услышала: — Я думал, ты у меня хорошая девочка. И вот так ты со мной поступаешь? — папа замолчал, прикрыв глаза, — Когда ушла Таня, мама твоя, я тебя растил, я не бросил тебя, как она сделала, — При-е-изнаю, виноват… Да. — продолжал он уже, слегка зажмурившись и жестикулируя рукой, — Ну, ты понимаешь, что время сейчас не лучше, все дела… — он усмехнулся и начал кивать сам себе, будто одобряя сказанное. Не дослушав, я просто ушла. Так он мог разглагольствовать пол дня, но у меня, по крайней мере, не хватило бы терпения дослушивать его бессмысленное бормотание. — Да лучше бы ты меня бросил, чем оставил жить с собой… — сказала я шёпотом, — Сдал бы в детдом, если уж совсем нет терпения возится со мной. Благо, достаточно взрослая уже, могу сама денег заработать, — на глаза наворачивались слёзы. А ведь он не всегда был таким… Он растил меня один. Всегда. Не могу сказать, что детство у меня было самым лучшим, но точно хорошим. Он обеспечивал меня всем необходимым. Покупал скромные, но милые платьица, дарил игрушки на дни рождения… Он всегда был со мной, а я — с ним. Когда ему изменила вторая жена, которую он полюбил практически так же сильно, как любил мою маму, я была рядом… Когда мне отрезал длинные волосы мальчик, который нравился, папа поддержал меня и приготовил мне моё любимое в детстве печенье с тонной сахара и твёрдое настолько, что зубы сломаешь. Иногда мы могли позволить себе сходить в парк развлечений, это были самые лучшие дни в моей жизни. Я любила его, а он любил меня. Но с каждым годом ему всё труднее и труднее было обеспечивать нашу и так неполную семью, и всё сложнее становилось скрывать то, что у нас проблемы… Когда отец потерял работу, у нас всё перевернулось. Я познала все прелести нищеты, вынужденно научилась шить, убирать, готовить, пока папа снова и снова искал источник заработка, что сложно без высшего образования. Он добрый, понимающий и любящий отец. Но этот человек, будто с другой планеты, не умеет общаться с людьми. Абсолютно не контактирует и боится «высовываться». Из-за чего ему очень сложно найти работу и вторую половину, впоследствии чего он увлёкся алкоголем. Затем он бросил пить, видя, что это ранит меня, но видимо, начал снова… Не знаю, сколько недель, или может месяцев назад… *** Сколько времени я сидела в темноте, обхватив свои ноги руками, ума не приложу. Два серебряных ручья текли по щекам, то и дело раздражая мою чувствительную кожу. Машинально я понятулась к своему стареньком у плееру. Аккуратная коробочка вмещалась в мою ладонь так, будто была специально для неё создана. Очень скоро в одном ухе заиграла очередная композиция, вмещающая в себя элементы металла и гитары и то время, как второе улавливало раздирающую в клочья тишину. Люблю музыку. И гитару… Если бы у меня была гитара, у меня бы было гораздо меньше поводов грустить. А, точно… Уроки… — Чтоб тебя… — пробубнила себе под нос. Оставшийся вечер, вплоть до половины двенадцатого я провела, сидя в окружении учебников, черновиков с заметками и небольшим запасом горького шоколада. *** Будильник зазвонил подозрительно рано. Я чё, на час раньше поставила? Вот это я тупица. — Если спать лягу, то точно вовремя потом не встану. Пора жопу свою поднимать… Предварительно приведя себя в порядок, я буквально смела плоды своего ночного труда в рюкзак. Внезапно на глаза попалась тетрадь по английскому. Неосознанно я старалась обращаться с ней осторожнее, чем прежде. Всё же Елене Николаевне будет не очень приятно видеть мою тетрадь в таком виде, как все остальные… *** Весь день мы с Катей ходили по школе и тусовались вместе. Несмотря на достаточно длительное общение, именно моя подруга очень часто проявляла инициативу. И кажется, её это совсем не задевало. Мне сложно доверять людям, наверное потому, что у меня никогда не было близких друзей. Почему у меня такое ощущение, что что-то идёт не так.? Я не могу понять, это связано со вчерашним, или совсем с другими вещами. Катя… Она ведёт себя странно… — «Екатерина, вы ведёте себя отвратительно, пожалуйста, покиньте класс» Бе-бе-бе! — передразнивала учительницу моя подруга, — Хотя я просто зевнула, представляешь? — А ты ей что? — с некой интонацией безразличия ответила я подруге. — Я ей говорю, что она не имеет права меня выгонять, что я просто плохо спала, а она начала втирать мне, что я урок срываю! Это было ужасно… Как же хорошо, что она больше у нас в школе не работает. Новенькая наша хоть и строгая, но она хотя бы справедливая… Слова подруги меня немного задели. — Ты про Елену Николаевну?.. — Угу. — с недовольством протянула Катя. Какое-то время я молчала, не в силах вставить слова. Она не такая. Нет! Я не дам тебе обвинять в том, чего она не делала! — Почему ты так считаешь? — слегка в растерянности спросила я подругу, будто в недоумении. Есть риск, что англичанка может услышать… — Да ты посмотри на то, сколько она задаёт! И как с учениками обращается, ужас! Чуть что — единица, чуть что — единица… Ну, в лучшем случае двойка. Пока Катя говорила, я краем глаза заметила, что в коридоре, за открытой дверью кто-то стоит. Я не знала, кто там, поэтому и просить Катю помолчать я не могла, а то бы сразу сдала её, будь то кто-то из учителей или сплетниц-старшеклассниц. — Тебе она единицу или двойку ставила, что-ли? — осторожно, снисходительно спросила я, вглядываясь в ту щель и пытаясь по очертаниям понять, кто же это был. Подруга продолжала говорить. Я «невзначай» слегка отошла к стенке, чтобы повести Катю за собой. Остановившись у самой двери, облокотилась на стенку и скинула с одного плеча свой темно-серый портфель. Ой, кажется, я всё время не слушала… Неудобно перед Катей получится. Предположим, что за дверью стоит Елена Николаевна, как бы я разговаривала, как бы вела себя в целом? — Извини, что ты сказала? Я прослушала. — виновато подняла на неё свои глаза. — Я говорю, что она не ставила мне двойку или единицу… Просто…она ставит всем, кто не сдал домашку вовремя, занижает, если ошибся с ответом при первой попытке. Однокласснику нашему, Юре, она поставила три за то, что он неправильно ответил на два вопроса из шести! Я считаю, что он тогда четвёрку заслужил. По крайней мере, я бы ему четыре поставила, была бы я училкой. Катя подняла на меня глаза в ожидании ответа. Так, ладно, просто говори спокойно, размеренно, не употребляй матерных слов… — Мне кажется, она всё правильно делает. В случае с Юрой вопросы были разной сложности, я не думаю, что он заслужил более высокую оценку. Тебе она не нравится из-за того, что она строгая? Если так подумать, то вам всем нравятся учителя, которые завышают оценки, ничего не задают и на уроке не спрашивают. А ведь она одна из немногих учителей, которые могут нас чему-то научить. Катя на секунду замолкла, осмыслив сказанное мной. — Ну, не знаю, не нравится она мне. — в безысходности отрезала подруга. Она опустила глаза и о чем-то задумалась. — А тебе нравится? — исподлобья подняла на меня подруга зелёные глаза. Внутри меня вспыхнул огонь противоречия, отрицания и смущения… Я не знаю, что я чувствую, но тем не менее, где-то в глубине души я почему-то хотела услышать этот вопрос. — Да. — Как учитель, надеюсь? — усмехнувшись, практически перебила меня собеседница. Боже, я не знаю, не знаю! Это так сложно! Да, она мне нравится, но она же учитель, к тому же вероятнее всего она сейчас услышет всё то, что я скажу. Я не хочу, не хочу говорить! Она прекрасная женщина, мне бы хотелось, чтобы она была мне не просто, как учитель… Больше, чем учитель. Как же мне нравится о ней думать, я готова навеки запечатлеть её образ в моём сознании несмывными чернилами, но кажется, мне и не придётся прикладывать усилия. Она нравится мне. Нравится, как женщина и я не хочу, чтобы эта правда закралась в чьи-то уши. Закрою эту мысль на миллиард ключей, как и свои чувства. Господи, как же мне стыдно! — Да, как учитель. Я врала. Врала, вру и буду врать до последнего. Что со мной? Почему мне кажется, что Елена Николаевна не хотела бы слышать моих слов? Тем не менее, после моего ответа лицо подруги изменилось, блеск в глазах сменила улыбка, оголив белоснежные зубки. — Понятно. — Катя улыбнулась. Мгновение поразмыслив, я повернула голову и краем глаза посмотрела в щель. Там всё ещё стояла Она. Да-да, это точно она. Боже, как же я рада её видеть. Какое странное чувство, будто меня пронзили стрелой и ударная волна прошлась по всему телу. — Куда ты смотришь? Боже. Ни в коем случае… — Никуда. Я резко отвернулась и кажется, покраснела. Катя, старательно сделав вид, что не заметила моих багровых щёк, сказала: — Ладно, чего стоишь, пошли. Но я не хочу уходить. Тем не менее я послушно направилась за её величеством Салтыковой. И вот, заглядываю за дверь. Приветливо улыбнувшись, я сказала: — Здравствуйте. — Здравствуйте. — поймав мой взгляд, учительница поздоровалась с нами в ответ. Какая красивая… Боже… Хоть я уже давно была повёрнута к ней затылком, я всем нутром ощущала её взгляд на себе. — Ты чего так медленно? — резко развернулась ко мне Катя. В следующую секунду она схватила меня за запястье и потащила за собой. Преподавательница продолжала смотреть нам вслед, пока я неловко волоклась за Катей, смеясь над собой и краснея. Вскоре мы скрылись за углом, но меня всё ещё не отпускало от того, что произошло. Такая мелочь, а столько эмоций… Вибрации её голоса все ещё отбиваются эхом внутри меня: от барабанных перепонок до самого сердца, которое пропускало очередной удар. Казалось, его сила может разрушить любые барьеры дозволенного, что крепчайшими стенами стоят между мной и моими чувствами. — Кстати. — слова подруги вытянули меня из транса. — Кстати что? — Ты вчера нормально добралась домой? Я видела, что тебе было плохо на последнем уроке. — она сказала это спокойно, но с некой заботой. Стоит ли мне рассказывать о том, что было вчера? С одной стороны я не хочу разносить слухи, ведь я ещё не доверяю подруге полностью. С другой же, внутри меня уже не хватает места, чтобы выплеснуть наружу всё то месиво, шторм из противопоставленных эмоций, бурлящий внутри меня. Ещё и эта ситуация с отцом заставляет меня полностью опустить руки. — Я…В порядке. Сейчас уже лучше себя чувствую. Из головы всё ещё не выходил вчерашний вечер, который я провела со своей любимой учительницей. Я предпочла умолчать об этом. Катя, казалось, вздохнула с облегчением. Она будто хотела спросить что-то ещё, но резко передумала. Так мы и шли друг с другом в тишине до конца перемены. Поток мыслей своим напором насильно выносил меня из реальности. Я всё предвкушала, как я снова буду сидеть на её уроке. Следом для себя я заметила, что стала более снисходительно относится к поведению Кати и её странностям. А ведь всего месяц назад я по сотне раз в день мысленно была готова прибить её только за существование. Я ненавидела общение. Сейчас же её присутствие словно спасательный круг, вытаскивает меня из той эмоциональной дыры, в которую я себя загнала. А я всё сидела на уроке геометрии, который тянулся необычайно долго. «Почему это со мной происходит?» — спросила я себя, — «Это ведь просто симпатия, не преувеличивай…» Я смотрела на эти облака, которые лениво плавали небом под глухой бубнёж математички. «Они так напоминают мне Елену Николаевну. Такие серые и мрачные, а дотронешься — они окутают тебя приятным, бархатным теплом». Смотрю на часы. Шесть минут…ну же! Давай — давай — давай… Я взглядом сверила циферблат и мысленно торопила секундную стрелку, которая в ответ, сопротивляясь, ползла ещё медленнее. «Будь она музыкой, то звучала бы как Фантазия Шопена» — мимолётно пронеслось у меня в голове. «Или так, как играл зиму Вивальди». Сложа руки, я опустила на них подбородок и уже пустым взглядом изучала почти насквозь протёртые ластиком страницы. Неужели в мире существуют те, кто без проблем строит эти ужасные фигуры эпохи конструктивизма? Да, и это наша учительница математики. Из коридора выстрелил звонок. Вибрации разлились по стенам, прокрадываясь в щели. Дышать стало сложнее. Появилось странное ощущение, будто грудную клетку что-то сдавливает с двух сторон сразу. Во рту странное напряжение и зуд. Ощущения, похожи на четыре чашки кофе, выпитых залпом. Как в тумане собираю вещи, пропуская эпизод за эпизодом. Помню школьные стены, окна, парты… Ожила только придя в кабинет английского. Возле стола как обычно шастает Елена Николаевна, перебирая бумажки, что-то записывая. — Здравствуйте! — Катя поздоровалась первой. — Здравствуйте, — почти сразу подхватила я за ней. Учительница медленно поднимает свой взгляд в нашу сторону. Он остановился на мне. — Добрый день… Её глаза прошлись по мне, дав напряжения в 220 вольт. Затем она снова погрузилась в свои дела и, казалось, забыла о том, что мы вошли в класс. Выложив учебники на парту, я будто бы приросла к стулу. Сидела также перед её носом, но всё никак не решалась посмотреть в сторону учительского стола. — Ты чего расселись? Пошли! — подруга потрепал меня за плечо. — Я не хочу… Я устала. Давай тут посидим.? — Встава-а-ай! Насидишься ещё на уроке. — Ну бли-и-ин… — протянула я и мы вышли в коридор. Только мы вышли за двери, как мне стало так стыдно… Я же прекрасно понимала, что хотела остаться в классе не потому что устала. "Это было так тупо, зачем я это сказала… Елена Николаевна ведь всё это слышала и я, как ни странно, на это расчитывала." *** Со звонком моё дыхание участилось и я снова сидела в классе, слушала эту женщину и всё никак не могла навосхищатся её прекрасной мимикой, манерой речи, внешностью… Урок она вела самый обычный, только изредка поглядывая в мою сторону. Она всегда так делает, периодически проходит взглядом по каждому из э учеников, чтобы вовлечь их в тему. Хочу отметить, что у неё и без того очень хорошо получается. Я без стеснения пялилась на учительницу весь оставшийся урок, запоминала каждую фразу, чуть ли не каждое сокращение мышц, которые сопровождали её слова. — Я надеюсь, вы внимательно слушали, поэтому-… Даже не дослушивая фразу, одноклассники поняли, к чему всё идёт. Сзади послышались недовольные «у-у-у» и «ну бли-и-ин». Учительница явно была недовольна тем, что её перебили. — Поэтому! — на повышенных тонах она продолжила, как бы затыкая всех этим словом, — я дам вам небольшой диктант, — сделала акцент на слове «небольшой». — Не переживайте, работа совсем простенькая, — слегка с надменной интонацией, — Ну, для тех, кто слушал конечно, — сделав паузу, она оглядела класс, — Света, раздай пожалуйста. Её рука спустилась ко мне с учительского стола, который находился на возвышенности. Я, дрожащими пальцами, на уровне своего лица, перехватила у неё стопку бумажек. Встаю, раскладываю листики на парты, один за другим. В один момент моё тело будто сковывает и меня охватывает лёгкая паника. Дойдя до среднего ряда, я мельком взглянула на Елену Николаевну, которая на меня смотрела. Нет, это непростой взгляд, она будто изучала меня. Весь процесс занял не более 30-ти секунд, но я ещё раз убедилась в том, что меня учительница, хоть и не явно, но выделяет среди остальных. И мне нравилось это… чертовски нравилось. Почему? Как ни странно, я знала ответ на каждый вопрос. Работа была действительно лёгкой, удивляюсь, как кто-то сможет здесь накосячить. — Дописали, девочки? Я снова посмотрела на учительницу, а она в свою очередь выжидала ответа. — Написали. — почти одновременно ответила Катя. — Угу. — Давайте я проверю быстренько. Получив наши работы, она с ничего не выражающей физиономией что-то чёркала на них красной ручкой. Сложно было предугадать оценку только по её глазам. То ли она специально так делала, чтобы потянуть интригу, то ли это просто её особенность. — Ты всё написала? - шепотом говорит Катя. — Ну да, там же нет ничего такого… — сказала я, боковым зрением наблюдая за реакцией учительницы. — Я на втором задании погорела, что там было? Только я успела открыть рот, как меня заткнули: — Девочки! Тихо! Ваши одноклассники пишут ещё, а вы тут ответы обсуждаете. Я распахнула глаза и неловко улыбнулась, конечно, ничего не сказав. Она глянула на меня и, нахмурив брови, слегка улыбнулась. Ей на стол постепенно приносили работы, новые и новые, скоро там образовалась неаккуратная стопка. — Катя, у тебя четыре. — Елена Николаевна протянула работу моей подруге. — О, класс. Пока одноклассница с энтузиазмом рассматривала бумажку, в скоре очередь дошла до меня. — Свет. Я подняла на неё глаза. — Ну что такое? — она сделала грустный взгляд и слегка выкатила губу, смотря на мою работу. Я продолжала смотреть на неё и не понимала, в чём дело. — Четыре. — сказав это с такой обидной интонацией, будто в этот момент я была самым большим разочарованием в её жизни. Она положила работу на край учительского стола. Естественно, уже расстроенная, я взяла эту работу и заметила ошибку в самом начале, казалось бы, на задании, где невозможно накосячить, но по своей невнимательности потеряла большую половину балла, из-за чего мне не могли бы поставить даже пять с минусом. Она так же быстро проверила работы других и готова была выставить оценки. Затем встаёт из-за стола и подходит к нашей парте. — Давай дневник, я оценку поставлю. Подруга протянула дневник, открытый на неделе странице. Затем попросила мой. Открывает, пишет напротив предмета «английский» — «с.р"(самостоятельная работа). — Не ставьте, пожалуйста… — такая детская и полная жалости интонация вырвалась из меня впервые. Елена Николаевна замешкалась. Она, судя по всему, тоже не хотела ставить мне эту оценку. — Ладно. Пять поставлю. — так легко и снисходительно прозвучали её слова. Она сказала это достаточно тихо, чтобы не услышал никто кроме меня, но и настолько отчётливо, что я поняла её с первого раза. Я от неожиданности готова была вскрикнуть, еле сдержала себя. — Спасибо!.. И дальше прошлась по классу. Я сидела в лёгком смятении, отказывалась воспринимать происходящее. Слышала, как она спорит с мальчиками, которые на отрез не хотели видеть свои колы в дневниках. Кто отмазывался, что забыл, хотя на самом деле прятал его в рюкзаке у товарища. А то, как она ругается с ними, можно слушать бесконечно. Наверное, потому что она всегда знает, что подобным выскочкам отвечать и одерживает победу. «Она же только мне оценку выше поставила, или я что-то не так поняла… Стоп.» Звонок. В этот раз лениво, неохотно позвякивает с другого конца коридора. Я замешкалась. Неужели, это снова случилось? Опять я покидаю этот чудный класс в надежде поскорее вернуться. Странное чувство. Я судорожно обернулась, нашла силуэт преподавательницы, которая из-за спины подходила к доске. Через пару мгновений на одной из боковых её сторон красовалось домашнее задание, которое я написала в свой дневник как можно аккуратнее. И снова мой взгляд упал на ярко-красную пятёрку. Мне сложно было осознать, что такой учитель, как она может завышать мне оценки. Такое было впервые и я не знала, как на это реагировать. Класс постепенно опустел. Я нарочно собирала вещи настолько медленно, насколько могла, чтобы выйти последней. — Шевелись, крыска ты пузатая, — торопила меня Катя. Я вопросительно глянула на подругу. — Тебе моё «пузо» показать? Которого нет? — я состроила саркастичную гримасу. — Ну так я к тому, что ты худая и высокая, должна быстро всё делать! А на деле ты такая медленная, как наела себе килограмм сто двадцать. — Ну, спасибо, извините. Мне нравилось то, что Она слышит мои разговоры с другими. Не знаю, с чем это связано… Просто хочу, чтобы Елена Николаевна знала обо мне и моей жизни немножко больше, чем оценки по её предмету. — Короче, копуша, я убегаю. Я в зале, если что. — Окей. Накинув на плечо рюкзак, я уже была готова попрощаться и слиться воедино с шумным залом, мячём, который когда-то впечалатся мне в голову и облаком кисломолочных ароматов с мужской раздевалки. — Света, подойти пожалуйста.